Глава 3. О хлебе насущном.

(спустя 6 месяцев)

— Марк! Подожди, ну подожди же!

— Чего ждать, хороший мой?

— Я еще не проснулся!

— Так просыпайся. У тебя осталось два часа.

«Почему я никогда не могу проснуться, когда он приходит? Не слышу поворота ключа, а когда он возится в ванной, я не слышу звука льющейся воды. Только когда он ложится рядом, я сразу просыпаюсь, но делаю вид, что сплю. И он об этом знает. Я люблю это, Мерлин! Люблю чувствовать его руки по утрам, прикосновение губ к затылку. Когда он говорит, какой я теплый со сна. Он будит меня самым приятным способом на свете. Почти всю неделю он приходит под утро, когда я еще сплю. Мы встречается только по утрам. Сейчас я встану, с трудом заставляя себя выскользнуть из его объятий, умоюсь, выпью кофе, оденусь и убегу на работу. А когда вернусь — он уже выспится и уйдет. И так до утра. Но я весь день буду думать о нем. И буду знать, что он думает обо мне».

Ползаю по полу, заглядывая под кровать, чтобы найти все, что вчера вывалилось из кармана. Странно, — раньше я всегда считал себя аккуратным. Теперь на меня часто нападает лень, когда я сбрасываю одежду и забираюсь под одеяло, даже не развесив вещи на место. Если Джейн не вытаскивает меня по вечерам в бар, что случается не так часто, я валяюсь под одеялом, с леденцами за щекой, и смотрю телевизор.

Все это бредни снобов, что магглы тупые. Я не перестаю поражаться, сколько они создали для облегчения и разнообразия собственной жизни, и сожри меня мантикора, если это не настоящие чудеса! Взять хотя бы этот самый телевизор — коробка, показывающая целый мир безо всякой магии, заклинаний и хрустальных шаров. И все что тебе надо, это нажать на кнопку.

— Как ночь прошла?

Я приподнимаюсь с пола и смотрю на него. Марк лежал на спине, закрыв глаза, а теперь поворачивается на бок, поддерживая рукой голову, и смотрит на меня.

— Отличная поза, Лив. Сколько тебе еще до выхода?

— Нет! — я смеюсь, потому что отлично знаю, что это просто подкол. — Ты мне не ответил.

— Да нечего отвечать. Все, как вчера, позавчера, и три дня до этого. Ненавижу магглов.

— Тебе просто с ними не повезло.

— Точно.

— А еще ты сноб.

— Спасибо, Лив.

— Людей надо любить. Тогда и они будут тебя любить.

— А можно, я буду любить выборочно?

— Например?

— Например, тебя, как представителя людей.

— Ты жуткий человек, Флинт.

— Ага. Но ты меня все равно любишь, правда?

— Ну…

— Ну?

— Я не назвал бы это любовью.

— Ага! А как это назвать?

— Я тебе лучше покажу.

— Прямо сейчас?

— Сейчас.

— А работа?

— У меня есть еще 10 минут в запасе.

— А успеешь?

— Успею дать общее представление. Согласен?

— Нет. Я очень бестолковый, ты забыл? Мне нужно, по крайней мере, часа два.

— Тогда подождешь до выходных.

— Ладно, уговорил.

— И за кредит заплати, ладно?

— Ладно. Зайду перед работой.

Честно говоря, мне совершенно не хочется уходить. Я меланхолично варю яйца, борясь с желанием нырнуть в постель. В ту минуту, когда я закрою дверь и выйду в коридор, он уже будет спать в своей любимой позе лежа на животе. А я отправлюсь в новый день.

Первое время до метро меня подвозила Джейн. Сейчас я езжу на автобусе, завидуя тем, кто может передвигаться на велосипеде. В конце концов, Марк оказался прав, главное -научиться с этим жить. Просто принять, что прошлое никогда больше не вернется и нужно находить радости в том, чтобы быть магглом. И этих радостей не так мало, как кажется на первый взгляд. И еще я благодарен ему, что он тогда увез меня из Лондона. Здесь мне ничего не напоминает о том, что я потерял. Сейчас я смирился. Я такой же, как все люди вокруг меня. И магглы воспринимают меня как двадцатипятилетнего мужчину, молодого, симпатичного, располагающего к себе. И я этим вполне доволен.

Я выпрыгиваю из автобуса, ныряю в метро. Всякий раз, когда я погружаюсь в эту хаотичную прохладу, я не могу сдержать улыбку. Вспоминаю, как мы с Марком впервые оказались здесь. Мерлин, я вел себя, как идиот. Теперь этот проклятый турникет, что так меня напугал, кажется совершенно естественным и привычным. Я беру билет, поезд несет меня по извилистым, как мышиная нора, тоннелям. Я стою, держась за поручень, смотрю на попутчиков. Скоро я вообще перестану разделять их на «они» и «я». Конечно, Марку труднее, чем мне. Ему эту градацию вдолбили с младенческого возраста. И он до сих пор не может преодолеть это презрительное отношения к магглам, ни на чем, кстати, не основанное.

Я такой же, как все они. Так же просыпаюсь по утрам, умываюсь, пью кофе, еду с ними вместе в метро. Даже чокнутая миссис Трудди здоровается со мной при встрече, — от Марка она шарахается на другую сторону коридора. Я нахожу прелесть в чтении маггловских газет, глазею на вывески и витрины, мне нравится сидеть в пабе. Я даже смотрю футбол. Это маггловская игра популярна у них не меньше, чем у нас квиддич. Мне интересно смотреть, как магглы нервничают, болея за свою команду, орут благим матом, бросают свои дела, чтобы поспорить о последнем матче. Наверняка, со стороны мы выглядели также. Я не говорю Марку, но мне хочется научиться играть в этот самый футбол. Может, я просто скучаю по спорту, даже если это маггловский спорт.

В метро я еду около получаса. Один раз выхожу, перехожу на другую линию, потом выныриваю из вагона, бегом преодолеваю лестницу, выхожу на поверхность. Первую секунду в ушах гудит, а потом я привыкаю к звукам улицы. Мне надо перейти дорогу, но я сразу вижу неоновую вывеску супермаркета, в котором я работаю. Он принадлежит Эдду Вильсону, другу Джейн вот уже Мерлин знает сколько лет. Конечно это не Marks&Spenser, но тем не менее. Уж во всяком случае, по сравнению с нашими лавками, это просто гигант. Таких магазинов по городу пруд пруди. Мы покупаем там еду и кое-какую бытовую мелочевку, платим на кассе, возим тележки, — одним словом ничего из ряда выходящего. Плитка, пластик, электричество. Тихая музыка, попискивание штрих-кодов. Я работаю здесь 5 дней в неделю. Собственно, я бы не назвал это работой, во всяком случае, в моем понимании этого слова. Не нужно большого ума, чтобы выставить товар на стеллажи, а потом целый день фланировать вдоль рядов, наблюдая, чтобы всего хватало, попутно отвечая на вопросы, где и что найти. У меня всегда кто-то что-то спрашивает. Нет, не то чтобы я был против, но иногда мне кажется, что я освоился с магазином быстрее магглов, которые всю жизнь тут живут. Впрочем, Люси, сидящая за одной из трех касс, утверждает, что они и без меня прекрасно разобрались бы. Просто им хочется со мной пообщаться. В качестве аргумента она приводит довод, что спрашивают меня, в основном, женщины и девушки. Она называет это словом «подцепить». Сейчас я понимаю почти все, что она говорит, а первое время это была проблема из проблем. Впрочем, «шутников» я до сих пор понимаю через раз, и они никогда не упустят случая поставить меня в глупое положение. Конечно же, не со зла.

Ну вот, я заворачиваю за угол, рысью перебегаю стоянку для машин, нажимаю на звонок черного хода. Так я совершенно вовремя прибываю на работу.

— Привет, малыш Пино!

Я захлопываю дверцу в своем шкафчике. Барри сидит на скамье в шаге от меня и лучезарно улыбается лягушачьим ртом. Он лысый как колено, в свободное время носит какие-то жуткие цветные майки и имеет совершенно гипертрофированное чувство юмора. Лари, напротив, с виду настоящий мачо — жгучий брюнет с бархатным взглядом. И между тем, они настолько похожи друг на друга, по ощущениям, что ли, что первоначально я их путал.

— Привет, — в отношениях с ними я всегда насторожен, хотя у меня за плечами долгий опыт общения с умниками Уизли.

— Слышал последнюю новость? — Лари совершенно спокоен.

— Какую?

— С сегодняшнего дня Джакузи выплачивает премию в двадцать фунтов за каждую соблазненную покупательницу. За старушек от сорока — в двойном размере. Мы с Барри решили, что это не честно. У тебя больше шансов заработать в зале, чем у нас на складе. Чуешь, чем это пахнет?

— Чем?

— Дискриминацией.

— Очень смешно.

— А кто смеется, Пино? Мы на полном серьезе. Можешь сам у него спросить. Вчера он развел какую-то очкастую крошку на два лишних пакета молока и вдохновился на новое правило. Так что уж ты постарайся. Мы твои друзья, и не можем спокойно смотреть, как какой-то лысый хрен будет охмурять девочек и подслеповатых леди. И заграбастает премию, которая могла бы достаться нашему Пино.

— Не называй меня так, ладно? Я же вас просил!

— А почему, Пино?

Говорить с ними на эту тему бесполезно. Когда я пережил свой первый рабочий день, они подарили мне деревянную куклу с длинным носом. Я не нашел между нами ничего общего, но Лари заявил, что я просто не знаю, о чем говорю, потому что они целый день за мной наблюдали и нашли феноменальное сходство. Теперь этот «подарочек» стоит на моем шкафу, и избавиться от него нет ни какой возможности.

— Слушай, малыш, а что если мы сделаем так: мы подбираем кандидатуру, а ты направляешь её в нашу сторону? Денежки тебе. Девочку нам. Ну как?

— Я лучше направлю к вам двойную премию. Ну, вроде, что лучшая говяжья вырезка в нашем магазине находится за этой дверью.

Пять минут они смотрят на меня вытаращенными глазами, потом друг на друга, а потом опять на меня. Наконец Лари не выдерживает, — бьется лбом о дверцу шкафчика.

— Пакуй чемоданы, брат!

— Я не вынесу такого унижения!

— Малыш Пино понял нашу шутку!

— Все гораздо хуже, брат! Это я бы как-то пережил. Но он ответил! Вдумайся, брат! Он ответил нам!

— Такого позора я не переживу!

— Мы не переживем!

Это может продолжаться до бесконечности. Я пожимаю плечами, вешаю на рубашку бейдж. И иду к выходу. Завтра они придумают что-то еще, и так будет продолжаться каждый день.

Я иду между идеальными, словно начерченными по линейке, рядами. Мой наметанный глаз уже обнаружил пустые провалы на полках бакалеи. Я делаю первую пометку в блокноте. «Шутники» пусть занимаются делом. Я улыбаюсь. К вечеру весь Sollymarket будет знать, что «Пино» научился адекватно реагировать на шутки. И каждому захочется это проверить.

— Привет, Люси! Привет, Керри!

— Привет, Олли.

Люси машет мне рукой, Керри кивает.

Люси мне нравится, с ней почти так же легко, как с Джейн. Она всегда выглядит так, словно в любую минуту готова принять приглашение на вечеринку. Или познакомиться с героем своей мечты. При чем эти самые герои и мечты меняются с завидной скоростью. Это называется «быть в поиске».

Судя по всему, они уже закончили обсуждать сериал и красить губы. И очень вовремя, потому что на горизонте показался Джакузи, обозревая окрестности. Ищет, кому бы с утра испортить настроение.

На самом деле его зовут Джерри Братт. Он управляющий нашим маркетом. "Джакузи" его назвали Барри и Лари, хотя вряд ли это стоит расценивать как комплимент. У нашего управляющего просто бзик на всем, что касается богатеньких. Бьюсь об заклад, он начинает свое утро со смаком перечитывая «Из жизни знаменитостей». И всеми силами старается показать всем вокруг, что его нынешнее пребывание здесь просто дань служению обществу. И если бы он захотел…. Лари целую теорию выдвинул по поводу латентного желания мистера Братта унижать ближнего и унижаться перед сильным. В Solly его тихо ненавидят, хотя в лицо, конечно, мило улыбаются и кивают головами. У меня тоже был печальный опыт общения с этим человеком. Про это здесь не знает ни одна душа. И не узнает. После короткого и продуктивного разговора с Марком, мистер Братт поменялся в лице, а затем принес мне свои извинения, и про то, что он позволил себе лишнего в раздевалке никто не узнал. Зато теперь он общается со мной подчеркнуто строго и холодно. И это меня вполне устраивает.

— Долго еще намерены чесать языками? — он величественно выплывает из-за стеллажей, хрустя накрахмаленной рубашкой и поправляя галстук. — Вуд, проверьте бакалею. И прекратите торчать по утрам у кассы. То, что вы протеже хозяина, не дает вам право манкировать своими обязанностями.

— Хорошо, сэр, — я киваю, разворачиваюсь в обратном направлении, но тут Люси задерживает меня за рукав.

— Стой, стой. Повтори по слогам его последнее слово.

Я не могу удержаться от смеха. Люси лезет под кассу, вытаскивает замусоленную тетрадку, в которую заносит все незнакомые ей перлы, слетающие с языка «высокообразованного» мистера Братта. Тетрадку завел Барри. Для наших нет большего удовольствия, чем потом ввалиться в подсобку и ржать над управляющим, которого Барри изображает просто идеально.

— Манкировать.

— Ман-ки-ро-вать, — Люси высовывает от усердия кончик языка. — Потрясно! Олли, а что это такое?

— Представления не имею. Если брать всё предложение в целом, то это, наверное, что-то вроде «кинуть».

— Хрен надутый, — выносит свой вердикт Керри, а я спешно ретируюсь в сторону бакалеи, потому что «хрен» уже разворачивает в обратном направлении. Его физиономия просто светится от желания кого-нибудь оштрафовать.

Мой день начался. Первые полчаса вокруг еще стоит тишина, нарушаемая только тихой нейтральной музыкой из динамиков. Пол еще блестит, ноги покупателей еще не шаркают, тележки еще не скрипят, жизнерадостные тинэйджеры еще не облепляют полки, не стараются что-нибудь умыкнуть, так, из-за спортивного интереса и желания прослыть «крутыми». Я еще не чувствую сухость во рту от бесчисленных вопросов и ответов. Барри и Лари еще никого не разыграли, не устроили регби рулонами туалетной бумаги, или гонку на тележках, от входа до холодильников и обратно. Люси еще никого не закадрила, а Керри не успела поругаться со своим парнем. Я уже знаю, что такое затишье будет продолжаться еще около часа, а я смогу увидеть всех наших немногочисленных посетителей. За это время, я успею составить список, отнести его на склад, вежливо попросить шутников на минуту отвлечься от своих насущных занятий, чтобы немного мне помочь.

— Это правда, Пино? Джакки выдал новый перл?

— Правда. Лари, вылезай из тележки, — во втором закончилась овсянка и сахар.

— А что это было за слово?

— Манкировать. Люси записала. Ты вылезешь или нет? И захвати индейку в третий.

— Манки… как там дальше?

— Манкировать. Кидать, пропускать, забивать. Игнорировать.

— Брат, а может заведем еще одну тетрадку для малыша?

— Хватит, брат. Не видишь? Перед нами серьезная шишка, знающая много-много очень сложных слов.

В дебаты я не вступаю. Моя задача сказать, и я сказал. Шутники все сделают… пусть и не очень скоро.

— У вас еще остались наборы?

— Боюсь, что нет, мэм. Возьмите цыплят.

— Цыплята очень дорогие.

— Скажите, эти консервы еще можно есть?

— Конечно, мэм. Срок годности выбит внизу на упаковке.

— Вы уверены, что это так?

— Конечно. Тем более, что вы всегда сможете предъявить претензию.

— Кому? Коронеру?

— Тогда возьмите свежую рыбу.

— Где тут у вас фасоль?

— По проходу прямо, затем направо.

— Вы не поможете мне с тележкой?

— С удовольствием, мэм.

— Вуд, у нас кризис в колбасном отделе. Пусть Спенсер привезет заморозку и немедленно становится за прилавок!

— Что-то случилось, сэр?

— Случилось! Эта идиотка Тереза отравилась! Вот уже второй час её тошнит в раковину.

— Вызвать врача?

— Обойдется. Я буду ставить вопрос об увольнении перед мистером Вильсоном.

— Это возмутительно! Я уже двадцать минут не могу дождаться вырезки! Вы знаете, что я мог бы пойти в любой другой магазин, но каждый раз прихожу к вам?!

— Простите, сэр. Мы очень ценим ваше доверие, сэр.

— Тогда цените и мое время! Я не могу целый день торчать перед пустым прилавком!

— Лари, встань в колбасный.

— Один момент, Пино. Я должен вымыться, побриться, привести себя в порядок для цыпочек.

— Цыпочки будут только в замороженном виде.

— Нежные ляжки?

— В рубленном.

— Мягкая грудинка?

— В расфасованном.

— О Боже, Барри! Я не пойду туда!!!

— Они заманивают этих крошек, а потом безжалостно рубят на нагетсы.

— Пощади, Пино! Клянусь, я никому не скажу, что ты маньяк!

— А помнишь, мама всегда предупреждала нас не доверять тихим и порядочным мальчикам. В очках.

— У него нет очков.

— Пино, у тебя есть очки?

— У меня нет очков, я хорошо вижу. Теперь будь добр, перестань биться об пол. Вставай! И не лапай меня за ноги.

— А я всего лишь кидался к нему за помощью!

— Гадкий шалунишка.

— Сейчас вам обоим влетит. Я вас уже час упрашиваю.

— Дай мне простится с братом! Я могу просить о милосердии?

— Барри, индейку так никто и не дождался. Вырезку тоже.

— Это теперь так называется.

— Что?

— «Индейка» — труп, снятый с крюка в холодильнике. Свежак, так сказать. «Вырезка» — расчлененка. Как шифр, шаришь?

— Вуд! Что здесь происходит, черт побери! Почему Спенсер валяется у вас в ногах?

— Это не то, о чем вы подумали, сэр.

— А подумал о штрафе, Джонс. В зале хаос, а те, кто должны его урегулировать, занимаются неизвестно чем в подсобке! Я доложу об этом мистеру Вильсону.

— Простите, сэр.

— Вуд, немедленно в зал, Спенсер — за стойку. И если я через минуту не увижу индейки, Джонс….

— Я понял, сэр.

Вы видели когда-нибудь, как танцуют сиртаки? Я видел недавно по телевизору. Сначала танцоры движутся медленно, потом темп ускоряется, все быстрее, быстрее, быстрее….

День в Solly похож на этот танец. Сначала ты раскачиваешься, потом идешь по кругу, потом ускоряешь шаг, потом бежишь, так, что перед глазами все начинает кружиться.

— Псс, Пино, подойди сюда!

— Чего тебе?

— Что ты видишь?

— Колбасу.

— Примат! Это фаллический символ!

— Оставь колбасу в покое!

— Я тебя, что ли, ею трогаю? Девушка, неужели вам не жалко это резать? Полагаю, в нетронутом виде палочка смотрится куда естественнее. Посмотрите, какая потрясающая, обтекаемая форма.

— Спенсер! Ты что делаешь, идиот?!

— Ничего, сэр. Рекламирую товар, сэр. Мисс, если я вас ненароком оскорбил, может, оставите свой номер телефона? Я хочу принести извинения лично.

— Последнее предупреждение, Спенсер.

— Вуд, немедленно успокойте эту леди в кондитерской.

— Какой счет, Пино?

— 160 фунтов.

— Мало! А у меня телефон той крошки, которой понравился мой размер.

— Ты себе льстишь.

— Ах, нехороший, противный мальчик!

— Мэм, я немедленно принесу вам другую коробку. Это недоразумение. Конечно, нет, что вы. Я думаю, это пахнет упаковкой. Тогда возьмите кофейный бисквит. Он очень свежий. Я с удовольствием попробовал бы его вместе с вами, но у меня аллергия на кофе.

— Сливочный? Конечно, мэм, натуральные сливки.

— Высший пилотаж, Пино. Она так к тебе придвигалась, — просто вот-вот выпрыгнет из платья.

— Олли! Этот парень не хочет платить.

— Сэр, просто положите на место, иначе я буду вынужден вызвать полицию.

— Мисс, пройдите до конца стеллажа.

— Да, это наша карточка. Она будет действовать до конца месяца.

— Конечно, мы привозим молочные продукты каждый день.

— Только свежие яйца, сэр.

— Сукин сын! Я уже начал входить во вкус!

— Трехярдовый! Лови, брат!

— Твоя подача!

— Прости, Пино! Я не хотел засветить тебе в глаз.

— Да, брось! Это всего лишь бумага для сортира. Я же не знал, что ты сюда попрешься.

— Без обид, лады?

— Олли, пойдешь с нами вечером?

— Отстань, Барри! Я приглашаю его выпить. И больше не для чего. Завидно, что ли?

— Отвяжись! Никто больше не пойдет с вами в китайскую закусочную. Смотреть, как вы играете клецками в футбол не для моей больной души.

— Прошу вас, мэм. Я сейчас принесу вам молоко.

— Нет, простите, у нас нет доставки до машины.

— Люси, детка. Может, поедем к нам с Барри? Закажем пиццу…

— Я знаю, чем заканчивается твоя пицца, извращенец.

— Только если ты будешь настаивать, дорогая!

— Вуд, в четвертой секции кто-то свалил стойку. Уберите немедленно.

— Вуд, разберитесь, наконец, с мясным отделом!

— Вуд, проследите, чтобы эти коробки не валялись, где попало.

— Вуд…

— Забей, Олли. Этот сукин сын просто хочет тебя достать. Ты знаешь, он даже как-то приглашал Джейн с ним поужинать! Ну что, идешь с нами вечером? Обещаю, что никто не будет к тебе приставать!

К вечеру мой танец замедляется. Я начинаю спокойнее передвигать ногами, время вокруг течет, словно сквозь силу, устало и по инерции. Вечерняя смена заступает на наше место. Я сдаю свои записи и проблемы Ренди, очень серьезному типу, племяннику управляющего. В раздевалке стоит гвалт — Барри декламирует вновь узнанные слова Джакузи, как стихи, с экспрессией и чувством. Я переодеваюсь. Можно было бы, конечно, сразу отправиться домой, но дома я один, поэтому, когда балаган в отдельно взятой подсобке заканчивается, мы выходим с черного хода и переходим на другую сторону улицы. Никто не возразил бы, если б я предложил проехать несколько остановок до «Paradise night». Это клуб, в котором работаем Марк, но мы с ним решили, что я больше никогда не появлюсь у него на работе. В моем присутствии он начинает себя вести совершенно непрофессионально.

Так что мы пересекаем улицы и заваливаемся в «Beer mugs» Стива Беркли. По вечерам сюда стекается вся обслуга из ближайших магазинов. Мне здесь нравится. Недавно поймал себя на мысли, что совершенно не помню вкуса сливочного пива мадам Розметты. Совсем не помню. Мы входим, Джейн уже приветливо машет нам из угла. Это тот столик, который всегда занимает Solly. Она сажает меня рядом с собой. Целует в щеку. И я отвечаю ей тем же. Джейн это, если хотите, мое прикрытие. Она предложила играть роль дамы моего сердца, чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов, почему я ни с кем не собираюсь встречаться. И я чертовски благодарен ей за это. Поверьте, такое предложение было для меня как нельзя кстати, ввиду какого-то непонятного интереса к моей скромной персоне. Лари называет это «внутренним магнетизмом». Не знаю я ничего про магнетизм, но меня такое внимание просто убивает. У Марка начинается паранойя по этому поводу, хотя он и знает прекрасно, что мне никто, кроме него, не нужен. Так вот, общественность успокоилась, мы с Джейн достойно играем роль влюбленной пары, наши знакомые спокойно глотают тот факт, что я отбиваю женщину у своего работодателя. В общем, все довольны. Ну или почти все.

— Что у тебя с головой? — Джейн поднимает мне челку, и пристально вглядывается в лицо.

— Да, ерунда.

— И все–таки? У тебя синяк будет к вечеру.

— Забудь. Лари засветил мне в лоб. Синяка не будет.

— Это была просто бумага для сортира.

— Все веселимся, мачо?

— А что еще делать? Из отдела-то меня сегодня выкинули! Все бабы достаются малышу Пино, потому что это он плавает по залу, а я торчу в обществе пустой тары.

— Ну, спасибо, брат! Так меня еще никто не называл.

— Барри, ты даже не тара. В тебя ничего нельзя засунуть.

— Лив, к тебе опять приставали?

— Конечно, приставали! Одна крошка звала его вечером на чашку кофе со сливками. Ну, ты знаешь, как это делается. Кофе стынет на столе, сливок закупается побольше…

— И вишенка, брат.

— И вишенка. Покрываем Пино ровным белым слоем сливок, а в ротик кладем вишенку.

— Нет. Пино возьмет вишенку зубками за черенок. Сначала крошка съест вишенку, а потом получит сладкий поцелуй нашего малыша.

— А сливки?

— А что сливки? Сливки слизывают горячим язычком.

— Я слышал, ванильное мороженное тоже хорошо идет.

— Шоколадное! И с ванильным соусом.

— Это тоже можно. Главное не класть его, сама понимаешь, куда. Туда больше подходят сливки.

— Или ванильный соус.

— Да. Но соус все же лучше предварительно остудить.

— Проклятые калории!

— Спокойно, брат. Ученые подсчитали, что хороший секс равен двум часам аэробики.

— Пино, ты способен на хороший секс?

— Потому что плохой секс даже к прогулке до мусорного бачка и обратно нельзя приравнять. По части энергозатрат.

— Ну, понесло!

Я стараюсь не обращать внимания, но меня выдают уши.

— Йес! Пино покраснел! Хороший бросок, брат!

— Я заслужил пиво?

— Большую, очень большую кружку.

— Вы отстанете от него когда-нибудь?

— Никогда! Ты же не хочешь, чтобы мы от тебя отстали, правда, Пино?

— Хочу.

— А мы тебе не верим.

Их треп может прервать только появление тарелок, хотя и ненадолго. А я чертовски хочу есть. Так что пусть болтают, о чем хотят, а я пока буду опустошать тарелки.

— Кушай, Пино, кушай. Набирайся сил. Дженни, детка, а сколько раундов от выдерживает?

— Заткнись ты, наконец, а? Озабоченный придурок.

— А чего ты хочешь? Керри занята тупицей Маком, Люси меня не любит. У Пино есть ты, а мне достался только этот лысый идиот.

— Ну, так иди и подцепи кого-нибудь!

— Да кого я могу здесь подцепить? Ты тут видишь хотя бы одно незнакомое лицо?

— К кому ты еще не приставал? Нет, не вижу.

— А кассирша из Marks?

— Которая?

— Мегги, кажется.

— Она мне не подошла.

— Отшила.

— Не подошла. Мы по-разному смотрим на будущее, вот и все. Я мечтаю о лучшей доли, а она хочет её сейчас. А потом у меня есть долг перед лысым недоумком.

— Она не захотела платить за вашу квартиру на троих?

— Слишком меркантильна.

— С тебя полфунта.

— За что?

— За слово из словаря мистера Братта.

— Мне нужна порядочная, серьезная и красивая девушка. Как Пино.

— Я тебе не девушка!

— Вот в этом то и все дело. Потому что, если бы ты был девушкой….

— Отвали! Место занято! Понятно?

Джейн обнимает меня за шею, и я чувствую легкий запах череды от её волос. Мне нравится, как она пахнет. Иногда мне хочется прижаться щекой к её волосам, дышать этими запахами. И от этих желаний мне тоже стыдно.

— Ладно, Дженни, сегодня тебе повезло.

— В чем же?

— Посмотри на эту киску у стойки!

Лари мгновенно преображается, — лохматит волосы, наклеивает на физиономию неотразимую улыбку, слизывает каплю кетчупа с манжеты рубашки.

— Она тебя отошьет!

— Люси, детка, ты забыла главное правило неотразимости Лари Спенсера.

— Просвети меня.

— Брат, ты пока просвети Люси насчет правила, а я пойду и займусь делом.

— Удачи, брат.

— Видишь цель?

— Вижу цель.

— А в нашем деле главное….

— Видеть цель и не замечать препятствий!

— Это и есть ваше главное правило?

— Да, и сейчас брат покажет тебе, как оно работает.

— Лари, это случайно не та девушка, которую ты сегодня соблазнял колбасой?

— Какой стыд!

— Протестую, мэм. Где написано, что нельзя использовать подручные средства?

Лари вылезает из-за стола и отплывает к стойке. Я смотрю, как он улыбается. Удивляюсь, почему девушки принимают его треп за чистую монету? Так они и живут. От одной случайной знакомой к другой. От постели до постели. От прикола до прикола. От вечернего посещения паба до вечеринки. И так по кругу. Джейн называет это «не заморачиваться». Жить легко, просто, без обязательств и привязанностей. И она права, — узнай эти парни правду, они бы меня не поняли.

— Как Мрак? — на холодном стекле бокала от её пальцев остаются следы. Джейн кладет мне голову на плечо. Мы просто тихо разговариваем, пользуясь, что нас уже некому подслушивать.

— Нормально. Ты же знаешь, я его почти не вижу. Но все равно, я очень благодарен твоему отцу.

— Брось, Лив. Мой папаша на него скоро молиться начнет. Он просто заново родился, с тех пор как твоего Мрака увидел.

— А это плохо?

— Да нет, почему плохо? Надо же было и ему найти себе, о ком заботиться и опекать.

— А ты?

Она медлит с ответом, — пальцы скользнули в мои волосы. Я чувствую, как по коже пробежали огненные мурашки. Наверное, мне надо сказать ей, что она не должна этого делать. Надо, но я не говорю.

— Лив, я уже давно могу позаботиться о себе сама. И он прекрасно это знает. Он как твой Мрак, — должен иметь при себе того, кому можно навязывать свою волю, заявляя, что это забота.

— Дженни, Марк ничего мне не навязывает. Я не делаю ничего, чего бы мне ни хотелось.

— Как тебе может этого хотеться?

— Чего?

Хорошо, что мы сидим в углу, в полумраке, и она не видит, как я краснею, потому что до меня вдруг доходит, что именно она имеет в виду. Я не знаю, что ей ответить.

Я не могу этого объяснить. Хотя и пытаюсь, снова и снова.

— Дженни, я его люблю. И я ничего не могу с этим поделать. Мы уже столько вместе, что я уже не знаю, не помню, как это жить без него. Я знаю все его гадости, все мелкие и крупные его недостатки, знаю, в чем его сила и слабость, а он знает всё обо мне. И это делает меня его, а его моим. Так случилось уже очень давно.

— А ты хотел, чтобы этого никогда не было?

— Иногда хотел. Думал, что если бы мы с ним не сошлись тогда, моя жизнь была бы совсем другой, спокойной или нет, не знаю, но хотя бы правильной, что ли. А потом я его вижу, слышу, как он говорит со мной, пытается быть бережным. И я просто понимаю, что еще раз смогу все пройти, каждый самый поганый мой день, и никогда об этом не пожалею. Только бы он был со мной.

— Ты так и не рассказал мне. Что с вами случилось на самом деле?

— Лучше тебе этого не знать. Ты все равно не поверишь.

— Тебе? Да ты не умеешь врать! Даже если тебе пятки поджарят.

— Это ты сейчас так говоришь.

— Лив, разве мы не друзья?

— Конечно, друзья. Я и так тебе все рассказываю. Я никому никогда столько про себя не рассказывал.

— Тогда расскажи всё.

— Я просто не могу, Дженни. Может быть, когда-нибудь потом.

Она рассеянно кивает, палец рисует узоры на моей руке. Мне не нравится эта двойственность положения. Я сижу, обнимая её за плечо, чувствую её волосы у своего лица, прикосновение её пальцев. Сижу и говорю с ней о Марке. И не могу понять, что же я предаю больше — нашу любовь или её доверие. Она часто повторяет, что мы друзья. Почему же я постоянно ловлю себя на мысли, что здесь что-то не так? Мне хорошо с ней. Хорошо сидеть вдвоем, в полутьме зала, когда никто не мешает. Но именно в такие моменты, я готов согласиться весь вечер выдерживать подколы шутников, жалобы Керри, сплетни Люси, только бы не оставаться с Джейн наедине. Иногда мне кажется, я просто запутался.

И еще я не говорю об этом Марку. Я еще не вру ему, но уже не договариваю о многих вещах.

В одиннадцать бар закрывается, а мы идем пешком по ночным улицам. Наша компания существенно поредела: Лари утащил новую подружку в неизвестном направлении, Барри повел Люси в клуб, Керри забрал Мак. Мы выходим последними. Джейн держит меня за руку. Неторопливо бредем по тротуару, глазея на светящиеся витрины.

— Эдди устраивает рождественскую вечеринку. Я тебе говорила?

Я киваю.

— Надеюсь, ты пойдешь? Так каждый год происходить. В Solly это традиция.

— Ты рассказывала.

— Ну и?

— Я не знаю, Дженни. Как Марк. Я же не могу привести его с собой, да?

— Можешь, если хочешь. Только зачем? И что ты про него скажешь?

— Тогда я лучше останусь дома.

— Лив, тебя никто не поймет.

— Придется заболеть.

— Но ты сам-то хочешь пойти?

— Не особенно. Конечно, интересно, но я больше хочу побыть с ним.

Она отпускает мою руку. Несколько минут мы идем рядом, касаясь друг друга плечами, но уже не за руку.

— Так сильно хочешь?

— Так сильно. Я устал видеться по утрам на пару минут, по выходным, которые редко совпадают. К тому же, Рождество — семейный праздник. А он — моя семья.

— Лив, прости, но меня от этого просто тошнит! Ты ведешь себя как ребенок, который зацепился за мамкину юбку, потому что боится сделать шаг в сторону.

— Дженни, почему мы всегда об этом говорим и ссоримся? Какой в этом всем смысл? Почему тебе все время кажется, что я боюсь? Я ничего не боюсь. А ты не можешь отделить мое желание быть с ним от какой-то там выдуманной боязни!

Она смотрит на меня с таким видом, словно сейчас развернется и уйдет. А потом вдруг снова берет меня за руку, пытается улыбнуться.

— Я всегда тебя мучаю этими разговорами. Прости, Лив. Все время обещаю, что никогда больше об этом не заговорю и все равно не могу удержаться. Ладно, не буду больше тебя мучить, поступай, как знаешь. Я постараюсь принять твое решение, мы же друзья.

Она улыбается, но глаза остаются грустными. Она становится другой, когда мы наедине.

— Спасибо, Дженни.

— За что?

— За то, что пытаешься меня понять.

— Господи, Лив, ты иногда такой наивный.

Я не понимаю, почему она это сказала. Мне хочется отплатить ей за то участие, что она приняла в моей жизни, за то, что она столько возится со мной, бывает терпелива к моим ошибкам, за то, что я могу быть с ней откровенным, за то, что она пытается понять меня, помочь мне. И я произношу слова благодарности, чувствуя, что делаю что-то не так. Словно она ждет от меня чего-то другого, чего я не могу ей дать.

— Ладно, не будем загадывать. До Рождества еще есть время.

— Дженни, прости, я не хочу тебе врать, но я все равно не изменю своего решения.

— Господи, Лив! Как ты дожил до своих лет такой честный?

Мне нечего ей возразить. Мы садимся в такси. Пока мелькают за стеклами огни города, я сижу рядом, ловлю краем глаза отсветы этих огней на её лице. На улице уже глубоко за полночь. Мы прощаемся у её двери, и я иду к себе, смываю с тела усталость прошедшего дня, завариваю чай, ныряю в постель. Уже засыпая, я еще успеваю подумать, что до выходных осталось всего два дня. И что сегодня утром, я опять пропущу момент, когда Марк войдет в квартиру, пока он не ляжет рядом.

Я почувствую надежную силу его рук.

И все начнется сначала.

Дата добавления: 2015-09-04