Начало тяжёлого пути

В 1941 году в мае я был призван на кадровую службу в Красную Армию. Поскольку имел среднее образование, сразу был зачислен курсантом в полковую школу. Школа выпускала младших командиров.
Наша дивизия стояла на берегу Чёрного моря в Крыму, недалеко от Евпатории.
● ●
21 июня вечером после отбоя легли спать, но никто и подумать не мог, что это будет последняя мирная ночь...

Ближе к утру вдруг пронзил ночную тишину резкий звук горниста-трубача. За ним дежурный офицер громким голосом: «Подъём! Построиться в полном боевом!»
Солдатский сон крепкий и чуткий одновременно.
Через три положенных по Уставу минуты мы, полусонные, стояли в строю с ранцем на спине и с винтовкой на плече.
Начальник полковой школы, молодой боевой офицер лейтенант Вальков привёл нас к берегу моря, приказал выкопать ячейку и в ней занять оборону в сторону моря. Мы быстро справились с заданием, лежим, ждём.
Но почему сегодня так рано несколько военных катеров с шумом и бешеной скоростью режут водную гладь вдоль и поперёк? Такого раньше не было! Странно… На востоке светлеет. Нам знакомы были учебные тревоги, но они никогда не были позднее часа ночи, а теперь уже близко утро.

После восхода солнца объявили отбой, построили нас и повели к походной кухне. Раздали завтрак и приказали есть на месте, в строю. И такого никогда не было…
Стали понимать, что что-то очень серьёзное случилось.
Проглотили завтрак.
Затем нас подвели к каптёрке и приказали снять поношенное обмундирование. Выдали полный комплект нового. Рядом с каптёркой склад боеприпасов. Выдали по две гранаты-лимонки и по тридцать патронов в обоймах. Все процедуры говорили сами за себя, что это война. Но с кем? Кто мог решиться на безумный шаг и воевать с Советским Союзом? Что Гитлер агрессор, все знали, но у нас с Германией мирный договор, не может быть! Все молчали. Абсолютная гробовая тишина, никаких вопросов.
Когда всё было закончено, весь лагерь построили: во главе полковая школа, за ней вся дивизия. Мы тронулись.
Политрук полковой школы, немолодой кадровый офицер, ехал на коне медленным шагом в ногу с нами. Он начал громким голосом:
- Внимание! Внимание, товарищи! Сегодня утром в четыре часа немецкие лётчики без объявления войны вероломно бомбили наши мирные города: Минск, Киев, Симферополь! В воздухе и на суше германские войска, вооружённые до зубов, вторглись на нашу землю на широком фронте от северных границ и до южных…
Голос политрука дрогнул от негодования, и он продолжил:
- Мы, русские, - миролюбивый народ. Мы не хотим воевать, но пусть враг знает, что мы, русские, умеем воевать и будем защищать свою Родину до последней капли крови!

Можно себе представить, какое впечатление на нас, молодых, произвели эти слова. Война – это значит, что жизнь твоя поставлена на карту.
Тихим, вольным шагом мы начали свой трудный поход.
Кошмарные мысли в голове, невозможно было от них избавиться. Не фестивальные игры, а кровопролитная война.

Мы шли, шли… К обеду почувствовали первые признаки усталости. Духовой оркестр сопровождал нас всю дорогу, но преднамеренно молчал. Вдруг он заиграл! И сразу стало на удивление легче. Усталость как будто исчезла. Хоть ненадолго, но почувствовали прилив сил.
Так дошли до небольшой речушки.
Подали команду: «Привал! Всем разуться!» Ноги вымыли в холодной воде. Они огнём горели. Портянки перемотали сухими местами к ступням. Во рту всё пересохло, страшно хотелось пить. В ложбинке был колодец с чистой водой. На наше счастье вода была так близко, что можно было черпать котелками. Мы напились вдоволь и наполнили фляжки.
После привала дивизия отделилась от полковой школы. Дальше мы двигались каждый своим маршрутом.

После кратковременного отдыха и утоления жажды было легче шагать, но полуденное солнце беспощадно жгло. Наши гимнастёрки промокли от пота. Ранец прилип к спине. Солёные разводы белыми пятнами украсили нашу одежду.
Нашим взводом командовал молодой лейтенант Кузнецов. У меня был ручной пулемёт. Он весит 8,5 кг, а в конце похода стал тяжелее вдвойне. Лейтенант Кузнецов приблизился ко мне и спросил: «Ты устал?» Я ответил: «Да!» Он снял с моих плеч пулемёт и понёс его сам. Мы шагали рядом. Он спросил: «Ты, Курле, я думаю, владеешь немецким языком?» Я ответил, что владею, конечно. Он попросил меня перевести на немецкий строевые команды: «Встать в строй!», «Вперёд шагом марш!», «Направо!», «Налево!» - и т.д. Потом после маленькой паузы спросил, это уже было, похоже, по-дружески: «Нас могут в любое время отправить на фронт. Идёт война. Ты будешь стрелять в немцев?» Я ответил чётко: «Да, товарищ лейтенант, буду стрелять в любого, кто будет стрелять в меня!» Он остался доволен таким ответом: «Правильно, молодец!» И мне приятна была его дружеская откровенность. Так мы шли до следующего привала.

Снова переобулись. Ноги сильно потели. У меня кожа нежная, кусочками прилипла к портянкам. Так было больно идти!
Конец привала. Я взял свой пулемёт у командира, и мы продолжили свой путь. Была уже ночь. Шагать было заметно легче – прохладно. От усталости прекратились всякие разговоры. Мы двигались как тени, были голодные и думали теперь только об одном: скорей бы конец изнурительного похода.
И ещё один привал на десять минут. После него последний бросок, самый трудный. Чтобы нас приободрить, объявили, что скоро конец похода. Мы этого ждали. Настроение поднялось, но сил не прибавилось. Стало светать – утро. С первыми лучами солнца команда: «Остановись!»
Это был конец похода.
За двадцать четыре часа мы прошли сто десять километров. Начальник школы Вальков приказал всем поставить винтовки в козлы, выставить караульного и всем два часа спать. Караульным стал наш добрый лейтенант Кузнецов. Где каждый стоял, упали как подкошенные на землю и уснули мертвецким сном.
Но что такое? Трубач трубит подъём! Обещали два часа дать поспать, а прошло не более десяти минут! Неужели обман? Никакого обмана. Два часа не дали нам полного отдыха, пролетели как миг. Нас накормили хорошим завтраком и строевым шагом повели на станцию, где стоял пассажирский поезд. Нас было восемнадцать курсантов.

Начальник школы приказал: «По вагонам садиться!» Когда мы зашли в вагон, он оказался занят военными. Навстречу поднялся полковник и властным голосом скомандовал: «Вы откуда? Назад марш!» Наш начальник был на улице. Мы ему доложили, что нас выгоняют. Полковник и на него рявкнул: «Ты что, с неба свалился?» Вальков козырнул и доложил: «Я, товарищ полковник, имею честь вам доложить, что у меня приказ командира отправить полковую школу в Усть-Лабинский военлагерь Северо-Кавказского военного округа.» Руку к козырьку: «Начальник полковой школы лейтенант Вальков!» Вытащил из кармана письменный приказ командира, подал полковнику. Тот глазами пробежал, нахмурился и велел своим солдатам освободить вагон. Мы заняли места. Слава Богу! Мы можем позволить себе расслабиться и отдохнуть.

По приезде мы первым делом избавились от лишнего груза: сдали гранаты и патроны на склад. Вальков передал нас начальнику учебного батальона капитану Мартыненко, тепло попрощался с нами, пожелал нам успехов, заявил, что пойдёт служить в авиацию и уехал.
Доброго лейтенанта Кузнецова перевели в другую часть. Мы больше с ним не виделись. Жаль.
Мартыненко сразу взял нас в железные тиски и заявил: «Я из вас сделаю таких закалённых, что стальная пуля отскакивать будет!» Мы были не против такой закалки, но хорошо поняли, что он выжмет из нас всё, что сможет.
Занимались усиленно. Специально обучались строевому шагу, показательно прошагали мимо полков – красивое зрелище! Нам каждый день сообщали о тревожных вестях с фронтов.

Примерно 14-15 сентября нам зачитали приказ об отправке пятидесяти курсантов в Ташкент в двухгодичное офицерское училище. В списке был и я.
17 сентября утром при построении на занятия командир мне говорит:
- Курле, иди в палатку и жди: тебя вызовут в штаб.
Я вернулся в казарму, лёг на койку. Пришёл дежурный и спросил:
- Ты Курле?
- Да!
- Иди в штаб!
Пришёл и вижу, что здесь собралось много солдат со всего лагеря. Я узнал, что среди офицеров кадровой службы тоже есть немцы. Стали вызывать по очереди. Подошёл мой черёд. Я зашёл. Сидят три офицера и вкратце объявляют:
- Вы знаете, с кем война идёт. Пришёл приказ: служащих немецкой национальности демобилизовать. Будете на трудовом фронте помогать ковать победу. Снимите звездочки с пилоток и положите сюда.

Я вышел. Вижу: все сидят, приунывшие, и гадают: куда нас? Закончив беседу, нас быстро построили где-то сто двадцать человек. Армейский офицер передал наши документы рядом стоящему офицеру из НКВД и объяви, что мы будем в подчинении внутренней службы НКВД. Мы поняли, в чьи руки попали.
Наши сослуживцы поехали в тёплый солнечный Ташкент, а нас повели на станцию, где стояли два пульмановских вагона, и разместили по шестьдесят человек.
Поезд тронулся и привёз нас на ст. Миллерово. Выгрузили и повели на обширный пустырь, где нас ждали все ручные орудия труда, куча досок, щебёнки, гудрона, цемента. Объявили, что здесь нужно срочно построить аэродром для военных самолётов.
«Приступайте!» - прораб был гражданский, но от нас не отходил, не давал нам ни минуты отдыха. Проработали три дня. Труд нечеловеческий. С ног падали. Кормили плохо, работа каторжная. Ведь всё надо было делать вручную.
Утром четвёртого дня нас погнали на станцию. Там опять стояли два "пульмана". Рассадили по шестьдесят человек, познакомили с режимом в пути следования. После трёхдневного непосильного труда с голодными желудками завалились как попало спать, проспали ровно двадцать четыре часа как убитые. Проснулись. Голод давал о себе знать. Стали требовать хоть какой-то еды. Нам ответили, что раньше станции Куйбышев ничего не будет.
Поезд пошёл и вдруг остановился. Открыли двери, и мы увидели рядом с составом бахчу, где лежали ещё зелёные арбузы. Мы ринулись на это поле. Охрана кричит: «Назад!» но никто и не думал назад, хоть стреляй. Зелёные арбузы были съедены вместе с кожурой. Вернулись в вагоны, поезд пошёл дальше.
Ждали ст. Куйбышев. Не помню, сколько мы ехали. Наконец, прибыли. Поезд остановился. Напомнили опять нашим «кормильцам» про еду. Они ответили, что сейчас принесут обед. Недолго ждали. Принесли два эмалированных ведра с густым супом без чашек и сказали, что через двадцать минут мы должны вёдра вернуть. Боже мой! В нашем хозяйстве одна алюминиевая армейская кружка. Некогда было думать. Один взял кружку, черпанул: «Кто первый?» подходим один за другим. Кто пилотку подставляет, кто пригоршню, а кто и подол гимнастёрки. Дело пошло. Хорошо, что суп был густой, хоть что-то попало в желудок, не всё утекло. Вёдра сдали и поехали дальше.
Поезд повернул на юг.
Это нас обрадовало, что не на север. Мы были в хлопчатобумажной солдатской одежде. Шинели отобрали ещё в лагере.
Привезли нас в Южный Казахстан. Разделили по колхозам. Здесь нам судьба в последний раз улыбнулась. Полтора месяца мы не голодали. Занимались сеноуборкой в горах. Питались просто: каждый день нам давали 1 кг хлеба и 100 г сливочного масла. Приварка не было, но этого вполне хватало, даже поправились. Варёную пищу получали у хозяйки, где квартировали.
10 декабря получили повестки явиться в военкомат, иметь при себе паёк на десять дней. На десять дней нам дали по 10 кг хлеба.
Мы все, сто двадцать бывших военнослужащих, собрались в райцентре Тюлькубас Южно-Казахстанской области. Но не военкомат нас встретил, а сотрудники НКВД. Построили, познакомили с правилами поведения в пути и повели на станцию, где нас ждали опять два "пульмана", но оборудованных. В них стояло по одной маленькой железной печке и на метровой высоте сплошные нары. В этот раз поняли, что повезут нас на север.
Поезд пошёл.

Дата добавления: 2015-08-26