Глава 29. Узы

Лила не зала, где — сон, а где — явь.

Ей снилось, будто она сражается с каким-то волшебником — и, проиграв битву, она умирает.

Очнувшись от этого сна, девочка будто проваливалась в другой. В нем Лила была самой могущественной волшебницей всех времен, которая может сделать все, что угодно — даже перевернуть вверх тормашками Кимагус. Самая могущественная волшебница не могла сделать только оного — в этом сне Лила не могла покинуть стен своей темницы, которая почему-то была точь-в-точь похожа на госпиталь Академии.

Девочка не знала, как ей очнуться от этих снов, сменяющих один другой.

«Может быть, я теперь не сплю?» — С надеждой думала Лила в моменты, когда силы ее покидали и она была вынуждена безвольно лежать в кровати, чувствуя, как щиплет спину и ноет нога. Глядя в потолок, девочка размышляла, путаясь в собственных мыслях словно в каком-то тумане, почему она здесь, и где это — «здесь».

«Это не Кимагус, — говорила себе Лила, когда туман отступал. — Это обман. В Кимагусе много людей, а здесь только эта, в чепце и в фартуке. В Кимагусе Клеменс, Эфрена, Хилари... Тинтинар, Аврора Кантанс... А здесь их нет. Это не Кимагус, это сон».

«Значит, тот сон — не сон? — Вяло соображала девочка. — Меня и правда убили? Но почему же я не там, где все должны быть? Почему я не в том месте, куда уходят все духи?»

Лила уныло обводила взглядом скудную обстановку госпиталя Кимагуса, пытаясь понять, может ли он быть тем местом, куда уходят духи умерших.

«Почему же я умерла? — Вздыхала девочка. — Ведь у меня был Ревербератор! Он всегда меня спасал, я не могла проиграть! Может, его со мной все-таки не было? Теперь его нет, и тогда тоже не было... Жалко. Директор сказал мне с ним не расставаться».

«А почему здесь директор? Неужели он тоже умер? — Сонно удивлялась Лила. — Но почему? Его тоже победили?.. Нет, он не мог проиграть! Он же чуть не стал Верховным магом! Почему же тогда?..»

Девочка вспоминала слова Клеменс о том, что директору перевалило за сто пятьдесят лет и опять вздыхала: «Да, он очень старый. Наверное, директора никто не победил, он просто лег спать, а проснулся здесь».

«Значит, и эта, в чепце, тоже умерла?»

«Если это и есть то место, куда уходят все духи, то здесь должны быть мама с папой!»

Лила не могла покинуть стен госпиталя — может, ее мама с папой хотели, но не могли в него войти?

В отличие от девочки, женщина в чепце уходила и приходила, не встречая никаких преград, поэтому Лила решила обратиться к ней с просьбой, когда та пришла менять ей повязку на спине:

— Эм, — замялась девочка, не зная, как ей правильно выразиться, — Вы не знаете, как мне увидеть своих маму с папой? Они должны быть где-то здесь... Это ведь то место, куда уходят духи?

Целительница недовольно скривилась, приложив ладонь к лилиному лбу, и, закончив перевязку, не произнося ни слова, быстро вышла из госпиталя, хлопнув дверьми.

Лиле оставалось только морщится, чувствуя, как щиплет спину.

Когда новая повязка перестала щипаться, девочка сомкнула глаза, но только-только она начала проваливаться в сон, как ей послышались голоса:

— Это издевательство над ребенком! Она от жара уже бредит, а Вы запрещаете ей давать лекарства!..

— Она не бредит — просто не понимает, что случилось. Это можно исправить и без лекарств.

Девочка открыла глаза и увидела, что в госпиталь входит директор Панакс.

Следом за директором вошла целительница. Она с озабоченным видом семенила за старцем, прижав свои крепко сцепленные руки к груди.

— Лила, ты не умерла, — первым делом сказал директор Панакс, остановившись возле лилиной постели.

— И это, — сказал он, обведя взглядом госпиталь, — не то место, куда уходят духи. Это госпиталь Академии Кимагус. Твоих родителей здесь нет.

— Нет?.. — удивленно вскинув брови, переспросила девочка.

Директор с улыбкой повернулся к женщине в чепце:

— Как я и говорил, Вам не о чем беспокоиться. Я все улажу.

Целительница недоверчиво взглянула на свою пациентку. Увидев, что Лила в замешательстве, женщина облегченно опустила прижатые к груди руки.

— Я буду в кабинете, — сказала она, и удалилась.

Дождавшись, пока шаги целительницы совсем стихнут, директор сказал:

— Сказать по правде, Сана — наша целительница, — была не в восторге от твоего погрома. Ты позволишь?

И, не дождавшись ответа, старец присел на кровать Лилы.

— Как твои шрамы?

— Шрамы? — Удивилась девочка.

— Да, на спине, — кивнул директор. — Меньше болят?

Лила неопределенно пожала плечами.

— Я думала, там просто синяк, — сказала девочка. — Такой, как на ноге.

— К сожалению, там не просто синяк, — сказал старец. — Там шрамы от заклинания Марса. Я думал, что Ревербератор отразит его, но он не смог.

Директор замолчал, виновато глядя на Лилу.

«Заклинание Марса, — повторила девочка. — Значит, и это был не сон?»

— Но директор Панакс, у меня его больше нет! — Спохватилась Лила. — Ревербератора нет! Его нашли!..

— Это я его забрал, — успокоил девочку Панакс, — перед тем, как отдать тебя в руки Сане. Здесь он тебе не понадобится.

Лила потупилась.

— Я сломала его, да? Он не отразил тот дым, потому что я его сломала?

— Дым? — Встрепенулся директор и мягко сказал: — Лила, я буду очень тебе признателен, если ты вспомнишь заклинания, которыми пользовался Марс. Крайне важно выяснить, каким заклятьем он тебя ранил.

Девочка много раз пересматривала сон о своем сражении с Марсом, и каждый раз во сне все было по-разному. Только конец у сна был всегда одинаковый — Лила всегда умирала.

Девочка боялась сказать не то, не различая, где были ее воспоминания о реальной встрече с убийцей ее семьи, а где — плод ее воображения. Она напрягла память.

— Э-э-э... там было Био Цимбало...

Директор покачал головой:

— Нет, это не оно.

— Потом еще, кажется, Патока... — морща лоб, вспоминала Лила.

— Что еще?

— Ну... э-э-э... Анорексия, вроде бы.

Старец, кажется, вот-вот готов был засмеяться.

— И Дэкапи-что-то-там.

Лила выжала из себя все, что могла.

— Нет, это все не то, — с улыбкой покачал головой директор Панакс. Помолчав, он сказал: — Ты говорила про дым...

— И дым, — кивнула Лила. — Я думала, он исчез — а он весь сжался и... прилетел. Прямо вот сюда.

Девочка прижала ладонь к груди — туда, где было ее сердце.

— Почему же я жива? — Спросила Лила, искренне не понимая, почему ее сердце все еще бьется.

— Я тоже хотел бы это знать, — задумчиво сказал директор Панакс.

Не сказав больше ни слова, старец поднялся и вышел из госпиталя, оставив девочку наедине со своими мыслями.

* * *

Лила вконец потеряла счет времени — оно было какое-то странное: иногда, стоило девочке на минуту закрыть глаза, полдень вдруг превращался в сумерки, а сумерки — в рассвет. А иногда Лила могла целую ночь ворочаться в постели, но сколько бы раз она не закрывала глаза, время словно замирало — ничего не менялось, ночь оставалась ночью.

Девочка не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она разговаривала с директором: несколько дней? Недель? Лет?

За время, проведенное в госпитале, все в нем — стены, потолок, окна с занавесками, кровати с ширмами, — все, что мозолило глаза, Лиле совсем опротивело. Ей была противна даже целительница — несмотря на то, что Сана была единственным человеком, которого теперь видела Лила.

Сана приходила для того, чтобы поменять повязку или покормить свою пациентку. Девочка пробовала узнать у нее что-нибудь, но вскоре поняла, что это бесполезно: на все вопросы ответ у женщины был один.

— Почему я здесь? — Спрашивала Лила.

— Потому что директор Панакс так велел, — отвечала Сана.

— А почему мне нельзя выходить?

— Потому что директор Панакс запретил.

— Почему никто ко мне не приходит?

— Потому что директор Панакс велел никого не пускать.

— И сколько мне еще тут торчать? — Раздраженно вопрошала Лила, уже зная ответ.

— Столько, сколько директор Панакс сочтет нужным, — отвечала целительница.

Но сколько это — «сколько нужно»?

Полгода? Год? Вся жизнь?

Лила даже не стала спрашивать, почему у нее отобрали ее волшебную палочку — ответ был очевиден: «Потому что директор Панакс так велел».

Свет клином сошелся на директоре Панаксе! Он решал все!

Лила негодовала. Девочка злилась на старца с сомовыми усами за то, что она не может задать ему свои вопросы, потому что он велел ей не выходить из своей клетушки.

Лиле стало смешно, когда она поняла, что и на вопрос: «Почему все зависит от директора Панакса?» мог ответить только сам директор Панакс.

А вопросов у девочки накопилось много.

Она хотела узнать, почему ей встретился Марс.

И как он узнал, что Лила — это Лила?

И почему, если он хотел ее убить, Лила осталась жива?

И зачем ему это надо — ее убивать? Что плохого она ему сделала?

И как его заклинание смогло обойти Ревербератор?

Да и про сам Ревербератор девочка хотела узнать: правда ли, что она его сломала? И что теперь будет? Все узнают, что медальон сломан, и Лилу с директором бросят в Анрахаст?

К тому же девочка никак не могла понять, как у нее получилось взмахом руки устроить погром в госпитале. И почему теперь не получается?

«Скорее бы он пришел! — Думала Лила, каждую минуту поглядывая на дверь и надеясь, что сейчас ее отворит директор Панакс. — Почему он не приходит?! Может, он про меня забыл?»

Сана все реже меняла повязки. Спина у Лилы почти не болела, а огромный синяк на ее ноге, успевший сменить цвет с иссиня-фиолетового на желтый, беспокоил девочку только тем, что иногда чесался.

Настало время, и целительница совсем сняла бинты. В тот же день, едва дождавшись, когда Сана уйдет в свой кабинет в дальнем конце госпиталя, Лила попыталась посмотреть, что же за шрамы были у нее на спине.

Девочка почти что скрутилась в бараний рог, но увидеть шрамы от неизвестного заклинания ей не удалось.

Единственное, что могла сделать Лила — это ощупать их рукой. Прикасаться к шрамам было все еще неприятно — от каждого касания в мозгу оживало воспоминание о боли. Однако любопытство победило — морщась, девочка все же нашла их все: шрамов было четыре.

Вскоре после того, как Лила стала обходиться без перевязок, в госпиталь пришел директор Панакс.

— У меня не очень хорошие новости, — присев на кровать, директор сразу перешел к делу. — Мне кажется, я понял, какое заклинание использовал Марс. Но, к сожалению, я ничего не могу с ним поделать.

«Так вот, почему он так долго не приходил!» — Поняла Лила.

Обида на старца мигом улетучилась — теперь девочка корила себя за то, что она считала, будто директор Панакс про нее забыл.

— Какое это заклинание? — Спросила Лила, и, затаив дыхание, приготовилась к самому худшему.

Однако директор по своему обыкновению ответил вопросом на вопрос:

— Ты что-нибудь слышала про Узы?

Девочка помотала головой.

— Есть такое древнее заклинание, — начал рассказывать директор, — первые упоминания о котором содержатся в летописях, написанных еще до основания Хагудигеста. Ты помнишь, что было до основания Хагудигеста?

Лила неопределенно качнула головой. Ей не хотелось признаваться директору Панаксу в том, что она крайне плохо разбирается в прошлом волшебного мира — но он, кажется, и так все понял.

— В те времена волшебный мир был раздроблен на вотчины, — сказал директор. — У каждой вотчины был предводитель и войско. Войска разных вотчин сражались за Места Силы.

Лила понимающе кивала.

— Имя Дарегон тебе ни о чем не говорит? — Лукаво спросил старец.

Кажется, он решил устроить девочке проверку знаний по одному из предметов Альфы Эруди. К счастью, в этот раз Лила не ударила в грязь лицом:

— Дарегон Великий — это основатель Хагудигеста, — ответила она.

— Верно, — кивнул директор. — Войско Дарегона Великого не проиграло ни одной битвы. Знаешь, почему?

Лила не знала.

— Потому что у него был талантливый целитель, — сказал Панакс. — Он придумал заклинание, которое назвал Узами Жизненных Сил. Узы на расстоянии соединяли силы магов в одно целое. Юдомий — так звали целителя, — объединял силы воинов, которые не могли сражаться из-за своих ран, с силами своего предводителя, и, контролируя поток Силы, целитель смещал баланс в сторону Дарегона — тогда предводитель шел в бой с силами нескольких воинов. После боя Юдомий возвращал воинам их силы и разрывал Узы. Поэтому даже если ряды дарегонова войска несли потери, благодаря Узам Жизненных Сил силы Дарегона увеличивались настолько же, насколько больше раненых становилось в его войске.

Лила начала понимать, к чему был этот экскурс в прошлое волшебного мира.

— Заклятье Марса — это Узы? — Спросила она.

— Узы Жизненных Сил — это Высшая белая магия, — ответил директор Панакс. — Заклятье Марса сходно с Узами по действию, но его Узы — это Высшая черная магия. Он не устанавливает баланс сил. С момента действия его Уз силы волшебника, которого Марс поразил этим заклятьем, все до последней капли устремляются к нему.

«Так, значит, я все-таки скоро умру», — подумала Лила.

— Кода я дал тебе Ревербератор, я не думал, что ему придется иметь дело с такой магией, — вздохнул Панакс. — Это моя ошибка.

— Когда же я умру? — Спросила девочка. — Завтра? Или уже сегодня?..

— Ни сегодня, ни завтра, — ласково сказал директор. — Марс постарается, чтобы ты прожила как можно дольше.

Лила совсем ничего не понимала.

— Когда я предположил, что Марс использовал Узы, я дал одному знакомому брюзге подержать Ревербератор и стрельнул в него ББМ высшего уровня, — сказал директор и хихикнул совсем как школьник.

— Стрельнули? — Переспросила Лила, не веря своим ушам.

— Да. Провел испытания, — сказал Панакс, с довольным видом накручивая ус на палец. — Белую боевую магию высшего уровня Ревербератор отразил исправно. А когда я стрельнул в испытуемого небоевой белой магией высшего уровня, то заклинание достигло цели, и лишь затем направилось в обратном направлении. Выходит, что заклятье Марса поразило не только тебя, но и его самого!

Дата добавления: 2015-09-05