Язык, название и концепция

В 1970 году Урсула Беллуджи в соавторстве с Якобом Бро-
новским опубликовала в журнале Science статью с критическим
разбором способностей Уошо. Беллуджи была одной из тех, кто
совместно с Роджером Брауном изучал развитие речи у Адама
и Евы, и упомянутая статья в существенной степени опиралась
на эти эксперименты. Ее статья, как и статья Брауна, едва не
склонила чашу весов в сторону противников серьезного обсуж-
дения способности Уошо объясняться на амслене. И, хотя уже
шел август 1973 года и к тому времени один из соавторов давно
отрекся от своей статьи, тем не менее высказанные в ней аргу-
менты против Уошо неожиданно вновь прозвучали на Между-
народной конференции по этологии в разговорах ученых, отри-
цательно относящихся к работе Гарднеров.

Беллуджи и Броновский углубились в изучение роли по-
рядка слов и его взаимосвязей со свойствами, присущими че-
ловеческому языку и человеческому мышлению. Чтобы под-
черкнуть важность порядка слов, авторы выделяют пять суще-
ственных стадии в процессе развития языка у людей. Вот пер-

вые четыре стадии, отражающие развитие «перемещаемости»:

1. Запаздывание между моментом восприятия стимула и воспроизведе-
нием порожденного этим стимулом сообщения, иначе говоря, между
приемом поступающего сигнала и подачей ответного.

2. Отделение порывов и эмоциональных реакций от содержания сообще-
ний или находящихся в них указаний.

3. Расширение периода времени, о котором говорится, то есть развитие
способности обращаться к событиям, происходящим в прошлом или
связанным с будущим, а также обсуждать различные варианты пред-
полагаемых событий.

4. Интравертизация языка, в результате чего он перестает быть лишь
средством социального общения, а становится также инструментом
самопознания и исследования, с помощью которого говорящий мыс-
ленно конструирует ряд возможных высказываний, прежде чем выбрать
одно из них и произнести вслух.

Пройдя эти четыре стадии, люди приобретают способность
сообщать "информацию об окружающем, которая не является
непосредственным руководством к действию. Вследствие этого
общение становится менее эмоциональным и менее связанным
с происходящими в данный момент событиями. Как и свойства,
описанные ранее Брауном, эти четыре стадии с необходимостью
требуют конкурентной эволюции некоторых грамматических
структур, чтобы развилась способность восстанавливать отсут-
ствующие в контексте связи. Таким образом, для наступления
пятой стадии, на которой формируется способность к структур-
ному анализу, необходимо, чтобы были пройдены первые четы-
ре. Они характеризуются авторами как поведенческие в отличие
от пятой — логической. Итак:

5. Структурная деятельность по реконституции *, включающая в себя
два связанных между собой процесса: процесс анализа, в результате
которого сообщение рассматривается не целиком, а делится на более
мелкие части, и процесс синтеза, в результате которого производится
перегруппировка этих частей так, чтобы можно было составить новые'
сообщения.

Реконституция — это тот прием, с помощью которого чело-
веческий разум копирует природу. Он позволяет человеку
представить себе события, далеко отстоящие во времени, и
является основой абстрактного мышления.

Беллуджи и Броновский неохотно, но все-таки признали,
что Уошо может продемонстрировать некоторые формы поведе-
ния, характерные для первых четырех стадий; правда, они
утверждают, что трехлетнему ребенку это дается легче. Единст-
венное, в чем, как считают авторы, претензии Уошо на «человеч-
ность» не выдерживают никакой критики, это в вопросе рекон-
ституции, пятой характеристики языка, отражающей его ло-
гику. Они утверждают, что рекоиституция — это процесс, «по
самой своей природе отличный» от остальных четырех, и боль-

* Реконституция — буквально переустройство, создание чего-либо за-г
ново из тех же или похожих элементов.— Прим. ред.

шая часть их статьи посвящена попытке объяснить особенности
и ход его развития у детей.

Во-первых, они перечисляют этапы, которые нужно пройти
ребенку в процессе овладения языком, сравнивая их с тем, что
написано об Уошо в отчете Гарднеров (к тому времени еще не-
полном). В основном авторы подробно разбирают схему Роджера
Брауна, однако они обратили внимание и на некоторые упущен-
ные Брауном подробности. Например, они противопоставляют
предположительно правильно построенные высказывания трех-
летнего ребенка комбинациям Уошо, подразумевая, что струк-
тура последних случайна, и, кроме того, обвиняют Уошо в том,
что она неупотребляет вопросительных и отрицательных пред-
ложений. Так, они заявляют: «Несмотря на имевшуюся возмож-
ность узнать, что такое вопрос (и на несомненно существовав-
шую возможность познакомиться также и с отрицательными
предложениями), в дневниковых записях Гарднеров нет ника-
ких свидетельств того, что Уошо когда-либо задавала вопросы
или отвечала отрицательно». Из этого авторы делают вывод,
что Уошо в отличие от детей не знакома с элементарными пред-
ставлениями об основных типах предложений. Надо сказать,
что один из недостатков критики, основанной на «отсутствии
доказательств», состоит в том, что, как только начинают обна-
руживаться новые факты, любой аргумент такой критики ока-
зывается опровергнутым. Как уже говорилось, Уошо знала, что
такое отрицание, а кроме того, она задавала и продолжает за-
давать вопросы, просто это не было отражено в тех журналах
наблюдений, которые изучали Беллуджи и Броновский. Но
это всего лишь незначительные детали. Беллуджи и Броновский
правы, утверждая, что истинно человеческое начало наглядно
проявляется лишь тогда, когда люди сознательно реконструи-
руют для себя модель подспудных и обычно скрытых от созна-
ния законов грамматической структуры.

Когда ребенок постепенно и скрупулезно исследует язык,
все более точно выделяя его характерные черты и постигая прин-
ципы его строения, он, согласно Броновскому и Беллуджи, де-
монстрирует «логическую связь между развитием языка и
эволюцией всех человеческих способностей». Ребенок не может
даже выучить названия различных окружающих его предметов,
пока кто-нибудь не научит его, как, согласно грамматическим
правилам, из слов строить фразы. Скорее всего, ребенок будет
располагать слова, которые слышит от родителей, руководст-
вуясь набором уже сложившихся в его мозгу правил и пред-
ставлений об отношениях между словами. «Мы имеем основания
думать,— пишут Беллуджи и Броновский,—что маленькие
дети, чьи познавательные способности во многих отношениях
ограничены, обладают поразительным умением усваивать за-
коны языка, который они слышат, подобно тому как их жиз-
ненный опыт формируется (воссоздавая структуру мира) под
Действием конкретных впечатлений от окружающего. Этот про-

цесс и эта способность характерны не для одного языка, здесь
проявляется свойственное всем людям умение выводить общие
принципы путем индукции. Сюда относится не только способ-
ность запоминать названия, когда этому специально обучают.
Гораздо более основополагающе и важно умение ребенка вычле-
нять в языке разнородные структуры, разделять новые для него
высказывания на составные части, имеющие отношение к раз-
личным аспектам окружающего, и.понимать значения этих
частей в их новых сочетаниях». Именно это и есть реконсти-

туция.

Стараясь глубже изучить способности ребенка, Беллуджи
и Броновский сделали попытку проанализировать реконсти-
туцию в философском и эволюционном аспектах. Прежде всего
они показали, насколько процессы анализа и синтеза необхо-
димы'ребенку для понимания даже такого простого предложе-.
ния, как «стул сломался». Чтобы понять это предложение,
ребенок должен знать, что такое «стул», а для этого ему необхо-
димо из знания определенного слова, относящегося к совер-
шенно конкретному стулу, постепенно извлекать представление
о феноменологических свойствах, характерных для «стула во-
обще», что позволит ему понять возникшее в результате синтеза
новое предложение. Точно так же ребенок должен проанализи-
ровать слово «сломать», отыскивая некоторые сходные ситуа-
ции, в которых встречается это слово, и затем определить, какое
из значений слова «сломать», предложенных такими ситуаци-
ями, подходит к данному стулу. Слова не существуют иначе,
чем будучи вовлеченными в определенные взаимоотношения,
в которых они становятся понятными, считают авторы *. Ре-
бенку, чтобы понять предложение, необходим столь же полный
и тщательный индуктивный анализ, как и взрослым. В такой
модели языка, по словам Беллуджи и Броновского, «проявля-
ется в миниатюре глубоко заложенная в человеке способность
к анализу и мысленным экспериментам с окружающим миром
путем разложения его на блоки, которые сохраняются при их
перенесении из одного контекста в другой».

Способность человека воспроизводить окружающее, исполь-
зуя символику языка — а фактически и орудия труда,— опи-
рается на другое умение, умение овеществлять свой опыт, то

* При обсуждении природы языка убежденность Беллуджи и Бро-
вовекого в том, что слова не существуют вне связей, в которых оеи ис-
пользуются, приводит их в лагерь сторонников точки зрения, предвосхи-
щенной Декартом. Декарт впервые четко сформулировал положение
(впоследствии уточнявшееся Локком и Витгенштейном), согласно которому
слова — это различные интерпретации некоторых неизменных явлении;

иначе говоря, существует фиксированный воспринимаемый нами мир,
по-разному описываемый различными языками. В последнее время многие
психологи усомнились в справедливости такой точки зрения под влиянием
экспериментов по гештальт-восприятию. Они считают, что процесс вос-
приятия оказывает воздействие на воспринимаемое, то есть неизменных,
независящих от воспринимающего субъекта явлений не может быть.

есть «рассматривать отдельно слова, означающие предметы,
свойства и действия, и манипулировать этими понятиями так,
как если бы они были реальными вещами». Овеществление
началось с того, что человек, чтобы выжить, вынужден был от-
влечься от сиюминутных задач и начать приспосабливать свое
поведение к колоссальным изменениям, вызванным развитием
орудий труда.

Для того чтобы абстрагироваться от постоянно меняющихся
условий жизни и нужным образом изменить свое поведение,
человеку необходима модель реальности, с которой он мог бы
экспериментировать. Овеществление — это процесс, с помощью
которого человек создает такую модель; она позволяет воссозда-
вать реальность при помощи символов. Именно это дало_яело-
веку возможность приобрести власть над природой, вследствие
чего, вероятно, он и распрощался со спокойным существованием
в мире животных. «Можно лишь предполагать,— пишут Бел-
луджи и Броновский, отстаивая эту точку зрения,— что чело-
веческий ум научился представлять реальные предметы по вы-
полняемой ими функции лишь тогда, когда люди начали делать
орудия труда, заранее придумав, как они будут ими пользо-
ваться в дальнейшем».

Овеществление символов и процесс анализа, во время ко-
торого оперируют этими символами, образуют совместно единый
блок. Одно не может существовать без другого. С этой точки
зрения попытка определить, знаем ли мы уже название предме-
та, бессмысленна до тех пор, пока это название само по себе
*не обретет смысл в предложениях, описывающих определенные
взаимоотношения, и в более глубоких процессах познания, на-
шедших отражение в этих предложениях. Беллуджи и Бронов-
ский так убедительно обосновывают взаимосвязь семантики и
синтаксиса, что это, казалось бы, должно подрывать основы их
критического отношения к Уошо: раз они допускают, что Уошо
доступна семантика, то как она может обходиться без синтак-
сиса? Воистину'испытываешь искушение простить им критиче-
ское отношение к Уошо во имя той яркой характеристики, кото-
рую они дали взаимоотношениям, связывающим язык с мышле-
нием и с изготовлением орудий труда.

Дата добавления: 2015-08-26