ЭРА ГЛАСНОСТИ 4 страница

Сторонники коммерциализации упускали, однако, из виду, что подобный принцип вещания обусловлен опреде­ленным уровнем производства, и если при нормальном развитии экономики рекламу порождает капита­лизм, то у нас капитализм решили начать с рекламы, то есть поставить телегу впе­реди лошади. К тому же в условиях, ког­да реклама отечественных товаров поч­ти отсутствует (за неимением этих това­ров), полученные прибыли более чем скромны.

Впрочем, и этих скромных прибылей оказалось достаточно, чтобы развратить сотрудников номенклатурного телеви­дения.

Коррупция и взятки очень быстро стали нормой. Ты делаешь передачу — заплати оператору, иначе камера будет плохо установлена. Заплати звукорежиссеру, а то фонограмму не разберешь. Заплати видеоинженеру, если хочешь ус­петь к эфиру. Подобные признания все чаще звучали в прессе. Если средняя зар­плата два-три года назад в «Останкино» составляла сто тысяч рублей, то «левый» гонорар постановщика передачи — полторы-две тысячи долларов или около двух годовых окладов.

Простейшие расчеты затрат на веща­ние и доходов, полученных от рекламы, показывали, что «Останкино» становит­ся криминогенной зоной — десятки мил­лиардов рублей оседали в карманах про­ворных «посредников». «Государствен­ные телекомпании сегодня являются ма­фиозными структурами, основанными на сращении государственного и частно­го капитала. У них уголовный принцип существования», — заявил директор Со­циологического центра «Останкино» Всеволод Вильчек.

Эта безотрадная ситуация еще более очевидна при сопоставлении с недавно возникшими независимыми каналами НТВ и ТВ-6, возглавляемыми И.Малашенко и Э.Сагалаевым. Ни номенкла­турное управление, ни госбюджетная экономика их не коснулись. Учрежден­ные как коммерческие организации, они избежали коррупционности, сразу же централизовав рекламные поступления и начав платить своим работникам — высококлассным специалистам — столько, сколько те стоят реально. «Для меня не­зависимость — это возможность созда­вать информационные программы исхо­дя из тех профессиональных критериев, которые вырабатывает наша служба», — говорит И.Малашенко. Аналогичную мысль высказывает и президент незави­симой телекомпании REN-TV И.Лесневская, двадцать шесть лет проработав­шая до того в «Останкино», где «редак­тировать» всегда означало «цензурировать»: «Теперь я делаю только две ве­щи — передачи, которые мне снимать интересно независимо от того, прибыль­ны они или нет, и те, которые безуслов­но прибыльны, но за них не стыдно. Без последних, увы, не снимешь первых». Из разрешенных пятнадцати процентов рекламного времени Лесневская исполь­зует не более десяти. Черт с ними, счита­ет она, с деньгами. Главное — не разру­шить художественную целостность про­изведения.

Парадоксальная ситуация — цивили­зованная коммерческая компания забо­тится об эстетической ценности своих передач, в то время как государственная все заметней ее теряет.

«Мыльные оперы» нищих

Децентрализация вещания, по мне­нию многих критиков, привела к потере единого информационного телепрост­ранства, когда-то объединявшего всю страну. Действительной же потерей ста­ло исчезновение единого культурного телеполя, реально существовавшего на одной шестой части суши.

Переход от диктатуры идеологии к диктатуре рейтинга только поначалу мог показаться отечественной публике чуть ли не скачком из царства необходимости в царство свободы. Действительность оказалась намного печальнее. Едва лишь рейтинги превратились в решающий фактор формирования сеток вещания, как между редакциями развернулись не­истовые сражения за эфир. Передачи, не окупаемые за счет рекламы, немедленно попадали в число изгоев. Просветитель­ские программы высокого качества, по­становки выдающихся режиссеров, документальные телефильмы, поддер­живавшие художественную репутацию телевидения, задвигались в несмотрибельные часы или вовсе пропадали с экрана.

Погоня за рейтингом и, стало быть, ориентация на неразвитый вкус привела к «вымыванию» из эфира произведений отечественной культуры. Соревнуясь по скорости с уличными киосками, экраны заполонила продукция экзотических «мыльных опер» и шоу-бизнеса. Эфир­ные зрелища ощутимо приобретали ко­лониальный облик, а оценки телекрити­ков, все более расходящиеся с «индексом популярности», вызывали раздражитель­ную реакцию телепрактиков: «Страшно далеки они от народа».

Разумеется, в том, что массовые ком­муникации обслуживают массовые вку­сы аудитории, нет ничего зазорного. Несправедливой была бы, пожалуй, обрат­ная ситуация — преимущественная став­ка на элитарное телевидение. Это озна­чало бы отказ широкой аудитории в той культуре, в которой она воспитана. Все равно как если бы осуждать подростка за то, что тот не читает Шекспира и Досто­евского. Но заполняя эфир передачами исключительно на уровне «мыльных опер», детективов и комиксов (для детей и взрослых), телевидение лишь усугубля­ет инфантилизм аудитории.

Если в цивилизованных странах про­тивостояние и взаимодействие телевиде­ния коммерческого и общественно-госу­дарственного становятся, как мы видели, естественным регулятором, сохраняю­щим от утраты культуры, до которой рек­ламодателям нет никакого дела, то со­вмещение телевидения коммерческого с тоталитарным приводит к совершенно обратному результату. Не успев расстать­ся с наихудшими сторонами номенклатурности, мы охотно усваиваем не луч­шие стороны частного бизнеса.

Коммерциализация «Останкино» ста­ла фактом, который требовал лишь юри­дического признания. Этим признанием явился Указ президента (ноябрь 1994 года) о преобразовании государственной телерадиокомпании в акционерное об­щество ОРТ («Общественное Россий­ское телевидение»). За словесной мисти­фикацией, декларирующей превращение государственного в общественное, на деле скрывается реорганизация номенк­латурного в частное (51 процент акций, остающихся в федеральной собственно­сти, — неуклюжая попытка сохранить хорошую мину при скверной игре).

Но если мы хотим, чтобы государ­ственное Российское телевидение дей­ствительно появилось и служило обще­ству, а не аппаратчикам, политикам или коммерсантам, у него нет иного выхода, как обращение к абонентной плате. Вве­дение такой платы, разумеется, дело трудное.

Но не более трудное, чем введение капитализма в России.

Конец эпохи изоляционизма

Сформированная десятилетиями система авторитарного телевидения терпит крах, хотя и не испытывает желания поступиться принципами. В со­стоянии кризиса все пять опор, состав­ляющих несущую конструкцию этой системы. Аппаратная структура, несов­местимая с требованиями демократии. Госбюджетная экономика, неспособ­ная субсидировать электронные сред­ства массовой коммуникации. Веща­тельно-производственная монополия «Останкино», совмещавшая всесоюз­ного транслятора и производителя. Концепция «среднего зрителя», позво­лявшая решать за аудиторию, что ей нравится и не нравится. И, наконец, доктрина изоляционизма.

По отношению к мировому веща­нию советское телевидение всегда было «островным» и всегда считало свой опыт самодостаточным. Разрушение «берлинской стены» в эфире познако­мило нас с разнообразием информаци­онных рубрик и их персонификацией, с ночными и утренними программа­ми, телемостами и телемарафонами. И хотя в международное телепростран­ство мы входим с черного хода — на уровне мексиканских сериалов и «сникерсов», — контактные передачи с об­ратной связью, различные типы интер­вью, дискуссий, ток-шоу приобщают нас к формам вещания, существующим в мире.

Жанр — конвертируемая ценность. Лишь представляя себе, как живут другие, мы в состоянии понять, как жи­вем мы сами. В этом смысле телевиде­ние мало чем отличается от литературы. С другой стороны, литература не знает «совместного производства». Кинема­тограф прибегает к подобной практике время от времени. Но только телевиде­ние в силах дать повседневное представ­ление о том, как живем «мы все».

Кратчайшее расстояние

Сегодняшнее телевидение — предыс­тория. История начинается с мировидения. Когда трансграничное вещание бу­дет означать не только обмен информа­цией и культурой, но и создание новых ценностей, ориентированных на мировую аудиторию. Субъект телевидения — обще­ство. Субъект мировидения — сообще­ство. Не государство, а человечество.

Мировидение — кратчайшее расстоя­ние между человеком и человечеством.

Сегодня эта формула кажется утопи­ческой. Но причина — не в техническом уровне электронных средств (круглосуточные космические каналы все увереннее завоевывают эфир), она в самом сознании человечества.

19 ноября 1991 года Международный лондонский институт коммуникации под­верг анализу вечерние новости в 55 стра­нах по 97 каналам. В тот день особенно жестокими были военные действия и Югославии, резня в Индонезии, а вот американцы праздновали освобождение заложников из Ливана. Результаты иссле­дования оказались обескураживающими Для зрителей за пределами Европы война в Югославии словно бы не существовала, как и резня в Индонезии для людей за пределами азиатского региона. Репорте­ры в подробностях демонстрировали ко­ролевские церемонии, сообщали о зато­рах машин на дорогах и повышении цен на яйца. «Новости не разлетаются далеко от дома... Создается впечатление, что на планете Земля находится много миров. каждый из которых поглощен лишь соб­ственными заботами», — с горечью кон­статировали ученые, ошеломленные этими наглядными проявлениями «ост­ровной» психологии.

Электронные технологии в состоянии изменить наш мир не раньше, чем мы на­учимся видеть и слышать друг друга, а не только самих себя. Это длинный путь.

Но как пройти этот путь быстрее, если не с помощью телевидения?

«Искусство кино», 1996, № 1

“ДУ­МАТЬ НЕ­КО­ГДА. ПРЫ­ГАТЬ НА­ДО”

Нуж­ны ли те­ле­ви­де­нию те­ле­кри­ти­ки?

По мне­нию те­ле­ви­зи­он­ной Ака­де­мии - не нуж­ны. Во вся­ком слу­чае ни од­но­го из кри­ти­ков в свои ря­ды ака­де­ми­ки не вклю­чи­ли. Хо­тя пер­вых кан­ди­да­тов в со­став Ака­де­мии ре­ко­мен­до­ва­ли имен­но те­ле­кри­ти­ки. Эта си­туа­ция от­ра­жа­ет от­но­ше­ние к тео­ре­ти­кам ны­неш­них те­ле­прак­ти­ков, убе­ж­ден­ных, что всем луч­шим на эк­ра­не, элек­трон­ное чу­до обя­за­но толь­ко им.

“Те­ле­ви­де­ние как за­ки­паю­щее мо­ло­ко - и отой­ти нель­зя, и смот­реть не на что”- ут­вер­жда­ет на­род­ная муд­рость. Ру­гать те­ле­ви­де­ние - са­мое мас­со­вое за­ня­тие, ана­ли­зи­ро­вать - са­мое не­бла­го­дар­ное. Про­фес­сио­наль­ных те­ле­кри­ти­ков ку­да мень­ше, чем кос­мо­нав­тов.

Ме­ж­ду тем не­воз­мож­но се­бе пред­ста­вить на­ше ве­ща­ние 60-х го-

дов /пер­вая пе­ре­стро­еч­ная по­ра в эфи­ре/ без кни­ги В.Сап­па­ка “Те­ле­виде­ние и мы”. Для боль­шин­ст­ва те­ле­прак­ти­ков эта кни­га ста­ла биб­ли­ей. По­ра­зи­тель­ные на­блю­де­ния, тон­кие и од­но­вре­мен­но дерз­кие обо­ще­ния ее ав­то­ра, к со­жа­ле­нию, поч­ти не­из­вест­ны ны­неш­ним де­бю­тан­там, чьи су­ж­де­ния о ТВ все еще пре­бы­ва­ют на до­сап­па­ков­ском уров­не.

На гла­зах то­гдаш­них оше­лом­лен­ных зри­те­лей поя­ви­лись пер­вые ав­тор­ские про­грам­мы /мно­гие до­жи­ли до сих пор/, ро­дил­ся те­ле­ви­зи­он­ный ки­не­ма­то­граф, бы­ла от­кры­та мно­го­се­рий­ность. Ос­мыс­ле­ние этих но­вых яв­ле­ний в свою оче­редь сти­му­ли­ро­ва­ло эк­ран­ные по­ис­ки. Те­ле­ве­ды де­ла­ли все воз­мож­ное, что­бы со­дер­жа­ние до­маш­них эк­ра­нов ста­но­ви­лось та­ким, ка­ким оно ста­но­ви­лось - все­со­юз­ные фес­ти­ва­ли те­ле­филь­мов, еже­год­ные се­ми­на­ры по ре­пор­та­жу /СЕМ­ПО­РЕ/, зо­наль­ные смот­ры и еже­ме­сяч­ные об­зо­ры в “Со­вет­ской куль­ту­ре”.

Имен­но в эти го­ды сло­жи­лись ос­нов­ные ти­пы пе­рио­ди­че­ской те­ле­кри­ти­ки - анон­си­рую­щей, ре­цен­зи­он­ной, оце­ноч­ной, про­блем­но-по­стано­воч­ной, со­цио­ло­ги­че­ской, про­гно­сти­че­ской. Пуб­ли­ка­ции в “Но­вом ми­ре”, “Ис­кус­ст­ве ки­но”, “Жур­на­ли­сте”, “Те­ат­ре”, не го­во­ря уже о га­зе­тах, пи­та­ли ту дис­кус­си­он­ную ат­мо­сфе­ру, ко­то­рая и слу­жи­ла фор­мой са­мо­по­зна­ния элек­трон­ной му­зы. Фор­ми­рую­щий­ся эфир по­ро­ж­дал, и в той же сте­пе­ни по­ро­ж­дал­ся, фор­ми­рую­щей­ся те­ле­эс­те­ти­кой.

Сколь­ко кри­ти­ки в те­ле­кри­ти­ке?

С этой ат­мо­сфе­рой бы­ло по­кон­че­но в на­ча­ле 70-х с на­зна­че­ни­ем но­во­го пред­се­да­те­ля Гос­те­ле­ра­дио, не ус­та­вав­ше­го на­по­ми­нать о сво­ей бли­зо­сти к Бреж­не­ву. С его точ­ки зре­ния, но­менк­ла­тур­ное те­ле­ви­де­ние ну­ж­да­лось в но­менк­ла­тур­ном “об­ще­ст­вен­ном мне­нии”. Из те­ле­кри­ти­ки бы­ло из­вле­че­но жа­ло кри­ти­ки, удар­ные ин­ст­ру­мен­ты сме­ни­ли на ар­фы.

Лю­бое не­ло­яль­ное за­ме­ча­ние в ад­рес “Ос­тан­ки­но” тот­час обо­ра­чи­ва­лось орг­вы­во­да­ми для пуб­ли­ка­то­ров. Един­ст­вен­ный в стра­не те­ле­ко­лум­нист по­эт А.Аро­нов, продолжавший на страницах МК писать что думал, удо­сто­ил­ся чес­ти стать лич­ным вра­гом пред­се­да­те­ля /тот одна­ж­ды да­же по­жа­ло­вал­ся ген­се­ку: ме­ша­ет ра­бо­тать/.

Од­на­ко от­сут­ст­вие кри­ти­ки не оз­на­ча­ло от­сут­ст­вия пуб­ли­ка­ций. Ос­те­ре­га­ясь втор­гать­ся на тер­ри­то­рию те­ле­про­па­ган­ды, ого­ро­жен­ную про­во­да­ми вы­со­ко­го на­пря­же­ния, тео­ре­ти­ки по­свя­ща­ли се­бя эс­те­ти­че­ским ис­сле­до­ва­ниям ТВ. В Ин­сти­ту­те ис­то­рии ис­кус­ст­ва был соз­дан сек­тор ху­до­же­ст­вен­ных про­блем СМК, по­доб­ный от­дел воз­ник и в НИИ ки­но­ве­де­ния. Из­да­тель­ст­во “Ис­кус­ст­во” еже­год­но вы­пус­ка­ло монографии, книги и ежегодники. Изо­ли­ро­ван­ное от ми­ро­во­го эфир­но­го опы­та и от ро­ли ин­фор­ма­то­ра /под­ме­нен­ной ро­лью про­па­ган­ди­ста/, оте­че­ст­вен­ное те­ле­ви­де­ние все еще осоз­на­ва­ло се­бя не­отъ­ем­ле­мой ча­стью на­цио­наль­ной куль­ту­ры.

Вре­мя бу­ри и на­тис­ка

Эра глас­но­сти сме­ла все барь­е­ры. Воз­му­ще­ние, ко­пив­шее­ся го­да­ми, вы­рва­лось на сво­бо­ду. Га­зеты мо­мен­таль­но об­за­ве­лось пер­со­наль­ны­ми ко­лум­ни­ста­ми, штур­мо­вав­ши­ми за­ша­тав­шие­ся ус­тои Гос­те­ле­ра­дио. Под­чи­ня­ясь мя­теж­но­му ду­ху вре­ме­ни, те­ле­ви­зи­он­ное ру­ко­во­дство со­гла­ша­лось при­сут­ст­во­вать на зри­тель­ских кон­фе­рен­ци­ях в от­кры­том эфи­ре. Во­про­сы зву­ча­ли ост­ро, от­ве­ты, как все­гда, бы­ли об­те­кае­мы. Дмит­рий Кры­лов на­чал при­гла­шать те­ле­кри­ти­ков для по­сто­ян­но­го уча­стия в “Те­ле­ско­пе”.

Та­ко­го ко­ли­че­ст­ва со­кру­ши­тель­ных вы­па­дов те­ле­ви­де­ние еще не зна­ло. Но ко­ли­че­ст­во не оз­на­ча­ло ка­че­ст­ва. Ар­гу­мен­ты были столь же за­паль­чи­вы, сколь по­верх­но­ст­ны - кри­ти­ка след­ст­вий, а не при­чин. Аго­ния ав­то­ри­тар­но­го те­ле­ви­де­ния объ­яс­ня­лась как дол­го­ждан­ный ко­нец го­су­дар­ст­вен­но­го и на­ча­ло не­за­ви­си­мо­го ве­ща­ния /хо­тя не­за­ви­си­мо­го ве­ща­ния нет в при­ро­де, а го­су­дар­ст­вен­но-де­мо­кра­ти­че­ское ни ма­лей­ше­го от­но­ше­ния не име­ет к го­су­дар­ст­вен­но-то­та­ли­тар­но­му/. Об­ли­че­ние зла сво­ди­лось к лич­но­стям пред­се­да­те­лей. Со­юз ки­не­ма­то­гра­фи­стов объ­я­вил пуб­лич­ный бой­кот Ле­о­ни­ду Крав­чен­ко, не счи­та­ясь с тем, что от куль­ту­ры ки­но от­лу­ча­ют­ся мил­лио­ны зри­те­лей.

Ни­ко­гда еще но­вые те­ле­руб­ри­ки не воз­ни­ка­ли с та­кой бы­ст­ро­той.

Стрем­ле­ние уг­нать­ся за еже­не­дель­но ме­няю­щим­ся эк­ран­ным пей­за­жем при­вле­ка­ло к те­ле­кри­ти­ке но­во­бран­цев. Де­бю­тан­там не­лег­ко бы­ло ус­ле­дить, что иной раз но­вое - все­го толь­ко под­за­бы­тое ста­рое или удер­жать­ся от пуб­ли­ка­ций, на­сы­щен­ных, как ба­тон изю­мом, ис­то­ри­че­ски­ми не­ле­по­стя­ми.

Из­ме­ни­лась и ти­по­ло­гия те­ле­кри­ти­ки. Про­блем­ные и со­ци­аль­но-про­гно­сти­че­ские вы­сту­п­ле­ния ста­ли ред­ки, как ал­ма­зы. Ре­цен­зии съе­жи­лись до раз­ме­ров ре­п­лик. За­то ас­тро­но­ми­че­ски вы­рос спрос на анон­сы, рек­ла­мы и сплет­ни о лич­ной жиз­ни эк­ран­ных звезд.

По­след­ним гвоз­дем, вби­тым в гроб ана­ли­ти­че­ской те­ле­кри­ти­ки, ока­зал­ся рей­тинг.

Мы­ше­лов­ка рей­тин­га

В эпо­ху Гос­те­ле­ра­дио пе­ре­да­чи сни­ма­лись с эфи­ра не­за­ви­си­мо от сте­пе­ни их по­пу­ляр­но­сти /”Эс­та­фе­та но­во­стей”, “КВН”, “Рас­ска­зы о ге­ро­из­ме”/. Те­пе­реш­нее ком­мер­че­ское ве­ща­ние ори­ен­ти­ро­ва­но на мне­ние пре­об­ла­даю­щей час­ти ау­ди­то­рии - это мне­ние тем цен­нее, чем по­го­лов­нее /как в про­грам­ме “Сто к од­но­му”/. Пе­ре­да­ча, не до­б­рав­шая пуб­ли­ки, что­бы оп­рав­дать по­ме­щен­ную в ней рек­ла­му, ут­ра­чи­ва­ет пра­ва на зри­те­ля. Ее ху­до­же­ст­вен­ные дос­то­ин­ст­ва зна­че­ния не име­ют. При по­доб­ном под­хо­де из­лиш­ним ста­но­вит­ся про­фес­сио­на­лизм ав­то­ров, рав­но как и кри­ти­ков. По­треб­ность в эс­те­ти­че­ском ана­ли­зе от­па­да­ет вме­сте с пред­ме­том ана­ли­за.

Кри­зис гос­бюд­жет­но­го те­ле­ви­де­ния уда­рил в пер­вую оче­редь по его про­све­ти­тель­ской мис­сии. От­дел те­ле­ви­де­ния в из­да­тель­ст­ве “Ис­кус­ст­во” при­ка­зал дол­го жить. Вы­пуск книг пре­кра­тил­ся. По­пыт­ка воз­ро­дить спе­циа­ли­зи­ро­ван­ный жур­нал “Те­ле­ви­де­ние и ра­дио” за­хлеб­ну­лась.. На эк­ра­не ут­вер­жда­ет­ся пе­ре­вер­ну­тая сис­те­ма цен­но­стей. Все рав­но, как ес­ли бы уст­рои­те­ли олим­пи­ад со­из­ме­ря­ли дос­ти­же­ния спорт­сме­нов не с ми­ро­вы­ми ре­кор­да­ми, а сию­ми­нут­ны­ми на­строе­ния­ми пуб­ли­ки на три­бу­нах.

Ан­ти­те­зой ге­ге­мо­нии ус­ред­нен­ных вку­сов стал оп­рос профес­сио­наль­ных кри­ти­ков. Ин­дек­су по­пу­ляр­но­сти они про­ти­во­поста­ви­ли ин­декс ка­че­ст­ва. Не­смот­ря на те­ле­граф­ный ха­рак­тер су­ж­де­ний экс­пер­тов твор­че­ские по­ис­ки и “не­оку­пае­мые” экс­пе­ри­мен­ты здесь не то­нут в сум­мар­ном мне­нии ано­ним­но­го боль­шин­ст­ва.

Ро­ж­ден­ный в “Не­за­ви­си­мой га­зе­те”, этот тип оп­ро­са пе­ре­ко­че­вал на стра­ни­цы те­ле­ви­зи­он­но­го при­ло­же­ния “Из­вес­тий”, а с кон­чи­ной по­след­не­го - в еже­не­дель­ник “Семь дней”, од­но вре­мя по­пы­тав­ший­ся воз­ро­дить тра­ди­ции ана­ли­ти­че­ской те­ле­кри­ти­ки. Си­туа­ция ры­ноч­ной эко­но­ми­ки очень бы­ст­ро рас­пра­ви­лась с этой ак­ци­ей, а за­од­но и с са­мим из­да­ни­ем, ре­ор­га­ни­зо­ван­ным в рек­лам­но-раз­вле­ка­тельный ва­ри­ант - дуб­ли­кат “ТВ-пар­ка”. /В том же на­прав­ле­нии эво­лю­цио­ни­ро­вал на эк­ра­не и “Те­ле­скоп”/.

“Из всех не­ис­кусств для нас важ­ней­шим яв­ля­ет­ся те­ле­ви­де­ние”, - по­шу­тил не­дав­но один из ав­то­ров “Ис­кус­ст­ва ки­но”.

Впе­ред, к ве­ге­та­тив­но­му те­ле­ви­де­нию!

Пе­ре­ско­чив че­рез об­ще­ст­вен­но-го­су­дар­ст­вен­ный тип ве­ща­ния /са­мо­на­зва­ние ОРТ не долж­но вво­дить в за­блу­ж­де­ние/, на­ше те­ле­ви­де­ние со­вер­ши­ло пры­жок из то­та­ли­тар­ной в ком­мер­че­скую сис­те­му, ухит­рив­шись со­вмес­тить наи­худ­шие сто­ро­ны обе­их. За мель­ка­ни­ем но­вых руб­рик про­те­ка­ют глу­бин­ные про­цес­сы фор­ми­ро­ва­ния со­ци­аль­ных и эс­те­ти­че­ских цен­но­стей /или их вы­тес­не­ния/.

Диа­па­зон те­ле­жан­ров раз­дви­га­ет свои гра­ни­цы ку­да бы­ст­рее, чем мы ус­пе­ва­ем это ос­мыс­лить. У нас на гла­зах ут­вер­жда­ют се­бя все но­вые эк­ран­ные ам­п­луа - ин­тер­вьюе­ры, обо­зре­ва­те­ли но­во­стей, мо­де­ра­то­ры, про­дю­се­ры, ток-шо­уме­ны. В язы­ко­вом оби­хо­де ТВ ца­рит тер­ми­но­ло­ги­че­ская су­мя­ти­ца. В со­пос­тав­ле­нии с де­сят­ка­ми про­фес­сио­наль­ных те­ле­кон­кур­сов, су­ще­ст­вую­щих в ми­ре, мы жи­вем как в пус­ты­не с ед­ва ли не един­ст­вен­ным оа­зи­сом - ТЭ­ФИ. Но и но­ми­на­ции ТЭ­ФИ от­ра­жа­ют мыш­ле­ние 15-лет­ней дав­но­сти, слов­но ни­че­го на на­шем те­ле­ви­де­нии с тех пор не ме­ня­лось. Обой­ден­ны­ми вни­ма­ни­ем ока­зы­ва­ют­ся за­ме­ча­тель­ные де­бю­ты, та­лант­ли­вые фи­гу­ры и не­за­уряд­ные ав­тор­ские про­грам­мы.

Го­ни­мая рей­тин­гом те­ле­прес­са /да и са­ми прак­ти­ки, оза­бо­чен­ные су­до­рож­ны­ми по­ис­ка­ми рек­ла­мо­да­те­лей/ на­по­ми­на­ют ре­ти­во­го чу­да­ка, ко­то­рый пры­гал под по­то­лок, все пы­та­ясь до­тя­нуть­ся до пе­ре­го­рев­шей лам­поч­ки. А на со­вет по­ду­мать, нель­зя ли по­до­дви­нуть, к при­ме­ру, стул лишь от­ма­хи­вал­ся с до­са­дой: “Ду­мать не­ко­гда! Пры­гать на­до”.

С точ­ки зре­ния пры­гаю­щих, те­ле­кри­ти­ка - пе­ре­жи­ток на пу­ти ве­ща­тель­но­го про­грес­са. Но от­сут­ст­вие про­фес­сио­наль­ных кон­кур­сов, фес­ти­валь­ных дис­кус­сий, ана­ли­ти­че­ских фо­ру­мов, книг и жур­на­лов ве­дет те­ле­ви­де­ние к ат­ро­фии вто­рой сиг­наль­ной сис­те­мы. Оно жи­вет мо­мен­том, пред­по­чи­тая ве­ге­та­тив­ный спо­соб су­ще­ст­во­ва­ния. В.Сап­пак, И.Ан­д­рон­и­ков, С.Об­раз­цов - фи­гу­ры из бес­конеч­но да­ле­ко­го про­шло­го /еще до изо­бре­те­ния “Му­зо­бо­за”/.

Ме­ж­ду тем те­ле­кри­ти­ки су­ще­ст­ву­ют не для то­го, что­бы зло­рад­ст­во­вать по по­во­ду не­удач в эфи­ре. Их за­да­ча - за­щи­щать ин­те­ре­сы об­ще­ст­ва, а не ин­те­ре­сы пуб­ли­ки. Их при­зва­ние - за де­ревь­я­ми ви­деть лес. “Сна­ча­ла мы соз­да­ем об­раз на­шей ар­хи­тек­ту­ры, а за­тем она соз­да­ет наш об­раз”. Это на­блю­де­ние не в мень­шей сте­пе­ни при­ло­жи­мо и к элек­трон­ной вла­сти.

Ес­ли за­ду­мать­ся, оте­че­ст­вен­ное те­ле­ви­де­ние сто­ит перед ис­то­ри­че­ским по­во­ро­том - ро­ж­де­ни­ем но­вых прин­ци­пов ве­ща­ния и но­вых мас­шта­бов их ос­мыс­ле­ния, не го­во­ря уже о но­вом ха­рак­те­ре от­но­ше­ний ме­ж­ду кри­ти­кой и эк­ра­ном. Ес­ли за­ду­мать­ся, но... за­чем?

Пры­гать на­до.

«Общая газета», 1996, 26 сентября

ИНТЕРВЬЮ С ОСЦИЛЛОГРАФОМ

или поединок с самим собой

В прологе к пьесе Назыма Хикмета “Чудак” перед занавесом положен камень. Каждый герой, проходя по авансцене, натыкается на него. Реагируют по разному. Один чертыхнется, другой - вовремя успеет свернуть, третий - попытается сдвинуть камень в сторону, заботясь о тех, кто пойдет следом. Словом, каждый выявляет себя самого. Так сказать, камень преткновения.

Стремительно растет число наследников Урмаса Отта. В ежедневных телеинтервью сменяются собеседники /многие, впрочем, переходят из рубрики в рубрику/. Телевизионными персонажами становятся и сами интервьюеры. Иные программы отличает приверженность к постоянному месту действия - квартира героя /”Пока все дома”/, сценические подмостки /”Театр плюс ТВ”/, атмосфера казино /”Жизнь - игра”/, беседы на улицах /”В городе N”/. В поисках экранной неповторимости одни рубрики вообще исключают присутствие журналиста /”VIР”/, другие требуют участия детектора лжи - ”Полиграфа” /”Ничего, кроме...”/. И если в “Часе пик” собеседников встречают, как дорогих гостей, то в последнем случае они ощущают себя в роли подозреваемых, что ничуть не убавляет числа желающих.

Электронный “Полиграф” на экране не гуманнее своих собратьев в известных суровых учреждениях. Гости сидят на стуле, напоминающим электрический. Их ожидает заведомо неприятная процедура - к телу прикрепляют несколько датчиков, показывающих психофизическое состояние приглашенного /точность 92-95% /. Данные высвечиваются на экране. “Чувствую себя, как в милиции...тяжело дышать”, - признаются жертвы. После чего следует публичное согласие о добровольности показаний.

Самое коварное, впрочем, не датчики, а вопросы, которые допускают ответы лишь “да” и “нет”. Герои рубрики - люди, как правило, популярные, обросшие слухами и легендами. В досье на каждого собрано все - и правда, и наговоры, и небылицы в общественных пересудах. Так что приглашенный встречается не только с детектором и ведущим, но и со сплетнями о своей персоне, которые он может опровергнуть или же подтвердить. Его ловят на противоречиях, оговорках, подсознательных реакциях, фиксируемых бесстрастным детектором. Вопросы содержат подвохи, звучат неожиданно, иногда - “на грани” /”Вы бы смогли подоить корову?.. Давали ли когда-нибудь поводы для ревности своей жене?... Приходилось ли вам скрывать доходы от налоговой инспекции?...Мечтали ли вы увидеть поверженными своих политических обидчиков?”/.

Что же заставляет гостей отважиться на эксперимент? Тщеславие и потребность в публичной славе? Боязнь, что о тебе забудут? Поиски острых ощущений? Стремление испытать себя /смогу ли я сказать, что хочу, и не сказать, чего не хочу/? Желание поменять свой имидж /я совсем не такой, каким меня представляет пресса/? Страх в случае отказа от приглашения потерять лицо /значит, есть что терять/? Или, наконец, интересы дела?

Демократы перед выборами шли на испытание строем. Коммунисты остерегались. Зюганов и Губенко не решились уронить свое достоинство в легкомысленной передаче. Горячеву удалось уговорить, лишь напомнив о ее знаменитом выступлении против Ельцина. /Если мужчины трусят, разве не долг смелой женщины обнародовать свою позицию вопреки предвзятости прессы?/. Горячева пришла в “Останкино”, ощетинившись. Раздраженно накинулась на милиционера, попросившего пропуск /”Был бы Гайдар - мигом пропустили бы!”/. Заставила заранее показать вопросы /такое не принято/, пригрозив в противном случае уйти с записи. У многих зрителей вызвало уважение упорство несгибаемой коммунистки, живущей в сознании враждебного окружения /”Меня расстреливали в Белом доме”/, - жертвы, подвергаемой травле газетами, которая готова держать круговую оборону до последнего.

Но психологическое состояние приглашенного и есть содержание передачи. Не всегда мы стремимся казаться лучше, чем есть, но кто же захочет казаться хуже?

Скандалисты на передачу идут охотно: для них любая ситуация - реклама. Дорожащие репутацией - осторожнее. Юрий Афанасьев начал с отказа: как ни ответишь - окажешься в дураках. “Это если относиться серьезно к дурацким вопросам. Но вы же не такой, как тот зануда, что выступал недавно,”- подначила его редактор программы. И аргумент подействовал.

Собственно, термин “детектор лжи” никем всерьез не воспринимается. Осциллографический всплеск не означает, что ты шпион и слова твои - непременно ложь. Вопрос может вызвать нервозность, воспоминания, неприятные ассоциации, лежащие за пределами “да” и “нет”. Что-то вроде “холодно”, “тепло”, “жарко”. И тогда пики на экране “Полиграфа” дают возможность для дополнительных вопросов ведущего во втором туре передачи /по окончании испытания/.

Иные отвечают как можно быстрее, дабы показать, что скрывать им нечего. А, скажем, для Ивана Рыбкина мучительно было реагировать прямым отрицанием или утверждением. Ему напоминали, что он нарушает правила, прерывали запись. Но справиться он с собой не смог, напоминая героя фильма, который в церкви на вопрос “Хочешь взять ее в жены?” отвечал: “Скорее, да”. Горячева же категорически отказалась от ответа на два вопроса - ”Правда ли, что многие видные коммунисты имеют связи с западным капиталом?” и “Импонирует ли вам Геннадий Зюганов как мужчина?”.

Сажи Умалатова на вопрос о любимых поэтах сразу же назвала Шекспира, Пушкина, Гете. А в доказательство прочитала строфу из Расула Гамзатова.

Еще показательнее была реакция Джуны. Народная целительница /она же - академик, художник, поэт, экстрасенс, писатель/, учредившая премию самой себя трех степеней, заподозрила недостаточность пиетета в задаваемых ей вопросах. / “Считаете ли вы себя сверхчеловеком? Ваши генеральские чины - это серьезно? Вы - колдунья? Опасаетесь ли этой проверки на полиграфе?”/. И едва дождавшись конца испытания, взорвалась: “Если бы знала, какие вопросы вы мне зададите... Я написала книгу “Элементы живого космоса”... ДНК... дошла до нейтрино... внедрилась в плазму...А вы мне... Я лауреат высшей медицинской награды... Джуна должна была уже трижды геройство получить... орден мужества...Прекратите зомбирование... Чем вы занимаетесь?... Что такое колдовство?.. Это химия. Это физика... Если взять крысу засушенную и дать человеку... Магнитные волны не знаете...ультразвук не знаете... ультрафиолет не знаете... инфракрасное излучение... оптическое, в конце концов... Я на Кубани выросла... на завалинках... босиком утром по росе ходила... Что вы за вопросы мне задали? Великому ученому... Я под иконами сплю... такой я человек”.

“По крайней мере все остались живыми, - подытожил ведущий Вадим Симоненко. - Пока...”

Каждый из нас - театр одного актера. Как же опознать среди бессчисленных самопроявлений доподлинное лицо? “Если бутафорское яблоко и настоящее сняты так, что их нельзя отличить друг от друга на экране, то это не умение снимать, а неумение снимать”, - считал Дзига Вертов. Часто болезненная застенчивость маскируется грубоватым цинизмом, уязвимость - иронией, неуверенность - исступлением. Не умея принять себя таким, каков есть, человек формирует завышенную самооценку, а его умственные усилия в этом случае направлены скорее на самозащиту, чем на самопознание.

Ничто не требует такого интеллектуального героизма, как готовность знать о себе всю истину, утверждают философы. И только тот, кому это удается, выходит из поединка с достоинством.

Поведение гостя на “электрическом стуле” - для зрителя самое интересное, ибо тот реагирует в соответствии со своей натурой, воспитанием и чертами личности.

“Полиграф” - тот же камень преткновения из хикметовского “Чудака”.

“Ничего, кроме...” - передача-эксперимент. Многие ее возможности еще не раскрыты. Часто неудачны вступления и заключения ведущего. Ему не хватает времени между первым и вторым туром, чтобы осмыслить “показания” детектора. И все же аппарат безусловно катализирует действие. Как своего рода “рентген характера”.

И ничего кроме.

«Общая газета», 1996, № 45

ИЗВЕРЖЕНИЕ ФУДЗИЯМЫ

"Как вас называть" - с придыханием обращается ведущий к трем дивам, готовым избавить зрителей ото всех тревог. "Я - маг", - тихим голосом отзывается первая. Вторая не возражает против «волшебницы», третья предлагает ее считать не "инопланетянкой", а "контактером", но еще лучше "ведуньей". И охотно рассказывает, как спасла се­мью богатого коммерсанта - ощутила присутствие киллера и даже ус­тановила место предполагаемого теракта. "Как видите, - подытоживает ведущий передачи «Тайное становится явным», - целители, маги, кол­дуны, феи не так уж загадочны и вносят определенную дозу светлой энергии в нашу жизнь".

Дата добавления: 2015-09-01