Первая зарплата в концлагере

В 1946 году я находился в концлагере г. Ирбита.
В Ирбите был большой стеклозавод. Мы, заключённые, должны были снабжать его песком. Работа на песке тяжёлая, каторжная.
Однажды после работы пришли в зону голодными и уставшими, разлеглись на своих нарах, чтобы дать отдых всему телу. Дверь в барак открылась, и громко объявили: «Идите деньги получать, кассир пришёл!». Но никто не верил, потому что такого не было никогда, з/к всегда работали бесплатно. Видя наше замешательство, посыльный повторил: «Я не обманываю, идите!». И мы потянулись. Когда подошли к конторе, у входных дверей стояли двое уголовников, а третий в сторонке. Они предупредили каждого из нас: «Деньги получите и все до единого рубля нам отдавайте!». Но никто такому нахальству не хотел подчиняться.
Моя очередь была двенадцатая-четырнадцатая, и я наблюдал такую картину. Первый получил деньги, но категорически отказался их отдавать. Уголовники у него деньги отняли и кулаком ударили в затылок со словами: «Тебе было сказано: деньги – нам!». Подошёл второй, он тоже сопротивлялся, и с ним поступили так же, как и с первым. Третий решил только часть отдать, а часть денег положил в карман. А у них глаза орлиные! Когда он отдал эту часть, они ему: «А те, которые в кармане?». Отняли и эти деньги, а за обман два удара в затылок. Четвёртый решил словами их убедить, что, мол, деньги заработаны тяжёлым трудом – не помогло. Деньги отняли, но не ударили. И буквально передо мною все добровольно не хотели их отдавать. Я был первым, кто решил не сопротивляться. Я видел всё и понял, что никаких шансов спасти деньги нет, а на подзатыльнике можно «сэкономить». Подошла моя очередь, и деньги я отдал, как решил. Им это понравилось, двадцать рублей мне вернули и сказали: «Купи себе пайку хлеба!». Чуть ли не сказал спасибо, но вовремя опомнился и без оглядки поспешил в барак.
Такого в жизни не было, чтобы за выход платить да ещё так дорого. За вход платят: в кино, в театр; у нас наоборот было.
У всех вначале было мнение, что это афера лагерных уголовников. Все ждали, что на следующий день должна быть какая-то реакция. Тишина абсолютная, и нам стало ясно, что это был уговор лагерного руководства с уголовниками. Заключённые – народ бесправный, к ним можно было применить любое беззаконие, оно будет законно.

Двадцать рублей были у меня в руках, а где хлеба купить? У несчастных узбеков и туркменов, только у них.
Эти люди в зоне продавали с хлебом по капле своей собственной жизни. Не все, но часто встречались. Не понятно: что за фантазии? Имели срок по десять лет, даже многие из тех, кто ни грамма своего пайка не продал, не дотянули до конца. Невозможно себе представить, как жить в мучительном голоде и торговать своим хлебом… Есть, видимо, у них такая традиция, чтобы во что бы то ни стало вернуться домой с деньгами. Но я как свидетель могу сказать: кто торговал своим хлебом, не домой попал, а в могилу!
Иду по зоне, вижу: стоит узбек с хлебом.
- Продаёшь?
- Да!
- Сколько?
- Двадцать рублей!
Я ему дал свои двадцать рублей. Он их быстро взял, но как медленно мне свой хлеб отдавал! Если бы я сам не был волком, я бы не позволил себе этого делать. Так жалко было этого человека!

Голод – это зверь!

ВЕРБОВКА
1946 г., г. Ирбит

Время было летнее, июль месяц. В один прекрасный день пришли с работы уставшими, голодными. Расслабились на нарах. Заходит в барак старший нарядчик и спрашивает:
- Есть такой Курле в вашем бараке?
Я присел и отвечаю:
- Я Курле.
- Тебя оперуполномоченный лагпункта вызывает!
Моё сердце ёкнуло, от того что знал, что эти люди на хорошее дело никогда не позовут. Я встал и пошёл.

Прихожу. Перед дверями стоит дежурный, спросил: «Что надо?» Я ответил. Он открыл двери, доложил и пропустил меня. Вижу: сидит за столом мужчина в форме НКВД лет сорока пяти-пятидесяти… На столе папка, фуражка, пистолет, пачка «Беломорканала». Чёрные глаза просверлили меня насквозь. «Садись!» - показал на стул перед столом. Я сел на краешек. «Куришь?» - знакомый всем приём. Знает, волк, что жертва дрожит, надо расположить к себе. Я ответил: «Курю!» - и взял предложенную папиросу. Он дал мне прикурить и сам закурил. Задал традиционные вопросы: где родился, где крестился – и перешел к главному:
- Мне нужен помощник, который бы каждый месяц в письменном виде сообщал обо всех ненормальных явлениях, которые происходят в зоне: драки, попытки побега, кто что говорит против власти. И я хочу, чтобы ты этим занимался. Ты грамотный, у тебя десять классов образование.
Я ответил: «Нет, гражданин начальник, я это не смогу!» Эти слова были запалом, и бомба взорвалась!
- Как это ты не можешь, ты не хочешь! Фашист! Волк в овечьей шкуре! Дежурный! Уведи этого гитлеровца! В изолятор на сутки, на 300 г хлеба и стакан воды! Этого времени хватит, чтобы подумать!
Дежурный подошёл ко мне, схватил за плечо: «Пошли!»

Изолятор был рядом. Он открыл замок, затолкал меня туда и на замок закрыл. В изоляторе стояла узкая скамеечка. На ней можно было только сидеть. Я опустился на неё и понял, что на меня обрушилось огромное несчастье. Попал в железный капкан, из которого только один Бог может спасти. Мне предоставлено два варианта:
• Если согласиться стать информатором-предателем, этого от уголовного мира не скрыть. И неминуема смерть, не избежать, убьют. В таком случае я буду грешен перед Богом и перед людьми. Умру как собака.
• Если откажусь, этот палач очень опасный. Властный режим Сталина ещё свирепствует, и здесь меня ждёт погибель. Но умру с чистой совестью.
Ни за что и никогда я не соглашусь!

В изоляторе панели были покрашены тёмно-синей краской. На ней было выцарапано: «Кто здесь не был – побудет, а кто был – никогда не забудет!» Точные слова!

Я просидел всю ночь, холодную уральскую ночь. Утром дежурный принёс мне хлеб и кружку воды. Я попросил у него супу, но он ответил: «Ты же знаешь, что нельзя». И двери на замок.
Ровно в пять часов меня снова вызвал опер и с ходу с издёвкой спросил: «Не передумал? Не стал умнее?». Я ответил: «Нет!»
Он снова стал меня оскорблять и говорит:
- Запомни, фашист, тебе с Урала не вырваться! Твои кости сгниют здесь. Ты будешь меня долго помнить! Иди, возьми свой матрац и переходи в бригаду малолетних бандитов. Они научат тебя уму-разуму!

Я вышел, и ко мне подошли двое малолетних преступников, спросили: «Чего легавый хотел? Зачем вызывал?». Уже караулили меня. Я ответил, что ничего особенного, сверялся, какой срок и уточнял мой адрес. Пошёл в барак, взял свой матрац и перешёл, куда мне велели.

Малолетки меня обступили и потребовали курить. Я ответил, что у меня ничего нет. «Это плохо!». Старшего с ними не было, вскоре он пришёл. Они в один голос: «Смотри, Костя, кто к нам пришёл! Фраер!». Тот ничего не сказал, показал мне моё место на нарах. Они разошлись. Я остался один со своим горем и несчастьем. Подошёл к окну, смотрю: враг № 1 идёт к бараку, ему навстречу идут несколько малолетних негодяев. Он остановился, они его окружили, он что-то им толкует. Они повернули головы к бараку, и я понял, что речь идёт обо мне. Отошёл от окна.

Вечером старший, Костя Новиков, взял хлебный ящик, пошёл за хлебом. Принёс его, раздал. Пайки были разные: по 900 г два-три, по 800 г три-четыре, остальные по 700 г. Гавриков было пятнадцать человек.

На следующее утро позавтракали без хлеба – и в песочный карьер на работу. Был прохладный день. Они разожгли костёр и греются. От них никакой пользы в работе не было. Я подошёл к вагонетке и стал потихоньку бросать песок. Трое из них тоже подошли. Это были те, которых я вчера видел с опером. Окружили меня и стали бить кулаками куда попало со словами: «Покажи, фраер, как ты можешь работать!»

После первого избиения они тоже взяли лопаты и принялись бросать песок, но недолго. Стали отдыхать. Я тоже хотел немного отдохнуть – не дали. Снова подошли и стали избивать. Один из них, самый активный, лопатой ударил по спине. Я вскричал. Они ушли, пришли работать другие. Эти меня не трогали.
Как вся эта драма выглядела?

Палач держал своё слово. Он в самом деле решил меня уничтожить, но чужими руками. Это он вчера натравил их на меня!

Так дожил до вечера. Получил свои 700 г хлеба, проглотил всё: и суп, и жидкую кашицу. Забрался на своё место, моментально уснул от всего: от побоев, от тяжёлой работы.

Второй день был похож на первый. На третий день больше бить не стали. Похоже, поняли: зачем человека бить, который тебе ничего плохого не сделал. Но двое всё-таки решили меня ещё несколько раз ударить и тоже прекратили.

Вечером пришли в зону. Я так же всё съел, что дали, забрался на нары, но твёрдо решил, что быстрый сон не должен опередить мою молитву. Я начал молиться: «Милый Господь, ты видишь, что со мной делается. Если моя смерть пришла, то ты отними у меня мою жизнь сам, чтобы не эти злодеи меня убили и глаза у меня сомкнулись бы с последними словами молитвы на губах…»

На следующее утро, как и после первой ночи, пришлось меня будить. Я проснулся и пожалел, что проснулся. Хотелось больше не просыпаться. Снова на каторжную работу, снова в этот кошмар, где заставляют работать да ещё избивают.

Они все в карьере завернули на своё место, разожгли костёр и стали играть в карты. А я пошёл, как бессменный часовой, на своё место и начал потихоньку бросать песок. Минут через двадцать слышу голос Новикова: «Курле, иди сюда!». Я подошёл, и он мне говорит: «Всегда, когда устанешь, приходи к костру, садись и отдыхай. Садись, погрейся!». Скомандовал своим бандитам: «Дайте ему место!». Сидящие на двух местах раздвинулись, чтобы я сел. Посидел я минут десять, встал и ушёл. А Костя вслед ещё раз говорит: «Не стесняйся и делай, как я тебе сказал». Какое облегчение я почувствовал после этого, даже усталости какое-то время не чувствовал.

Вечером пришли в зону. Костя взял ящик, пошёл за хлебом. Пришёл с хлебом – его обступили как всегда. Я в сторонке стою. Костя всем: «Разойдитесь!». Зовёт меня: «Курле, иди сюда!». Я подошёл. Он мне первому подаёт 900 г хлеба. И тут случилось то, во что было трудно поверить. Тот, который меня лопатой ударил и кулаков не жалел, говорит Косте: «Ты зачем фраеру даёшь 900 г хлеба?». А Костя размахнулся и кулаком ударил его в скулы со словами: «Потому, что он работал, а ты, сука, в карты играл!». Тот от боли страшно завыл. Ну, думаю, это справедливо. Меня избивать хорошо было, невиновного. Но было бы лучше, если бы этого не случилось. От них всего можно ожидать. Если раньше он меня бил ни за что, то сейчас у него будет причина: ведь он получил по скулам по моей вине.

После раздачи хлеба пошли в столовую. Костя подошёл к окошку и зовёт опять меня. Я подошёл, он мне подаёт две тарелки супа и две порции каши. Я думал: не сон ли это? Произошло чудо. Моя трагедия превратилась в торжество. С этого дня я каждый день получал 900 г хлеба и двойной приварок.
Я очень благодарен Косте. Он из Москвы был. Юн, а умён и справедлив. С этого дня ни один волос с моей головы не упал. Все молчали.

Что характерно в преступном мире – это беспрекословное подчинение своему старшему. Если бы в мирской жизни так было, то государственным руководителям было бы легко руководить.

Такая неожиданная перемена была божьей благодатью. Я мог спокойно работать, самочувствие улучшилось. С малолетками ладил, они меня стали уважать. В общем, стали жить в полном мире. Если бы мне можно было с этими, которые меня избивали, быт откровенным, то я бы их спросил: «Если бы я стал стукачом и вы узнали бы об этом, вы обязательно убили бы меня?». Не сомневаюсь, что я получил бы «да» в ответ. «Ну а вы знаете, зачем били меня? Не знаете. Ну так знайте: вы избивали меня за то, что я отказался быть предателем, а вы вслепую верили начальнику. Кем я должен быть, по-вашему?». Жаль, что я этого не мог им сказать.

За полтора месяца я свыкся с ними и хотел бы так до конца срока жить. Но не суждено было. Мой враг не дремал. Над моей головой вновь собирались тёмные тучи.

Стоял как-то у окна и вижу: мой садист подходит к бараку. Я испугался и понял, что зря он ничего не делает. Плохая примета. Узнал, что я живой, и на другой день отправил меня и ещё пятьдесят человек в лагерь строгого режима в Свердловск.

Дата добавления: 2015-08-26