Глава IV. Говоря о том, что в Сэн-Роке к концу июля праздник, Джо не ошибалась

Говоря о том, что в Сэн-Роке к концу июля праздник, Джо не ошибалась. Тихий и мирный городок внезапно пробуж­дался, и все до единого — и жители, и отдыхающие — весели­лись, как только могли. Кем был святой Рох[97] и за что его ка­нонизировали, не знал почти никто из местных, тем более — из приезжих, но кому это мешает резвиться сутки напролет?

Об этом и думала Кейт, сидя в номере у Джо в отеле «Манифик».

— Ради Бога, закройте окна! — застонала она, когда духо­вой оркестр грянул марш прямо над ухом.

— Мы задохнемся,— отвечала Терри.

— Лучше задохнуться, чем оглохнуть. Они не утихнут до ночи. Я утром выглянула на улицу, и какой-то корсиканский бандит пустил мне в лицо такую штуку... Тещин язык, что ли.

— Наверное, он очень робкий. Боялся познакомиться. Жаль, что тебе это все не нравится!

— А это может нравиться?

— Я вечно себя корю, что вытащила тебя.

— Теперь поздно об этом думать.

Терри вздохнула. Сегодня Кейт была совсем не в духе. День святого Роха выманил на свет худшие ее свойства.

— Может, Ровиль тебе больше подходит...

— Я думаю, меньше.

— Там хоть тише. Ты послушай, какой шум. Интересно, в чем дело? Схожу, посмотрю.

— Ничего подобного! Это опасно. Все с ума посходили. Мне очень не нравится, что Джо ушла.

— О, с ней все в порядке! Она в ресторане с Честером Тоддом.

— Так она и сказала. Что еще за Тодд?

— Ты его видела. Он вчера заходил.

— Меня не было.

— Да, правда. Ну, он приятель Карпентера, у которого та огромная яхта. Они приплыли из Канн.

— Какой он человек?

— Молодой, приятный, богатый. Мозгов немного, но Джо он нравится. Надеюсь, дело выгорит.

Кейт сердито фыркнула.

— Ну и выражения! Охотиться за мужем... Чудовищно! Она еще не договорила, когда вошла Джо, причем такая, что Терри пискнула от восторга.

— Джо-о! Вот это платье!

— Хорошее?

— Не то слово. Жду не дождусь, когда оно ко мне перейдет.

— Еще недельку. А тебе нравится, Кейт?

— Я ложусь,— холодно отвечала сестра.— Навряд ли уда­стся заснуть, но лежа все-таки легче.

— Она не в духе,— сказала Терри, когда закрылась дверь.— Ей не понравилось, что ты пошла в ресторан с Тоддом.

— А как не пойти? Время не терпит. Мой месяц кончает­ся в следующий вторник.

— Я тебе дам еще две недели.

— Дашь? Ой, Терри, ты ангел! За две недели я управлюсь.

— Ну и выражения! Охотиться за мужем... Чудовищно!

— Кейт так и сказала?

— Слово в слово.

— Какая мегера! Если хочешь выйти за принца, дома си­деть нельзя. Сам он на белом коне не явится.

— Можно сказать и так. Я думаю иначе, но это уж мое де­ло. А как все идет?

— Неплохо.

— Только вот эта Джейн...

— Да, Джейн Паркер мешает. Вечно она рядом крутится. Но я не думаю, что это опасно. Они — как брат с сестрой. Никакой романтики.

— Сегодня она придет?

— Нет. Ну, мне пора. Значит, платье годится?

— Еще как!

— И тебе не жалко двух недель?

— Конечно, нет.

— Ангел. Ты пойдешь куда-нибудь?

— Нет. Поболтаю с Арманом.

— Кто это?

— Лакей. Мы очень дружим.

— А, этот! Спокойной ночи, моя милая. До завтра.

— И вам доброй ночи, мадам,— отвечала Терри и пошла посмотреть, как там Кейт.

Однако общество старшей сестры было настолько утоми­тельным, что через полчасика младшая вышла в коридор, к Арману, который всегда был готов развлечь, наставить и утешить.

Арман удивился, что она не пошла на праздник.

— Всю ночь танцуют,— сообщил он.— В городских садах. Глаза у нее сверкнули, ноги задвигались, и она замурлыкала:

Девицы, девицы,

Летите, как птицы,

Пляшите при свете луны...

— Pardon? — спросил ее приятель.

— Да нет, я просто пою, мой кочанчик. Танцевать мне не с кем.

Арман объяснил, что стоит ей появиться в садах, и сотни партнеров кинутся к ней. По-видимому, в день своего свято­го Сэн-Рок забывал о приличиях.

Терри задумчиво прикусила губу.

— А что, это мысль. В конце концов, молодой бываешь только раз.

Арман с этим согласился.

— Но я несвободна. За мной следят. Хотя, может, она за­снула.

Подойдя к двери, она услышала храп. Несмотря на бес­чинства Сэн-Рока, природа брала свое.

И Терри зашла к Джо, за платьем, о котором она мечтала.

Примерно тогда же, в дешевом пансионе, лежал на крова­ти маркиз. Через некоторое время он привстал и посмотрел на дверь, полагая, что шаги за нею принадлежат долгождан­ному сыну.

Однако вошла горничная и протянула телеграмму. Он от­крыл ее, опасаясь, что сын ответил отказом на вопль из бездны.

Но то был не сын; то был директор; текст же гласил:

«Где дело Киболя?»

Маркиз раздраженно швырнул бумажку. Ему было не до Киболей.

Сын явился через четверть часа, в тот самый миг, когда отец утратил надежду. Дорога от Парижа длинна, день был жаркий, и бедный граф выглядел непрезентабельно. Рухнув в кресло, он удивленно взглянул на родителя и закрыл глаза. Отец — это отец, но есть же пределы.

Маркиз поцокал языком.

— Не спи, Жефф!

— Я не сплю... почти. Опять у тебя неприятности?

— Мягко сказано, мой мальчик. Можно понять по теле­грамме. Я надеялся, между прочим, что ты прилетишь на крыльях ветра.

— Я приехал самым медленным поездом. Других билетов нет.

— Устал?

— Еще бы!

— Прости. Вернее, спасибо. Ты не дашь мне пятнадцать тысяч франков?

— О, Господи!

— Знаю, знаю. Мало того, понимаю. У тебя их что, нету?

— Есть. За статью получил.

— Это хорошо! — одобрил маркиз, забывая о нелюбви к писательству.

— А зачем ты меня вызвал?

— Вот за этим. Хотя, конечно, всегда рад...

— Попросил бы выслать! Маркиз покачал головой.

— Ты бы мог отказать. В письме это как-то легче.

— И то верно! Ну, что ж, бери. Цена крови.

— Понимаю, понимаю,— отвечал великодушный Хрыч,— Всем нам нелегко. Наверное, ты заметил слова «речь идет о жизни и смерти». Фигура речи, это да, но довольно точная. Речь идет о свободе и неволе. Меня могли посадить в тюрь­му, а ты представляешь здешние тюрьмы? Бламон-Шеври говорит, они и в Париже не подарок.

— В тюрьму? — удивился ко всему привычный сын.— Что ж ты такое натворил?

— Старая, старая история — начал отец.— Когда ты беден, тропа дозволенного все уже. Чуть шагнул в сторону... Вчера это случилось. Виноват, естественно, подлец Шеври.

— Что ж натворил твой князь?

— Пригласил в ресторан.— Голос несчастного Хрыча за­дрожал от гнева. — Пошли мы в лучший отель, стал он зака­зывать... Блюда, вина — все самое лучше. Под конец его вызвали к телефону. Больше я его не видел.

— Тебе пришлось платить? Ну и друзья у тебя!

— Он мне не друг. Я человек терпимый. Я многое могу по­нять, но это!.. Выпороть бы его у входа в клуб!

— Разве его не отовсюду выгнали?

— В том-то и дело, отовсюду. Итак, сижу, в кармане у ме­ня сто франков...

— То есть, десять тысяч?

— Нет, сто. Зашел в казино, понимаешь. Ну, неважно. В кармане сто франков, а счет — на двенадцать тысяч.

— Ты вроде просил пятнадцать.

— Конечно, конечно. Именно на пятнадцать. Что у меня с памятью?

— Значит, ты удрал? Маркиз поднял брови.

— Мой дорогой, за кого ты меня принимаешь! Нет. Я по­думал секунды две и, когда лакей отвернулся, перескочил к соседнему' столику. Салфетку, естественно, перебросил че­рез руку. Смотрю, аргентинец или грек выкамаривается пе­ред дамой. Я подаю счет. Он, едва взглянув, кидает пачку де­нег. Благодарю, беру деньги, кладу на свой столик. Сегодня утром заходила полиция. Дали мне срок до завтра.

— Ну, все в порядке.

— Да. Какой груз свалился! Душа просто скачет и поет. Как говорила твоя мама, опять его повело, то есть меня. Как, прошвырнемся?

— Я лягу.

— Куда?

— В постель.

— В постель?

— Ты ездил со всеми остановками в самый жаркий день лета?

— А, вон что! Что ж, отдыхай. Ты снял номер в этой мо­рилке?

— Да, они назвали это номером.

— Ну, иди. А может, прошвырнемся?

— Нет. Лягу и засну.

— А я пойду. Приятных тебе сновидений,— сказал мар­киз, бросая взгляд в зеркало.

Пробиваясь сквозь толпу, Терри добралась до городского сада, которого бы не узнал и лучший друг. Обычно он был чинным до скуки. Дети гуляли в нем с няньками, парочки шептались на скамейках, старички читали местные газеты. Посетителя это убаюкивало, наводя на мысль о том, что Сэн-Рок развлечь нетрудно.

Сейчас все изменилось. Оркестр, выпучив глаза, играл на эстраде, а вокруг нее вертелись веселящиеся жители. Пред­сказание Армана не исполнилось. Золотая молодежь зани­малась собственными дамами, и вскоре беглянка, устав от мелькания и суеты, возжаждала тишины и покоя. Тем са­мым, она пошла погулять на дюны, где давно стемнело, а с моря дул прохладный ветер.

Не успела она отойти от площадки, как на нее налетело что-то плотное, оказавшееся очень изысканным и моложа­вым старичком.

— Mille pardons, mademoiselle![98] — сказал он.

— Pas du tout, monsieur[99].

— Ax, вы из Америки! — восхитился незнакомец,— Какие воспоминания! Моя жена... То есть первая жена, ее давно нет...

Он говорил бы еще, но Терри смыла, или, точнее, унесла цепь держащихся за руки жителей. Крайний справа разма­хивал брюками. Подумав, как лорд Ларди у Гилберта: «Что за обычаи, однако, у этих самых францужан!», Терри про­должила свой путь.

У моря было темнее, чем она думала, настолько темнее, что она не видела ничего, и когда рядом раздался голос, под­скочила дюймов на шесть.

— Эй! — заметил голос.

У Терри был хороший характер, но и ему есть пределы. К тому же она прикусила язык, что придало суровость артику­ляции.

— Кто это? Вы меня напугали,— сказала она. Голос очень обрадовался.

— Ура! Американка! Вот здорово!

— Да, я из Америки.

— Славатегосподи! А то я знаю по-ихнему два слова.

— А что вы хотите сказать?

— Понимаете... — Он смутился.— Вы не подойдете ближе?

— А как лучше?

— Не подходить. Я без штанов.

— Что-что?

— Ну, без брюк.

Терри заволновалась. Она любила интересные происше­ствия.

— Почему?

Незнакомец совсем расстроился.

— Почему? Да потому, что их стащили пьяные гады. Гу­ляю себе, никого не трогаю, а они ка-ак набросятся...

— Ой, да я же их видела! То есть брюки. Еще в саду. Один субъект размахивал ими, как знаменем с надписью Excelsior[100].

— Я ему покажу Excelsior! Да, а как отсюда уйти? Хожу тут, жду...

— Вот я и пришла. Как вам помочь?

— Прямо и не знаю. Хорошо бы добраться до яхты.

— У вас есть яхта?

— Стоит у пристани. А внутри двадцать семь пар брюк. Разрешите представиться, Карпентер.

— Я о вас слышала. Вы приятель Тодда.

— А вы знакомы с Честером?

— Так, видела.

— Ну, тогда все в порядке. Он где-нибудь поблизости. Найдите его, пожалуйста, и попросите подплыть сюда на лодке. Тогда он перевезет меня на яхту.

— Сейчас все сделаю..

— Так неудобно вас беспокоить...

— Ерунда,— сказала Терри.— Рада служить.

Однако, вернувшись в парк, она поняла, что Честера Тод­да быстро не изловишь. Где-то он был, но скорее в отеле, чем на танцульке. Отелей в Сэн-Роке одиннадцать, а еще пятнадцать ресторанов и два казино. Пока все обойдешь... Она даже вздрогнула.

А вздрогнув, заметила у ближнего столика изысканно­го, хотя и немолодого господина, и подбежала к нему за советом. Конечно, он не Честер Тодд, но и не местный житель.

— Простите,— сказала она.

Маркиз плавал в тихом блаженстве. Свет, музыка и пачка денег в кармане перенесли его в ту эпоху, когда все это игра­ло в его жизни большую роль. Не хватало только дамы; и она явилась.

— Вы меня помните? — спросила Терри.

— Ну, как же, как же! — спохватился он.— Разве можно вас забыть? Я как раз заказал шампанского. Не присоедини­тесь ли?

Терри покачала головой.

— Не могу. Я делаю доброе дело.

— Pardon?

— Помогаю несчастному. Там, на дюнах — человек без штанов.

Маркиз не совсем понял.

— Почему же?

— Я сама спросила. У него их стащили. Не знаю, зачем. Наверное, думали, что это смешно. Вот он и ждет, чтобы его спасли. Вы не помогли бы?

Маркиз, в сущности, не собирался тратить такой вечер на спасение какого-то санкюлота. Он бы так и сказал, но Тер­ри прибавила:

— Его надо отвезти на яхту. У него там двадцать семь пар брюк.

— На яхту?

— Да.

— У него есть яхта?

— Да, очень большая. Паровая, что ли. Стоит у пристани.

Парк покачнулся перед взором маркиза. Яхта тут была од­на, Фредерика Карпентера, владевшего пакетом акций сто­ловой воды «Фиццо». Если верить местной газетке, стоил он миллионов двадцать.

— Он... он вам представился? — спросил маркиз на вся­кий случай.

— Да. Его фамилия Карпентер. Он очень страдает. Если вы крикнете: «Эй, мистер Карпентер, идем на помощь! Дер­житесь!»,— он будет очень рад.

— Иду, иду,— заверил маркиз и ускакал, как кролик, тре­пеща от счастья. Много лет он искал и ждал благодарного миллионера.

Терри тоже вернулась в отель веселая. Что-что, а приклю­чение у нее было. Однако, завидев Кейт, очень прямую, хо­тя и в розовом халате, она немного одумалась, догадавшись, что ей предстоят неприятные четверть часа.

Кротко выслушав то, что показалось бы несколько суро­вым даже в устах Михея или Иеремии[101], она решилась спро­сить про Джо и с удивлением узнала, что та давно дома.

— Потому я и не сплю,— пояснила Кейт.— Явилась, ни­чего не сказала и ушла к себе.

— Не сказала?

— Ну, сказала, что у нее болит голова. Не удивляюсь.

— Что-то тут не так. У нее никогда не болит голова. Дело в этом Честере.

Кейт вскрикнула в той самой манере, в какой вскрикива­ют старшие сестры. Она давно опасалась самого худшего.

— Ты думаешь, он ее оскорбил?

— Ну, что ты!

— Откуда ты знаешь? Кто он, в конце концов? Он мог ее поцеловать!

— Ранние христиане только это и делали. Я боюсь, что он ее не поцеловал. Жаль, нельзя ее разбудить.

— Можно,— сказала Кейт.— Джо-зе-фи-на!

— Да? — печально откликнулась Джо.

— Иди сюда!

— Я сплю.

— И-ди сю-да! — заорала Кейт, и сестра появилась, с не­приязнью глядя на нее.

— Что у тебя случилось с мистером Тоддом?

— Ничего. Поели, потанцевали, и я пошла домой.

— Он тебя проводил?

— Конечно.

— Подвез в своей машине?

— Нет, в такси.

О такси Кейт знала все.

— Он тебя поцеловал?

Джо засмеялась глухим, невеселым смехом.

— Зачем же? — спросила она.— Разве почтенные, жена­тые люди целуют молодых девушек?

Терри взвизгнула.

— Он женат?

— Да, очень давно. На Джейн Паркер. Она не носит его фамилию, потому что выступает под своей. Надо было знать, она знаменитая скрипачка. А он — принц-консорт, мистер Паркер. Так сказать, играет вторую скрипку... Бери свои две недели, Терри. Завтра лечу домой и выйду за Питера.

И она удалилась.

— Что ж,— сказала Кейт.— Спасибо, хоть одна образуми­лась. Едем и мы?

— Нет,— сказала Терри.— Я хочу в Ровиль.

— Чего ты там не видела?

— Как — чего? Это алмаз Пикардии, Мекка водных ку­рортов. Кроме того, со мной там что-то случится.

— Ну, знаешь!

— Да, знаю. Вернее, предчувствую. Я вообще такая, мис­тическая.

— Ну, зна...

— Вот увидишь,— сказала Терри.

Через два часа, в пансионе Дюрана, маркиз ворвался к сы­ну и стал его трясти, чтобы разбудить.

— Жефф!

Джефферсон застонал. Как и Кейт, он опасался худшего и винил себя за то, что отпустил без присмотра столь неустой­чивое создание.

— О, Господи! — сказал он.— Что еще? Опять неприятно­сти?

— Что ты, что ты, что ты! Знаешь, где я пробыл два часа? На яхте. У Фредерика Карпентера, миллионера.

Джефферсон вздохнул.

— Ты напился. Пройди-ка по прямой.

— Какие еще прямые?! — обиделся аристократ.— Пройти я могу, пожалуйста, но ты меня огорчаешь. Представь себе такой случай: ты потерял штаны.

— Что?

— Боже мой, шта-ны! Ты миллионер, а штаны взять негде.

— Почему?

— Неважно. Ты бегаешь по дюнам и ждешь спасения. Тут приплываю на лодке я. Кричу: «Эй!» Беру тебя в лодку. От­вожу на яхту. Прижмешь ты меня к сердцу? Естественно. Что и сделал этот Карпентер. Вообще-то я зову его Мяч. Он сам просил.

— Мяч?

— Университетское прозвище. Он был звездой футбола. Итак, он буквально пылал благодарностью...

— А ты, конечно...

— Ничего подобного! Да, более слабый человек мог бы воспользоваться ситуацией, более слабый — но не я. Представившись, я погоревал о том, что я из чистого каприза продал мою яхту, поскольку мы, Мофриньезы, жить не мо­жем без моря. Он немедленно меня пригласил. Отплываем через три дня. Успеешь съездить в Париж, все там устроить.

— При чем тут я?

— Он и тебя пригласил.

— Да я работаю! Какие яхты!

— Что за чушь! — нетерпеливо фыркнул маркиз.— Вот на яхте и работай. Хотя зачем тебе писать, в толк не возьму. Я их навидался, писателей. Очень противные. Наверное, это у тебя от матери. Искусство! Я ее и не видел без зеленой крас­ки. Ладно, пиши, дело твое. Ну как, согласен?

Джефферсон представил себе душную комнатку на Рю Жакоб, потом — яхту в море, и кивнул.

— Молодец. Плывем в Ровиль, прелестнейшее местечко. Там поселимся в отеле «Сплендид». Все свои — миссис Пеглер, это одна американка, и ее племянница Мэвис. Племян­ник с женой еще побудут здесь. Такой, знаешь, Честер Тодд...

— Да, знаю. Брал у его жены интервью. Эти, как ты гово­ришь, племянники владеют какой-то столовой водой.

— Как мой Карпентер? Этих владельцев столовых вод просто тянет друг к другу. Смотри, до чего же все хорошо складывается. Мяч даст мне денег на зонтичный клуб. Ко­нечно, я ничего не говорил, еще рано. Ладно, мой дорогой, не буду тебя задерживать. Спокойной ночи, приятных снов.

Когда Фредди Карпентер курил свою последнюю трубку на яхте «Белинда», к нему присоединился его друг и гость Честер Тодд.

— Пип-пип,— сказал Честер.

— Привет,— сказал Фредди.

— На празднике был? Фредди затрясся.

— О, да! Они у меня стащили брюки.

— Не может быть!

— Еще как может! Стащили и унесли.

— Неприятно. А ты что сделал?

— Спрятался в дюнах. Так бы там и сидел, если бы одна девица не привела старичка, а тот не отвез меня на яхту. Красота, а не старичок! Я пригласил его в Ровиль.

— Вечно ты всех приглашаешь! Он ложки украдет.

— Что ты! Он маркиз...

— Французский?

— Ага.

— Точно украдет.

— Чего ты взъелся на маркизов?

— Уж мне есть с чего. Тетя Гермиона была за одним заму­жем. Ты бы ее послушал! Нет, искренне советую, отмени-ка ты это.

— Не могу. Я обижу Никола.

— Кого-кого?

— Никола. Он просил его так называть. Честер покашлял.

— А как насчет Жюля, Сэн-Ксавье и Огюста, не говоря о де Мофриньезе-э-Валери-Моберан?

— Да, это все он. Вот карточка. Откуда ты его знаешь?

— От тети Гермионы. Он — тот бывший муж, которого она извергла во тьму внешнюю. Ничего будет прогулочка. Представим себе, что Ной в пару к тигру прихватил бегемотиху. Что ж, спокойной ночи. Пойду, лягу.

Дата добавления: 2015-08-27