Политико-экономический анализ 2 страница

Бернард Шоу, если я не ошибаюсь, как-то заметил примерно следующее: если у тебя и у меня имеется по одному яблоку, и мы ими обменялись, то у каждого из нас осталось по одному яблоку; если же у тебя и у меня имеется по одной идее, и мы ими обменялись, то у каждого из нас будет по две идеи. Можно сказать и так: когда я делюсь с другим человеком яблоком, я лишаюсь яблока, а если я делюсь с другим человеком новостью (информацией), он приобретает её, но и я остаюсь при ней [120].

Такое положение проистекаетиз фундаментального свойства реплицируемости информации, в корне отличающего её от вещей и сообщающего ей её специфическое внутреннее противоречие. Продавая или даря вещь, мы лишаемся её, а продавая или даря информацию, – нет. В акте купли-продажи копии – в единичном акте купли-продажи информации – происходит, как и при купле-продаже вещи, смена формы стоимости – вернее, частички стоимости информации, перенесённой на копию: товарная форма стоимости меняется на денежную. Но потребительная стоимость информационного продукта не отчуждается, как это происходит при продаже вещи, хотя потребительная стоимость в виде копии при этом …отчуждается и присваивается покупателем. У продавца всегда остаётся «исходный экземпляр», обладающий полезностью, готовый к новому копированию и служащий носителем меновой стоимости, и его потребительная стоимость нисколько не уменьшается при каждом копировании с последующей продажей. Даже когда информацию купят все те, кому она нужна, и её стоимость будет полностью реализована, когда завершится «полный» акт купли-продажи, продавец по-прежнему останется её владельцем. Но здесь есть ещё одно «но»: копия тождественна оригиналу, т.е. информационному продукту «в его целостности», в ней тоже заключена вся потребительная стоимость, поэтому отчуждение копии равнозначно отчуждению информационного продукта как целостного товара, и он в силу этого выходит из-под контроля товаровладельца!

Таким образом, товар «информация» имеет ещё более противоречивую природу, чем товар вообще. Он при купле-продаже отчуждается и не отчуждается одновременно! «Неотчуждаемость» информации даёт товаровладельцу возможность снова и снова отчуждать потребительную стоимость, оставаясь при этом товаровладельцем и реализуя через единичные акты обмена стоимость товара. Но с каждым (!) единичным актом обмена отчуждается вся потребительная стоимость, данная информация становится достоянием общества, перестаёт быть товаром в руках товаровладельца, и товаровладелец перестаёт быть товаровладельцем! Отсюда следует совершенно парадоксальный вывод: информация является товаром и при этом не является им! Здесь имманентная товару противоположность между стоимостью и потребительной стоимостью достигает крайней точки: продукт частного труда – товар как единство стоимости и потребительной стоимости – есть в то же время потребительная стоимость, ставшая достоянием всего общества и переставшая оттого быть товаром, переставшая быть носителем меновой стоимости. Информация поэтому выступает как продукт труда, который имеет принципиально нетоварную природу, но несёт внешнюю форму товара!

При купле-продаже вещного товара предмет меняет фактического владельца, результатомчего является получение покупателем юридического права собственности, что предполагает полную свободу распоряжения вещью. При купле-продаже информационного товара он, напротив, даже и не меняет собственника: товар переходит в собственность покупателя, оставаясь при этом в собственности продавца. Предмет отчуждается и не отчуждается. Поэтому покупка информации не может сделать покупателя её полноценным собственником. С одной стороны – поскольку товар отчуждается – покупатель де-факто стал его владельцем и может делать с ним всё, что хочет, даже если закон запрещает ему это. С другой стороны – поскольку информация неотчуждаема и не является товаром, – продаётся даже не сам товар, а лишь право, и притом ограниченное продавцом, пользоваться продуктом, потреблять его; и это закрепляется юридически – законом, защищающим «интеллектуальную собственность» [121]. Покупатель лишь получает право доступа к той самой «нерасчленённой», единой и неделимой, и при этом неотчуждаемой, потребительной стоимости информации, принадлежащей её юридическому собственнику.

Если рассматривать дело с этой стороны, продаётся не производственная информация – продаётся лишь право использовать её на производстве, оформленное в виде лицензии; продавец даёт это право покупателю, заодно предоставляя в его распоряжение необходимую для потребления информации её копию (техническую документацию, чертежи и проч.) [122]. Продаётся не компьютерная программа, а право пользоваться ею для удовлетворения своих потребностей; не аудио- или видеозапись, а право слушать или смотреть её. Фактически, однако, во всех случаях информация всё же продаётся, значит, присваивается покупателем и становится его собственностью. Информация отчуждается и при этом не отчуждается, соответственно, присваивается покупателем и при этом не присваивается; она – товар и при этом не товар, а купля-продажа её одновременно таковой не является. Информация фактически переходит в собственность того, кто купил её, но при этом её юридическим полноценным собственником остаётся лишь продавец. Здесь мы имеем – самым противоречивым и абсурдным образом: «собственность-не-собственность»!

Любую вещь можно де-факто присвоить частным образом или не присвоить, причём данная вещь принадлежит какому-то конкретному частному владельцу, и только ему. Информация же, в силу «целостности существования» и реплицируемости, практически не может быть объектом собственности какого-то конкретного частного лица. О единоличном обладании некоторыми сведениями можно говорить только в том предельном случае, когда владелец, своим лишь трудом выработавший данную информацию, держит её в собственной голове или на жёстком диске своего компьютера, ни с кем ею не делясь. Но от такой «собственности» проку обычно ровно никакого. Чтобы извлечь из неё пользу, владелец так или иначе должен поделиться своими данными с кем-либо, поскольку всякое современное производство, где применяется информация, требует широкой кооперации труда. Но поделиться информацией – неважно, продать её иль сообщить безвозмездно, – значит уже перестать быть её частным владельцем, значит сделать её достоянием общества!

Допустим, что некий капиталист лично разработал новый способ изготовления какого-то изделия. Конечно, капиталисту было бы лучше, если бы это “know-how” осталось навсегда его тайной. В этом случае он был бы избавлен от неприятной для него возможности попадания новой технологии в руки конкурентов. Но характер современного производства таков, что капиталист просто вынужден ввести в курс дела хотя бы узкий круг подчинённых ему лиц – технологов, инженеров и т.д. Иначе он не смог бы внедрить новую технологию и организовать новое производство.

Поначалу капиталист-изобретатель действительно был единоличным и монопольным – частным – собственником данной информации. Поделившись сведениями со своими рабочими, он таковым быть перестал. Теперь и рабочие, введённые в курс дела, стали фактическими, можно сказать, «физическими», владельцами информации: они фактически присвоили её. Ведь если информация находится в мозге человека, она уже принадлежит ему, она присвоена им! Производственная информация сделалась личностно -производственной информацией работника, намертво соединившись с его рабочей силой – с рабочей силой, принадлежащей пролетарию и лишь на время отчуждаемой от него. Поскольку рабочая сила принадлежит рабочему, то и личностно-производственная информация, частью составляющая способность к труду, иначе говоря, составляющая содержание рабочей силы, тоже принадлежит рабочему. Если впоследствии он уволится, знания, приобретённые на старом месте работы, останутся в его голове, и никакой капиталист не сможет их оттуда вытащить!

Но рабочие, будучи владельцами производственной информации, одновременно ими не являются. Рабочий не может самостоятельно распоряжаться полученными от капиталиста сведениями. У него нет такого юридического права, и, кроме того – и это самый важный момент! – рабочий не располагает прочими необходимыми средствами производства, чтобы самому овеществлять присвоенную информацию. Наёмный рабочий, являясь фактическим владельцем производственной информации, полученной от босса, собственником её не является. Его собственность на информацию фиктивна: он присвоил информацию только лишь для того, чтобы производить с её помощью продукт, присваиваемый капиталистом. Рабочий присвоил информацию, но при этом он и юридически, и фактически отчуждён от неё.

Однако, и капиталист – законный собственник информации, единственно полноправный собственник её де-юре – фактически собственником является и не является. Ведь де-факто информация уже отчуждена от него (и при этом …не отчуждена!); он не может ею распоряжаться в столь же полной мере, как он распоряжается своими зданиями, машинами и прочими вещами – объектами собственности. Он даже не в состоянии контролировать свою «интеллектуальную собственность», не в состоянии спрятать её в сейф или защитить при помощи забора и сторожей! Любой его подчинённый, присвоивший некоторые сведения, может, наплевав на закон, продать секреты конкурентам нашего капиталиста. Тем более, это может сделать бывший подчинённый, перешедший на новое место работы и «прихвативший с собой» полученные знания! Это, с точки зрения юридического закона, – кража, но это не та кража, коей является угон автомобиля или похищение бриллиантов. Это – «кража-не-кража»; ведь, несмотря на факт кражи, хозяин остаётся владельцем информации! Факт кражи налицо, но …никакой кражи не произошло!

Впрочем, приведённый в моём примере капиталист-изобретатель – фигура в наше время абстрактная и даже сказочная – вроде Кощея Бессмертного или Бабы-Яги. Потому что при современном уровне развития техники и технологии всякое мало-мальски серьёзное изобретение – это продукт коллективного, кооперированного труда. Этот продукт фактически присваивается всеми теми, кто приложил труд в процессе его создания, но все плоды изобретения достаются лишь тому, кто присваивает его юридически – капиталисту, даже если последний ничего не понимает в технике и не в состоянии вообще присвоить созданную информацию «физически»! Капиталист полноправно распоряжается производственной информацией и присваивает продукт, произведённый путём овеществления её, присваивает созданную при этом прибавочную стоимость. Информация – продукт производства, общественного по характеру, – полноправно присваивается лишь капиталистом, т.е. присваивается частным образом, служит лишь капиталу, хоть и присваивается при этом фактически её подлинными создателями! Последние, таким образом, отчуждены от присвоенного ими блага – в этом и заключено совершенно вопиющее противоречие!

Как объект собственности информация, снова-таки, существует двояко. С одной стороны, будучи целостным объектом, существующим вне зависимости от конкретных носителей и не локализованным в пространстве, она принадлежитфактически всем тем людям, которые создают её и применяют её как обобществлённое средство производства или как обобществлённое средство для удовлетворения своих духовных потребностей (в случае лично-потребительной информации). Она принадлежит, в определённом смысле, всему обществу, но юридически во многих случаях принадлежит лишь некоему частному лицу, «интеллектуальному собственнику».

С другой стороны, она существует как совокупность её копий, фактически принадлежащих тем отдельным людям, которые ознакомлены с данными сведениями, которые, так или иначе, присвоили их. Но копия информации (равно как и тот «исходный экземпляр», от которого копии неотличимы) – это не информационный продукт, а лишь единичная форма его бытия. Поэтому владельцы копий, включая обладателя «исходного экземпляра», не могут быть частными собственниками информации – у какого-либо объекта не может быть нескольких частных собственников одновременно! Они собственники лишь как члены общества, присвоившего информацию. Как ни крути, у некоторой информации есть лишь один фактический собственник – всё общество, присвоившее информацию «в её целостности». Защитникам частной собственности вообще и «интеллектуальной собственности» в частности, придётся с болью в сердце признать: частное присвоение информации в полном смысле слова «присвоение» практически невозможно; а частнокапиталистическое присвоение информации, созданной чужим трудом, невозможно вообще.

Частнокапиталистическая форма присвоения информации – лишь внешняя, юридическая форма, которая даже не выражает фактического единоличного обладания объектом присвоения. Пусть в руках капиталиста патент – титул собственности на информацию, но это – всего-навсего бумажка, за которой не сто и т ничего такого, что можно было бы потрогать, пощупать и «обхватить руками, прижимая к сердцу» – мол, моё это, рóдное, никому не отдам! Тем не менее, эта бумажка даёт её владельцу исключительное, священное, закреплённое законом право распоряжаться информацией в своих «частнокорыстных» интересах и присваивать плоды её овеществления, лишая такого права общество – фактического владельца информации.

Частная собственность на информацию непримиримо противоречит фактической общественной собственности на неё: многие общественно значимые сведения имеют частного юридического собственника, которому чужды интересы общества, и фактически принадлежат обществу. Информация непременно становится достоянием всего общества – фактически общественной собственностью. В противоположность ей вещественные средства производства находятся в частной собственности и фактически, и юридически. Они фактически и юридически принадлежат частным лицам – капиталистам, а непосредственные производители от собственности на них полностью отделены. От собственности же на производственную информацию рабочий не отделён так, как от собственности на вещественные средства производства; фактически-то он как раз владеет ею! Но для рабочего – и для всего общества – фактическое присвоение информации отделено от юридической собственности на неё; обладание ею – от распоряжения и пользования ею.

Информация как средство производства находится в юридической частной собственности капиталистов и при этом фактически принадлежит обществу; информационные средства производства юридически отчуждены от непосредственных производителей и при этом не отчуждены от них фактически. Именно: информация фактически принадлежит, является достоянием общества, де-факто присвоена им, а не просто применяется им как коллективное средство производства в процессе общественно-комбинированного труда. И тем «выпуклее» выступает основное противоречие капитализма: противоречие между общественным характером производства, в котором применяется информация, фактически принадлежащая обществу, – и частнокапиталистической формой присвоения его продуктов. Фактическое присвоение информации обществом находится в кричащем противоречии с юридическим присвоением её капиталистами, которые используют информационные средства производства не в интересах общества, но для извлечения прибыли. Продукт, получаемый посредством применения информационных средств производства, фактически принадлежащих обществу,всё равно присваивается не всем обществом, а только капиталистами как их юридическими собственниками. Развитие информационного способа производства, в ходе которого информационные средства производства приобретают всё большее значение, делает это противоречие явным и обостряет его. Противоречие между частной собственностью на информацию и фактическим общественным присвоением её – В чём мы будем не раз убеждаться – усиливает основное противоречие капитализма.

II.

Информация – товар и не товар. В этом – противоречие. Как товар она имеет стоимость; будучи «не-товаром», она стоимости одновременно не имеет. «Как такое возможно?» – спросите вы. А вот так: общественный характер присвоения информации, противоречащий частной собственности на неё, создаёт особую, специфическую трудность реализации информационного товара как стоимости. Уже продажа первой копии информационного продукта, в которой содержится лишь исчезающе малая частичка стоимости, но которая тождественна оригиналу, делает данную информацию общественным достоянием. Товаровладелец остаётся таковым, но при этом товар одновременно отчуждается от него. Продажа первой же (!) копии может завершить акт товарного обмена между производителем и всем обществом: информация перестаёт быть товаром, и стоимость её обращается для товаровладельца в нуль. Естественно, капиталистический производитель информации в такой ситуации терпит убытки, не сберегает авансированной капитальной стоимости и, с большой долей вероятности, становится банкротом.

Конечно, это – предельный, абстрактный случай, вряд ли возможный в действительности. Но действительность такова, что сам процесс реализации стоимости информационного товара – процесс, в котором информация как целостный продукт обменивается на эквивалентный продукт всего общества, но совершается это посредством реализации единичных копий, – сам этот противоречивый процесс ставит под сомнение реализацию большей или меньшей части стоимости. При товарном производстве всегда существуют трудности реализации созданных стоимостей, обусловленные противоречием между стоимостью и потребительной стоимостью, вызванные необходимостью реализовать товар как потребительную стоимость – как продукт, нужный обществу. Но те, кто производят информацию как товар, сталкиваются с дополнительной трудностью реализации, неведомой производителям вещных товаров и обусловленной именно специфическим противоречием товара «информация». В силу этого противоречия возникает возможность и опасность не реализовать стоимость даже в том случае, если товар абсолютно востребован обществом.

Эта дополнительная, специфическая трудность реализации прибавляется к «обычным» трудностям реализации и усиливает, усугубляет их – усиливает всё больше по мере ускоренного расширения рынка информации. А это, в свою очередь, дестабилизирует капиталистическую систему, повышает вероятность банкротств и усугубляет кризисы перепроизводства, которые суть «кризисы “нереализации”».

Товарная форма информационных продуктов вступает в конфликт с принципиально нетоварной природой информации; частная собственность на информацию – с фактическим общественным присвоением её. Из этого противоречия проистекают коллизии вокруг «пиратства», нарушения авторских прав, «промышленного шпионажа» и т.п., которые становятся всё более злободневной проблемой в наши дни, и борьба с которыми поглощает всё больше усилий буржуазного общества.

Продавец информации, заключая с покупателем лицензионное соглашение, предоставляет последнему лишь право пользоваться информацией, потреблять её, но ни в коем случае не право распоряжаться ею, не право размножать информацию с целью перепродажи, ради реализации её стоимости и извлечения прибыли. Однако покупатель вполне может наплевать на заключённое соглашение и действующие юридические законы и заняться тем, что принято называть «информационным пиратством». И здесь-то, при анализе этого возникшего в «информационную эру» явления, и выявляется специфическая трудность реализации товара «информация».

Информационный продукт существует, как показано выше, двояким образом: как целостный объект и как совокупность копий. При этом в процессе реплицирования, скажем, компьютерной программы создаются абсолютно точные копии исходного оригинала, неотличимые от него. Но продукт – информация – при этом не создаётся заново. Новая информация не создаётся, не создаётся и новая стоимость. Вся стоимость заключена в одном-единственном исходном экземпляре программы; эта стоимость реализуется «в едином акте обмена» со «всем обществом», но – в силу расчленения существующего общества отношениями частной собственности – осуществляется это только через единичные акты обмена, путём продажи копий.

Логично принять, что в процессе реплицирования стоимость программы конкретным трудом «копировщиков» переносится по частям на стоимость отдельных копий, копии далее продаются, и таким образом происходит реализация всей стоимости продукта. Если стоимость программы (определяемая общественно-необходимыми затратами труда программистов) – $1.000.000, и изготовлено 100000 копий её, то стоимость каждой копии программы должна равняться $10 (стоимость самого носителя и затраты труда на запись не в счёт). При такой «арифметике» стоимость программы как целостного товара равна стоимости её копий, так же как стоимость всех стаканов равняется сумме стоимостей отдельных стаканов.

Но теперь давайте присмотримся внимательнее к любой из проданных копий программы. Копия тождественна исходному оригиналу, т.е. программе вообще; копия любой информации тождественна информации как «целостному продукту». Она тоже обладает свойством реплицируемости, и любая из копий сама может быть оригиналом. Копия, будучи тождественной оригиналу, ничем от него неотличима! Можно утверждать, что каждая копия – суть оригинал. Таким образом, «двоякость» существования продукта «информация» обращается в тождество. Покупатель копии, приобретая её, присваивает и весь информационный продукт «в его целостности».

Далее, если вещественный «товар, достигнув пункта, где он служит в качестве потребительной стоимости, выпадает из сферы товарного обмена и переходит в сферу потребления» [К. Маркс. «Капитал», книга первая, глава 3], то информационный продукт в виде копии, уже перейдя в сферу потребления, может при этом по-прежнему оставаться в сфере товарного обмена – благодаря реплицируемости. Процесс копирования и распространения информации, а значит, и процесс реализации её стоимости, после продажи первой же копии оказывается вне контроля производителя, так как информация фактически перестаёт быть его собственностью и становится достоянием общества. Товаровладелец становится «не-владельцем»!

С копии, как и с оригинала, – ведь они неотличимы – можно снять какое угодно количество копий; и их можно, например, подарить, а можно и продать по рыночной цене или несколько дешевле, чтобы победить в конкурентной борьбе законного производителя. Называется такого рода «предпринимательство» модным словом «пиратство». Пиратство, вообще, существует только в сфере информационного производства, в тех случаях, когда товаром выступает информация; в мире вещей оно невозможно. Конечно, можно клепать в каком-нибудь тёмном подвале джинсы, приклеивать к ним «лейбл» “Levy’s” и затем продавать их на базаре как фирменные джинсы по соответствующей цене. Но это не будет пиратством, это будет банальной фальсификацией известной торговой марки. Потому что на производство каждого индивидуального изделия придётся затратить не меньше труда, чем на производство оригинального продукта. А, возможно, даже наоборот – затраты труда будут ещё выше по причине кустарного характера производства. Просто фальсификаторы получат дополнительный «навар» на эксплуатации популярного «лейбла».

В отличие от вещественного продукта информацию не нужно создавать заново, не надо затрачивать труд на её воспроизводство. Сама же информация пирату практически ничего не стоит, если не считать покупки одной-единственной дистрибутивной копии. Но пират информацию воспроизводит и перепродаёт, извлекая добавочную стоимость, многократно превышающую стоимость приобретённой им «оригинальной» информации. Выходит, пират создаёт стоимость из ничего? Разумеется, нет. Мы понимаем, что пират просто-напросто обворовывает законного производителя, «присасывается» к нему и отнимает у него часть созданной им стоимости. «Незаконный» капиталист уворовывает у «законного» капиталиста часть стоимости, в т.ч. часть прибавочной стоимости. Этим пират принципиально отличается от фальсификатора джинсов “Levy’s”, который крадёт лишь престижную торговую марку.

«Пиратство» возможно как раз потому, что продажа программ и вообще информации несводима к продаже отдельных копий; что информация существует в двух ипостасях; потому, что при купле-продаже она отчуждается и не отчуждается одновременно; потому, что продукт является товаром и не является им. Это явление порождено противоречием товара «информация». Пират не выжимает из незаконно воспроизводимой им копии какую-то «сверхстоимость», но присваивает информационный продукт «в его целостности» и незаконно участвует в реализации стоимости всей программы –программы как целостного продукта, несводимого к простой сумме её копий, но продаваемого таки в виде совокупности копий. И этим пират мешает реализации стоимости «законным» производителем, создаёт для него специфическую трудность реализации, с которой тому приходится бороться.

Мы предположили, что стоимость информации на диске-оригинале переносится на стоимость копий подобно тому, как стоимость средств труда в процессе снашивания их (в процессе утраты ими их потребительной стоимости) переносится на стоимость готовых продуктов. Но ведь информация-то, в отличие от машин, зданий, инструментов и прочих вещей, не снашивается! Во всяком случае, она не подвержена физическому износу – именно в силу своей невещественной природы! При наличии развитых средств её воспроизведения и распространения она практически неуничтожима: с исходного диска-оригинала можно записать сколько угодно копий, но он всё равно будет готов к дальнейшему воспроизведению, в той же мере, в какой он был готов в «девственном» состоянии. Даже если этот диск разобьётся, расплавится в огне пожара, утонет или ещё каким-то образом повредится, всё равно информацияникуда не исчезнет – в качестве оригинала можно будет использовать любую из копий [123]. Ведь любая из них – точная копия оригинала. Вернее сказать: оригинал и снятые с него копии неразличимы, тождественны.

Значит, утрата информацией, размножаемой и продаваемой в виде копий, её стоимости происходит исключительно в силу её морального «снашивания», т.е. её устаревания? Безусловно, информация подвержена ему, ибо она с течением времени устаревает. А, устаревая, она утрачивает свою полезность, свою потребительную стоимость, и с нею – свою стоимость. Однако моральное «снашивание» информации происходит, опять же, не так, как происходит моральный износ вещественных средств производства, этот процесс, снова-таки, гораздо сложнее. Машина, к примеру, по мере технического прогресса может устареть больше или меньше, но она может либо устареть, либо не устареть. Знания же, т.е. сведения об объективном мире, содержат в себе и момент абсолютной, и момент относительной истины. Вторая устаревает, а первая нет. Поэтому информация одновременно и «изнашивается» морально, и нет. Это относится ко всем видам информации, в частности – к компьютерным программам. В процессе их совершенствования старые версии устаревают и сменяются новыми, но новые создаются на основе старых версий и как бы содержат в себе ту «абсолютную истину», что имелась в них.

Однако старение информации состоит не только в том, что появляются новые сведения о некотором предмете или создаётся новая производственная информация, которая может более эффективно овеществиться в вещных продуктах. Старение её происходит и без этого. Для частного товаровладельца некоторая информация морально стареет уже оттого, что всё большее число людей знакомится с ней, и, соответственно, она становится всё в большей мере общественным достоянием. Этот процесс и ведёт к обращению стоимости информационного товара в нуль – независимо от того, находится процесс под контролем производителя или нет, распространяет ли данный продукт сам производитель или это делает за него кто-то другой, пират, например. Здесь мы имеем старение совершенно особого рода: оно состоитв утрате информациейстоимости без всякой потери потребительной стоимости!

Подумайте сами: продать можно только эксклюзивную информацию, т.е. такие сведения, которыми никто, кроме её владельца, не располагает, или же они, во всяком случае, известны очень узкому кругу лиц – более узкому, чем тот круг, которому данная информация была бы нужна и полезна. Только такая эксклюзивная информация имеет стоимость и, вообще, может быть товаром. По мере её распространения, по мере того как информация становится достоянием всё большего числа людей, стоимость её падает. И тогда, когда она в полной мере становится достоянием всего человечества, или, во всяком случае, доступ к ней получают все, для кого она представляет какой-либо интерес, данная информация уже не может быть продана, она перестаёт быть товаром, соответственно, утрачивает всякую стоимость.

Причём теряет стоимость она независимо от того, утратила информация потребительную стоимость вследствие появления «более свежих» сведений или нет. Информация может в результате этого морального старения особого рода полностью потерять свою стоимость, не утратив не капли потребительной стоимости. Например, закон Архимеда товаром быть не может и стоимости не имеет, поскольку его знает каждый школьник, за исключением разве что самых отпетых двоечников. Но информация, выраженная им, до сих пор верно служит на производстве: судостроители, опираясь на него, рассчитывают корабли, чтоб они держались на воде и не тонули. За две с половиной тысячи лет данная информация не потеряла ни грана потребительной стоимости, хотя она и устарела в смысле утраты ею стоимости.

Дата добавления: 2015-08-02