Эмиль-Мишель Чоран. какая цель: для него все цели одинаково хрупки и ни­чтожны

какая цель: для него все цели одинаково хрупки и ни­чтожны, как же тут выбрать? Зато отрицание представля­ет собой целую программу. Оно может занять и даже на­полнить существование самого требовательного человека, не говоря уж о том, что отрицать — красиво, особенно в пику Господу Богу: отрицание небессодержательно, оно полно беспокоящего и агрессивного смысла. И если спа­сение можно обрести через действие, то отрицание уже само есть спасение, преследование некой цели, исполне­ние определенной роли. Можно понять, почему скептик, сожалея, что встал на тернистый путь, завидует демону; дело в том, что отрицанию, несмотря на ограничения, ко­торые оно подразумевает, ничто не помешает быть источ­ником деятельности или убежденности: когда отрицают, знают, чего хотят; когда сомневаются, в конце концов те­ряют это знание.

Печаль — главное препятствие нашему покою — не­выраженное скольжение, пассивный разрыв с бытием, от­рицание, неясное самому себе, а потому неспособное пре­вратиться в утверждение или сомнение. Печаль прекрасно соответствует нашим болезненным слабостям, а еще боль­ше пристала демону, который, измученный отрицанием, внезапно бы понял, что не может найти себе применения. Не веря более в зло и ни в коей мере не склонный всту­пать в сделку с добром, он, самый пылкий из всех пад­ших, оказался бы лишенным и дела жизни, и веры, не­способным вредить, измученным хаосом, отщепенцем, ли­шенным утешений сарказма. Если печаль ассоциируется с упраздненным адом, это потому, что в ней есть что-то от злости, готовой отступить, смягченной и резонирующей, отказывающейся действовать против кого бы то ни было, кроме самой себя. Она лишает будущее страсти, вынуж­дает его сдерживать свою ярость, обратить ее на себя и успокоиться через саморазрушение.

Портрет цивилизованного человека

Утверждение и отрицание не имеют качественных различий, переход от одного к другому естествен и ле­гок. Но едва человек встает на путь сомнения, он уже не может легко и естественно возвратиться к уверенности, связанной с тем или с другим. Он оказывается лишен воз­можности действовать, бороться за что бы то ни было; бо­лее того, он будет отказываться от любого действия и при необходимости прекратит их, даже не начав действовать. Скептик, к великому сожалению демона, — это человек, ни к чему не пригодный по определению. Он не клюет ни на какие приманки и ни на чем не сосредоточивается; разрыв между ним и миром углубляется с каждым собы­тием и с каждой проблемой, которую ему предстоит ре­шить. Его объявили дилетантом, потому что ему нравится все умалять; в действительности он ничего не умаляет, он просто все расставляет на свои места. Удовольствия и го­рести мы испытываем благодаря тому, что преувеличива­ем значение нашего опыта. Скептик будет лезть из кожи вон, чтобы навести порядок не только в своих суждениях, что нетрудно сделать, но и в своих чувствах, что сделать гораздо сложнее. Этим самым он обнаруживает пределы возможного и свою неполноценность, если не сказать фри­вольность, ибо только сладострастие страдания обраща­ет существование в судьбу. Куда поместить скептика, если его нельзя причислить ни к серьезным, ни к легковесным умам? Бесспорно, он находится между теми и другими, в том промежуточном положении, которое не дает ему на чем-либо остановиться, так как в его глазах ничто — ни объект, ни бытие — не имеет признаков реальности. Все, чего ему не хватает и о чем он не ведает, — это благого­вение — единственное чувство, которое может спасти и видимость и абсолют. Поскольку этому чувству чужд ана­лиз, оно ничего не может умалить. Для благоговения все имеет значение, оно прилипает и прочно пристает к ве-

Дата добавления: 2015-09-04