ГОСУДАРСТВО 1 страница

Появление государственности у славян, как отмечалось в первом разделе, было следствием закрепления в общественном устройстве господствующего положения выделявшейся после VII в. знати. Ее отделение от основной массы соплеменников в особых резиденциях, вокруг правителей, отмеченное в VIII – IХ вв. сооружением городищ с дворцами или же выделением дополнительно укрепленных «кремлей» в старых общинных городищах и было результатом формирования особого правящего сословия. Именно сосредоточение административно-политических и военных функций в руках этого слоя и означало переход от общинных порядков к началу функционирования государства.

Все источники едины в том, что указанные процессы происходили у славян с VIII – IХ вв. и завершились оседанием правящего сословия на землю в течение Х – ХII вв.[241] Именно на это время, как показано во втором разделе, приходится формирование всех основных славянских государств.

Прежде чем обратиться к конкретным процессам складывания государств у славян и их соседей в Центральной и Юго-Восточной Европе, уточним сущность государства как явления в конкретных условиях раннего средневековья.

Людьми того времени, естественно, не осознавался переход от первобытности к новой исторической эпохе, которую значительно позднее назвали государственной. Однако рост населения и рассмотренное выше усложнение внутри- и межплеменных отношений требовали определения границ и защиты территорий проживания, особенно тогда, когда медленное, но поступательное хозяйственное развитие вело к накоплению некоторых запасов и даже излишков средств существования. Защита территорий, а, также их приращение при избытке населения усиливали роль вождей и вызвали к жизни военные дружины. В процессе развития межплеменных отношений, особенно при внешних угрозах, формировались межплеменные объединения, союзы. Усложнялось и управление растущими территориями. Народные собрания были эффективными лишь в деревенских общинах и в них они сохранились на долгие столетия. Но в надобщинных сообществах эти органы управления первобытной эпохи изживали себя: требовалось время на сбор всех полноправных членов сообщества, общинники отрывались от повседневного труда и не всегда были в курсе насущных проблем.

Все это породило постепенное сосредоточение управления в руках наиболее авторитетных членов общин и племен. Те, естественно, привлекали себе на помощь, прежде всего, окружавших их членов своих родов, с которыми постоянно общались и которым больше доверяли. Так постепенно выделялись правящие роды, в которых с согласия остальных соотечественников закреплялись функции управления и обороны. В племенах и их объединениях, союзах такие правящие роды привлекали к себе дополнительные силы, необходимые как для военных целей, так и для управления территориями. Так возникали при вождях дружины.

Вся эта надобщинная структура была оторвана от непосредственного повседневного труда и обеспечивала свои потребности не только военными грабежами соседей, ближних и дальних, но и традиционными взносами соплеменников. Сбор этих взносов (даней) становился повседневной функцией возникшего слоя, также как осуществление уже названных военных и административных, а также судебных и сакральных функций.

Отделение от повседневной хозяйственной деятельности и концентрация общественных ресурсов сделали возможным обособление представителей нового слоя, что было отмечено появлением особых жилищ – укрепленных резиденций. Такое обособление четко фиксировало разделение, разграничение общественных функций в глазах всего населения и признавалось им за реальность. В итоге, в переходных к государственности обществах произошло как бы разделение труда: из общей массы населения выделилась управляющая военная верхушка – знать, будущее правящее сословие. Именно обособление знати, возвышение ее над остальным населением в особых городищах и можно считать началом эпохи государственности.

При этом необходимо подчеркнуть, что все это происходило без массового насилия, ибо новая власть в лице обособлявшейся знати отражала, как отмечалось, насущные общественные потребности. «Рядовые» общинники добровольно подчинялись этой власти так же, как раньше добровольно выполняли решения народных собраний и старейшин. Для удовлетворения личных, поначалу весьма ограниченных нужд вождям и их дружинникам хватало добровольных подношений, военных трофеев, в том числе и превращаемых в рабов военнопленных. Поэтому возникавшую государственную организацию нельзя считать изначально эксплуататорской, как это было принято в советской исторической литературе. Наоборот, предводитель, военный вождь, у славян – князь – защищал и организовывал жизнь всех своих соплеменников, «выполнял работу, поручаемую ему населением». Его роль была исключительно служебной[242].

Лишь в дальнейшем, по мере обрастания правами и богатствами, оттеснив остальное население от исполнения военных функций, знать приступила к давлению и на собственное население, ограничивая его в правах и заставляя работать на себя. Эти процессы в средние века и составили суть феодализации, что, как отмечалось, у западных и южных славян, а также венгров, происходило с Х – ХI вв.

В возникновении государств вообще и у славян в частности чуть ли не ведущую роль играло противостояние военным опасностям. К этому позднепервобытные общества уже были готовы созданием дружин, предназначенных не столько для обороны, сколько для захватов добычи. Этот этап изживания первобытности обычно называют военной демократией, усилением роли военной силы в повседневной жизни. Мобильные, организованные дружинники и становились основой государственной администрации.

Наиболее ранним из достоверно известных раннегосударственных образований у славян, созданных в ответ на внешнюю опасность, было, как известно, объединение Само. Оно, возникшее в борьбе с аварами, вышло за рамки племенных союзов. Но в нем не произошло консолидации правящих группировок. После избавления от внешней опасности племенные верхи не нуждались в дополнительной организации.

Необходимость консолидации перед внешними угрозами способствовала появлению государственной организации у болгар и мораван. Но, в отличие от истории Само, и на Нижнем Дунае, и на р.Мораве племенная знать уже консолидировалась, отделилась от «рядового населения», жила в особых резиденциях и была заинтересована в укреплении своего статуса. Византийская и германская опасности придавали смысл особому положению дружин и сбору средств на их существование. Нерегулярные подношения превращались в постоянную ренту, сбор которой также консолидировал дружину, придавая ей фискальные функции. Сказались и хозяйственно-демографические условия. Высокая плотность населения и постепенный рост его обеспеченности позволили не только поддерживать существование молодого государственного аппарата, но и осуществлять активную внешнюю политику. Вспомним, что и великоморавские князья, и первые болгарские ханы не только одерживали победы, обеспечивавшие их добычей, но и терпели поражения, за которые приходилось расплачиваться всему населению. Но собираемые ресурсы оказывались достаточными для длительного сохранения государственности.

Таким образом, для образования государства, то есть создания стабильного правящего слоя были необходимы не только внешние стимулы, но и внутренние ресурсы. Их значение наглядно демонстрирует пример полабских и поморских славян. Известная агрессивность их западных соседей – немцев, у которых происходило формирование феодального землевладения, не стала катализатором создания государственности в Полабье и Поморье. Органы народовластия – вече – могли организовывать отпор отдельным походам немецких рыцарей, но для систематической борьбы нужны были князья с постоянными, профессиональными дружинами[243]. Однако разреженное население, доходы которого были ограничены бедными землями, не имело необходимых свободных ресурсов для содержания военных сил. Разобщенность не способствовала и выделению политических лидеров, способных централизовать имевшиеся ресурсы. Небольшие государственные образования, возникшие на Балтийском побережье, не выдержали нажима. Ободритское государство просуществовало с середины ХI до середины XII в., то есть около 100 лет, как и Великая Моравия. Но, если хотя бы часть населения последней продолжила самостоятельное развитие в рамках Чешского государства, то ободриты попали под власть иноземцев.

Важным катализатором становления государственности практически у всех европейских народов была христианская церковь. Заинтересованное в поддержке, духовенство активно помогало правителям в укреплении их власти. Эта помощь создавала определенный моральный и идеологический микроклимат, позволявший знати обосновывать свою роль в обществе. Ведь первобытные, родовые традиции, допускавшие возвышение старейшин и вождей, препятствовали формированию наследственных правящих кланов. Правители с окружавшими их дружинниками оставались членами племен, принципиально равными остальным соотечественникам, но наделенными особыми правами на управление. Стремление же этих сил выделиться, обособиться, в том числе и в вышеописанных резиденциях противоречило принципам первобытного равноправия.

Крещение, принятие новой веры, освященной непонятными, но все равно почитаемыми варварами атрибутами позднеримской культуры выделяло новообращенных среди своих соплеменников, как бы узаконивало их право управлять. Крещение выводило неофитов за рамки первобытных традиций. Церковь поощряла это осуществлением особых обрядов коронации и наделения титулами. Так принятие христианства превращало знать в особую касту. Последующее крещение остальных подданных в создаваемых государствах не только не изменяло положение знати, но и еще более разрушало первобытные традиции.

В принятии новой религии значительную роль играло и стремление знати молодых государств занять самостоятельное место в политической структуре Европы, установить равноправные отношения с христианскими соседями. При этом правители стремились не допустить попадания своих государств в зависимость от более сильных соседей. Неслучайны повсеместные и настойчивые попытки этих правителей обеспечить церковную самостоятельность своих владений путем создания особых церковных епархий или даже особой автокефальной церкви. Вспомним усилия Бориса Болгарского в IX в., создание Гнезненского архиепископства в результате целенаправленной политики польских Пястов в 1000 г., неоднократные попытки чешских Пржемысловичей добиться создания архиепископства в Праге. На этом историческом фоне представляется, что и особое архиепископство для Великой Моравии было результатом целенаправленной политики великоморавских правителей, интересы которых отстаивали перед папской курией Кирилл и Мефодий.

Показательно, что те силы из знати, которые противились крещению и демонстрировали приверженность старым порядкам, быстро терпели поражение. Вспомним хотя бы бунт сына болгарского хана Бориса – Владимира. Там же, где княжеская власть оказывалась неспособной опереться на новую религию, как в полабских землях, государственность так же, как мы видели, не сохранялась.

Усилившаяся, в том числе с помощью церкви знать, вырвавшаяся за рамки прежних традиций, получила возможность укреплять свое положение и за счет остальных соплеменников, перенося на них формы эксплуатации, принятые по отношению к завоеванным народам. Родовые земельные владения представителей правящего сословия начинают расти за счет «общенародных угодий», увеличиваются поборы. Так начинается процесс феодализации, в котором государственная власть из общенародной превращается в эксплуататорскую.

Для стабильности ранних государств большое значение приобретал порядок передачи власти преемникам. Обычай требовал раздела имущества умершего между всеми сыновьями. Выделение особой доли старшему, который обычно становился верховным правителем, вступало в противоречие с первобытной демократией, что и вызывало многочисленные, известные нам конфликты и усобицы между наследниками. На начальных этапах задача сохранения государственной целостности обычно решалась, как мы видели, физическим устранением братьев и других родственников-конкурентов. В дальнейшем, с развитием феодальных порядков, на изучаемые страны распространился принцип майората. Но он не укоренился здесь настолько, как в странах Западной Европы, что породило политическую нестабильность, прослеженную практически во всех государствах рассматриваемого региона.

По мере консолидации раннегосударственных образований и в стремлении правящих династий к легитимизации своего положения формируются и идеологические обоснования особости того или иного народа и прав его правителей. Появляются предания, утверждавшие происхождение княжеского рода от предков, получивших власть чудесным образом, при помощи богов (или самих являвшихся богами). Анализ и реконструкция соответствующих преданий представляют немалые трудности, так как отголоски древней традиции дошли до нас в трудах, написанных уже христианскими книжниками, совершенно незаинтересованными в сохранении такой традиции в ее первоначальном виде. Наиболее значительные ее следы сохранились в предании о Пржемысле и Либуше – предках чешского княжеского рода Пржемысловцев (Пржемысловичей). Пржемысл и «пророчица» Либуше были первоначально богами, «чудесный брак» которых обеспечивал плодородие земли и, следовательно, главные условия существования их племени. С этим браком стало связываться представление о появлении власти и общественного порядка, что отражает переосмысление легенды в интересах княжеской власти.

Как типологически близкие и относящиеся к тому же этапу общественного развития, можно рассматривать предание о «праотце Чехе», некогда поселившемся на земле будущей Чехии, предания о переселении сербов и хорватов на Балканы. Хорватов привел в пределы Далмации некий Хорват со своими братьями и сестрами, сербов – Серб, позднее считавшийся родоначальникам сербской княжеской династии. Как более поздний, уже христианизированный вариант такого предания можно рассматривать рассказ болгарской «Апокрифической летописи» о том, как пророк Исайя по повелению бога привел болгар на их бывшую тогда пустой новую родину за Дунаем[244].

Показательно упорное связывание первых правителей с крестьянами. Устойчивое наименование Пржемысла «пахарем» соответствует польскому династическому преданию, в котором также отмечается происхождение династии от земледельца Пяста. С этим можно сопоставить и такую деталь древнего обряда интронизации правителей Карантании, согласно которой претендент на трон должен был облачаться в крестьянскую одежду. Такие сопоставления подтверждают гипотезу о связи зарождавшегося института княжеской власти с земледельческим культом, обеспечивавшим плодородие с помощью обряда «священной пахоты». Переход такой важной общественной функции в руки представителей княжеского рода оправдывал его правящее положение. Об исполнении славянскими правителями жреческих функций свидетельствуют и данные лингвистики: в польском языке слово ksiądz еще и в XVI в. означало как духовное лицо, так и светского правителя[245].

В процессе формирования государственности происходили не только социальные, но и этнополитические изменения: образовывались новые общности, называемые обычно в литературе народностями, важным элементом которых становилось этническое самосознание [246]. При неустойчивых, часто менявшихся государственных границах формировавшееся этническое самосознание сохраняло память об общем происхождении, единстве языка и культуры в условиях частой политической разобщенности. Так в условиях венгерского господства консолидировались и сохранились словаки и хорваты, а в Альпах – карантанцы.

Сложнее было становление сербской народности. Вероятно, лишь в начальный период своего пребывания на Балканах (в середине VII в.) сербам в борьбе с аварами удалось создать на западе и северо-западе полуострова обширное славянское союзно-племенное объединение под своей эгидой, распространив при этом наименование своего (доминировавшего в союзе) племени на другие славянские сообщества. Однако в дальнейшем сербское объединение не смогло надолго сохранить свое единство. С 70-х годов VII в. процесс политической и этнической консолидации развивается крайне медленными темпами. Племенные и союзно-племенные традиции продолжали играть существенную роль и внутри образовавшихся на сербских землях в IX-Х вв. княжеств, боровшихся друг с другом за преобладание. В результате этноним "сербы" вновь приобрел локальное значение наряду с другими этническими обозначениями славян, образованными от местных географических названий.

Политическая раздробленность сербских земель затрудняла становление единой сербской народности. Быстрее оно протекало в пределах княжества, носившего собственное наименование Сербия (Рашка). Оно и стало центром этнической консолидации, в особенности во второй половине IX – первой половине XI в. Борьба с экспансией Первого Болгарского царства и Византией содействовала в этот период политическому укреплению Сербии и росту этнического самосознания ее населения.

После временного утверждения византийского господства на сербских землях в начале XI в. политическая инициатива возрождения независимой государственности перешла к Дукле (Зете). К середине XI в. этноним "сербы" вытесняет локальные этнические наименования на более значительной территории. Тем не менее, уже в Х в. источники фиксируют начало процесса выделения из сербских земель особой этнополитической общности – Боснии[247].

Формировавшиеся в Центральной Европе государства имели столь много общего, что, как заметил чешский исследователь Д.Тржестик, «невозможно преодолеть впечатление, что они строились по единой модели, либо самопроизвольно возникшей, либо заимствованной откуда-то в готовом виде»[248]. Он называет эту модель среднеевропейской и подчеркивает, что она не была обусловлена этническим единством региона. Ведь наряду с чехами и поляками аналогичные черты сложились не только у славян-земледельцев, но и у венгров – изначально кочевников.

Специфика центральноевропейских государств проявилась, прежде всего, в особенностях существования государственного аппарата, то есть правящего сословия. В Западной Европе оно состояло из многочисленных землевладельцев, связанных между собой вассально-ленными, то есть договорными отношениями при твердых гарантиях каждому феодалу его прав на землю. Монарх, король был гарантом этих прав, но не самым крупным феодалом. Эти порядки основывались на сочетании германских общинных традиций с античными нормами, воспринятыми западноевропейскими варварами при расселении на землях бывших римских провинций[249]. Сила правящего слоя центральноевропейских государств также основывалась на крупном землевладении. Разница, однако, состояла в том, что пржемысловские, пястовские и арпадские правители были не только самыми крупными, но и единственными землевладельцами в своих государствах. Все эти правители распоряжались, по существу, неограниченно почти всем хозяйственным потенциалом страны, т. е. прежде всего землей и людьми. Они распоряжались ими не как частные лица, какими являлись по отношению к своим имениям правители Запада, а как главы государств.

Быструю феодализацию в Польше и Чехии сдерживали, прежде всего, два фактора: низкий уровень производительных сил и незавершившийся процесс ликвидации остатков «свобод» основной массы земледельческого населения. В таких условиях требовалась напряженная деятельность всего привилегированного слоя как единого целого, чтобы из занятых в производстве слоев «добыть» прибавочный продукт, необходимый для собственного существования. Так государство стало единственным регулятором отношений между возникшими антагонистическими сословиями. Получателем даней, натуральных податей и различных повинностей оказался в такой ситуации князь, воплощавший в своей особе все государство.

Группа, которую обычно называют дружинной аристократией, нобилитетом или раннефеодальным дворянством, уже существовала, однако у нее отсутствовали права собственности на большие земельные владения и на непосредственных производителей. Свое положение она приобретала лишь благодаря службе государю и династии, иными словами, государству. Прибавочный продукт, собиравшийся именем князя, затем распределялся среди «верных людей» в соответствии с иерархией занимаемых ими должностей, личными заслугами или желанием государя. Таким образом, не частная собственность на землю и людей, а обладание должностями при дворе и в провинциях открывало чешским и польским вельможам путь к превращению в реально господствующее сословие, оформлявшееся в ХI – ХII вв.[250]

В такой ситуации основной опорой центральноевропейских государств стала так называемая «градская организация», т. е. территориальное, юридическое, полицейское и военное управление, опирающееся на грады (укрепленные резиденции), в которых жили чиновники, наместники правителя-князя. Грады контролировали жизнь населения до мельчайших подробностей. Но действенность такого контроля зависела от численности государственного аппарата. Этот аппарат необходимо было также содержать и награждать. На Западе эту проблему решали путем выделения ленов из владений правителя, в центральноевропейских государствах избрали другое решение: правитель предоставлял своим чиновникам (в том числе и священникам) долю из своих доходов. То есть, он давал им не землю и людей, а часть того, что взималось с подданных и свозилось в грады. Все правящее сословие, таким образом, жило на государственные доходы и материально зависело от правителя[251].

Такую централизованную систему обеспечения потребностей правящего сословия питала и соответствовавшая ей централизованная система управления экономикой. Ученые назвали ее «служебной системой». Она ориентировалась не на организацию производства, а на удовлетворение самых различных потребностей государственного аппарата; она должна была не производить материальное имущество, а предоставлять все необходимые службы, содержать, снабжать и обслуживать правителя и его людей. На Западе нечто подобное существовало лишь в имениях правителей и церкви, и в гораздо меньшем масштабе[252].

Организована эта система была следующим образом. Поскольку для государственных нужд и потребностей правящего слоя требовалось не только то, что традиционно производилось поддаными-крестьянами и частично отчуждалось в виде податей, правителю приходилось содержать собственных ремесленников и слуг. Их размещали вокруг резиденций правителя и его наместников в так называемых служебных деревнях, жители которых, помимо изготовления различных ремесленных изделий и несения служб наделялись участками земли для продовольственного самообеспечения. От других повинностей и налогов они освобождались «на вечные времена» за наследственную обязанность нести соответствующие службы. Характер службы часто давал название деревне. Местные названия, как Винарже (виноделы), Штитары (их жители производили щиты), Златники (обрабатывали или промывали золото), Праче (стирали – по-чешски «прали» – белье гарнизонов из градов), Псары (ухаживали за охотничьими собаками князя) и т. д., до сих пор являются значительной составной частью местных названий в Чехии, Польше и Венгрии[253].

Служебная организация была, естественно, составной частью хозяйственной организации в центральноевропейских государствах. Другим значительным источником доходов правителей были налоги и повинности с лично свободного населения и, конечно, урожай с собственных (родовых) владений князя, обрабатываемых в большинстве случаев рабами. Каждое центральноевропейское государство можно, таким образом, приравнять к одной большой усадьбе, где поселился князь со своими воинами, и где все остальные являлись, по существу, зависимыми крестьянами правителя. Очевидно, что эти государства должны былы основываться на совершенно иной общественной структуре, чем та, которая преобладала на западе Европы. Основное и решающее различие состояло в том, что в Центральной Европе в раннем средневековье не сложилось никакого «частного» крупного землевладения и, тем самым, никаких «частных» подданных или феодалов. Все люди, т. е. и аристократия, и простой народ являлись в политическом смысле подданными правителя. Масса населения, однако, подчинялась князю также и экономически, ибо платила ему налог и выполняла для него различные повинности[254].

В создаваемой на указанных условиях системе управления князья опирались на так называемую старшую дружину – военачальников, вельмож и сановников. Все они, как правило, занимали какие-либо должности и пользовались доходами от них, что составляло основу их благосостояния. Именно для эффективного и ритмичного взимания налогов, даней и повинностей и была создана соответствующая административная структура – вышеназванная градская организация.

В течение Х – XI вв. в формировалась система каштелянских (кастелянских) градов. В Польше большие просторы земель Пястов требовали еще и создания промежуточного звена в виде так называемых провинций, лишь впоследствии разделенных на градские округа – кастелянии. Эта простая, но соответствующая своим функциям организация управления выполняла не только военные, административные и судебные задачи. Кастелян (в Венгрии комит или ишпан)[255] и другие должностные лица града должны были следить, чтобы там сосредоточивались дани с окрестных земледельцев, штрафы и другие выплаты, таможенные пошлины и т.п. На эти доходы жили князья, вельможи и получавшие от них дары церковные учреждения. Всех этих людей и значительную часть дружины нужно было также одевать, снабжать оружием, заботиться об их быте и досуге. Поэтому вокруг кастелянских и других градов и княжеских дворов или же прямо в них поселялись различные ремесленники и слуги (цирюльники, псари, сокольничьи и т.п.)[256].

В таких градах проживала и основная часть княжеской дружины, составлявшая их гарнизоны, тогда как правитель с группой "благородных" объезжал административные центры своей монархии и буквально съедал припасы всех видов, собранные там. Поэтому большее значение имели грады в плодородных и густонаселенных районах давно заселенных территорий, тогда как в малонаселенных краях, главным образом в пограничье, грады выполняли, преждевсего, военные и стратегические функции.

Чрезвычайно важную роль при возникновении и на начальной стадии существования ранних центральноевропейских монархий сыграли вооруженные формирования. При помощи дружины первые Пржемысловцы, Пясты и Арпады насаждали свой авторитет в массах непривилегированного населения и совершали заграничные походы. В системе градской организации дружина следила за регулярным сбором налогов, даней и различных поборов. Нельзя забывать, что в раннем средневековье простое свободное население еще не было отстранено от военной службы. Но сам характер военных действий постепенно снижал значение неповоротливого, необученного ополчения.

Ограниченные возможности раннесредневековой экономики вызывали к жизни особые формы государственной эксплуатации: монархии Пржемысловцев и Пястов походили на рачительные домашние хозяйства[257]. Тем не менее, экономические и социальные порядки постепенно совершенствовались: повышалась производительность земледелия, с ХII в. в натуральное крестьянское и поместное хозяйство начали проникать элементы товарно-денежных отношений. Наступавщие перемены в значительной мере затронули, прежде всего, правящее сословие – дворянство. Вместо забот о сборах податей проявляется заинтересованность в получении собственных земельных владений, что было тесно связано с укреплением феодальных прав на зависимое крестьянство.

В итоге старую аристократию, управлявшую землями от имени князя, сменило «земельное» дворянство эпохи развитого феодализма. Кастелянская система выполнила свою историческую миссию и с началом ХIII в. начала отмирать. Сановники и исполнительный аппарат стремились увеличить территории своего управления и «приватизировать» их. Ускорение этого процесса происходило в основном в периоды усобиц, сопровождавшихся ослаблением центральной власти.

Таким образом, как было рассмотрено во втором разделе, роль знати, закреплявшейся в своих владениях, возрастала и вела к ослаблению государств вплоть до их раздробления, как это произошло в более обширной Польше, где после установлений Болеслава Кривоустого в 1138 г. единая до тех пор монархия была расчленена на несколько уделов. Последние, в свою очередь, были раздроблены постоянно ссорящимися Пястами на еще более мелкие территориальные княжества. В более компактной Чехии такого не произошло – Пржемысловичам удалось не только стабилизировать ситуацию, но и укрепиться. Венгерским Арпадам, благодаря лавированию между различными группировками, также удалось сохранить единство страны.

Чешская, а затем польская и венгерская монархии изначально развивались как государства формально христианские. Новую веру, как отмечалось, прежде всего принимали князь с дружиной, и лишь постепенно она распространялась в низших слоях. Раньше всего она нашла себе твердую почву в Чехии. Чешские миссии, в особенности пражского епископа Войтеха (982 – 997) и его коллег, активно участвовали в христианизации Польши и Венгрии. Христианство и церковь сыграли важную роль в становлении государственности в Центральной Европе. Но в сельской среде этих стран язычество было искоренено лишь спустя два века после официального крещения.

История создания, демографические и географические условия породили разные политические судьбы центральноевропейских средневековых государств.

Чешское государство, географически значительно выдвинутое на запад, первоначально небольшое по территории и численности населения, более, чем его польские и венгерские соседи, должно было считаться с германской империей и отдельными немецкими князьями. Но, войдя в состав Священной Римской империи, монархия Пржемысловцев сохранила свою самобытность и внешнеполитическую самостоятельность. Особые отношения Чехии с империей проявились, прежде всего, в принесении чешскими государями ленной присяги римским королям и императорам. Но, поскольку этому акту предшествовало избрание правителя внутри страны на собрании «всех чехов», то принесение присяги носило обычно формальный характер. Лишь иногда империя пыталась использовать внутреннее ослабление государства Пржемысловцев для более прочного подчинения Чехии и Моравии. Римский король (или император) не пользовался в Чехии теми правами, которыми он располагал в Германии. Он не имел здесь владений и доходов, не вершил суд. Наследственные права Пржемысловцев на власть в Чехии признавались как внутри страны, так и за границей.

Дата добавления: 2015-08-20