Глава XXV

Когда Фредди находился в обществе, казалось, что только он — взрослый среди недоразвитых детишек. Сейчас это бы­ло очень заметно. Оглядев отцовским взором небольшую группу, он как бы дал понять, что много вернее препоручить ему все дела.

Прочистив горло, подтянув манжеты, он начал свою речь.

— Не знаю,— сказал он, обводя собравшихся пытливым взглядом,— читал ли здесь кто-нибудь стихи?

Сэр Герберт, и без того нервный, заскрипел, как игла на пластинке, и попросил не отвлекаться. Менее сдержанный оратор мог бы немного сдать, но Фредди холодно взглянул на дядю.

— Я и не отвлекаюсь,— сообщил он.— Как ты узнаешь, не став намного старше и толще, слова мои относятся к делу. Я собирался предположить, что вам попадался такой стишок: «Сокровища сияющих камней таятся в темной глубине пе-Щер, и россыпи прекраснейших цветов безвестно увядают на лугах».

— О, Господи!

— Да, на лугах,— сурово подтвердил Фредди. Возмутился же сэр Герберт, а поддержала его леди Лидия.

— Герберт, ты прав. Фредди, мой дорогой, ну зачем же это? Мог бы прочитать в другое время, мы с удовольствием послушаем.

— Тетя Лидия,— отвечал он, стараясь быть помягче с жен­щиной,— не могла бы ты помолчать хоть минутку? Говорить невозможно, если свои же родные то и дело встревают. Зна­чит, молчишь?

— О, пожалуйста!

— Почему же, спросите вы, эти камни и цветы безвест­ны? — продолжал Фредди.— Что мешает им сделать карье­ру, создать себе имя? Казалось бы, камни — сияют, цве­ты — прекрасны, всё в порядке. А славы нет! В чем же их ошибка? Сейчас скажу. Ошибка в том, что им не попался мастер своего дела, виртуоз рекламы, торговый гений. Что толку от самого лучшего камня, если никто о нем не знает? Цветы — то же самое. Равно как и эликсиры или, если хо­тите, бальзамы.

Сэр Герберт что-то хотел сказать, но встретил взгляд пле­мянника и сдержался.

— Давным-давно,— продолжал Фредди,— один человек изобрел эликсир для лысых. Я имею в виду, что у них вырас­тали волосы. Состав мне неизвестен. Немного того, немно­го сего... Назывался он бальзамом Прайса.

Сид оперся подбородком в ладони и пристально глядел на портрет. Тут он заволновался.

— Что такое? Наш бальзам?

— Если Фредди не будет читать стихи,— успокоил его То­ни,— вы всё скоро узнаете. Тем, у кого слабое сердце, сове­тую за что-нибудь держаться. Ну, прочитай нам «Гунга Дин» и «Атаку легкой кавалерии»[84], и — к делу.

Фредди не терпел понуканий.

— Этот бальзам,— сказал он,— всегда отличался бесцен­ными качествами, но некому было им заняться. Старый Прайс продал своим клиентам флакончика два — и все. Как говорится, застой. Тут явился ваш покорный слуга и увидел, что в темных пещерах или, скажем, на лугах — зо­лотое дно. Где же пещеры, где луга? Найтбридж, Мотт-стрит, вот где!

И он обвел аудиторию горящим взглядом.

— Я взялся за дело. Прежде всего я послал полдюжины флаконов будущему тестю Кубика, узнав из надежных источ­ников, что тот — лысый, как шар. Мы потолковали за лан­чем. «Попробуйте! — сказал я.— Больше ни о чем не прошу. Какой тут риск? Попробуйте». Очень мозговитый дядя, надо заметить. Не удивляюсь, что он миллионер. Понял — с нале­та. Стал мазать голову. И через две недели — две недели! — яйцеобразный купол покрылся нежной щетинкой. Сид громко вскрикнул.

— Если это правда,— сказал он,— имя Прайсов не умрет.

— Теперь,— продолжил Фредди,— создана компания для массового производства. Она просила меня узнать у Тони, сколько он хочет. Так и сказали: «Пусть назовет цифру». Пределов нет. Этот тесть выпустит акции на американский рынок, и деньги потекут рекой. Я в этих делах не разбира­юсь. Кажется, так всегда с этими финансами.

Сид встал. Вид у него был точно такой, как у мистика.

— Да я сто тысяч затребую! — вымолвил он.

Фредди презрительно засмеялся. Сид резко повернулся к нему, он вообще не любил, когда смеются.

— Чего раскудахтался? — спросил он.

— Как тут не засмеяться! «Затребую!» Да вы-то при чем?

— Эт я?!

— Вы. Бальзам принадлежит Тони.

Челюсть у Сида медленно отвисла, лицо посерело.

— Хо! Грабить меня вздумали!

— Почему вас?

— Вот именно,— подхватил сэр Герберт.— Или то, мой дорогой, или это. Если вы лорд Дройтвич, вы ничем не свя­заны с Прайсом.

Нависло молчание. Сид явственно думал. Потом, вскрик­нув «У-у!», он схватил мамашу, подтащил к столу и вложил перо ей в руку.

— Быстро, ма! — прикрикнул он.— Давай подписывай!

— Так я же, сынок...

— То-то и оно, сынок! — заорал Сид.— Твой родной сын Сид Прайс, единственный владелец бальзама! — Он оглядел собравшихся. — Нужны мне теперь эти титулы! Да на что они дались? — Он положил бумагу в карман.— Вот, у меня доку­ментик есть. Что, съели? Пошли, мамаша.

Вихрь событий совсем сбил с толку несчастную женщи­ну. В сознании ее мелькали кошки, сойки, юристы и бума­ги.

— Значит, я правильно сделала? — робко спросила она.

— А то! — заверил сын.— Понять не могу, откуда ты взяла эту чушь. Графы какие-то!..

Он вытолкнул мать на газон и сказал обернувшись:

— Если кому понадоблюсь, гостиница «Ритц»!

— Не забудьте,— сказал Фредди,— мне десять процентов за комиссию.

Сид искоса взглянул на него.

— Ох, сел бы ты ко мне в кресло! И с этими словами он ушел.

Тони взял Полли за руку и сказал ей:

— Ну, вот!

Сэр Герберт молодел на глазах.

— Тони! — взволновано сказал он.— Поздравляю!

— Спасибо,— улыбнулся племянник.— Ах, ты про это? Я думал, ты рад, что мы с Полли поженимся.

Сэр Герберт несколько замялся.

— Э... м-мэ... — начал он.

Но тут вмешалась леди Лидия. Она подошла к Полли и ее поцеловала. Если за поцелуем скрывался вздох о том, что графиней Дройтвич никогда не станет богатая и знатная де­вица, его никто не услышал.

— Душенька,— сказала она,— Тони и впрямь можно по­здравить.

И прибавила, обращаясь к Слингсби:

— Смешайте мне, пожалуйста, коктейль.

— Нет! — твердо возразил Фредди.— Ради такого случая коктейли смешаю я.— Он постучал себя по груди.— Я, Фреде­рик Чок-Маршалл, принесший добрую весть из Аахена в Гент[85].

— Если ты меня отравишь,— сказала леди Лидия,— я ум­ру счастливой.

Слингсби посторонился, давая им пройти, а потом пошел за ними. Его лунообразное лицо блаженно светилось.

— Коктейль? — сказал сэр Герберт,— Неплохая мысль. Как вы, Уэзерби?

— Не против.

Тони поцеловал Полли.

— Наконец,— сказал он,— мир и счастье пришли к Анто-ни, пятому графу Дройтвичскому.

Полли, немного отойдя, печально на него взглянула.

— Тони, я не могу!

— Чего ты не можешь?

— За тебя выйти.

Тони благодушно улыбнулся.

— Подожди, приведу тебя на Ганновер-сквер, в церковь Святого Георгия — мигом обкрутимся!

— У тебя такой большой замок...

— Ничего, привыкнешь.

— Я не смогу стать графиней!

— Чем они плохи?

— Это я не гожусь!

— Вот что,— сказал Тони,— когда ты дала мне слово, я был парикмахером. Труд и уменье вывели меня в графы. Разве можно меня бросать? Зачем же я тогда старался? Пред­ставь, как падут духом те, кто карабкается вверх! Стоит ли, подумают они, так надрываться, если она отвергнет нас в час победы?

— Ой, Тони, как ты не видишь? Как не понимаешь? Я со­всем... я просто...

— Хватит,— решил он и взял ее на руки. В дверях он оста­новился, чтобы ее поцеловать.

— Тони и Полли! — сказал он.— Старая добрая фирма.

И он понес ее в гостиную, где, судя по звукам, достопоч­тенный Фредди Чок-Маршалл сел к роялю.

Дата добавления: 2015-08-27