Глава V. Ровиль-сюр-Мэр лежит на берегу Ламанша

Ровиль-сюр-Мэр лежит на берегу Ламанша. В Париже и в других городах можно увидеть плакаты, призывающие там отдохнуть, все как один — восторженные. Как и многие морские курорты, Ровиль был когда-то рыбачьей деревуш­кой, где дети моря в синих фуражках ловили рыбу или игра­ли в шары. Потом его настиг прогресс. На Promenade des Anglais[102], длиной с милю, стоят два казино, а отелей просто не счесть — и тебе «Карлтон», и «Принц Уэльский», и «Бри­столь», и «Мирамар», и самый роскошный — «Сплендид». Ровиль гордится «Сплендидом», и не зря — там есть бармен Филипп, служивший в Париже, Chez Jimmy[103], и блестящий оркестр, и несравненная кухня, и сад, где можно покончить с собой после казино, и очень дорогие номера, большей ча­стью — с балконами, выходящими на море.

Терри как раз стояла и смотрела на берег. Золотой песок в крапинках зонтиков был очень красив (см. плакаты), но она хмурилась, а там и сказала сестре:

— Знаешь, мне скучно.

— Еще бы! — поддержала Кейт.

— Я думаю, здесь не лучше, чем в Сэн-Роке.

— Хуже.

— Да,— Терри вошла в комнату.— Мы ни с кем не знако­мы. Я думала, на курортах все общаются, но нет, ничего по­добного. Наверное., нужны рекомендации. Прямо бойкот какой-то! Почему бы Дейлу Карнеги[104] не написать что-нибудь вроде: «Как не чувствовать себя изгоем на морском курорте» или «Как познакомиться с молодым человеком, у которого карие глаза и шрам на щеке»?

Кейт настороженно выпрямилась.

— С кем — с кем? Кто это?

— Не понимаю.

— Кто этот субъект со шрамом?

— Да так, один... Живет в отеле. Занятный такой, похож на Грегори Пека[105].

— Он с тобой заговаривал?

— Что ты! Это же Ровиль. Тут никто ни с кем не заговари­вает, пока вас не представят друг другу два епископа и кавалерственная дама. Жаль, что Джо уехала!

— Если бы ты была умнее, ты бы тоже уехала.

— Не люблю сдаваться.

— Ну, знаешь!

— А вообще-то ты права. Уедем?

— Хоть сейчас.

— Хорошо. Едем домой.

— Когда?

— Когда скажешь. А я пойду поплаваю, все же занятие.

Маркиз в ослепительной панаме беседовал с сыном на террасе отеля. Последние дни он был немного простужен и вышел в первый раз.

— Поразительно! — развивал он занимавшую его тему.— Я на минуту растерялся. Главное, откуда ни возьмись... Мяч говорил: «Миссис Пеглер...» Я же не знал, что она разошлась с Квокенбушем! Вообще, мог бы знать, она все время разво­дится. До меня был Роке, раньше — еще какие-то...

Джеф предположил, что к разводу привыкают, как к нар­котикам.

— Думаешь — ну, один-то раз! Но нет. Приходится повто­рить, а то замучает ломка. Так и втягиваешься. Какая пе­чальная судьба!

— Ты считаешь, ее надо жалеть?

— Если ты такой добрый, да.

— Оно конечно, но все-таки, посуди сам, какая-то тут есть неточность, какая-то несобранность. То она миссис Квокенбуш, то миссис Пеглер... Что ж, придется терпеть. Хотя вообще терпеть ее трудно. Ты ведь сам говорил, что она женщина жесткая.

— Куда уж жестче! И как ты на ней женился?

— Сам не пойму,— отвечал маркиз.— Правда, паукам еще хуже.

— Прости, не понял.

— У них очень трудная жизнь. Наш Супэ их собирает. Так вот, после свадьбы она его ест.

— Кто кого?

— Паучиха, своего мужа.

— Вот это да!

— Супэ сам видел.

— Вообше-то с голоду...

— Что ты говоришь! А так врать не буду, Гермиона меня не съела или не доела.

— Я часто думал...

— Что?

— Нет, ничего. Маркиз оживился.

— Ты хочешь спросить, что я в ней нашел. Ни-че-го, мой мальчик. Я пошел на это ради тебя. А ты — сбежал из дома. Зачем я принес жертву, а? Бежал. В Америку.

— Она меня просто выжила. Значит, ты пожертвовал со­бой, без вздоха, без стона?

— Да. Теперь твоя очередь.

— Ну, пап!

— При чем тут «ну, пап»?

— Если ты хочешь женить меня на Мэвис...

— Я сказал о ней хоть слово?

— Нет, но у тебя глазки блестели, когда ты нас знакомил.

— И зря. Она выходит за Карпентера.

— Они помолвлены?

— Еще нет, но Гермиона не отступит. Хотя, если ты при­наляжешь...

— Спасибо, обойдусь.

— Ладно, она какая-то странная. Знает только два слова: «Да, тетечка».

— Я слышал и «Нет, тетечка».

— Неужели? Все равно, о-ней не поболтаешь.

— Равно как и с Мячом. Они очень подходят друг другу.

— Духовное родство?

— Оно самое.

— Ты прав. Странный, однако, этот Мяч. Казалось бы, очень щедрый, но есть в нем и прижимистость. Заговорили мы про зонтичный клуб, он обещал любую сумму, сколько я захочу. Так, да? А назавтра вылез мрачный, молчит... — Тут маркиз заметил, что сын куда-то смотрит.— Ты меня слуша­ешь? Сам вижу, нет. В чем дело?

— Прости, пап. Там девушка прошла. Наверное, к морю.

— Какая такая девушка?

— Американская. Портье мне сказал, ее фамилия Трент. Живет тут, в «Сплендиде».

Маркиз встрепенулся. Живет в «Сплендиде»! Да что там, американки вообще богаты. Прав этот Ирвинг Берлин, «Благослови Бог Америку»[106].

— Хорошо бы с ней познакомиться,— отрешенно заметил Джеф.

— Положись на меня.

— А что ты сделаешь?

— Да тысячу вещей.

— Назови хоть три.

— Хватит одной. Возьму лодку и сообщу ей, что будет шторм. Беру к себе, подплываем к берегу — et voila![107]

— Однако, мозги у тебя!

— А ты что думал?

— Наверное, сработает.

— Еще бы!

— Она не осадит человека твоих лет.

— Каких лет? Нет, каких это лет? Я себя чувствую на два­дцать. А как я ее узнаю?

— Это легко. Ангел Боттичелли[108] в алой купальной шапоч­ке. Видны и волосы, солнечные лучи. Глаза — как небо. Ру­ки, губы, зубы, да все вообще — лучше некуда. На носу — две веснушки. Как тут не узнать!

Примерно через 45 минут миссис Пеглер вышла на терра­су с Фредериком Карпентером и своей племянницей Мэвис. Она была красива, сурова, а искусная прическа и тонкие темно-серые брови придавали ей сходство с барышней са­мого начала века, которая о чем-то задумалась. Так оно и было; миссис Пеглер думала о своем бывшем муже и его сы­не.

Чувства ее, когда они встретились на яхте, были сильнее его чувств. Он удивился; она ужаснулась, словно заметила на тропинке ядовитую змею. Ей стало ясно, что зреет заговор, призванный разрушить ее терпеливые труды.

От кого-то из брошенных мужей, то ли Рокса, то ли Квокенбуша, Гермиона получила добрую долю акций искристой воды «Фиццо», причем контрольным пакетом владел Карпентер. Племянники ее, Мэвис и Честер Тодд, владели не менее искристой водой «Чистый источник». Естественно слить эти воды воедино, соединив узами брака Мэвис и Карпентера.

Все шло прекрасно, пока откуда-то не выполз этот змий. Маркиза она знала. Опыт показал ей, что он просто не мо­жет упустить богатую невесту. Сперва втерся в доверие к Карпентеру, а потом притащил сынка, уповая на его пресло­вутый шарм.

Джефа она терпеть не могла, но честно признавала, что его романтический вид опасен для Мэвис. Слава Богу, та почти не выходила (последствия морской болезни), но здесь, на суше, опасность ждет ее.

Думая обо всем этом, Гермиона пересекла террасу и уви­дела в углу, за столиком, своего бывшего мужа, который живо беседовал с блондинкой в летнем платье от Диора. Надо сказать, они сразу узнали друг друга.

— Это вы! — воскликнул маркиз.

— Я,— отвечала Терри.

— М-да...— резюмировал собеседник.

Она села в лодку, хотя и не поверила в прогноз, и они, ве­село болтая, направились к берегу. Там Терри пошла пере­одеться, а теперь они беседовали о сыне маркиза, Джефе.

— Может быть, вы его видели,— предположил маркиз.— Такой, знаете, со шрамом.

— Что?

— Не пугайтесь, это — наша гордость. Его ранили в маки.

— Где-где?

— Здесь, во Франции. Так называли Сопротивление. Уж кто-кто, а он пролил кровь за свою страну. Мало того! Он не только смел, он талантлив. Пишет, знаете ли, книги. А мать писала картины. Даровитая семья! Конечно, не мы, не Мофриньезы. У нас в роду никогда...

Именно в этот миг появились Гермиона, Мэвис и Фреде­рик.

— Ах, вот ты где! — сухо сказала маркизу бывшая жена. Он не ответил, и через полминуты Терри услышала сквозь блаженный транс, как он представляет их друг другу.

— Мисс Трент, миссис Пеглер. Мисс Тодд, ее племянни­ца. Мистер Карпентер, хозяин яхты. Мы с мисс Трент по­знакомились на празднике, в Сэн-Роке. Она и спасла вас, мой дорогой Мяч.

— Э?

— Она сообщила мне о вашей беде. Сижу, помнится, в са­ду, размышляю, а тут она и появляется...

— О!

— Естественно, я кинулся вам на помощь.

— До этого,— холодно осведомилась миссис Пеглер,— вы с мисс Трент знакомы не были?

— Конечно, нет. Счастливая случайность, ха-ха!

— Та-ак... Точнее, случайное знакомство.

Не разделяя ее чувств, Фредерик смотрел на Терри в упое­нии. Рыжие волосы сверкали, веснушки светились.

— Значит, это вы? Спасибо, мисс Трент! Трент?..— Он задумался.— А, помню! Была мисс Трент и в Сэн-Роке.

Терри сжалась от страха, но спокойно ответила:

— У меня нет там родных. У меня их вообще нет, кроме двух сестер. Одна — тут, со мной, другая — в Америке. А вы благополучно приплыли к двадцати семи парам брюк?

— Э? О, да! Да, приплыл. Кстати, не хотите ли посмотреть яхту?

— С удовольствием.

— Прошу!

После их ухода повисло молчание, которое нарушила миссис Пеглер, мрачно сказавшая племяннице:

— Мэвис.

— Да, тетечка?

— Походи по магазинам.

— Да, тетечка.

— Мне надо кое-что сказать маркизу.

— Да, тетечка.

— Никола,— и впрямь сказала Гермиона, когда Мэвис скрылась,— неужели ты думаешь, что я тебя не раскушу?

— Раскусишь, ma cherie?[109] — удивился маркиз.

— Вот именно.

— Я не совсем понимаю, та petite[110].

— Пожалуйста, я объясню. Неужели ты думаешь, что я ду­маю, что ты думаешь...

— Что-что?

— Неужели ты думаешь, что я слепая? Я вижу тебя на­сквозь.

— Никак не пойму, куда ты гнешь.

— Подожди минутку. Ты хочешь женить своего сына на Мэвис.

— Какая чушь!

— А чтобы отвлечь Фредерика, ты притащил эту девицу...

— Мисс Трент.

— Возможно, хотя и спорно. Но дело не в том. Сразу яс­но, что это за птица. Носится одна по курортам, знакомится с кем попало...

— Ты сомневаешься, что она — леди?

— Вот именно.

— Ну, знаешь, ma cherie!

— Я тебе не cherie, а миссис Пеглер!

— Какой позор для маркизы де Мофриньез!

— Напротив, достижение. Но не в том дело. Мэвис вый­дет за Фредерика, а если ты не оставишь своих козней...

— Козней?

— Никола! Я тебя знаю. Мы прожили вместе несколько лет. Как это я вынесла, в толк не возьму, но так уж случи­лось. Словом, если ты не оставишь своих козней, я скажу Фредерику, что ты приживала и бездельник, у которого нет ничего, кроме титула.

Маркиз приятно засмеялся.

— Ma cherie, он об этом знает! Я сразу сказал, что я на мели, и он ухом не повел. Вот титул его ошарашил, это да, но я с этим справился. Так что не трудись впустую, побере­ги силы.

Когда миссис Пеглер удалилась, одарив его убийствен­ным взглядом, маркиз заметил у столика рассыльного из «Сплендида». В руке у него была тарелочка, а на тарелочке лежала телеграмма. Маркиз распечатал ее и прочитал:

«Где черт вас дери дело Киболя впрс».

Скомкав бумажку и бросив под стол, он удивился мелоч­ности начальника. И все ему неймется! Поистине, суета. Од­нако, вспомнив о своей победе, маркиз оживился, кликнул лакея и заказал виски с содовой.

Осмотрев яхту и вернувшись в отель, Терри постояла на ступеньках, чтобы полюбоваться видом. Он нравился ей и прежде, но теперь песок стал золотистей, море — синее, ост­рова — еще волшебнее. Что поделаешь, любовь обостряет чувства.

Двадцать минут, только двадцать минут назад он сидел за машинкой. Фредди извинился:

— Привет, Джеф! Прости, что мешаем.

— Ничего, ничего.

— Показываю мисс Трент яхту. Мисс Трент, граф д'Эскриньон.

Так это и началось.

Терри пошла в номер. Кейт читала «Нью-Йорк Гералд Трибьюн», умиротворявшую ее тоскующее сердце.

— Ну как, поплавала? — спросила она.

— Да,— отвечала Терри.— И познакомилась с Грегори Пеком. Он граф.

— Еще бы!

— Нет, правда. У него отец маркиз.

Кейт фыркнула. У нее было свое мнение о французских маркизах.

— Очень милый,— сказала Терри и пошла переодеться к ланчу. Повесть свою она немного сократила, скажем — не упомянула о том, что, когда Фредди куда-то позвали, Джеф немедленно ее обнял, и поцеловал, и стал говорить что-то вроде «Je taime» и «Je tadore»[111].

Кейт всего не расскажешь; но кое-что сказать надо.

— Да, кстати,— крикнула она.— Я домой не еду.

— Что!

— Не е-ду! Прости, ошиблась. В Ровиле очень хорошо.

Дата добавления: 2015-08-27