Жизнь одна, и надо насладиться ею сполна.

Покидал летаргическую кому Уильям непомерно долго. Ему стало доступно истинное значение понятия «борьба». Лежа на накрахмаленных больничных простынях, он бездействовал физически, изо всех сил сражаясь неизвестно с чем, венцом которому ничто. Целую вечность Билл тонул среди льдов Арктики и ровно столько же тлел в пожаре. Он бредил, кого-то звал, страдал от лихорадки. Наверное, так выглядит то самое преддверие перевоплощения в нечто эфирное.

Билл колебался на хрупком краю, ведя бесконечное сражение. Он не созерцал ничего кроме пустоты — праматери, явившейся намного раньше, еще до рождения искры. К ней он привык быстро. Страшно было столкнуться с чем-то новым. Жизнь не спешила покидать хрупкое тело, удерживая его на границе, не позволяя совершить падение в бездну. Переход был мучительно тяжелым для него.

Уильям столкнулся с жаждой, с пламенем, покусывающим пятки и пальцы на ногах, и солнцем, поднимающим клубы пара над лицом. А потом все резко прекратилось.

Сначала он услышал звук механического мотора — человечество по-прежнему ломилось вперед не жалея ни сил, ни времени, — следом поддался узнаванию больничный запах: лекарства, дезинфицирующий раствор и особый аромат страдания. Его же щеки ласкал язык огненного дракона.

Когда тот потревожил веки, Билл не выдержал и поднял их. Солнечный свет, исполнивший роль чешуйчатого змея, ослепил яркостью. Билл застонал от режущей боли, зажмуриваясь.

Очевидно, датчики среагировали на его пробуждение слишком бурно, и дежурный врач вбежал в палату, словно получил штормовое предупреждение.

Уильям жалобно что-то промычал, поворачивая голову, и только со второй попытки заметил, как предметы приобретают окраску и как, сильно толкнув дверь, порог палаты пересекает мама, и как отец еле успевает поддержать ее, ослабевшую от избытка чувств. Аманда, вцепившись в рукав помятого свитера мужа, плакала от облегчения.

Как выяснилось позже, Уильям страдал незначительными провалами в памяти. При обследовании ему задавали различные вопросы, и, к сожалению, ответы находились далеко не на все. Странным образом испарились воспоминания о факте влюбленности и событиях, в результате которых Билл очутился в больнице. Не помнил он и четвероногого друга.

Отец Питер заверил, что произошедшее к счастью: наступило время исцеляться, без скорби о прошлом. Заручившись союзом Ангелов, хранитель подбирал проводника, который обладал бы достаточной силой от рождения, чтобы суметь противостоять противнику и быть надежным спутником.

Длительный сон вытеснил Билла из школьного быта. Лето прервалось быстро, а его не было в списках учащихся с первого сентября. Уильям с трудом возвращался к привычным местам, и момент начала посещения школы оттягивался на неопределенное время. Уже позже, когда медики не видели больше риска здоровью, мальчик вернулся в строй и влился в книжную суету.

Похоже, Кимберли Воурнерз была отведена отдельная страница бытия, и Билл по странному закону успел влюбиться во второй раз. Однако Ким была слишком юной, как и сам Уильям, чтобы войти на полную силу в тот сценарий, который предстояло еще воплотить.

В конце сентября Уильям вернулся с занятий, без охоты пообедал, осторожно отвечая на расспросы матери, добравшись до гостиной, в коллекции старых кассет нашел безумно обожаемый когда-то мультфильм «Том и Джерри». Мысли, захваченные симпатией, не позволяли расслабиться. Вдоволь понаблюдав за беготней мультяшных героев, парень схватил пульт с четким желанием выключить телевизор, но появление матери спутало планы.

— Чем занимаешься?

— Ничем, — равнодушно пожал плечами Билл.

Аманда улыбнулась, понимающе покачав головой.

— А у нас есть сюрприз для тебя.

Уильям заинтересованно заблестевшими глазами следил за тем, как нервно подрагивают мамины губы, как папа шаркает ступнями за спиной хранителя и как сам отец Питер опускает на пол четырех- или, возможно, пятимесячного котенка.

Билл моргнул, с изумлением подмечая упитанность объекта и его горящий алчностью к шалостям взгляд.

— Что это? — Билл преобразился от умиления. Как тут не радоваться, когда шкодник, едва ступив на ковер, прижал уши и собрался идти войной на тапок, небрежно сброшенный Уильямом?

— Как назовешь? — отец втиснулся в гостиную, смеясь, подцепил котенка за лапку.

Тот зашипел, извернулся и, угрожающе фыркнув, принял позу дуэлянта.

— Бандит, — восхищенно заметила Аманда.

«Бандит?» — рассуждал Уильям, — «Это прозвище подошло бы лучше всего». Однако серо-голубой перелив шерсти напоминал ему о чем-то или кого-то и взывал выбрать имя под масть.

Стоп-кадр с мультяшным сородичем шкодника сослужил хорошую службу.

— Том, я назову его Томом.

Новопоименованный Том предупреждающе прошипев, атаковал туфлю Трейсона. Мужчина хлопнул в ладони, и опаснейший из опаснейших преступников, как заправский пугливый заяц, дал деру.

— Том? — позвал Билл.

Тот отозвался, выглянув из-за пуфика, и покосился на отца мальчика, замышляя коварный план порабощения туфли.

Билл неустанно зевал, ворча на трусливый сон, бросивший его на произвол скупой ночи. Вот чем заниматься, когда устал и жаждешь насладиться отдыхом всласть?

Вспомнив события минувшего дня, Билл засмеялся. Сегодня, точнее, уже вчера был красный день календаря — они были наказаны. Терпение Аманды достигло критической точки из-за шалостей «воспитанников». Они умудрились рассыпать сахар на только что вымытый пол, перевернуть кошачий лоток, Том располосовал новые шторы, вообразив себя жителем джунглей, а Билл, унося ноги от преследователя, разбил губу о дверной косяк.

Аманда не выдержала: развела «парочку» по углам. Трейсон впервые в жизни схватил ремень, обещая, вопреки убеждениям и законам штата, выпороть сына. На Тома же угроза быть знатно отшлепанным должного эффекта не возымела. Сам себе хозяин.

Аманда обижалась, Трейсон злился, а Биллу с Томом фокусы подобного рода приносили лишь радость. Уильям становился трудно управляемым, и ему это нравилось.

Как следствие, эту ночь он вынужден коротать в одиночестве. Бездумно глядя в потолок, тешил себя надеждой, что бодрость уступит место сонливости. Был бы Том рядом — нашли бы достойное применение энергии. Котенок чутко реагировал на сон Билла и просыпался только вместе с ним.

В сознании промелькнула мысль, и Уильям ухватился за шанс, смакуя её, воображая, как можно придумать нечто новое, к примеру, историю о подвигах.

Понимание того, что в комнате он больше не один, пришло не сразу. Не ощущение, а уверенное знание.

Едва Ульям набрался смелости спросить: «Кто здесь?», как мерзкий хохот эхом заметался по углам. Билл почувствовал, как невидимые ремни охватывают конечности, обездвиживая его.

— Здравствуй, двуликий.

Билл завертел головой в поисках собеседника.

— Теперь поговорим. Куда спешить?

Мрак слил краски, обличив невысокие фигуры в древних одеждах. Один из визитеров, очевидно тот, кто разбавил тишину, выпрямился, фокусируя на мальчике взгляд змеиных глаз. Он вытянул руку и провел длинным когтем от виска, по скуле, вдоль шеи, спускаясь к груди, заканчивая путь у кромки пижамных штанов Билла.

— Сла-а-адкий, — склонившись над узником, Ловец вобрал запах дрожащего тела, причмокнув, словно испил божественный нектар. Он подцепил Билла за подбородок и раздвоенным языком лизнул зашитую губу, усаживаясь ему на бедра.

Билл едва не лишился рассудка от действия опаляющей мощью волны. Он зашевелился, соприкасаясь с демонической сущностью, издавая не поддающиеся опознанию звуки сквозь сжатые зубы.

Существо Ада, переполняясь торжеством, поощрительно прижималось к нему, ведя в «танце». Оно впитывало маленькую победу, наблюдая за тщетными попытками неискушенного в утехах тела побороть «вирус», безжалостно перебрасывающийся с клетки на клетку, заставляя концентрироваться на том, чтобы успокоиться, сжимать колени, напрягая паховые мышцы, лишь бы избавиться от непривычного давления внизу.

— Эх, Уильям, — с притворным сожалением выдохнул Ловец. — По-доброму к тебе не поступиться со дня снятия печати неприкосновенности новорожденного. То Светлая везде не к месту, то Проводник… Недоступная ты райская птичка.

Вразрез с допустимой паникой, обычной спутницей в кошмарных обстоятельствах, Билл не испугался настолько сильно, чтобы вырывать руки из оков, сдирая кожу до крови. Он старался дышать глотками и соревновался в силе самоконтроля с притяжением.

— Ты соткан из начал, — со страстью выдыхал Лакей в страждущие губы. — Ты должен определить дальнейший путь. Кому служить? Ему, чье имя вводит в благоговейный трепет? Быть рабом и за малейшую провинность лишаться Его милости? Жить в вечном страхе, ожидая чуда? Или тому, кто любит служащих ему? Жить там, где нет рабов, где правит власть, доступная каждому?

Ловец помогал потушить огонь, двигаясь вместе с Уильямом.

— Да, — он понизил голос до интимного шепота, — в Аду есть правила, но за нарушение их не будешь изгнан из райского острова. Там нет страха, а управляет лишь удовольствие.

Второй Лакей, доселе бездействующий, приблизился, начиная поглаживать голени Билла. Ремни больше не давили, позволив Уильяму согнуть колени, приподнявшись, вдавливая пах в тело первого Ловца.

— Ни одному смертному не удавалось быть приверженцем обеих сторон. Не сопротивляйся, сладкий.

Билл закричал, когда Ловец зубами потянул мочку уха. Дух выпорхнул, паря в ватной густоте, и долго не желал возвращаться в реальность.

В себя Билл пришел уже будучи совершенно один в своей кровати. Занавески на окнах мирно дышали осенним ночным ветерком, а дом пребывал в скромном безмолвии.

Билл вытер лоб уголком наволочки и вгляделся в темноту. Она была совершенно однотонна, ничто не нарушало ее целостности. Убедившись в отсутствии слежки, Уильям оттянул резинку штанов и с любопытством просунул в них ладонь. Липкая влага, окутавшая пальцы, подтолкнула его к осознанию случившегося.

Вспыхнув до кончиков ушей, Уильям вскочил, стянул белье, кое-как скомкав его, прокрался в душ.

Горячая вода настолько разморила, что ни думать, ни анализировать приобретенную информацию он не мог. Засыпая, Билл пообещал себе, что поговорит с матерью — ему требовалось объяснение по поводу его «двуликости».

Дата добавления: 2015-08-02