Глава 10. Уходи.

… В случившемся был виноват он сам. Два неосторожных шага за поворот коридора вместо того, чтобы остановиться и проверить путь впереди; такое возможно, лишь когда в голову лезут посторонние бою мысли. Когда ты нарушаешь главную заповедь — не думать ни о чем, не относящемся к делу. Когда личные эмоции пробивают защиту и концентрацию, делая тебя уязвимым. На какую-то минуту — но и её оказывается достаточно, чтобы провалить задание. Хорошо еще, он попал в переделку уже после того, как цель навсегда успокоилась от земных забот в своем кабинете.

«Будь я проклят», — было первой мыслью, что скользнула в голове в момент, когда Марк сделал эти два проклятых шага и очутился с бдительным охранником едва ли не нос к носу. На сей раз ему не повезло. Маггл не сплоховал, не замешкался, быстро сориентировавшись в обстановке. А именно — попятился и рванул по коридору, лишив Марка возможности свернуть ему шею. Если бы маггл выхватил оружие и попробовал решить проблему самостоятельно, у Марка был бы шанс. Но маггл не понадеялся на себя, и в его положении это было мудрым решением. Догонять беглеца бессмысленно — маггл все равно успеет добежать до тяжелой резной двери первым. Добежать и оказаться там, где охраны было больше чем достаточно. Марк скрипнул зубами и выстрелил. Это не самый умный ход, но давал ему преимущество на пару секунд. Вернуться обратно в кабинет и попробовать по балкону на крышу. Глухой хлопок выстрела даже не создал эха в коридоре, а маггл уже нелепо взмахнул руками и повалился на красный ковер пола, не добежав до спасительной двери пары шагов. Нужно выстрелить еще раз, но грохоту и так уже больше чем достаточно. Крик маггла, топот, звук падения. Пора убираться. Если охрана и не бросится на шум бегом, то, во всяком случае, обязательно найдется кто-нибудь очень исполнительный — посмотреть, что же там происходит. И тогда от каждого шага будет зависеть всё. Он едва ли не бегом вернулся в кабинет покойного конкурента всесильного господина Рэндома и запер за собой дверь. Теперь каждое препятствие между ним и охраной имело значение. Каждая минута. Всё пойдёт в ход — когда охрана пойдет проверить сохранность босса, когда найдет тела тех двоих, которые несли службу у входа. Или если, не дай Салазар, тот бегун из коридора сможет доползти до двери. Да много чего ещё. Сюда попасть очень сложно, а уйти, похоже, еще сложнее. Тот маггл из службы слежения, которого Рэндом перекупил и который обеспечил двухминутный перебой в работе датчиков на ограде, должен был ждать его внизу, чтобы вывести с территории особняка. Марк посмотрел на часы. Время вышло. Из-за своей оплошности, Флинт потерял возможность встретиться с магглом, и теперь об этом можно было забыть. Придется уходить своими силами. Главный вопрос — как?

Марк выскользнул на балкон — повезло еще, свет прожектора не был направлен в эту сторону. Не иначе покойный не любил, когда ему светят в окна. Марк встал на бортик балкона и подпрыгнул, ухватившись за выступающий каменный карниз. Добрался до стены и подтянулся на руках. Хорошо еще, цель не жила в современных коробках, — он не умел карабкаться по отвесным стенам. С карниза до крыши расстояние в один прыжок. Он взмахнул руками, удерживая равновесие. С этого момента лимит удачи был исчерпан.

Магглы подняли тревогу в тот момент, когда он балансировал на краю крыши. Сразу стало очень шумно и светло от прожекторов, ощупывающих территорию, от рева сирены и криков, поднятых в доме. Марк пластом упал на крышу, чтобы избежать участи быть пойманным в перекрестье клинков ослепляющего белого света, жадно искавших его.

«Ну ладно, выбрался ты сюда, — сказал он себе. — А дальше-то что?»

Он повернул голову — сейчас самое время найти укрытие, где можно переждать пик тревоги. Добраться до ограды немыслимо — прожектора освещают каждый дюйм пространства. Создалось впечатление, будто теперь магглы включили даже то, что раньше было выключено. Ни деревьев вокруг, ничего, за чем бы можно укрыться. Он лежал на плоской крыше, даже встать сейчас было бы глупо. Некуда спрятаться. Справа и слева две небольшие стилизованные башенки, две двери, ведущие сюда, на крышу. Справа от него раскинулась «тарелка» спутниковой антенны — единственно доступное укрытие. Если сейчас заползти за неё, то можно будет попробовать добраться до правой башенки; Салазар, сделай так, чтобы там оказалось что-то вроде чердака, любое помещение, в котором можно укрыться! Ну, чет или нечет? Вправо или влево? Откуда полезут те, кто будет проверять крышу? Слева или справа? Или с двух сторон, и ты останешься открытым пулям? Выбирай, Флинт, только выбирай быстро. Он дополз до антенны, на долю секунды приподнялся над пластом крыши, чтобы в прыжке нырнуть к спасительной двери башенки.

«Проклятье!!!» Дверь была заперта изнутри. Марк в бешенстве дернул на себя металлическую скобу ручки. И почти сразу услышал за дверью голоса. Марк отпрянул от двери, уже не прячась особенно, рванулся к противоположной башенке, на ходу выхватывая пистолет. Его сразу заметили — Флинт понял это по крикам охраны и по тому, как быстро распахнулась дверь. Он упал, перекатился через плечо, стреляя на голоса, не целясь. Только бы добраться до башни, укрыться, забиться в угол, откуда можно было бы отстреливаться. Теперь уже не уйдешь. Если вторая дверь тоже окажется закрытой…

Всё оказалось еще хуже. Они загнали его в ловушку — дверь из второй башенки распахнулась — охрана покойного маггла по всем правилам стратегического искусства взяла его в клещи.

Они стреляли почти одновременно, — вылезали на крышу, прикрывая друг друга, и не давая ему даже пошевелиться. Марку удалось в совершенно безумном прыжке, нырнуть за каменную тумбу, высотой не более фута. «Проклятье! Проклятье!» Куда там спрятаться! Все что он мог сделать — полулежать за ненадежным укрытием, ругая на чем свет стоит родителей за то, что не родился маленького роста. Судя по звукам, магглы и не думали вести обстрел из-за укрытия. Они приближались, и если не делать ничего, то очень скоро шансов не останется вообще. Марк с огромным трудом развернулся, встал на колени и приподнялся над укрытием. Два выстрела — вправо и влево. Нырок вниз, переждать ответные выстрелы, снова приподняться, снова выстрелить. Сколько так? Пока не кончится магазин?

Салазар! Он явно недооценивал магглов все это время. Один выстрел не попал в цель, а другой настиг его, отбросив назад. Боль разорвала плечо чуть выше легкого — маггл промазал совсем немного. Марк стиснул зубы — боль была сильной, но терпимой. Пистолет дрогнул в руке — зажав рану пальцами, он сразу почувствовал, как течет кровь. Горячая, толчками уходящая из тела. Правая рука слабела — он переложил оружие в левую руку, и окровавленные пальцы скользнули по металлу, мешая удерживать пистолет. Время уходило. Он ранен — теперь они знали. Еще минуту магглы будут ждать его выстрелов, чтобы понять, насколько плохи у него дела. А когда поймут — двинутся с двух сторон. В пистолете три пули — последняя обойма. Всего их было две — кто же знал, что придется отстреливаться от настойчивых магглов на крыше?

«Ну, что делать будешь? Две в магглов, а третью себе в лоб? Может, так лучше будет? Теперь уже никто тебя отсюда не выпустит. Салазар! Как глупо всё…. Ну что, капитан Флинт, последний выход? Они не будут убивать тебя сейчас, захотят взять живым. Или нет?».

Ещё раз приподнявшись над тумбой, он выстрелил, уже не целясь. Последняя пуля. Магглы уже так близко, что видно их головы. И они знают — отвечать ему нечем.

Конец игры.

«Я с тобой, капитан. Я держу тебя…».

Сильные руки подхватили его, крепко прижимая к себе. Мгновение — и мир перед глазами становится похож на сюрреалистичный смазанный узор, сопровождающийся свистом в ушах. Всё произошло настолько быстро, что Марк ничего не успел заметить: ни лиц магглов, которые должны были быть очень удивлены его внезапным исчезновением, ни того мига, когда крыша сменилась пятном ковра под ногами. Он повалился на колени прямо на этот ковер, давясь тошнотой. Он перенес аппарацию, как маггл — дикое головокружение, острая боль в висках и дурнота. В голове шумело, но сквозь этот шум, он слышал звавший его голос:

— Марк! Марк! Видишь меня?

Пятна перед глазами плясали сумасшедшую джигу — он закрыл глаза, почувствовав, как те же заботливые сильные руки, что вытащили его из заварушки, теперь поднимают на ноги, поддерживают, укладывают спиной на что-то мягкое. Он подчинился, лег и сделал попытку открыть глаза. Пелена медленно рассеялась, и он увидел склоненное над ним лицо Нотта. В серых блестящих глазах плескалась тревога:

— Ну, слава Салазару! — пухлые губы Тео тронула нервная полуулыбка. — Знаешь, как это называется у магглов, капитан? «Словить пулю». Ты просто словил пулю, капитан.

— Как… — закончить Марк не смог — голова закружилась, боль в плече резанула с новой силой, и вслед за ней подступила душная липкая слабость.

Пальцы бывшего подчиненного, такие приятно прохладные, скользнули по его лицу, зарылись на секунду в волосы, замерли в жестких черных путах.

— Тихо, тихо. Не говори ничего. Лежи тихо, тебе нельзя разговаривать, — произнес Нотт, погладив Марка по виску, легким движением прикасаясь к шраму на щеке.

— Я вызвал врача, — услышал Марк голос Рэндома где-то совсем рядом, но повернуть голову было выше его сил.

— К гоблину твоего врача, Рэн. Я сам, — бросил Нотт. — Сам.

Серые глаза просили его потерпеть — это решительное и в то же время виноватое лицо, что бывает у человека, который должен причинить боль. Ради блага, во спасение.

— Потерпи, Марк. Хорошо? Совсем немного потерпи.

Флинт кивнул — боль затаилась где-то, словно человеческое участие изгнало её на время. Он стиснул зубы, чтобы не стонать; видел, как вертикальная складка сосредоточенности залегла на гладком лбу Нотта. Он осторожно отвел в сторону полу кожаной куртки, потянул набухшую от крови майку вниз, и затем с силой разорвал материю, обнажая рану. На лице Тео читалось болезненное сострадание, и Марк почувствовал, что тянется к этому ощущению, как к глотку воды, способному спасти от жажды.

— Навылет, Марк. — Нотт попытался улыбнуться. — Это хорошо, что навылет. Ты только крови много потерял.

Флинт не отвечал — смотрел, как Нотт берет волшебную палочку, как шевелятся губы, шепча заживляющее заклятие. Он никогда не думал, что Нотт знает, как это делается. Хотел спросить его, но еле слышные слова заклинания лишали сил. Заставлял сознание расслабиться, впустить разум в мягкое лоно забытья. Марк закрыл глаза — на мгновение захотелось уснуть, просто лежать вот так, чувствуя, как исчезает боль. А потом в голову ударила мысль, словно всем телом в закрытую дверь. «Лив. Домой».

Наверное, он сделал попытку встать — боль, как задремавший страж, встрепенулась, заставляя заскрипеть зубами.

— Лежи! — смешно, но сейчас Нотт оказался сильнее его. У Марка вдруг не хватило сил, чтобы стряхнуть с себя участливые руки и подняться на ноги. — Куда тебя несёт! Тебе надо поспать, хотя бы немного.

— Мне надо домой, — непослушными губами прошептал Марк.

— Не надо! — Нотт нахмурился. — Мне тебя заклятием привязать к дивану? Всё, что тебе нужно сейчас — отдохнуть! Хотя бы пару часов! И не думай, будто я тебя сейчас отпущу. Даже не надейся. Здесь я командую, капитан.

Марк хотел усмехнуться, но только поморщился от боли.

— Так то, — Тео присел на краешек дивана и призвал в руки квадратный кожаный футляр.

— Рэн, пусть принесут теплой воды и полотенце.

Должно быть, мистер маггл Рэндом сильно удивился, что в его доме от него что-то требуют, а не просят — Марк не видел выражения его лица. Мысль, что нужно повернуть голову, пугала заранее. Тем не менее Рэндом не стал возражать и отдал распоряжение, выполненное на удивление быстро. Марк закрыл глаза, лежал, чувствуя осторожные прикосновения Нотта, вытирающего кровь с его тела. В воздухе явно запахло чем-то травяным и пряным. Почувствовав запах, Марк приоткрыл глаза, с трудом фокусируя взгляд на склянке и вспоминая каменные своды потолка в кабинете зельеварения. Алые пятна жара на углях тигля, ощущение деревянной глади пестика в руке. Это было с ним? Как давно, Салазар! Как давно!

— Как ты меня нашел?

Язык ворочался с трудом, словам приходилось пробиваться сквозь сухость рта, сквозь медленную, вязкую трясину слабости.

— Дурак, — немного по-детски, что совершенно не вязалось с его обликом, произнес Нотт. — Я тебя отметил. Заклинание Связи. Ты что, забыл, как это делается?

«Нет, он не забыл. Они никогда не уходили на вылазку, не отметив друг друга этим заклятием. На тот непредвиденный случай, если нарвутся на засаду авроров и потеряют кого-нибудь из вида».

— Никогда не думал, что мне оно еще пригодится, — пробормотал Марк, заработав от Нотта взгляд, полый негодования. Сейчас ничего в Тео не напоминало уверенного в себе мага, который встретил Марка в этом доме. Марк чувствовал, как вздрагивают его руки, прикасаясь к ране. Волнение заставляло Нотта забыть о том, что нужно сохранить лицо, как подобает истинному слизеринцу.

— Не думал он! — проворчал Нотт. — По-твоему мне все равно, что с тобой будет?

— Я едва не провалил дело, да? Думаю, тебя это волновало.

Лицо Нотта болезненно скривилось, будто Марк сказал несусветную глупость. Грустная улыбка скользнула по губам:

— Просто поспи. Тебе надо отдыхать.

Нотт легко поднялся с дивана — Марк даже не вздрогнул. Слышал, как он произнес заклятие чистки, убирая кровь с ковра Рэндома. Нотт не спешил уходить. Ходил по этой комнате, как у себя дома. Быстрым взмахом палочки опустил тяжелые шторы, погружая комнату в полумрак.

— Тео, — позвал Флинт, чувствуя — еще минута, и он просто не сможет держать глаза открытыми.

— Что? — Нотт оглянулся. Его фигура уже расплывалась перед глазами Марка, теряя четкость очертаний. — Я же велел тебе не разговаривать!

— Спасибо, что вытащил меня.

Должно быть, Нотт усмехнулся — Марк услышал этот звук, но уже не увидел его лица. Не заметил, как он подошел к дивану, пока не почувствовал, как ложится на лоб узкая ладонь.

— Не за что, капитан. Считай, я просто возвращаю долги. Надеюсь, ты не считаешь, что чем-то мне за это будешь обязан?

Марк не ответил. Прикосновение принесло ощущение покоя, или заклятие вступало в силу — теперь уже не важно. Сознание проиграло сну по всем статьям. Его последний отблеск еще поймал теплоту руки, а затем угас, словно задутая свеча.

Он не видел глаза Нотта. Не видел взгляда, скользнувшего по его лицу, не почувствовал, как вздрагивали длинные пальцы. Не слышал шепот, блуждающий на припухших губах, теперь закушенных до крови. И слово «никому», что сорвалось в тишину комнаты, он тоже не слышал. Нотт встал на ноги, осторожно снял с соседнего кресла мягкий плед, накрыл неподвижное тело. И осторожно вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

— Ну что? Надеюсь, вы не очень испачкали мой новый диван?

Рэндом ждал возвращения Нотта, как обычно сидя на краешке стола. Нотт не ответил. Прошел в комнату, устало опустился в кресло.

— Если бы я не знал тебя, друг мой Теодор, я бы подумал, что ты ОЧЕНЬ волновался. Так волновался, что кинулся сломя голову, рискуя своей драгоценной персоной.

Нотт отвернулся от проницательных глаз Рэндома, якобы для того, чтобы расправить манжеты. Спрятать волнение и мысли, наклеить на лицо холодную, высокомерную маску превосходства. Те атрибуты, к которым привык маггл. Нотт поморщился — он и так дал Рэндому возможность увидеть себя взволнованным и испуганным. И это после всех своих рассуждений про заложника, про козырную карту в его рукаве! Самому смешно — какая игра, какие козыри, если он потерял голову, едва увидев здесь Марка. Разве маггл мог все это понять? Что значило для Нотта одно присутствие капитана здесь, рядом? Видеть его, слышать его голос, смотреть на его руки, ловить такой знакомый тяжелый взгляд.

«Возьми себя в руки! Хочешь, чтобы Рэн имел козырь против тебя? Ты же знаешь — он спит и видит, как бы найти у тебя ниточки, за которые можно безвозмездно дергать!».

— Успокойся. Я ничем не рисковал.

— Надеюсь на это, — произнес Рэндом. — Что случилось с твоим Мраком?

— Откуда я знаю, Рэн? С каждым может случиться.

— Если бы не ты… — Рэндом выразительно завел глаза к потолку — Тео видел, что, несмотря на равнодушный тон, Рэндом внимательно наблюдает за ним.

«Салазар Великий, он, должно быть, считает, будто видит меня насквозь. Нет, друг мой маггл, ты даже не представляешь, что это значит — видеть насквозь. Против тебя даже не нужна окклюменция. А вот я могу сказать, о чем ты думаешь. Я подал тебе пищу для размышления — как далеко я могу пойти ради Марка. Ты мучительно хочешь понять, что он значит в моей жизни. Ручной маг Тео — вот о чем ты подумал. Эта идея и страшит тебя, и притягивает».

— Я устал, Рэн. Не хочу об этом говорить.

— Как хочешь, Теодор, — Рэндом примирительно поднял две руки вверх и слез со стола. Нотт проводил его взглядом — маггл неторопливо наполнил два бокала вина и, вернувшись, протянул один из них Нотту.

— В конце концов, дело сделано, а твое эффектное появление и этот фокус с исчезновением дадут богатую почву для слухов. А если бы еще кто-нибудь, кроме меня, видел, как ты затягиваешь огнестрелы легким взмахом руки и своей абракадаброй…. Ты знаешь, дорогой Теодор, сколько денег ты мог бы заколачивать у нас этим своим умением?

Нотт взглянул на него холодно:

— Рэндом, спасение жизни магглов меня не интересует.

— Конечно. Я должен быть тебе благодарен вдвойне, ведь мне даже не пришлось тратиться на доктора. Так? Твой Мрак пару дней поваляется дома, а потом можно начать готовить его к нашему очень важному делу. Думаешь, он согласится?

— Согласится, — как можно небрежнее бросил Нотт.

— А его дружок? Ты говорил, что возникли некоторые проблемы. Кстати, Теодор, сегодняшняя неприятность — не результат ли тех самых проблем?

Нотт отставил бокал и потянулся. На минуту Рэндом залюбовался ленивой грацией его движений. Маг развалился в кресле, похожий на спокойного сытого леопарда. Но Рэндом отлично знал, насколько ложно это впечатление. Только глупец мог доверять обманчивой безобидности чувственных губ, спокойствию смазливого лица, мягкой волне русых волос. Тот, кто не услышал, глядя на этого аристократичного кота, как металлически лязгнули когти.

Но Рэндом знал, с кем имеет дело.

Маг вне закона. Теодор Нотт.

Кастет под бархатной перчаткой.

— Ты помнишь наш уговор, Рэн? — в глазах лед. На губах насмешка. — Эту ситуацию контролирую я.

— Разве я спорю, Теодор? Просто удивляюсь, почему ты так упорно не хочешь применить старую добрую тактику с заложником. Дадим ему понять, что….

— Ты так ничего и не понял, — Нотт знал — Рэндом это ненавидел. Снисходительный тон, усталую улыбку человека, вынужденного в сотый раз повторять одно и то же. — Заставить Марка что-либо сделать можно, но крайне непродуктивно. Ты же не хочешь, чтобы всё сорвалось? Он сам должен войти во вкус, захотеть сделать дело. Наберись терпения. Обещаю, что очень, очень скоро, Марк будет принадлежать нам полностью. Поверь мне.

— Ты ведь знаешь, что делаешь, верно, Теодор?

— Конечно. Тем более, мне это нужно не меньше, чем тебе.

— В это я верю, Теодор.

Нотт удивленно поднял бровь, собираясь спросить, на чем основана эта уверенность, но не успел. Дверь в соседнюю комнату открылась. Марк показался на пороге, держась рукой за притолоку.

— Тебе нельзя вставать!

В присутствии Рэндома Нотт не мог позволить своему голосу дрогнуть. Ему хотелось броситься навстречу Марку, поддержать его за плечи, закрыть эти проклятые двери, не дать возможности уйти. Флинт был смертельно бледен — Нотт видел — ему стоило большого труда стоять на ногах.

— Мне надо домой, Нотт. Прямо сейчас. Я должен.

— Полежи хотя бы по утра, Флинт!

— Мне надо!

Нотт шагнул к нему — он знал, куда лучше Рэндома, что значит этот упрямый взгляд исподлобья и эти сжатые губы.

— Что-то случилось, Марк? — он постарался говорить тихо, так, чтобы Рэндом не слышал.

— Да. Мне надо к Оливеру.

— Ты едва на ногах стоишь! — голос Нотта был злым.

— Не важно. Если хочешь помочь, отвези меня домой. Только без аппарации.

«Мерлин бы побрал твоего Вуда! У меня просто руки чешутся избавиться от этой проблемы раз и навсегда» — подумал Нотт.

— Хорошо, хорошо. Только не отключай телефон, ладно? Если не хочешь, чтобы я аппарировал прямо в ваше уютное гнездышко.

Флинт не ответил — тяжело оперся на плечо Нотта. Они вышли из гостиной, спустились вниз по широкой лестнице. Должно быть, Рэндом уже позвонил насчет машины. Во всяком случае, когда Марк и Нотт вышли из дверей особняка, водитель не мешкая распахнул перед ними дверцу.

— Не отключай телефон, — снова напомнил Нотт. — Обещай, что позвонишь, если тебе станет хуже или вообще… если что случится.

Марк кивнул, тяжело откинув голову на спинку сидения.

— Довезешь туда, куда он скажет, — холодно бросил Нотт водителю.

Марк его не слушал. Тео не спешил закрыть дверцу. Водитель включил зажигание, а он еще стоял, не решаясь отпустить машину. Он видел — Марк уже забыл о его существовании, ни о чем больше не думая, кроме Вуда, и от этого знания становилось невыносимо горько. Когда руки еще помнят прикосновение к обнаженной коже, когда терзали его глупые противоречия: идти медленнее, чтобы подольше побыть с ним рядом, или перенести его к проклятому гриффиндорцу, именно потому, что он видел, как убивает Марка каждая секунда промедления. И скрутив в узел свои мысли и желания, Нотт хлопнул дверцей. А затем стоял и смотрел, провожая машину взглядом, пока она не скрылась за воротами.

Марк не заметил переживаний Нотта. Он мог думать только об одном — как можно скорее оказаться дома. Он не ждал сочувствия — от кого? Это было удачей, двойной удачей за этот день. Нотт спас его дважды: когда вытащил из безвыходной ситуации и когда затянул его рану, избавив от надобности объяснять Оливеру, кто и когда его подстрелил. И за что. Сейчас надо было добраться до квартиры, снять с себя майку. Железный запах засыхающей крови раздирал его ноздри. Он пожалел, что не попросил Нотта убрать кровь заклятием. Почему-то эта мысль не пришла ему в голову. Мерлин, сделай так, чтобы Оливер спал! Он не должен ничего видеть. Уходя из дома, Марк собирался сразу по возвращению поговорить о том, что было прошлой ночью. Не был уверен, сможет ли найти слова, но знал, что на крайний случай он просто не выпустит Оливера из рук, пока тот не объяснит, что же случилось с ним и с чем была связана эта первая холодность, это нежелание даже лежать рядом. Лив должен хотя бы назвать причину — Марк ненавидел это состояние неизвестности, убивающее его, когда всё было в порядке, а потом оборвалось, как лопнувшая струна.

Пока машина несла к дому, он судорожно перебирал в голове все возможные причины такой резкой перемены. На что он мог обидеться на этот раз? На то, что Марк так редко бывает дома? Это они уже обсуждали. Маггла? Но после той страшной ночи Лив ни разу не дал Марку повода для ревности. Как он сказал тогда? Досадное недоразумение? Что тогда? Что? Он узнал правду? Самое простое и самое невероятное объяснение. Просто невозможное, потому что кроме Рея, сказать об этом Ливу никто не мог. А подозревать Рея в таких откровениях — самый большой бред, вообще возможный на этом свете. И потом, если бы Лив на самом деле узнал, чем именно занимается Марк, то простой холодностью дело бы не закончилось. Марк вздрогнул, — не думать! Только не об этом! Не о цене, что пришлось бы тогда заплатить. Где-то в глубине души он знал такой риск имел место, но Марк пошел на него. И всё же думать об этом, даже допустить мысль, невыносимо.

Машина мягко затормозила у подъезда — водитель быстро вышел, открыл Марку дверь. На лице маггла не было никакого выражения — идеально вышколенный слуга. Марк с трудом выбрался из машины, стараясь сохранить твердость шага, вошел на лестницу. Он добрел до квартиры, держась за стену, — хорошо еще, магглы в большинстве своем спали сном праведников. Открывать замок левой рукой было не слишком удобно. Он вошел внутрь едва ли не на цыпочках. По счастью дверь в комнату была закрыта — Лив или уже спал, или вообще не пришел домой. Марк поморщился — допустить такой поворот событий значило вспомнить про магглу. Если Олли снова начнет жаловаться ей на жизнь, где вариант, что она не повторит попытку?

«Не сейчас!» — оборвал Марк эти мысли. Не включая в коридоре свет, он осторожно прошел в ванную. С трудом стащил с себя куртку, положил её на бортик ванны. С майкой все оказалось куда сложнее. Марк включил воду — от потери крови и слабости его вело, ноги подкашивались. Он оперся обеими руками о раковину, стараясь переждать головокружение. «Чертова маггловская жизнь! — он был зол на себя. — Ноешь, как развалина, Флинт! Совсем разучился терпеть? Из-за какой-то пули! Тебе заклятиями все кости сломали, а ты выжил. Был бы раньше таким слабаком, сдох бы на той лестнице! А теперь что? Боли испугался»? Сжав зубы, он рванул с себя майку. Прислонившись к стене, простоял несколько минут, ловя ртом воздух. В зеркале отражалось его бледное лицо с испариной на лбу. Нотт сработал на совесть. Вместо рваной дыры, на бледной коже остался только алый след, круглый, схожий с оттиском монеты на горячем воске.

Сейчас умыться, застирать кровь с майки, добраться до кровати. Даже если бы Лив был дома и ждал, Марк сейчас не мог разговаривать ни о чем. Тео был прав: хотя бы поспать — вот что ему нужно. Он почувствовал, что голоден и смертельно устал. Нечеловеческое напряжение, в котором Марк пребывал последние несколько часов, наконец-то дало о себе знать. Кто бы мог подумать, что в таком состоянии он еще смог затеять стирку.

— Значит, это правда? Это всё — правда!

Марк увидел его в зеркале. Взгляд Оливера огненной плетью ударил его по затылку, по голой спине. Он появился так неожиданно, так тихо, и теперь стоял в дверях, скрестив руки на груди, неумолимый и строгий, как судья. Марк почувствовал, как снова закружилась голова. Он хотел закрыть кран, но руки не слушались — соскальзывали с гладкого мокрого металла. Вода, окрашиваясь в грязно-розовый цвет, уносила кровь в бездну водостока.

— Что правда, Лив?

Повернуться к нему лицом стоило Мраку неимоверных усилий. Гнев ореховых глаз бил в него без пощады и без промаха. Смотреть на Оливера было невыносимо стыдно. Этот стыд сжигал, заставлял пылать каждую клеточку тела, до боли стискивать руки, пытаясь скрыть дрожь. Отпираться было бессмысленно.

— Ты знаешь что! — Оливер, судя по всему, хотел говорить спокойно, но сорвался в крик, рвущийся из глубины сердца. Крик, который он просто не мог сдерживать. — Джейн предупреждала, что ты не просто так связался с её отцом, но я не верил! Не хотел верить!

— Лив!

Марк бросился к нему — боль была забыта в ту же секунду, когда он увидел его лицо. Использовать любую, пусть самую последнюю возможность, любой шанс…

— Не прикасайся ко мне!

Вуд отпрянул, уходя с порога в глубину коридора. Его лицо исказила гримаса ненависти, такой страшной и отчаянной, заставившей Марка замереть, не смея ослушаться и приблизиться к нему.

— Я оправдывал тебя все это время! Говорил, что ты не убийца, что шла война! Что тебе приходилось! Что ты убивал, чтобы выжить! Но нет! Уже нет войны, а ты всё равно стал делать это! Кто ты такой, Флинт? Кто дал тебе право распоряжаться их жизнями?! Чтобы решать, кому жить, а кому нет?

В голове бешено стучала кровь. Отчаяние, захлестнувшее горло мертвой петлей, заставило Марка сделать шаг вперед, поскользнуться на мокром полу, с трудом удержавшись за стену. Животный ужас оттого, что происходит непоправимое, толкнул вперед, в последней надежде как-то исправить, сохранить любой ценой то, что составляло главный смысл его существования, биения его сердца, всей его жизни. Крикнуть, веря — этот крик долетит до родного сердца, заставит остановиться:

— Лив! Выслушай меня, умоляю! Я всё тебе объясню!

— Мне не нужны твои объяснения! Ты убивал их! За деньги! Ты так низко опустился, Флинт! Её отец купил тебя! Я видел твою чековую книжку, я знаю, сколько тебе платили за кровь!

«Нет. Нет. НЕТ! Я не потеряю тебя! Не потеряю»! Разбивая душу в кровь о презрение и ненависть, что читались на любимом лице, Марк преодолел последнее расстояние, разделяющее их, схватил Оливера за руки. Прижал к себе, обнимая с отчаянной силой обреченного. Вуд вырывался, удары сыпались на Марка, но он не чувствовал боли, все стискивал руки, прижимаясь лицом к растрепанным каштановым волосам, крича ему сорванным до хрипа голосом:

— Лив, я… я согласился… мне пришлось, — воздуха не хватало, и Марк захлебнулся словами, чувствуя, как они бьются о глухую стену ненависти, что отделяла от него Оливера. — Я хотел, чтобы мы уехали, хотел увезти тебя отсюда. Чтобы у нас был свой дом, и никто больше не стоял между нами, никогда. Я потерял голову, когда понял, что могу потерять тебя здесь! Лив, послушай.... Я люблю тебя, я никого в жизни так не любил, как тебя! Тебя одного, на разрыв сердца! Лив! Я не могу без тебя жить! Всё ради тебя…. Ради тебя одного!

Слова лишали Марка сил. На какую-то секунду его руки дрогнули, разжимая объятие. Оливеру оказалось достаточно этой секунды, чтобы отпихнуть его от себя, так резко, что Марк не удержался на ногах и упал на пол. Нужно было вскочить, тянуться за ним, но руки и ноги не слушались. Тело отказалось подчиняться. Он остался на полу, глядя на Лива снизу вверх.

— Ради меня? Ты делал это ради меня? — Слёзы брызнули из глаз Вуда, голос вдруг сорвался, повис в воздухе на одной тонкой ноте. — Чтобы эти люди, эта кровь, — на мне? Это ради меня?

Как хочется заткнуть уши! Не слышать этого! Не видеть, как Лив тряхнул головой — гордо и отчаянно, точно осужденный, что делает первый шаг на эшафот. «Пощади меня! Лив»! — рвались в голове нити сознания, щипцами вытаскивали из него душу. Лив больше не кричал. Прислонившись к стене, он смотрел на стоящего на коленях Марка так, как смотрят на незнакомого человека.

— Я думал, ты другой, Флинт. — Его голос вдруг стал тихим и безжизненным. — Наверное, я придумал себе тебя — другого. Но теперь знаю, что ошибся. И мне горько от этого. Так больно.

Марк заткнул уши руками. Слышать этот голос было невыносимо. Волна душевной боли, исходящая от Оливера, рвала на части. Он впитывал её, пропуская через свое тело, но боль не уходила, застревала в нем, пряталась в уголках сознания. Его ужас и отвращение, что пришли туда, где еще недавно не было ничего, кроме обожания и любви. В эту минуту он в полной мере ощущал, какую муку принес Ливу.

— Ты убийца, Флинт. Не невольный, не жертва обстоятельств. Ты убийца, потому что это твоя природа. Это в тебе. И никогда не изменится.

— Лив! Умоляю! Не бросай меня! Лив!

Мрак хотел крикнуть, но губы не слушались. Соленая влага слез текла из глаз, второй или третий раз в жизни. Эта соль, горькая и безнадежная, раздирала лицо. Он больше не делал попытки приблизиться — стоял на коленях, склонив голову, и слушал свой приговор.

— Убирайся. Убирайся из моей жизни, Флинт. Уходи. Я не могу быть с тобой. Меня уже от себя тошнит, когда я вспоминаю, что жил с тобой. Спал с тобой, когда все эти люди… и ты приходил и врал мне, зная, что ты весь в этой крови…

— Лив! — не слова, не стон — всхлип, незнакомый, словно произнес его другой человек. Кто-то, чья участь уже решена и смерть смотрит в лицо, а он еще по инерции, слепо надеется на чудесное избавление. Жалкий и обреченный всхлип мертвеца.

— Уходи! Убирайся куда угодно. Или оставайся здесь — уйду я.

Марк поднял глаза, быстро скользнули по лицу руки, вытирая слёзы. Нет прощения. В этом лице, в этих глазах — спокойных и пустых. «Трус, жалкое ничтожество! Получил всё, что хотел? Будь мужчиной хоть сейчас, не мучай его еще больше. Мало горя ты ему принес?»

— Нет. Не надо, Лив. Я…. — Проклятое заикание вернулось, видимо для того, чтобы развеять последнюю иллюзию сильного и уверенного в себе человека. — Я уйду. Если ты хочешь, чтобы я ушел…

— Я хочу, — звучал в ушах неузнанный голос. — Хочу, чтобы ты ушел и больше никогда не возвращался.

— Хорошо. Ты, только не волнуйся. Я сейчас…. Я уйду, если ты хочешь…

«Не мямли! Не смей смотреть на него! Чего ты повторяешь одно и то же? Надеешься, что он передумает»?

— Убирайся!

Голос Оливера сорвался в визг. Спокойствие было истеричным, державшимся на обрывке воли.

«Вставай и убирайся! Ты видишь? Он закрыл глаза, потому что ему даже смотреть на тебя противно».

И он встал, с трудом поднимаясь с колен. Его тошнило от отчаяния, от собственной дрожи, от мыслей, что вязким комом висели в голове и не могли подсказать ни одного решения, ни одной лазейки вернуться. Марк развернулся — как слепой, тычась в стены и не сразу находя дверь, он вошел в комнату. Перед глазами всё кружилось и плыло. Он механически, не думая, не осознавая, что делает, натянул на голое тело первую попавшуюся майку. Вытащил сумку, но рука разжалась, отпуская кожаный ремень. Комната вдруг показалась ему маленькой, стены и потолок сжимались вокруг, выдавливая из своего нутра, как чужеродное тело. Он не смог заставить себя приблизиться к кровати, даже чтобы поставить сумку и собрать вещи. Они так и остались лежать у раскрытой дверцы шкафа, брошенные и ненужные здесь так же, как он сам. Не оглядываясь, Марк вышел в коридор, трясущейся рукой снял с крючка плащ, хотел надеть, но руки запутались в рукавах. Лив стоял напротив, не сводя с него взгляда. По его глазам Марк видел, какими невыносимо долгими кажутся Оливеру минуты. Как отчаянно он хочет, чтобы Флинт как можно скорее вышел за эту дверь, избавил его от своего присутствия. Поскуливая от отчаяния, Марк положил на столик ключи от квартиры — жалобное звяканье кольца одиноко отразилось от стен. Он проклинал себя и все же медлил — желание дотронуться до Оливера, самый последний раз, стало непереносимо.

Он оглянулся, хотел сделать шаг, но натолкнулся на измученный взгляд ореховых глаз. Поспешно отступая к порогу, Марк не мог видеть, как пальцы Вуда до боли впились в притолоку за спиной.

Флинт вышел, тихо закрыв за собой дверь. Почти неслышно, но Оливер оглох от этого звука, словно от взрыва. Вся сила его обиды и презрения, что он копил, дожидаясь возвращения Марка, покинула его в ту минуту, когда стихли за дверью удаляющиеся шаги. Лив медленно сполз по стене. Слез уже не было — лишь пустота. Он не знал, сколько просидел вот так, утонув в тишине пустой квартиры, в которой он только что, своим желанием, остался один. Держась за дверь, он поднялся на ноги, вошел в комнату на негнущихся ногах. Здесь еще всё напоминало о Флинте: постель, брошенная сумка. «Он ничего не взял, — мелькнула в голове запоздалая мысль. — А как же…» «Не могу поверить, что ты сам выгнал его. Что же ты делаешь? Верни! Сейчас, пока он не ушел далеко. Верни!» — вторила ей вторая.

АААААААААА!!! — он закричал, но одинокий вопль сожрала оглушающая тишина. На столе еще лежала фотография Нотта, которую Лив хотел предъявить, как неопровержимое доказательство, но забыл. В этом не было нужды — Флинт ничего не отрицал. А теперь просто ушел, туда, в ночь, ничего не взяв с собой. Оставив его здесь, свободным ото лжи, от крови, от ощущения вины. И от себя самого.

Он сел на кровать — нужно было что-то делать, убрать разбросанные вещи. «Ты избавился от его присутствия, и что теперь? Позови Дженни — ты закроешь глаза, а она уберет из этой квартиры всё, что когда-либо напомнит тебе о нем. Одежду, чашку, куртку, воздух, постель, что еще так долго будет хранить ощущение его тела. Что еще? Что ты сделаешь с собой, чтобы никогда о нем не вспомнить? Ты поступил так, как он того заслужил, как считал нужным. Ты вычеркнул его из этой квартиры, не дав ему оправдаться. Скажи себе сейчас, положа руку на сердце, что ни на минуту не жалеешь об этом? Что тебе НА САМОМ ДЕЛЕ все равно, куда он ушел? Что ты на самом деле считаешь, что поступил правильно и единственно возможно. Ну, ты сделал это. Ты выгнал его в ночь, ты уже не представляешь, как он бредет сейчас где-то, под начавшимся ливнем, вжимая голову в плечи и размазывая влагу по лицу. И слёзы, которые ты видел в его глазах. Теперь твоя совесть чиста. Он обманул тебя, нарушил свое слово, и ты не смог ему этого простить. Ты не переступил через чужую кровь. Ты остался честен с собой. И твое желание остаться чистым оказалось сильнее любви. А ты любил его? Случись обратное, как бы он поступил с тобой? Минутами раньше, неужели ты на самом деле его ненавидел? Того, что так долго был единственным близким тебе человеком. На которого сегодня тебе не хватило оправдания.

Ну, вот и всё. Его больше нет. И ты сидишь в пустой квартире. Ты честен с собой. Ты чист. Ты знаешь, что был прав. Его нет и больше никогда не будет.

А дальше?»

Дата добавления: 2015-09-04