Лагерный роман / врачебный эксперимент

Из концлагеря «Богословск» нас перевезли в г. Тавду в лагпункт № 2. Вселили в барак, носивший название ОПП (оздоровительная профилактическая практика). Здесь находились все ослабшие, не способные к физическому труду.
Лагерь был чистым. В зоне находилось девять рабочих бараков. В них жили шестьсот человек.
В конце одного из бараков была амбулатория. Обслуживали больных две женщины. Врачиха, энергичная, красивая, лет тридцати восьми – сорока женщина, была осужденная на десять лет по 58 политической статье. Вторая – вольнонаёмная помощница – сестричка. Им было очень тяжело. Больные были всегда. Трудно было ещё и потому, что лекарств, кроме йода, не было. Не было и бинтов. Шёл 1943 год, самый разгар войны. Раны у больных перевязывали старым стиранным бельём.
Барак ОПП каждые два-три месяца «комиссовали» медработник с воли и лагерная врачиха с целью выписать кого-то на работу как выздоровевших. Таких было очень немного.

Однажды после одной из таких комиссий пришёл один из моих знакомых и говорит: «Тебя врачиха вызывает». Я пошёл. Приём как раз кончился, она была одна и говорит мне: «Мне нужен дневальный. Если согласен, иди возьми свою постель и переходи. В бригаде, где ты числишься, останется всё без изменения». Я спросил, что надо делать. Она ответила, что совсем немного: после приёма мыть пол в рабочем кабинете, держать в чистоте стол и в коридоре (он маленький) тоже мыть пол. Я согласился, но не очень уверенно. Пошёл в барак, рассказал своим товарищам. Они в один голос: «Не отказывайся! Будешь сыт всегда. Она врач, а кухня под надзором врача». Я взял свою постель и пошёл.
В коридоре стоял топчан. Положил на него постель, зашёл врачу. Она показала, где хранятся вёдра, швабры, тряпки. Я сразу приступил к работе. Она мне говорит: «Убери со стола, мою кастрюлю вымой и поставь». Показала, куда, а сама ушла. Подошёл к столу, смотрю: она почти полная густого супа. Я был немного в растерянности: как можно вымыть посуду, когда она полная. Догадался, что надо сначала съесть всё её содержимое, а потом вымыть. На другой день не только в бед, но и в ужин было то же самое. Женщина стала меня поддерживать, чем могла, даже делилась своим хлебом.
Проночевал пару ночей в коридоре, после чего она велела мне переселиться в комнатку рядом с её спальней. Сказала, что в коридоре холодно. В коридоре действительно было очень холодно. Я перешёл, как мне было сказано.
В течение десяти дней я заметно поправился, но прилива сил не чувствовал. Она как-то раз спросила: «Как дела? Как себя чувствуешь?» Я ответил, что неплохо, только ноги опухают. Она ответила, что это нормально. Я продолжал поправляться, но после двухгодичного недоедания и при низкокалорийном питании можно поправляться и вес нагонять, но силу можно обрести только при полнокалорийном и витаминном питании, и то этот процесс будет длительным.

Прожил я у врачихи тридцать три дня. И вот настал последний день, день моего крушения.
В этот вечер она задержалась долго. Пришла поздно, часов в десять. А в её комнату попасть можно было, только пройдя через мою каморку. Прошла и на ходу спросила: «Спишь?» Я ответил: «Нет!» Зашла к себе, но двери не закрыла, как обычно. Я почувствовал сильное волнение: что-то назревает, к чему я абсолютно не готов. И вдруг гром ударил! Слышу: «Заходи ко мне!»
Я встал, вошёл и вижу: лежит моя врачиха на койке в белоснежной сорочке, окаймлённой кружевами, с распущенными волосами, прикрывшими великолепный бюст. Сорочка прикрыла ноги до колен, красивые ноги. Сорочка подчёркивала красоту женского тела. Но она не дала мне лишнюю секунду полюбоваться собой и выпалила: «Ты мужчина или бревно! Почему ко мне не подходишь!» У меня уши загорелись, и мурашки по спине от такого сюрприза. Хоть сквозь землю провались! Да, виноград был очень хорош, но высоко висел, не достать! Я чувствовал себя оскорблённым, униженным и несчастным. Продолжал стоять как вкопанный. Понял всю полноту своего поражения. Чем её успокоить? Подойти и хотя бы поцеловать… постеснялся, только масла в огонь подолью.
Решил чистую правду сказать и начал дрожащим голосом: «Ирина Антоновна, простите меня. Вы врач, Вы знаете лучше, чем я, что у меня любовь к женщинам мертва – дистрофик. И причина Вам известна». Она уже мягче сказала, чувствовалась её жалость ко мне: «Иди спать». Я ушёл.
Какой может быть сон после такого потрясения! У меня поднялась целая буря жалости к ней и к себе. Я понял, что «роман» закончился, делать больше нечего, утром уйду в свой барак. До утра глаз не сомкнул, и вряд ли она спала.
Утром она открыла дверь и объявила мне приговор: «Возьми свою постель и иди в свой барак!» И я привёл приговор в исполнение: забрал свои пожитки, не прощаясь, ушёл, как побитая собачонка. Долго не мог успокоиться, ломал голову: что это было с её стороны – флирт или любовь? Был склонен верить, что это был флирт ради эксперимента, но одно обстоятельство развеяло это мнение. Стал верить, что женщина влюбилась.
Нас перевели в другой барак, и я долго её не видел, наверно, целых два месяца. Сижу как-то на своих нарах, двери открываются – входит врачиха и кого-то ищет глазами. Заметила меня, быстрыми шагами подошла и спросила: «Как дела, как живёшь?» Я ответил: «Как видите». Она головой помотала, а в глазах глубокая печаль. Повернулась, ушла. Я понял, что она меня искала. Больше мы не виделись. Думается, её отправили в этап, а перед этим она ещё раз решила посмотреть на своего неудачного любовника. А то, что она тогда так быстро и бесцеремонно меня выпроводила, можно объяснить так: по лагерному режиму она имела право держать в дневальных пожилого человека, а не молодого; значит, она меня взяла с риском для себя и с коридора быстро убрала с глаз долой. Она умница была, москвичка. Случай подвернулся в личной практике, что можно сделать из молодого истощённого человека мужчину. Но эксперимент не удался. А если бы удался? Допустим, провели бы мы вместе две или три ночи – и по углам. Она имела политическую статью, а за этими невинными политзаключенными был всегда особый надзор.

Под таким страхом пришлось жить и терпеть тяжесть тотального режима.
Все мы – и она, и я – имели право жить по законам природы, но варвары отняли это право у всех, кто имел несчастье попасть в когти сталинистов.
У неё наверняка был муж. Но муж десять лет не будет ждать её, он давным-давно нашёл другую. Так все жили в этой мясорубке, пока Хрущёв не пришёл к власти и не положил этому кошмару конец.

1944 г., Тавда, л/п № 1
КОМЕНДАНТ

В каждом концлагере была такая должность, но на эту работу трудно найти желающих. Шёл только тот, у кого был жестокий характер. З/к боялись и ненавидели его. Но за его жестокость коменданту не было гарантий личной безопасности.
В обязанности коменданта входило после сирены построить всех на работу. Он нёсся по баракам, с треском выгонял всех, кто может и не может идти на работу. Такой комендант устраивает лагерное начальство.

Я в 1943 году находился в Тавдинском лагпункте № 1 рядом с фанерным комбинатом. Предприятие выпускало фанеру высокого качества из берёзового леса. Для всех заключённых в этом комбинате нашлась работа и в цехах, и на территории.
В этом лагере был комендант Костя.
Этот человек был исключительно беспощадным, жестоким; превзошёл все границы человеческих норм поведения. Он дошёл до того, что отнимал передачи, приходившие от родственников заключённым, если они доходили до лагеря. Его з/к звали подонком и вышибалой.
На территории комбината стоял большой навес. Под этим навесом з/к в холодную погоду, которая не редкость на Северном Урале, разжигали костры и грелись, пока бригадиры ходили на разнарядку узнать, что кому сегодня делать. А комендант в это время отгонял всех от костров, чтобы шли на работу.
Стоял сильно морозный день. В такой мороз от приятного костра трудно уходить. Все сидели, грелись. Среди нас был молодой симпатичный человек, звали Борисом. Я его хорошо знал. На его губах всегда улыбочка играла, которая очень шла его красивому лицу. Никому в голову не могло прийти, что он осуждён на десять лет за убийство. Пришли бригадиры с разнарядки, и комендант Костя приступил к исполнению своих обязанностей. Обошёл костёр по первому кругу – не всех удалось от тепла оторвать. Он подошёл к Борису и рявкнул на него:
- А ты что сидишь? Марш!
Борис ответил:
- Это моё дело, а не твоё. Оставь меня в покое!
Костя пошёл дальше отгонять задерживающихся от костров. Затем он снова вернулся к Борису – всё ещё сидит! Костя уже повышенным тоном:
- Тебе что, особое приглашение надо?
Но Борис не думал вставать и ответил:
- Костя, я прошу тебя: оставь меня в покое, я сам за себя отвечаю!
Но Костя не думал оставить его в покое, а зря!
Пошёл поднимать последних и считал, что его работа закончена. Вернулся к Борису, схватил его за воротник, оттащил от костра и сам сел на его место. А Борис схватил рядом лежащий колун и одним ударом острой стороной пробил Косте голову. Тот моментально скончался. Погиб из-за своей жестокости.
Борис подошёл к охраннику и заявил: «Я убил одного, одной лагерной собакой меньше стало, собаке собачья и смерть. Арестуй меня!» Охрана включила сирену, она выла долго, жутко… Всех построили и погнали в зону. О ЧП тут же стало всем известно.
На третий день начальник лагпункта зачитал приговор по делу Бориса, в котором говорилось, что за повторное убийство он приговорён к расстрелу.

А отзывы у з/к были такие: Бориса жалели, а коменданта – нет.

---

Дата добавления: 2015-08-26