От автора. «Французские каникулы» немного меня удивляют

«Французские каникулы» немного меня удивляют. Обычно я прекрасно помню, как писалась каждая книга,— как пришел в го­лову замысел, и так далее, но тут я просто теряюсь. Написал я это в 1956 году, когда несколько лет жил в Резембурге, и в толк не возь­му, почему в американской глуши мне захотелось, чтобы все про­исходило во Франции и в книге кишели французы. Вот в 1930—1935, когда я обитал неподалеку от Канн, учил язык в мест­ной школе Берлица и читал романы Колетт[86], или пьесы Куртелина[87], или «Ви Паризьен», это было бы понятно.

Говорить я толком не научился, но читаю по-французски, а больше мне и не надо, поскольку на девяносто третьем году, нико­гда не покидая Лонг-Айленда, я вряд ли буду резво болтать с фран­цузом и сумею скрыть свои взгляды на карандаши.

Если верить моей учительнице, говорить, собственно, можно только о карандашах, которые у нас, во Франции, зовутся crayons. Она сообщила мне все, что я о них знаю.

"Le crayon est jaune",— говорил я.— "Le crayon est bleu", "Don-nez-moi le crayon de ma tante"[88] и много еще интересного. Если бы мне повстречался владелец карандашной фабрики, я бы очаровал его знаниями, но обычно карандаш в беседу не ввернешь, так что вскоре я это бросил и вернулся к нормальному бульканью и хрюка­нью иностранца, зажатого в угол чем-нибудь таким, галльским.

Лучше всего я помню, что кто-то написал о книге мерзкую ре­цензию в каком-то еженедельнике, а Ивлин Во[89] кинулся меня за­щищать и несколько месяцев терзал подлеца зубами и когтями. Я часто думаю, почему это случается так редко, ведь перебранка ожи­вила бы прессу (видит Бог, она в том нуждается) и показала постра­давшему, что он на свете не один.

Прав ли тот рецензент? (Не Ивлин Во, а первый.) Очень может быть. Я, слава Богу, не могу найти у себя что-нибудь плохое. Дру­гие могут, я — не могу. Когда я кончу роман, перепишу, отполирую где надо, мне легко, мне уютно, мне все нравится. Это чувствовал я и перечитывая «Каникулы». По-моему, Никола Жюль Сэн-Ксавье Опост, маркиз де Мофриньез, совсем не дурен. Да, конечно, кое-чем он обязан Куртелину, но и Шекспир с кого-то списывал. Быть может, мой Хрыч — не образец добродетели, но не всем же быть об­разцами. Нравится мне и мистер Клаттербак, хотя он слишком лю­бит поесть.

Несколько слов о заглавии. Оно не оригинально, но всякий, кто пишет роман, где действие происходит во Франции, вправе так его назвать. Удивляюсь только, что американский издатель так все и оставил. У них просто какая-то болезнь, вечно меняют названия. Когда автобиографию «Теперь уже поздно» издали под заголовком «Какая удача!», Милн[90] сказал: «Такая уж у них привычка. Я думаю, клятва на верность (которую, так и вижу, дают без пиджака, держа в правой руке синий карандаш) кончается словами: «Торжественно обещаю менять любое название, каким бы оно удачным не было, заменяя его своим и подчеркивая, тем самым, все достоинство мо­ей конторы и моей свободы».

По какой-то причине «Французских каникул» немало. Что ж, будем надеяться, что мои войдут в сотню лучших книг под этим на­званием.

П. Г. Вудхауз, 1973

Дата добавления: 2015-08-27