Глава 11. «По следам».

Телефон молчал. Тео уже несколько раз протягивал руку к маггловской игрушке и снова опускался в кресло. В комнаты, что выделил ему Рэндом, никто не мог зайти без разрешения гостя. В прямом смысле этого слова. Теперь, сидя в полумраке, была возможность сбросить все маски. Перед собой нет нужды притворяться.

Нотт был один — сколько себя помнил. Родной особняк, глядящий на мир строгим взором готических окон, располагал к этому одиночеству. Тео рос в лабиринтах комнат, посещаемых лишь бесшумными домовиками, в тишине и отдалении от всего, что можно назвать бьющей ключом жизнью. Дом ассоциировался в его голове с огромным склепом, некрополем, в котором не было место ничему живому. Стены дикого камня, мертвый взгляд статуй, рыцарские доспехи, смотрящие вслед черными провалами забрала. Он ходил по дому — низкорослый, похожий на изломанную линию — и спиной чувствовал холод этих взглядов. Здесь он отвык от звуков. Ничто не нарушало тишину особняка — даже крысиный писк. В его доме не было крыс. Только пустота. И отец, где-то среди своих комнат, невидимый, чье присутствие скорее просто подразумевалось. Сидя в особняке маггла, Тео думал, как сильно напоминает отца. Это не было внешним сходством. Скорее неким внутренним ощущением, сознательным желанием выключить себя из биения жизни. Запереть среди серых стен в обществе закрытых портьер и догорающего камина. Пустоты и одиночества.

До двенадцати лет Теодор Нотт мог по пальцам пересчитать дни, когда отец звал его к себе. Давая понять, что в этом фамильном склепе Ноттов есть еще одна живая душа.

Голос отца вдруг отражался от стен библиотеки, возникал в анфиладе вечерних покоев. Еще не звучал, неожиданный и неминуемый, но Тео ощущал его вторжение струнами своего сознания, чуткими, как камертон. «Теодор». Только имя. И этот звук приказывал оставить мелкие мальчишечьи дела и пуститься в долгое путешествие среди стрельчатых арок, широких лестниц, мрачных комнат и мертвых взглядом статуй. На третий этаж, в покои Редгрея Нотта — одинокого и властного хозяина дома, проводившего предзакатные часы нелегких раздумий в уединенной тиши своих комнат.

Тео ждал зова и боялся одновременно. Чувство, которое он питал к отцу, состояло из болезненной смеси ожидания и страха всегда с горькой ноткой жалости и разочарования. Он входил в кабинет, всегда заставая отца стоящим у окна. Он вызывал сына, но сам какое-то время был еще очень далеко — во власти горестных дум, начиная с каких-либо житейских неурядиц до скорбных и безнадежных рассуждений об уходящей жизни. Но Тео все равно остро ощущал, что кроме них двоих ни единой тени не возникнет в этих древних стенах, завещанных предками. О чем они говорили в те редкие встречи? На лице отца всегда застывало мученическое выражение, как у человека, пытающегося подобрать нужные слова. Но он так и не находил этих слов. Говорил с сыном, словно не видя — Тео хорошо помнил взгляд, устремленный куда-то мимо него. И глупое желание вскочить на ноги, подбежать к отцу, трясти за руку. Сделать что угодно, лишь бы взгляд этих усталых серых глаз, утонувших в лучиках морщин, обратился на еще одного обитателя этого мрачного дома. Оторвался от портрета матери, оставившей отца слишком рано, от задумчивого движения руки, поглаживающей предплечье. Тогда Тео не знал, что прячется под дорогим черным сукном. Это незнание длилось недолго. Чертов Поттер не спешил держать язык за зубами. Имена Упивающихся, увиденных им на кладбище, быстро облетели школу…

«Сколько мне было тогда, отец? Четырнадцать? Я потребовал от тебя правды. Впервые в жизни. Это был самый долгий разговор с тобой за всю мою тогдашнюю жизнь. Ты говорил, а я слушал. Ты смотрел на меня такими глазами, словно только увидел. Твой сын, вечно находившийся где-то в отдалении, тенью скользивший среди этих стен, вдруг вырос. И ему пришло время узнать, что его ждет дальше. Тень Лорда, витавшая в моем сознании наравне с персонажами учебников по истории магии, вдруг оказалась реальной, осязаемой фигурой. В полутьме кабинета возникло это имя и осталось третьим присутствующим в нашем добровольном затворничестве. И ты говорил, для меня это большая честь. Что я обязан, это мой долг. Ты оторвал меня от созерцательного одиночества, стряхнул с пыль фолиантов и поставил перед действительностью — я готов. Ты можешь начать мое обучение. Я продолжу твое дело. Салазар Великий!

Тем летом ты внезапно заявил, что мы поедем в Малфой-манор. Я удивился, но не подал виду — последний раз мы выбирались из нашего склепа вдвоем, когда ты готовил меня к школе. Тебя приветствовали знакомые маги, ты высокомерно и холодно кивал головой, а я подсознательно копировал твою манеру. Я стал таким же, как ты? Отчужденным, холодным, высокомерным. Гордился своим превосходством, потому что считал других заведомо ниже меня. Я не видел тогда никого, с кем мне хотелось бы вступить в какие-либо близкие отношения, к чему тогда предаваться пустопорожним разговорам? В конце концов, сдержанность — сестра краткости. Драко утащил меня в сад; по-детски блестя глазами, пытался выпытать, что мне известно о Лорде, рассказывал ли что-нибудь отец. Он не был особенно умен, его влияние на факультете передалось ему по наследству. Скорее уважение к фамилии, чем к нему самому.

Я развлекался наблюдением. Вы замечали когда-нибудь, как много можно узнать о людях, глядя на них со стороны? Маленькие смешные живые фигурки, что ты сажаешь на ладонь и рассматриваешь.… Помню, первоначально меня все время пытались заманить в какую-нибудь факультетную группировку, но потом отстали. Держались на расстоянии. Но разве я не сам так себя поставил? Не этого хотел?

Мы вернулись в школу — безумный год. Все эти слухи, что ползали за нашими спинами, смешное разделение магов на тех, кто верил Дамблдору, и тех, кто верил Министерству.… Для Малфоя это еще была какая-то игра, а я уже тогда понимал — всё слишком серьезно. Догадываясь, что не могу открутиться от службы Лорду, я дал себе слово никогда не быть бараном на бойне. Считал это ниже моего достоинства, ума… Я займу приличествующее мне положение…

Сейчас я, пожалуй, могу посадить на ладонь самого себя. Рассмотреть со всех сторон.

Кто он, этот самый Теодор Нотт? Самодостаточный одиночка, развлекающийся наблюдениями за сокурсниками и умеющий делать выводы? Гордящийся своим отточенным умом, холодной замкнутостью. Считающий, будто никогда не станет пешкой в чьей-либо игре. Я сохранял дистанцию, даже когда получил метку «Стилета». Может, мои сослуживцы тогда были мне смешны? Повязанные своей школьной дружбой, своей слепой преданностью Флинту. Монтегю, Уоррингтон, Пьюси, Боул, Деррик. Гойл, видевший смысл жизни в рабском служении Малфою. Они говорили «мы». Кажется, я этого слова не признавал вообще. А затем наступил час икс и мое самодовольство рассыпалось, словно карточный домик. Не их, а моя гибель вдруг оказывалась пустой, пешечной, именно потому, что я ни к кому не был привязан. Не верил ни в идеи своей стороны, ни в дружбу. Не испытал любви, не был любим. Не было в моем правильном, умном существовании ничего, за что можно было бы рискнуть головой. Сейчас я думаю, что сбежал тогда не от смерти как таковой. Я сбежал от своих разбитых иллюзий, от своей «правильной» жизни. От убеждения, будто одиночество есть самое достойное состояние уважающего себя человека.

Я хотел величия — и оказался пешкой в последней битве у стен Дурмстранга. Я хотел восхищения — но кто бы мной восхищался, если я никого никогда не любил? Только себя. Кто вспомнил бы обо мне? В чьей душе я оставил хоть какой-то след?

Я считал, будто знаю, что такое одиночество. Ирония судьбы? Шуточки Мерлина? Как назвать мое глупое знание, если настоящий вкус одиночества я понял именно тогда, когда остается СОВСЕМ один. Без друзей, без родных, без какой-нибудь мало-мальски сердечной привязанности. Когда ты находишься в обществе и то же время ты вне его — это одно. Ты можешь себе позволить мысли, что тебе никто не нужен и ты просто наблюдатель, без чувств и эмоций. Но на тебя хотя бы иногда реагируют. Ты слышишь их голоса, просьбы, приказы, ощущаешь тепло их тел, слышишь дыхание. Можешь быть не с ними, но в окружении тех, в чей круг попал. Но вот ты остаешься один, без этих людей... У тебя даже нет врагов, потому что враги считают тебя покойником. Тебя нет. Ни для кого, кроме самого себя. Ты — призрак. Понимаешь, что лишился всего... так как вся твоя жизнь заключалась в наблюдении, в пренебрежении этими людьми... И как только не стало их — исчез и ты...

Мои дни и ночи, сотканные из воя в пустоту. Из ужаса, потому как именно тогда я понял, что такое настоящее одиночество…

Может быть, у кого-то и повернется язык назвать это спасением от смерти.… То, как я жил… Мой фамильный особняк принадлежал Министерству. Конечно, зачем пустовать отличному жилью, даже такому негостеприимному и мрачному. Зачем мертвецам имущество? Вы же умерли, мистер Нотт, забыли? Вас нет. Чужие люди ходили по комнатам, в которых я вырос. Я был похоронен всеми — врагами, оставшимися в живых дальними родственниками, всеми, кто знал меня лично и уцелел в войне. В мире мне не оказалось места. Я не шел за Переход в толпе осужденных, и авроры не вытягивали из меня магию заклятием. Я дышал, сжимал в руке волшебную палочку… Но я все равно умер. Сколько раз я жалел тогда, что избежал смерти. Сколько раз эта жизнь становилась мне в тягость…

А потом появился Марк. Появился в тот момент, когда я неплохо устроился в мире магглов. Когда злость на весь белый свет, что пришла на смену апатии и малодушным мыслям о смерти, бросила меня в водоворот другой жизни, где я наконец-то стал не пешкой, не разменной монетой в чужой игре, а хозяином положения. Появился неожиданно, как обычно случаются самые главные события в жизни. Стив Уандер, заплативший Рэну за смерть своего бывшего партнера Кейси Флиппера. Поскольку некое представление в спорном клубе «Paradise night» переполнило чашу его терпения. А мне потребовалось все самообладание, чтобы не подпрыгнуть до потолка от удивления, прямо при магглах. Я понял, это не ошибка — так оглушительно билось мое сердце. А глупый незадачливый маггл, за чьей жизнью отправили меня, подтвердил все догадки.

Я уже тогда знал, что сделаю все возможное и невозможное, но Марк будет со мной. Кто хотя бы раз испытал такое же одиночество, поймет меня.

Он жил здесь, со смазливым гриффиндорским недоумком Вудом, который в подметки ему не годился. Еще со школы… твоего Мерлина, да об этом знал почти весь Слизерин, а мой бесстрашный капитан был уверен, будто скрывает страшную тайну. Но будь я проклят, если позволю кретину Вуду путаться у меня под ногами. Я больше никогда не отпущу Марка. Сейчас остается лишь набраться терпения. Ждать, пока предпринимаемые мною ходы начнут давать свои результаты.

Я никому тебя не отдам, капитан. Не из-за моего мелочного эгоизма. Не потому, что смалодушничал тогда и теперь пытаюсь искупить свою вину. Твое появление вернуло мне силы жить, знать — я больше никогда не буду один.

Ты спасешь меня от одиночества…».

Он схватил телефон на последнем слове разговора с самим собой, не оставив времени задуматься. Словно боялся, что если не сделает это сейчас, в эту минуту, то так и не осмелится набрать номер, чтобы услышать его голос. Ночь уже сменилась утром. Или в данный момент, в далекой от особняка Рэндома квартире, Марк еще спал, или…

Дурное предчувствие? Внутренний голос, который вдруг ясно и отчетливо произнес: он в беде. Позвони, Нотт. Просто возьми телефон и набери номер. Это так трудно сделать?

Он сидел в кресле и слушал долгие гудки. Сбрасывал и набирал снова. Марк не отвечал.

Тео встал из кресла и подошел к окну. Внезапно он поймал себя на мысли, что, должно быть, смотрится комично — с мобильным маггловским телефоном в одной руке и волшебной палочкой в другой. «Самый видок для тебя, Нотт, как для застрявшего между мирами. Свой среди чужих, чужой среди своих…».

Есть не хотелось. Он покосился на звонок для прислуги и снова вернулся в кресло.

«Я подожду до обеда. Потом позвоню. Мерлин! Я же просил его не отключать телефон!»

В последнее время с Ноттом происходило нечто, что совсем ему не нравилось. Раньше Тео не составляло большого труда сесть, закрыть глаза и, отрешившись от мыслей, просто сидеть и ждать. Но теперь, если дело касалось Марка Флинта, он с трудом мог держать себя в руках. Требовалось все самообладание, чтобы удерживать себя в этом кресле. Часы на стене мерно отбивали четверти — ладонь Тео в такт движению стрелок поднималась и опускалась на подлокотник кресла. Наконец, он не вытерпел.

Рэндома в особняке не было. Тео нисколько не заботило, где маггл мог находиться, но в сложившейся ситуации это даже хорошо. Не возникнет нужды снова читать на лице маггла немой вопрос, чего это друг Теодор так волнуется.

Он мог при желании аппарировать прямо к двери Марка. Показаться на глаза Вуду, высказать гриффиндорскому ублюдку, что он о нем думает. Невероятно глупая, но соблазнительная мысль. Тео усмехнулся. По его расчетам, Вуда вообще не должно быть дома. Но, в любом случае, его появление вряд ли понравилось бы Марку.

«Он в беде», — кольнуло сердце с новой силой. Тео поморщился. Метаться по комнатам было невыносимо и бессмысленно.

Он набрал номер еще раз, заранее зная, что ему ответят лишь гудки. Спустился в столовую, маленькую, обшитую дубом, предназначенную только для него. Салазар! Он с большим трудом привыкал к маггловскому способу приготовления пищи, до истерики скучая по стряпне домовиков. По свежевыпеченному в очаге хлебу, даже по проклятому тыквенному соку Хогвартса. На кухне магглов магия была бессильна. Нотт брезгливо включил кофеварку — соблазнительный запах кофе не улучшил его настроения. «Ты сам его себе портишь. Создаешь какие-то трудности, когда можно лишь позвать прислугу и приказать принести кофе. Все боишься испачкаться о магглов? Или лишний раз показаться им на глаза?». Пить кофе расхотелось. Он сделал маленький глоток и отставил чашку.

«Возьми трубку, Марк! Где ты, твоего Мерлина, можешь быть?».

* * *

Последнее, что Марк помнил — дождь. Он вышел из подъезда и попал под косые хлесткие струи, в одну секунду промочившие его до нитки. Дождь стекал по волосам за ворот плаща, пробегал по измученному телу ледяными прикосновениями, быстрыми и невесомыми, точно лапки паука. Уже неосознанным движением он втянул голову в плечи, хотя ему были совершенно безразличны дождь и вода, хлюпающая в ботинках. Марк почти ничего не видел — слёзы, мерзко застилающие глаза, мешались с водяными струями с небес, превращая улицу в смазанный рисунок. Нетвердыми шагами спустившись с бордюра, едва не упал — проклятая вода, проклятая пелена перед глазами, мешающая сделать последнее, что он хотел теперь от жизни. Оглянуться на ИХ окна, самый последний раз увидеть на фоне стекла стройный силуэт.… Надеялся его увидеть. Не быть уверенным, но отчаянно этого хотеть.

Марк остановился. Быстрым движением, уже не обращая внимания на разламывающую боль в плече, размазал слезы по щеке, но они все равно текли — кто бы мог подумать, что слез бывает так много? Или их столько накопилось за восемь лет, что минули с тех пор, как он плакал последний раз? Не имело значения. Он поднял голову. Взгляд все еще тянулся к свету окна, но силуэта не было. Лив не хотел смотреть на него — даже в самый последний раз. И вместо света Марк увидел лишь размытое пятно, будто даже дождь, безразлично льющий на всех, отказывал ему в праве оглянуться.

Весь этот мир. Дождь и холод ночи. И Лив. Лив, оставшийся внутри его сердца, именем, теплым взглядом светло-карих глаз, голосом, который еще мог звучать в памяти Марка стройным силуэтом, что казался сотканным из света.

Он прошел несколько ярдов, все еще отчаянно борясь со слезами. Оглянулся снова, в упрямой и безумной надежде, но света больше не было. Окно погасло, потерялось среди десятка таких же безликих и слепых окон. Закрыло от него путь домой, как когда-то сомкнулись камни Перехода, сделав его изгнанником.

Это последнее, что он помнил. Темнота и дождь.

А потом Марк Флинт умер.

Тело еще жило. Билось сердце, он дышал. Грудь вздымалась в такт дыханию, сокращались мышцы, позволяя делать шаги, вздрагивали пальцы рук, ныла затянутая рана. Расплывались перед глазами предметы — организм уже исчерпывал резервный запас сил, отпущенный природой, чтобы бороться с недостатком крови. Слабость, точно сидевший в засаде зверь, сделала свой верный прыжок и вцепилась ему в затылок, чтобы повалить на землю и медленно прикончить, упиваясь своей властью над беспомощной жертвой. Он уже не понимал куда шёл. Только заученная механика движений. Ошметки рефлексов, умирающие последними. Им еще кажется, что они наконец-то вырвались на свободу от подавляющего их разума, но эта свобода недолговечна и иллюзорна. Они тоже умирали. Просто делали это медленнее.

Наконец он упал. Сознанию это было безразлично. Оно не задавалось вопросом, где и куда, сколько он будет лежать в незнакомом темном месте, чувствуя под щекой холодный асфальт улицы. При падении он разбил лицо. Тоненькие струйки крови, которой и так катастрофически не хватало организму, щедро питали асфальт. Легкомысленное сознание даже не позаботилось о том, чтобы он закрыл глаза. Марк все равно ничего не видел перед собой. Если бы он был жив, то, наверное, думал о смерти. Но у него не было мыслей. Мысль, как визитная карточка жизни, оставила его. Его глаза, должно быть, видели перед собой грязную стену, испещренную граффити, как наскальные рисунки в пещерах дикарей, пустые жестяные банки, нашедшие последний приют в грязной луже. Выброшенные за ненадобностью, пустые и испорченные, как он сам. Глаза это видели, он — нет.

В какой-то момент Марк услышал голоса. Глаза видели чьи-то ноги, две или три пары грязной и мокрой обуви. Кто-то засмеялся над головой, кто-то ткнул его носом ботинка. Кто-то, глядя на его открытые глаза, обозвал «обкурком». Кто-то выдвинул предположение, что он просто подох. Это было недалеко от истины, но проклятое тепло тела и дыхание опровергали это утверждение. Кто-то ударил — Марк даже не пошелохнулся. Уже не чувствовал рук, терзающих его, стаскивающих с тела кожаный плащ. А когда неизвестные ушли, он остался лежать, устремив взгляд в одну точку.

Потом время провалилось. В этой вязкой черной трясине тонули рефлексы, замерев подобно мухе, попавшей в смолу. Где-то текли минуты, где-то ходили люди, где-то утро оборачивалось днем, где-то на смену дню приходили сумерки. Должно быть, приходили. Марк не знал. Слух пробудился первым. Вероятно, его разбудил звук подъехавшей машины. За слухом проснулось зрение, сфокусировалось на еще одних ногах в рабочем комбинезоне. Затем последней судорогой дернулось осязание. Отметило чьи-то цепкие руки, вздернувшие его на колени. Летаргически настроенное тело каким-то чудом приняло вертикальное положение, ноги сделали несколько шагов к стене. Он ударился об нее грудью. С трудом оторвался от холодного камня. Ноги вновь двигались, несли куда-то. До слуха долетел звук машин, визг тормозов, глаза видели море, океан безумного неона. Чувства ощущали, Марк — нет.

Что-то ударило его в бок. Он упал бы и от легкого прикосновения. Удар оказался настолько сильным, что отбросил далеко вперед. Визг тормозов разорвал слух, раздирая барабанные перепонки. А потом все смешалось в жалких осколках его сознания — этот раздирающий визг, руки, что тащили его вверх, глухой звук удара, брань, слишком громкие голоса, свист сирены. Он стоял, удерживаемый чьими-то руками, световые пятна перед глазами мигали, словно праздничный фейерверк в Хогсмите.

Что-то происходило перед его глазами, он стоял в эпицентре этого события немой и безучастный, точно сломанная кукла. Пока кто-то внутри не включил мир вокруг него, как включают телевизор. Звуки превратились в слова, цветовые пятна — в картинку.

— Бросился прямо под колеса, офицер!

— Что я мог сделать, черт дери!

— Я опаздываю на встречу! Дьявол! У меня нет времени на ваши бумаги! Этот урод и так остановил движение отсюда до Лейтон-стрит!

— Успокойтесь, сэр!

— Черт, вы мне говорите о спокойствии? Просто заберите этого кретина в участок!

— Сейчас я вызову машину. Сэр, вы сможете спокойно ехать дальше.

Лица снова подернулись пеленой. Сначала тот толстый маггл в костюме превратился в кляксу, потом еще двое, что стояли рядом с ним. Последняя потуга сознания выхватила из окружающих пятен колышек полицейской фуражки.

— Я должен вызвать медиков. Согласно инструкции…

— К черту ваши инструкции! Посмотрите на этого сукиного сына? Он здоров, как бык! Просто нашырялся…

— Подождите, подождите, офицер!

Это был последний образ, уже не цельный, уже переходящий в кляксу, где самым четким оставались белые волосы, уголок щеки и штрих накрашенных губ. Изображение потухло, только голоса продолжали звучать в голове.

— Вы знаете этого человека, мисс?

— Марк, Марк, очнись! Очнись же…

Голос был знакомым, и если бы затухающее сознание продержалось еще немного, он, должно быть, узнал… Руки подхватили его, Марк почувствовал сладкий цветочный запах.

— Мисс?

— Мы вместе работали, да знаю….

— Кэт, что это за урод, твою мать?

— Заткнись, Бобби!

— Ты что, спятила, сука?

— Заткнись нахрен, самодовольный ублюдок!

— Марк… — звал его этот неузнанный женский голос. — Марк!

— Куда ты собралась, дура?! Я тебе не дам притащить в мой дом…

— Это мой дом! И он спас мне задницу, когда ты, сукин сын, шлялся по казино! И если тебе что-то не нравится…

— Ну всё, ты нарвалась!

— … знаю, что делаю, офицер…

— … проваливай к черту!

— … себе в…

— … недалеко отсюда…

— … мисс…

Звук пропал. Обрывки слов смыло водой беспамятства, как разбушевавшийся поток смывает на своем пути всё, что совсем недавно имело право на жизнь. Он больше не слышал голосов.

НИ-ЧЕ-ГО…

* * *

… — Рей.

Инвалид маггл ответил сразу. В трубке прозвучало не больше двух гудков.

— Это Призрак.

— Слушаю, сэр.

Подготовочка! Никаких фамилий и имен. Маггл, что был старше Тео вдвое, называл его сэр. Наверное, раньше он обратил бы на это внимание.

— Где Марк?

Этот звонок был последним, что Нотт мог сделать, прежде чем отправиться на поиски самому. Промучившись неизвестностью до вечера следующего дня, он успел возненавидеть звук длинных гудков так, что услышь он их еще раз, просто разбил бы телефон о стену.

— Вы, кажется, живете недалеко друг от друга?

— Да, сэр.

— Он срочно мне нужен. Ты можешь связаться с ним прямо сейчас?

— Я могу доехать, сэр.

— Так сделай это. Я перезвоню через десять минут. Пусть включит телефон.

В трубке раздались гудки. Нотт поспешно сбросил вызов — этот звук доводил его до бешенства. Десять минут показались ему годом. Он прошел комнату от шкафа до стены, развернулся и двинулся в обратном направлении, считая шаги. Один шаг — одна секунда. Два шага — две секунды. Двадцать шагов до стены — двадцать секунд. Обратно — еще двадцать. В десять минут умещается ровно пятнадцать обходов комнаты… К Мерлину!

Какие еще действия можно уместить в десять минут? Выкурить одну сигарету?

Он бросил в пепельницу дымящуюся сигарету и пробежал пальцами по кнопкам. Только не длинные гудки, Салазар Великий!

— Ты узнал? Где он?

В трубке молчали, словно маггл собирался с мыслями, прежде чем принести самую неутешительную новость. Тео почувствовал, что на мгновение у него перехватило дыхание.

— С кем ты говорил?

— С тем парнем, который с ним живет, сэр, — похоже, маггл наконец-то собрался с духом. А ведь он по определению не мог быть трусом. — Он заявил, что Марк здесь больше не живет.

— Что это значит? — Тео стоило неимоверного труда сохранить в голосе высокомерную холодность, когда хотелось просто заорать.

— Сэр, я думаю, они повздорили и Марк ушел.

— Куда?

— Тот парень не знает. Это еще ночью было. Похоже, он что-то пронюхал про Марка.

— С чего ты взял?

— Он сказал, будто мне должно быть лучше известно, где он и куда мог пойти. Мне попытаться разузнать?

— Нет. Я сам разберусь.

— Сэр… — Маггл мялся, похоже, он хотел сказать что-то еще.

— Да.

— Моя дочь… думаю, она что-то вынюхивала. Сэр, она вбила себе в голову, что ей нужен Оливер — парень, живший с Марком…. Джейн не могла узнать ничего важного. Но если вдруг… сэр, она моя единственная дочь, и пусть она настоящая сука…

— Не продолжай.

— Сэр, я найду его, можете на меня по…

— Я найду его сам. Но если с Марком что-нибудь случиться…

Тео не стал продолжать — просто отключил телефон и тут же забыл про маггла. Куда он мог уйти, ночью, едва стоящий на ногах?! Прошли почти сутки! Нотт бросил телефон, поспешно схватил пальто и вызвал машину. Он знал — исполнительность магглов в доме Рэндома доведена до совершенства. Ему оставалось теперь лишь спуститься по лестнице. Тео поспешил в спальню. На поиски «ключа» не потребовалось много времени — он хранил его с войны, спрятав на время в маленькую бархатную коробочку. «Ключ» представлял собой прозрачную сферу диаметром в два дюйма. В ней, на манер маггловского компаса, в багровом мареве плавала маленькая стрелка. В голове пронеслась горькая мысль, что он хранил «ключ» как память и совершенно не предполагал, что когда-нибудь будет искать Марка. Там, на войне, его самого однажды искали таким образом. В тот день, когда Нотт пережил массу неприятных минут, нарвавшись на авроров. Иногда Тео еще вспоминался заброшенный склеп, в котором дожидался помощи наедине со старыми гробами и умирающим Боулом. Но сейчас Нотт мог только обругать себя. Вытащив Марка с той проклятой крыши, он совершенно забыл о Заклятии Связи. «Знаешь, на кого ты похож, Нотт? — сказал он сам себе. — На идиота, который расставил ловушки, забыл где и упал в собственную яму. Это нервы, Теодор, нервы. Стоило плести столь хитроумную сеть, чтобы, когда она сработала, быть совершенно к этому не готовым? Кто тебе отшиб память? Или ты не ожидал, что «связка» с Марком понадобится тебе еще раз и так скоро?». Теперь ругать себя было бессмысленно. Он не мог определить место нахождения Марка немедленно, чтобы аппарировать туда прямо из собственных апартаментов. Оставалось только воспользоваться «ключом», действующим как собака ищейка. Достаточно лишь вещи. Или крови. Вещей Марка у него не было. Ничего, что можно было бы использовать для поиска, кроме того полотенца, которым он вытирал кровь с тела Флинта. Но этого было больше чем достаточно.

Настройка «ключа» отняла у Тео еще десяток драгоценных минут. Водитель маггл, как и следовало ожидать, уже давно дожидался его у ворот. Нотт сел на заднее сидение — створки разъехались, выпуская машину за пределы поместья. Тео положил «ключ» на ладонь, следя за стрелкой и машинально указывая магглу, куда надлежало его везти. Его мысли в этот момент были далеко.

«Ты ублюдок, Вуд! Тупой гриффиндорский ублюдок! Я знал, что встанешь на дыбы, но даже не предполагал, что ты способен выгнать его ночью, раненного и едва стоящего на ногах! Не мог подождать утра? Неужели, сожри тебя мантикора, не обратил внимания, что ему плохо, из стороны в сторону шатает?! Мог подождать, потом устроить скандал, вопить, что между вами всё кончено или какую-нибудь подобную банальность. Ты сделал бы это рано или поздно. Продал его задешево. Дочка Крыса обвела дурачка вокруг пальца. Она ведь ничего тебе не сказала, Салазаром клянусь. Я заметил её неумелую слежку еще в баре. Когда девица играла в Риту Скитер в машине, а после потащилась за мной по улице.… Это оказалось так просто. Одно «Империо», чтобы узнать всё необходимое, потом немного подправить память. Интересно, какую красочную картину она нарисовала? А ты купился! Не потребовал от Марка объяснений. Кипел праведным гневом, затмившим голос разума. Но так, прожив с ним годы! У тебя никогда не было мозгов, Вуд. А если и были, их давно вышибли в квиддиче. Лишь безголовый идиот сначала сломает свою жизнь ради командира карателей, предаст свой Орден ради него же, а потом выкинет за порог из-за каких-то магглов! Если это называть любовью — я был прав, никогда и никого не любя! Да я не поступил бы так даже с собакой, не говоря о бывшем любовнике! Молись Мерлину, чтобы с Марком ничего не случилось! Клянусь, Вуд, это единственное, что тебе сейчас осталось! Вся эта тупость сыграла мне на руку, но если я его потеряю из-за тебя.… И тебя уже некому будет спасать!»

— Остановись здесь.

Стрелка замерла на месте. Маггл остановил машину на полутемной улице прямо напротив многоэтажного дома. Тео выждал некоторое время, крутя «ключ» в разные стороны, чтобы избежать ошибки. Потом вышел из машины и, подняв голову, осмотрел дом. Ржавые пожарные лестницы отбрасывали тень на мокрый асфальт улицы — похоже, ими не часто пользовались по назначению. Это был обычный многоквартирный дом в не престижном районе — дешевое жилье на тонкий кошелек. Но «ключ» не умел лгать. Впрочем, Тео и без магии чувствовал, что Марк где-то здесь. Это была уверенность, предчувствие, крепнувшее с каждой секундой. Он вошел в подъезд, инстинктивно поморщившись. Воняло мерзостно. Амбре из человеческой мочи и крысиного помета раздражало обоняние Нотта. Стрелка снова пришла в движение. Повинуясь этому вращению, Нотт двинулся вдоль облупленных стен, расписанных мыслительной деятельностью магглов и рисунками скабрезного содержания. В конце коридора он поднялся по лестнице, затем еще на один этаж. «Ключ» повел его вдоль еще одного коридора, похожего на первый как брат близнец, и замер напротив одной из дверей.

Тео остановился. Ключ не мог ошибиться, но тогда что, разрази гром, Марк в его состоянии забыл в этом гадюшнике? Как он сюда попал? Гадать бессмысленно. Нотт, на всякий случай, достал волшебную палочку из внутреннего кармана пальто и позвонил в дверь.

Квартира не подавала признаков жизни. Тео приложил ухо к двери и прислушался. Тишина была обманчивой — за дверью кто-то стоял. Маггл боялся — Тео почувствовал этот страх даже из коридора. Он прозвонил еще раз, так, на всякий случай.

— Кто там? — голос оказался женский. Маггла. Салазар, да нашим изгнанникам просто везет здесь на женское внимание! — Я сказала, Бобби, что не пущу, и я тебя не пущу. А если ты, сукин сын, будешь продолжать меня доставать, я вызову полицию!

Нотт мог попытаться её уговорить. Было совершенно очевидно — его приняли за другого. Следовало попытаться войти без применения силы, но у Тео не находилось на это ни времени, ни желания.

— Alohomora.

Дверь открылась, и Тео осталось только войти внутрь. Маггла встретила его появление оглушительным визгом.

— Silencio! — Салазар! У него не было времени разбираться с визжащей магглой.

Крик оборвался на одной ноте — Тео видел, как она схватилась за горло. Маггла раскрывала рот как рыба, выброшенная на берег. В широко распахнутых глазах дрожал безумный, неконтролируемый ужас.

— Где Марк? — пожалуй, её можно было назвать красивой — куда привлекательнее, чем дочка Крыса. Растрепанные белокурые волосы, гибкая стройная фигура. Но Тео уже тошнило от маггл. Если бы сейчас она сделала хоть какую-нибудь глупость, он просто убил бы её, без сожаления и без эмоций.

Она оказалась не такой дурой, чтобы искушать человека, без ключа открывшего дверь и лишившего её голоса. Махнула рукой в сторону закрытой двери, и забилась в угол коридора. Его появление парализовало её волю, маггла не могла даже двинуться с места. Нотт снял действие заклятия, и разом забыв о её существовании, толкнул дверь и замер на пороге.

— Марк…

Флинт спал так крепко, что даже оглушительный визг не разбудил его. Тео с трудом устоял на ногах — накатила внезапная слабость. Забыв закрыть за собой дверь, он подошел к кровати и осторожно присел на краешек. Мертвенная бледность, разбитое лицо в корках засохшей крови — лишь медленно поднимается и опадает грудь в дыхании.

— Что же ты, капитан…

Тео не знал, почему сказал это — волна болезненной щемящей нежности, испытанная им с такой силой впервые в жизни, накрыла его с головой. Нотт аккуратно убрал с лица Марка налипшую прядь грязных волос, стараясь не задеть свежие ссадины. Взгляд скользнул по сильному телу — было странно, что маггла вообще смогла дотащить Флинта до кровати. Должно быть всё, на что её хватило — снять с Марка ботинки. Нотт даже почувствовал к этой простачке что-то вроде… нет, не уважения, а нечто, отдаленно напоминающее чувство благодарности.

Во сне Марк вздрогнул, по телу прошла судорога. Тео дотронулся до его лба — Флинт был горячим, как раскаленная печка. «Хватит на него пялиться! — выругал себя Тео. — Ему помощь нужна! Насмотришься еще».

Он стряхнул с себя странное оцепенение. Осторожно поднял майку — шрам от ранения покраснел, на боку багровел здоровенный кровоподтек. Переместившись поближе, Тео прикоснулся к телу Марка палочкой, негромко шепча заживляющие заклинания. Флинт снова вздрогнул и тяжело застонал, сквозь стиснутые зубы.

— Всё хорошо, хорошо… Теперь всё будет хорошо…

Он не знал, кого уговаривал больше: себя или Флинта. Тео безумно хотелось, чтобы сейчас Марк открыл глаза. Он жаждал этого взгляда и боялся одновременно. Боялся зияющей пустоты в карих глазах, боялся — её будет так много, что он не сможет заполнить собой эту пустоту. Несмотря на ночные злоключения, жизни Марка ничего не угрожало. Флинт без сил и потерял много крови, но это восполнимо. Долгий глубокий сон, хороший уход, красное вино. Мерлин, неожиданно Тео сам себе напомнил Милисент, которая так же выхаживала раненных «стилетов». Это было глупое сравнение, глупое и неожиданное. Но его жизнь менялась на глазах, что-то пробуждалось в ней. Доселе замерзшее, застывшее в неизменной форме. Будто кто-то снял с него заклятие «Frizio» и Нотт оттаивал теперь, впуская в душу забытое тепло. Здесь они не останутся. Он подождет, пока Марк проснется, и увезет его отсюда. Не к Рэндому, разумеется. За два года скитаний, прошедших со времени побега из Дурмстранга, Тео завел себе несколько убежищ, снятых под разными именами. И в этом городе нет нужды оставаться. В конце концов, Рэндом всегда сможет с ними связаться, если будет такая нужда.

«Веришь, Марк, я стер бы из твоей памяти все, что связано с Вудом. Сделал бы так, чтобы у тебя не осталось ничего — ни воспоминаний, ни его голоса, ни образа. Эта мысль сильно искушает меня. Сейчас самый благоприятный момент — ты без сознания, твоя память открыта для меня, как книга. Ты будешь помнить школу, ты не забудешь войну, даже ту проклятую битву. Но его там не будет. Я могу это сделать с тобой… но не делаю. Сажусь в изголовье, осторожно приподнимаю тебя. Сижу у тебя за спиной, прижав к себе двумя руками. Я видел тебя смертельно усталым, я видел тебя яростным, видел равнодушным. Видел страстным и видел опустошенным. Но я никогда не видел тебя слабым. Я прижимаюсь губами к твоим волосам. Великая Тьма, а мне ведь на самом деле все равно, как ты выглядишь! Что сейчас ты грязный и пахнешь кровью. Я раздуваю ноздри и замираю, прижавшись к твоему виску. Теперь я знаю, зачем живу. Но я не повторю твоих ошибок. Как бы я не боялся потерять тебя, только обретя, это будет честная игра. Я заслужу тебя. Не украду, а заслужу, завоюю, как самую желанную победу, самый дорогой мой приз. Ты станешь для меня всем: моим искуплением перед нашими парнями, моей первой любовью, которую я не испытал, моим другом, которого никогда у меня не было. Тем, помня о ком, я буду говорить «мы». И когда-нибудь ты это оценишь… поймешь… и тоже…».

— Л… и… — Шевельнулись потрескавшиеся губы — возникший голос был хриплым, едва слышным, но он пытался произнести имя, разбивающее иллюзии будущего счастья Теодора Нотта безжалостно, как давят тяжелым ботинком хрупкое стекло.

Сердце Тео забилось быстро и болезненно, заставив стиснуть зубы.

— Всё хорошо, капитан… хорошо… — прошептал Нотт, поглаживая плечо Марка.

«Не искушай меня, Вуд. Мне нужно лишь произнести заклятие — и тебя не станет. Во всех смыслах слова».

— Н…

— Я здесь. Я с тобой, капитан. Как ты?

Флинт не ответил. С трудом поднял на Нотта глаза. Тео поймал его взгляд и утонул в боли. Он боялся пустоты, но пустоты не было. Было отчаяние, глухое, всепоглощающее отчаяние человека, увидевшего свою смерть. Этот взгляд сказал Тео всё, что не смогли вымолвить пересохшие губы.

— Я хотела вызвать врача.

Маггла возникла на пороге комнаты так неожиданно, что Тео едва заметно вздрогнул. Он совершенно забыл о её существовании, а девчонка оказалась не такого робкого десятка. Похоже, она уже немного пришла в себя от потрясения, вызванного появлением мага в её квартире.

— Ты кто такая? — Тео вперил в нее холодный немигающий взгляд.

— Кэт, — она сглотнула ком в горле, но постаралась не отводить взгляда. — Мы с Марком раньше работали вместе. Он меня спас.

— Где ты его нашла?

— На Лейтон-стрит. Он едва не попал под машину. Как будто не видел ничего…

— Не надо врача. У тебя есть молоко, маггла?

— Что? — у неё был такой голос, словно девушка решила, будто ослышалась.

— Молоко.

— Есть.

— Тогда принеси мне стакан теплого молока. И влей туда красного вина, если есть.

Она кивнула, развернулась и ушла на кухню. Марк больше не произнес ни звука. Но Тео почувствовал, как пальцы Флинта несильно сжали его руку.

— Это пройдет, капитан.

Флинт хотел что-то сказать — Нотт видел, как шевельнулись губы.

— Не говори ничего. Ты сейчас отдохнешь, и мы уедем. Больше никогда сюда не вернемся. Салазар! Почему ты мне не позвонил?! Из-за тебя я пережил отвратительный день.

Нотт принял из рук магглы стакан с молоком.

— Тебя не надо предупреждать, что ты ничего не видела, да, маггла? Ни меня, ни Марка.

— Я не дура, — Кэт казалась едва ли не оскорбленной. — Но Бобби, он знал, что я повезла Марка домой.

— Твой маггл тоже хочет жить, не так ли?

— Он не мой, — она брезгливо передернула плечами. — Если ты избавишь меня от этого сукиного сына, я буду тебе очень благодарна.

Нотт пропустил её фразу мимо ушей:

— И запомни. Мне достаточно только щелкнуть пальцами, и твое хорошенькое личико поменяется местами с задницей. Если только кто-то из вас распустит язык.

Она кивнула, снова облизнув губы.

— Не беспокойтесь, мистер.

— Я не беспокоюсь, маггла. Потому что смогу вернуться сюда в любой момент.

Нотт отдал ей стакан. Марк закрыл глаза, но Тео был уверен — он не уснул.

— С ним будет все в порядке? — в голосе Кэт послышались жалостливые нотки. Тео подумал, что в другом положении, Марк никогда бы не позволил никому себя жалеть.

— Будет, — кратко ответил он.

«Я знаю, о чем ты подумал, капитан. О том, что тебе все равно, безразлично, что теперь. Сейчас ты чувствуешь одиночество. Это неправда. Через неделю, или через месяц, или через полгода проснешься в моем доме и почувствуешь — я рядом. Тебе будет нужно только протянуть руку, только позвать меня. Только сказать, что я нужен. Ты потерял своего гриффиндорца, капитан, но нашел меня.

И ты научишься с этим жить»…

Дата добавления: 2015-09-04