Рождение Демона

Сверкнув молнией в глубинах, небо окрасилось предвестниками заката и движущейся на город бури. Артур поправил взлохмаченные ветром волосы и поднял глаза, прикидывая, насколько серьезной будет стихия в этот раз. Собрать только что выкованные мечи, инструменты, накрыть угли — много времени не займет. Жена управится с живностью, но еще оставались лошади. Томаса не хотелось беспокоить — у него сегодня особенный день, и мальчик с рассветом пропадал в храме, не отходя от странного человека по имени Михаэль, слушая его и наполняясь уверенностью в своем выборе еще больше.

Лично он не успеет сходить за ними до начала урагана.

— Папа?

— Пришёл, — улыбка осветила морщинистое лицо мужчины.

Мальчишка сиял радостью не меньше.

— Мама сказала, что у тебя для меня что-то есть.

— Мама, говоришь, сказала? — как будто задумавшись, уточнил отец.

— Да-а, — совершеннолетие не превратило Томаса в серьезного взрослого парня. К тому же, избранный им путь оставлял отпечаток детской наивности на душе.

— Ну что ж… Значит, что-то есть, — еще сильнее раздразнил воображение глава семьи.

— Так ты мне покажешь?

— А ты заберешь лошадей с пастбища?

— Что угодно.

Поймав его на слове, мужчина кивнул в сторону своей мастерской.

— Подойди туда.

Парень, оглядываясь на отца, вошел внутрь, выкрикивая уже оттуда:

— А куда смотреть?

— Шкатулку деревянную, привезенную из Византии, видишь?

— Да.

— Открывай.

Тонкое плетение цепи красиво смотрелось на его ладони, обещая хранить от злого умысла в качестве простого украшения на груди.

— Это же целое состояние, — пораженно выдохнул именинник.

— Нравится? — отец появился за спиной бесшумно.

— Очень. Пап, спасибо.

Мужчина похлопал его по плечам, отстраняясь и напоминая о данном обещании:

— Сходи за лошадями. Близится буря.

— Иду, — Томас кивнул и, не расстегивая застежку, прямо через голову надел подарок.

Артур смотрел вслед убегающему сыну и думал о том, что если бы Бог, которого так любит Томас, послал ему не одного мальчика, его радость о предназначении старшего была бы куда искренней, а грусть не настолько объемной.

Гнедые мирно пощипывали зеленую травку, не успев еще обеспокоиться о приближающем стихийном бедствии. Правда, Китто, как самый старший и мужественный в их небольшом табуне, иногда задирал голову, рассматривая сужающуюся паутину непогоды. Рига, почуяв что-то неладное, встряхнула боками и, нервно заржав, прижалась к жеребцу.

— Рига, Китто, — позвал на ходу Томас.

Китто вместо того, чтобы прижать уши и броситься к молодому хозяину, взглядом умоляя увести их отсюда, всхрапнул и, загораживая собой кобылицу, предупреждающе топнул копытом.

— Китто, это я, — замешкался хозяин, приближаясь к цели.

Он готов был поклясться, что жеребец, которого выкормил, который был предан именно ему, не отцу, зарычал перед тем, как встать на дыбы. Рига рванула с поляны, высоко задрав хвост. Парень сглотнул и отступил в ужасе, тут же задевая что-то локтем и оборачиваясь. Вся кровь и даже само сердце схлынули вниз, к ногам. Стало настолько холодно, словно весь снег мира обрушился на него ледяной горкой прямо с неба.

— Господи Иисусе, — губы задрожали от страха.

У сгустков воздуха и пыли, создающих неземное существо, вдруг появился рот, прошипевший:

— Тома-а-ас.

Том охнул и отпрыгнул, когда оно протянуло уже полностью материальную лапу.

— Куда же ты? — спросил кто-то рядом, обнимая его и превращая льняную новую рубаху в обугленный пепел.

Парень закричал от боли и разъедающих кожу ожогов.

— Болит? — спросил третий, равнодушно наблюдающий со стороны.

— Да, — выдохнул Томас с паром. Он чувствовал огонь повсюду, однако внутри почти полностью заледенел.

— Хочешь унять боль? — объявил о своем участии четвертый из них.

— Д-да, — первая слеза испарилась, едва сумев соскользнуть с ресницы льдинкой.

— А согреться?

— Х-хочу.

Первый, очевидно, главный из Темного квартета, лениво махнул лапой, отзывая остальных, и улыбнулся.

— Беги.

Смертный вой адских гончих стал призывом послушаться демона. Томас, позабыв обо всем на свете — об обещании отцу, о матери, носившей под сердцем прибавление, об отце и о самом главном в недолгой жизни, о том, чему учил его Завет и Михаэль — бежал, сбивая пятки.

Охотники, давно намечавшие самую сладкую добычу, преследовали её: они нашептывали едкими голосами змей в спину, подхлестывая и заставляя бежать, рвать сердце в клочья, не думая о невыносимой боли в коленях, не останавливаясь из-за режущих ощущений в боку. Темный эскорт ловко загонял его в ловушку, только за то, что он владел девственно-чистым даром — Душой. Без капли лукавства в сознании, Томас не видел сетей, сужающихся над ним, несся, что было мочи, наивно надеясь на их благородство и свободу.

Оглядываясь через плечо, он падал, разбивая колени и разрывая мягкую кожу ладоней. Алая кровь, бесшумно орошая пройденный путь, сочилась из множества порезов на запыленных, испачканных грязью ступнях. Он проглатывал слёзы, но находил силы подняться, не замечая истощения, мчался вперед.

Он добежал к краю, взобрался на высокий уступ и обернулся, всматриваясь в тени, что едва улавливались в воздухе. Михаэль преподавал ему уроки о том, что нужно Любить без эгоизма, позабыв о себе; Верить так, как дышать, не допуская сомнений. И Томас, прислушиваясь к себе, сглатывал соль слёз от охватившего отчаяния — не получалось, у него не по-лу-ча-лось. Он любил, видит Бог, он настолько сильно любил эти зеленые луга, небесную ясность днем, духоту перед грозой, зверей, природу; он даже полюбил этих странных, ни единой минуты не беспокоившихся о вечном, людей и испытания, что были приготовлены ему на будущее. Но прямо сейчас он не верил в то, что как в Библии, его спасут от прайда голодных львов, готовых в любую минуту разорвать, сожрать тело, не побрезговав Душой.

Томас вздрогнул и отвернулся от Лакеев. Он не подарит им себя, о нет. Им он не достанется.

Обреченно улыбнувшись, парень поднял руки, прикрыл глаза и зашептал молитву:

— Отче наш, Иже еси́ на небесе́х!

Демоны молчали, не смея прерывать минуту единения с Богом; они закружили, как коршуны, изуродованными ртами издавая свистящие звуки.

— Ами́нь, — побелевшие губы произнесли последнее слово. Прозрачная слеза сорвалась с век, прорисовывая тонкую дорожку на запыленном лице, и с подбородка устремилась вниз.

— Добро пожаловать в наш мир, о, бесценный, — лакей шепнул ему на ухо.

Томас отчаянно всхлипнул, по-прежнему не открывая глаз, помня сказания о безжалостности здешних вод, о бурых камнях, всегда поблескивающих на солнце. Зато он умрет быстро, а в следующую секунду будет там, где ему уготовано место.

Парень сделал шаг вперед. Со скалы, вниз.

Удар бурого «толстопуза» пришёлся на висок, и после мгновенной вспышки Том перестал быть человеком, сыном известного кузнеца и хорошего воина, прошедшего не одну войну. И он не мог засвидетельствовать то, как тени просочились сквозь воду, срывая ненужный оберег и победно охватывая его тело.

Крест, выкованный Артуром, с родовым именем сзади, уверенно ушел бы на дно, не успей подхватить его вовремя чья-то рука. Абсолютно случайный свидетель неисправимого поворота глядел на совсем юного мальчика, чрезмерно похожего внешне на него самого, на его светлые волосы, яркой краской оттеняющие водную муть, и сжимал неаккуратно разорванную цепочку. Он не знал его, не ведал, что тут происходит, и самое важное — почему тот, наполненный жизнью до краев, отважился на такой шаг. Его собственное сосуществование не радовало из-за обязанностей, кровно ложащихся на судьбу; он был один против всего земного и неземного мира, однако никогда не допускал мысли о таком конце.

Что-то в груди сдавило его с такой силой, что парень, не отдавая отчета действиям, быстро загреб руками в сторону утопленника. Зацепив за рукав, он приобнял его и заспешил наверх.

Наверное, он очень устал, ведь не помнил, как очутился на берегу океана, плещущего его по лодыжкам. Приподнявшись на локтях, спасатель закрутил головой, разыскивая мальчишку. Тот распластался на песке бездыханной куклой, уснув вечным сном.

— Ну уж нет! — брюнет поднялся, прошелся вдоль линии воды и, плюхнувшись на колени, с поднимающейся яростью схватил Томаса за разорванный ворот. — А ну, дыши! Мать твою, дыши, я тебе сказал!

Парень захлестал его ладонями по влажным щекам.

— Ты думаешь, что все позади? Что вот теперь все легко и нипочём? — собственный голос он узнавал с трудом. Кажется, он вопил, требуя утопленника очнуться. — Ты не читал Святого Писания, бестолочь?! За такой смертью начинает Ад! Очнись же!!!

Отбросив попытки привести того в чувство, брюнет приложил ухо к той части груди, где всегда отбивает сердце, сейчас встречая тишину и равнодушие. Он ушел. Сам себе оборвал путь. Зачем? Парень шмыгнул носом, со всей ясностью понимая, что разрывающее его сожаление пробуждает что-то давно уснувшее беспробудным сном. Оно завибрировало, подтягивая за ниточки, превращающие его в Наследника Двоих Начал. И он заплакал.

— Пожалуйста, ценой моей жизни, спаси его. По-жа-луйс-та.

Океан несмело шумел, природа, крушившая от горя поселения, притихла, а вот солнце жгло так, что открой он глаза, наверняка ослеп бы.

— Билл? Открой глаза. Ну же? Смелей.

Он повиновался, со страхом, трепетом и уважением рассматривая искрящиеся чистым светом ступни.

— Ты не боишься?

— Нет.

— Это был его выбор…

— Он не знал. Я уверен в том, что он не понимал, что делает и к чему это приведет!

— А если ты ошибаешься и спасение даруешь тому, кто не достоин его?

Билл с удивлением обнаружил в зажатой ладони тот же крест.

— Надо же, его не унесло.

— Потому что он был нужен тебе.

— Мне? Зачем? У меня есть свой, — разорвав рубашку, парень в немом изумлении уставился на голую грудь. — Был же…

— И нет…

— Но как же?

— Фигура из дерева, сплав метала — все это не несет никакой ценности, если нет Веры.

— Как может украшение обладать верой?

— Верой обладает твое сердце.

— Тогда…

— Если ты надел на шею просто чей-то красивый подарок — то не ищи защиты в нем. Если ты надевал с верой оберег — он подкрепит ее и сделает всесильной.

— Всесильной?

— Да, Билл.

— Я хочу, чтобы он жил.

— Уверен?

— Да, — и он не лукавил.

Стерев песчинки со смуглого лица незнакомого парнишки, Уильям улыбался, зная, что радость его не одинока. Поцеловав крестик, он вложил его в руку истинному обладателю и приказал ему:

— Дыши. Ды-ши!

Синие губы заалели, размыкаясь и вдыхая воздух, вновь наполняющий легкие жизнью. Застонав, мальчишка дотронулся до выпирающей шишки.

— Больно? — Билл привстал, инспектируя его лоб.

Утопленник поднял веки.

— Кто ты?

Уильям беззаботно рассмеялся, не зная, что же ответить.

— Я Билл.

— Билл? Что я здесь делаю?

— Ты упал.

— Упал?

— Да. Оступился и упал со скалы.

— О, Боже. Там камни… Я же мог утонуть! — поздновато хватился парнишка.

— Но не утонул ведь?

— Кажется, — от него исходили волны безумного счастья. — Я Том.

— Рад встрече, Том, — Уильям пожал тонкую руку, впервые задумываясь, что тот ему кого-то напоминает. — Мы раньше не встречались?

Томас приподнял брови.

— Нет. Точно нет.

— Странно, такое чувство, словно я тебя давно знаю.

— Может, в прошлой жизни?

— Может.

Сквозь тело прошел разряд, и Билл согнулся в остром приступе.

— Что с тобой? — пришел Тому черед спешить на помощь.

— Не знаю, — захрипел Билл.

— Билл, просыпайся.

— Это ты?

— Что я? — Том подхватил его.

— Билл, очнись!

— Ты не слышишь?

— Нет, — замотал головой Томас.

— Тебе пора возвращаться.

— Мне пора возвращаться, — образы берега таяли на глазах.

— Куда? Ты вернешься?

— Я не знаю.

— Не оставляй меня здесь одного, — Том схватил того за рукав в попытке удержать.

— У тебя теперь есть семья. Ты не будешь одиноким.

— Но… Я буду тебя ждать, Билл.

Уильям улыбнулся, касаясь его еще немного прохладных кончиков пальцев.

— Спасибо.

— Спасибо за то, что ты выловил его, — обняв парня на прощание, Том надел цепочку, чудом сросшуюся.

— Береги себя.

— А ты себя, Билл.

Уильям вдохнул, заходясь мокрым кашлем.

— Выплевывай. Выплевывай прямо на пол.

Билл встал на колени, послушно изрыгая воду на доски.

— Что это со мной?

— Ты тонул.

— Тонул? — он хотел расспросить о многом, но близость и личность спасателя привела его в шоковое состояние. Рядом сидел Михаэль.

— Да.

— Я же спал, как я мог тонуть? — не будь Билл столь слабым, он вскочил бы на ноги, лишь бы оказаться подальше от Светлого.

— Ты тонул прямо в кровати.

— Что? — Билл резко повернулся. Постель была сухой, теплой, слегка помятой. — Убирайся.

Уильям нашел в себе силы подняться.

— Иначе я натравлю на тебя своего проводника. Клянусь.

— Хорошо, я ухожу, — Михаэль покорно поклонился и вышел за дверь.

Билл рухнул на постель, забываясь от усталости. Ему не доступно было открытие Ангела — темнота, горевшая в его, Билла, очах, громче всяких слов гласила о том, что весы намертво закрепили конечную точку.

А Михаэль, пребывавший по ту сторону дверей, был благодарен ему за столь смелый поступок.

Дата добавления: 2015-08-02