Глава 8. О великом провале

В понедельник, после географии, Компания подошла к кабинету Щепкиной. Мы, не скрою, предполагали, что приступить к делу сможем уже сейчас, - тем более, что Дарья Алексеевна сама говорила нам, что «ни к чему растягивать процесс». Однако, … в который раз, всё оказалось не так просто. По крайней мере, Щепкина, впустив нас, сразу начала с неприятных слов:

- Возмутительно! Нет, это было просто возмутительно! – небольшая пауза. – Я о вашей субботней выходке. Давеча вот говорила о ней с Людмилой Арнольдовной, и она, поверьте, просто вне себя от ярости! … Хм, … я, признаться, сначала даже и не поняла, о чём идёт речь. Барнштейн говорила мне про какие-то плакаты, обвиняла вас, Михаил, - Щепкина посмотрела на Шпалова, - но … что? Какие плакаты? И причём здесь наш Миша? … Только потом мне стало ясно, что речь шла о празднике, и о том, что вы распространяли посредством плакатов коммунистическую идеологию, - а ей, мол, пришлось их снимать. … Друзья, что ж вы так?..

Вопрос этот Щепкина задала достаточно чётко, но просто, и я был сильно удивлён, что в кабинете на несколько секунд воцарилось форменное молчание, - потому и решил его нарушить:

- Жаль, что Барнштейн не совсем верно вам всё объяснила…

- А, точнее, совсем неверно. – поправил меня Саня.

- Да? – удивилась Щепкина. – И что же не так?

- Да многое не так. – сказал вдруг Миша. – Вот, позвольте, я всё объясню.

- Ну конечно. – разрешила Дарья Алексеевна.

- Дело происходило, в общем, так: в субботу в школе праздновался праздник этот – ну, день Святого Валентина. Вернее, праздновался-то больше на словах, нежели на деле. Да и не всеми. А даже наоборот. Вот лично я, например, пришёл в школу весь в красном, – потому что – да! – я коммунист. И мне особенно хотелось подчеркнуть свою связь с коммунизмом именно в этот день. А то, что не в форме, - ну, не важно.

В руках у меня и впрямь были эти плакаты. Но не выражали они такой уж явный коммунизм, - а, просто, отвращение к буржуям показывали, …. да и к празднику этому. Ведь известно, что его придумали буржуи – ну, вот я и решил превратить праздник в антибуржуйский день. И развесил плакаты.

- Интересная идея. – оценила Дарья Алексеевна. – И как находчиво!

- Да, спасибо. Но продолжу. И скажу, что идея моя понравилась, увы, не всем. Ибо есть, к сожалению, и в нашем классе персоны, которые считают любовь самым прекрасным явлением на свете. А вот лично я так не считаю! Нет, я, правда, как и Костя, не имею сейчас в виду всякую любовь, – но вы понимаете, о какой любви я говорю. И именно эта любовь мне ненавистна.

Некоторые влюблённые срывали, увы, мои плакаты, мою работу, - всё ворчали, бесились и раздражались… Им не понравилась моя смешная идея. Но очень многие ржали и радовались, что я провёл эту акцию.

А вот Барнштейн этого не оценила. Хотя я старался. Она пришла на нашу физ-ру и начала орать. А потом, конечно, заставила меня снять все плакаты. Хорошо ещё, что до кабинета дело не дошло, но вот плакаты я срывал сам, это уж точно!! И пусть Барнштейн вам не говорит, что это всё она делала. Делал только я, а она лишь ходила за мной и всё контролировала.

- То есть … получается, что она наврала мне? – догадалась Щепкина.

- Да не слово, как наврала! – не вытерпел Саня.

- Вот те на! А я и не подозревала… Хотя коммунисты всё-таки действительно ненавидят буржуев, - вот, может, она и подумала, что Миша пропагандировал коммунизм? – предположила Дарья Алексеевна.

- Ну, даже если так – что ж тут плохого?! Я же не призываю всех быть коммунистами. Я лишь выражаю свою позицию – и не вижу здесь ничего незаконного.

- Согласна, конечно. Однако суть не в этом. – безразлично произнесла Щепкина. – А в другом! Барнштейн в разговоре со мной была столь сердита, что … строго-настрого потребовала, чтобы я не допускала вас к интервью с преподавателями.

- Что?

- Как?

- Она говорила про всех? – спросила Даша.

- Да, про всех. – ответила Щепкина.

- Но ведь виноват только я. – сказал Миша. – Пускай тогда уж все берут интервью, кроме меня.

Он сделал это заявление, и, наверно, оно было ожидаемо; и справедливо.

Но Дарья Алексеевна всегда умела вовремя разрядить атмосферу:

- Да ладно тебе, Миша, - забей. Барнштейн, я думаю, сказала это на эмоциях. А нам тут всем известно, что такое эмоции Барнштейн. Решила припугнуть – да и только. – с лёгенькой ухмылкой сказала Щепкина. – Но нет! Нашему делу это не помешает! Мы не будем подстраиваться под её мнение – оно для нас пусто, так же как и всё её вмешательство! – строго и бодро произнесла Дарья Алексеевна. – И, вообще, не надо её слушать! Не надо бояться! – говорила она уже достаточно громко. – Не знаю, догадывается ли она о нашем деле, нет ли – мы будем действовать супротив ей и несмотря ни на что! Вот так! – заключила Щепкина, гордо подняв правую руку вверх. Думается, она и сама не поняла, как у неё получилось так красиво всё это сказать.

Мы же всё-таки удивились её словам, хотя и обрадовались.

-То есть, если я правильно понял, то мы сейчас просто плюём на слова Барнштейн и всё равно занимаемся интервью? – спросил Арман.

- Абсолютно точно. - ответила Дарья Алексеевна. – А сказала я вам всё это потому лишь, чтобы вы были, на всякий пожарный, в курсе. И не боялись.

- Да и нет боязни. – заявил я. – Но то, что она – директор и выше нас по социальному статусу … - разве неважно?

- Важно. Но идея о Книге Памяти всё равно принадлежит мне, и я сама смею решать, кому и почему доверять интервью.

«Молодец! Своя твёрдая позиция!»

Вообще, как видит Читатель, разговор с Щепкиной немного затянулся. И время, отведённое на перемену, закончилось. Мы успели только распределить интервью по парам, а затем раздался звонок. Пошли на алгебру.

В результате же разделения подвое у нас получилось четыре пары: я – Саня, Арман – Даша, Лёша – Миша и Люба – Женя. В помощь также решили взять Стёпу и Павла из 11а – они составили пятую пару. Поделили мы между собой и всех учителей, что значились на списке Щепкиной – таким образом, на каждую пару пришлось приблизительно по 10-12 преподавателей. Интересно отметить, что нам с Саней досталось ровно три работающих ныне с нашим классом педагога – Долгов, Ломанова и Гареева. Причём если с первыми двумя нам явно повезло, ибо и Евгений Петрович, и Ирина Евгеньевна – это очень неплохие собеседники, то вот Гареева свалилась на нашу с Топором долю как ужас, к которому, конечно, ни мне, ни ему идти не хотелось. Тем более, что она ещё не забыла о том, какая махинация с нашими оценками была проделана Щепкиной в конце первого полугодия. Ох уж эти тройки!.. Но обвинить Дарью Алексеевну она не решится, не сможет – побоится, - значит, обвинит нас. И ещё неизвестно, что ждёт одарённых оценками Щепкиной в мае…

А пока она продолжает злиться на нас, зная, какая оценка действительно соответствует нашим знаниям. Ладно, - зато хоть к Дарье Алексеевне Гареева продолжает относиться с уважением. Может, однажды нам это ещё поможет…

Ещё в нашем списке значилось пять учителей из начальной школы и три персоны из средней. С ними мы знакомы не были, - но тем и интересней.

Приступить к интервью мы с Саней решили завтра.

Задача, в общем-то, виделась всем достаточно лёгкой. Нужно было, не изобретая велосипед, всего лишь задать учителям по пять базовых вопросов и записать в блокнот или на диктофон все их ответы. Была, однако, одна такая опасность, как … попадание на глаза Барнштейн. И недаром Щепкина советовала нам держаться от неё подальше. Действительно, после субботней акции Миши и обоюдного хамства встречаться с ней для всей Компании было нежелательно, - да и не хотелось.

Но я, чтобы Читатель лишний раз не волновался за нас, скажу, что как мне, так и Сане Людмила Арнольдовна на глаза, к счастью, так и не попалась. Мы старались действовать согласно заветам Дарьи Алексеевны – мимо кабинета директрисы проходили максимально редко, с интервью работали быстро, чётко, используя каждый перерыв между уроками… Конечно, иногда возникали проблемы с отсутствием нужных учителей на местах, в кабинетах – у кого-то был выходной, некоторые болели, а кто-то просто находился в это время в других школьных помещениях, - однако мы с Топором эти проблемы решали гениально: спрашивали сначала тех, кого легче всего было спросить, и так, заодно, по ходу дела, знакомились с учителями. К остальным же подходили уже после всех уроков, когда у большинства педагогов начинались их традиционные и рутинные постурочные дела – проверка тетрадей, работ и справок, заполнение классного журнала и ведение электронного, звонки на дом, репетиторство и так далее… Это было очень удобно. Они уже не были так сильно напряжены, как с утра, - даже выглядели немного расслабленными, - и работали спокойно, особо не торопясь – да и мы в темпе andante выполняли своё поручение, не вызывая у учителей какие-либо проявления гнева и недовольства. Благодаря такой вот стратегии наши интервью с ними и превращались в приятную для обеих сторон дружескую беседу, короткую, - но содержательную. И ещё очень хорошо, что результатом таких грамотных действий стал тот факт, что к четвергу мы опросили почти всех. Осталась, естественно, одна только Гареева – разговор с ней решили отложить на пятницу.

Между тем, у других пар дела шли несколько медленнее. Вот что, например, рассказывала мне Даша, когда мы с ней вместе, в четверг, припозднившись (Саня убежал чуть раньше), выходили из школы:

- Нет, ты не представляешь, что такое брать интервью вместе с Арманом! – это просто кино. Вчера, значит, после уроков, идём мы с ним к одной училке из начальной школы – Марине … Викторовне. Мы её не знаем, она нас – тоже. Но вошли спокойно, поздоровались, прежде всего. И тут вдруг Армана прямо-таки заклинило: он начал вспоминать, что где-то раньше с ней уже пересекался…

- Ха, в школе, наверно, и пересекался. – сказал я.

- О нет! Это, как оказалась, очень давняя история. И представь себе, Коля, что Арман вспомнил, что лет шесть-семь назад, когда он ещё жил в Армении, эта тётка приезжала как-то туристом в его родной Ереван, - и тогда, неизвестно, как, но они как-то встретились. Дескать, она его что-то спросила, он ответил, они разговорились, и Арман показал ей путь к различным музеям, площадям, театрам, … рассказал про традиционные армянские блюда, поведал небольшую историю вроде легенды… И вот с того момента прошло уже семь лет, - но он всё вспомнил! И аккурат во время нашего интервью!!

- Что же он вспомнил? – не без интереса спросил я.

- О, это я даже записала. – Даша достала из кармана некую бумажку. – Он вспомнил, как вывел её на площадь Республики. Там увидели они здание национального исторического музея Армении, Правительство Армении, Министерство иностранных дел и … что-то ещё. Затем явилось к нему воспоминание о том, как видели они Оперный театр, как привёл он её на площадь Франции, - и гуляли они тогда по всем улицам и проспектам, а он то и дело ей что-то рассказывал. Показал Арман ей Центральный Крытый рынок, Голубую мечеть, - ну и, конечно, они вышли к Матенадарану. О чёрт, как же долго он рассказывал тогда про этот Матенадаран!.. Это ж невозможно слушать! Полчаса самой нудной на свете истории! И такая всё бурда… - Даша скривила подходящую физиономию. – Но видел бы ты, Коля, её лицо… О, КАК ОНА НА НЕГО СМОТРЕЛА!!!... – феноменально!!! Такого и в сказках не пишут. Там была такая одухотворённость, такое увлечение!.. Лично я, признаться, уже готова была сдохнуть, лишь бы не слушать всё это, но вот она!.. Эта Марина Викторовна скривила такую донельзя интеллигентную рожу, что, наверно, - готова поспорить, - видела в нём первоклассного экскурсовода и историка в одном флаконе! Ещё бы! – «так знать родной Ереван!..» И все эти мечети, рынки и … матенадараны…

- Как же ты всё это записала? – удивился я.

- А что мне было делать? Ведь, если по честнаку, то сидела я у неё в кабинете как полная дура. Ну и стала для ума хоть что-то записывать… И хотя ничего всё равно не запомню про этот Ереван, - так хоть не буду полной тупицей выглядеть! И пусть, типа, не думают, что мне совсем пофиг на Ереван. … Нет, не в том смысле, - может, Ереван и прекрасен – как город и как кладезь памятников, - но на кой хрен я тогда припёрлась с Арманом в её кабинет, если хотела взять интервью, а в итоге слушала эти умные рассказы?!..

- Да уж... Попёрло его. – с пониманием произнёс я. – Но потом, после рассказов, вы, наконец, перешли к главной теме?

- Ну… Куда там! Какая там тема!?.. Арман ведь так увлёкся, что начал интересоваться ещё и впечатлениями тётки о Ереване – так что какое тут интервью? Он спросил, как она доехала, как потом себя чувствовала, привыкла ли она вообще к Еревану?.. Затем он предложил ей снова съездить в Армению и посетить другие города, а она, конечно, тут же выразила согласие, так как всё это стало ей дико интересно, и он ещё всё так классно рассказал… Ну, и в тот раз ей, разумеется, всё понравилось… Потом вдруг они вообще начали базарить о путешествиях, о разных странах, о турпоходах, … вспомнили все места, где им приходилось бывать, и какой там климат, и люди, и культура, и природа, и погода, и растения, и зайчики, и медведи… - короче, жуть! Так разговорились, что почти даже перестали замечать меня. Как будто меня вообще рядом нет! Вот нет – и всё! А у них тут важный диалог – так что, пожалуйста, не мешайте. Это железно.

- Зашибись! – усмехнулся я. – Что же дальше?

- Ну, конечно, мне это всё, в итоге, надоело. Я так засиделась, что даже устала сидеть, - и решила встать. Тогда и сказала, что, «видите ли, цель нашего прихода – взять интервью», сослалась на то, что спешу, и, в общем, быстро задала эти хлипкие пять вопросов, записала все ответы и пошла домой. А Арман, конечно, там остался и, кажется, надолго.

Сегодня же я ему, естественно, ответила несколькими словами за эти разговоры, - шутя, конечно, - но, впрочем, понадеявшись, что он всё понял. Так он, представь себе, лишь передал мне слова той тётки, - что, дескать, «вот та девушка, что с тобой сидела, - ну, вся такая грубая, некультурная, невоспитанная… История древнего города ей, мол, не интересна, - зато лишь бы только свои вопросики позадавать. Вот, наверно, и действительно новое поколение!..» Представляешь?

- Просто сволочь. – сказал я.

- Да вообще… - поддержала Даша.

- Но так всегда. Взрослые хают молодёжь.

- Но это же какая сволочная натура!.. Как про Ереван слушать, - так «зае..ись!», – «Арманчик рассказывает, Арманчик такой умница, … и историей интересуется!..» А что до вопросов, – то всё грубость и невоспитанность. Вот и бери теперь интервью! – с шуткой, но обиженно заключила Даша.

- Да, не повезло тебе… - посочувствовал я.

- Да всё Арман! Язык у него – как помело! Остановиться не может!

- И скольких же учителей вы так опросили?

- Только трёх. – удручённо произнесла Даша.

- Трёх? – поразился я. – Долго…

- Да вот Хатов всё и замедляет. То он кичился, что не будет болтать, как прежде, а теперь, лишь интервью пошли, - базарит напропалую!

- Что, со всеми?

- Естественно.

- Понятно…

- Но мне это надоело. Завтра вот возьмусь – и сама всех спрошу! – круто заявила Даша.

- Вот это правильно! – оценил я. – А то мы вот с Саньком на presto работаем! Одна только осталась.

- И кто же?

- Гареева.

- Ох, бл..ть. – аж выругалась Даша от ужаса. – И привидится же фатум…

Я улыбнулся.

- Да уж… Но слушай: есть предложение.

- Какое? – вмиг заинтересовалась Даша.

- Давай мы с Топором спросим некоторых из вашего списка, а вы у нас Гарееву возьмёте.

- Предложил!.. Гарееву брать – всё равно что смерть ловить. – философски заключила Даша.

- Но она к вам всяко лучше относится, чем к нам. По крайней мере, к тебе. Да и список ваш сократится. А мы с Топором ещё потрудимся во благо дела…

- Хм… А Арман? У него ж завал по инглишу!

- Так и не бери его! – иди одна. – тут же ответил я. – И не бойся – тебя она точно не убьёт. А так … - если не тебя, то нас. Но нас вообще четвертуют за наглость!..

Даша рассмеялась. Такие шутки она всегда умела оценить.

- Ну ладно, убедил. – признала она. – Беру я вашу Гарееву. Юмор – юмором, но беру!

- Вот и чудно! – радостно сказал я, с улыбкой взглянув на Дашу.

Итак, далее мне пришлось записать фамилии тех учителей, к которым теперь тоже предстоит зайти. Среди них, кстати, был Ставицкий.

«Что ж, нормально!» - подумал я, ибо списочек мне, в целом, понравился. В любом случае, это было лучше, чем одна, но ужасная Гареева.

Действительно, на нас Саней свалился прекрасный вариант. А помочь прекрасным друзьям – Даше и Арману – ну, что может быть приятнее?!..

Но проблемы возникли не только у них. К примеру, сразу три учителя из списка Лёхи и Миши попали в больницу, так что ждать, пока они поправятся, предстояло до следующей недели.

У Стёпы и Павла дела шли относительно неплохо – если, конечно, не считать того момента, что они успели поругаться с Фёдоровой. Вообще говоря, литературу с русским у 11а ведёт другой препод, но Татьяне Анатольевне, так сложилось, не понравилось, что двое каких-то незнакомых парней решили с ней поговорить. Они, конечно, ей всё объяснили, причём сыграли роли пай-мальчиков, но та всё равно отнеслась к ним с недоверием. Им же было пропитано и всё их интервью. Стёпа рассказывал мне, что Фёдорова им даже хамила, считая вопросы возмутительными и некорректными. Впрочем, важно ли это, когда всё, что надо, на диктофон уже записано?..

Жене с Любой на этой неделе удалось избежать приключений. Они побеседовали практически со всеми.

Следует отметить, что Дарья Алексеевна не только достаточно активно наблюдала за ходом дела, но и принимала в нём очень большое участие. Она, как и обещала, разговаривала с уже бывшими коллегами и собирала материалы об ушедших в мир иной товарищах, но также связывалась с болеющими учителями, помогая, таким образом, нашим друзьям ликвидировать пропуски в своих списках. Даша Красина, как я узнал, удачно поговорила с Гареевой, и та даже похвалила её за «такие благие цели»; да и с остальными преподами проблем у Даши, действовавшей уже в одиночку, - без Армана, - не возникло. Мы же с Саней, в свою очередь, помогли им, добив список Красиной и Хатова до конца.

Наши друзья из 11а и Женя с Любой свои программы тоже выполнили, а Дарье Алексеевне под занавес основного процесса удалось взять интервью даже у Барнштейн с Чивер – и стоит ли говорить, что это было гениально, и что после таких бесед наша Компания никаких проблем уже не видела. Все испытывали большое удовольствие от проделанной работы, - и не случайно, ибо к 24 февраля все учителя были опрошены.

Все, кроме одного. И в очередной вторник, после уроков, мы собрались у Щепкиной в кабинете.

- Я сразу хочу заявить: вы – большие молодцы. – тут же выкрикнула она. – И давайте похлопаем себе.

Прекрасная идея – в кабинете раздался шквал аплодисментов.

- Ну вот и здорово. – сказала Щепкина, когда он утих. – Давайте забудем про все неприятные детали и признаем, что мы – вы! – поработали на славу. Большое вам за это спасибо, и теперь хлопать буду я.

Несколько секунд она действительно нам похлопала.

- Однако, как вы сами понимаете, это была лишь увертюра к главному действу. – продолжала Дарья Алексеевна. – И сейчас нам ни в коем случае нельзя останавливаться. Разговор с Бандзартом – по-прежнему наша главная задача. И, как я планирую, он должен состояться уже через два дня.

Стало шумно. Поднялся гомон голосов и вздохов.

- Два дня? В четверг? – уточнил я.

- Да, именно так. – ответила Дарья Алексеевна. – И, скорее всего, после шестого урока.

- А не рано? – спросил Стёпа.

- Думаю, нет. Затягивать нельзя.

- А он точно работает в этот день? – спросил Арман.

- Да, я проверяла. – сказала Щепкина. – Ну, в крайнем случае, если в четверг, по каким-то причинам, провести разговор не удастся, - то мы можем перенести его на пятницу или на субботу.

- Неплохо. Как раз после нашей химии. – отметила Даша.

- Впрочем, время сейчас – не главное. Главное – окончательно определиться с кругом вопросов, которые мы зададим Феликсу. Кстати, все ваши предложения, которые вы мне приносили, я просмотрела, и вот… - Щепкина не договорила и полезла в свой шкафчик. Оттуда она достала некоторые листы бумаги.

- Имейте в виду: совершенно секретно. – сказала она, кладя распечатки на стол. – Всё строго конфиденциально.

- Это и есть вопросы? – спросил Саня.

- Тсс. … Да. – ответила Щепкина. На всякий случай она даже занавесила окна и закрыла дверь на ключ.

«Грамотный подход!» - оценил я.

- По сути, здесь заключён смысл нашего дела.

- Забавно. – отметил Лёха.

- Ничего забавного. – строго произнесла Щепкина. – Действительно, что сейчас может быть важнее для дела, чем эти вопросы? – ничего.

- Так и подумал. – заметил Саня.

- Ничего. – повторила Щепкина. – Вот оно! – то, к чему мы шли! К интервью, к разговору, … к тайне! – значительно произнесла она.

Дарья Алексеевна передала в наши руки несколько листов.

- Это … результат наших долгих дум! – заключила она. – Повторюсь, я очень хорошо ознакомилась с вашими вопросами и составила этот большой список – естественно, позаботившись о правильном порядке. Добавила, конечно, кое-что из своего, - но так, чтобы получился полный консонанс, который для Бандзарта станет истинным диссонансом!

- Прекрасно сказано! – отметил Арман.

- Спасибо.

- А их тут не слишком много? – спросила Люба.

- А что? – не поняла Щепкина.

- Просто … это ж какое огромное интервью выйдет! Бандзарт с ума сойдёт на всё это отвечать!

- Но мы в этом и заинтересованы. – отметила Дарья Алексеевна. – А вообще, конечно, задавать всё – ни к чему. Поэтому я отметила в списке всё самое главное. Некоторые вопросы являются, так сказать, промежуточными, вспомогательными – они нам помогут, если вдруг в беседе возникнет запор. – тут мы слегка посмеялись. – Но и направят разговор в нужную сторону.

- А.. – произнёс Арман.

- А, вообще, не беспокойтесь. Разговаривать будем все вместе, заведовать беседой стану я, начнём же – с базовых вопросов. Ну, типа … «Откуда родом?» и «Как учился?». Затем спросим, например, «Что заставило вас прийти к нам?» и «Чем вы до этого занимались?», а там, дальше, всё пойдёт по накатанной. Не сомневайтесь. – заверила Щепкина.

- В принципе, там всё написано. – добавила она.

Действительно, на материалах Щепкиной значилось несколько стрелок, как раз и обозначавших порядок. Всюду также стояло много пометок, а кое-где даже были нарисованы указатели, показывавшие, кому и когда задавать тот или иной вопрос.

- Я прошу вас – каждого! – взять по одной распечатке. Материал не такой маленький, как кажется, - так что ознакомиться с ним я советую всем! Только не знакомьте с ним других.

- Разумеется. – подчеркнул Саня.

- А вот друзей из Компании к четвергу соберите. – отметила Щепкина. – Думаю, им будет интересно узнать много нового о Бандзарте. Мы же сделаем вид, будто все они тоже входят в состав интервьюеров. … Думаю, Коля как раз соберёт народ?!..

- Без проблем! – ответил я.

- Только помните, что Бандзарт о четверге знать ничего не должен. Я рассчитываю на эффект неожиданности. – подчеркнула Дарья Алексеевна. – Надеюсь, среди вас нет заядлых болтунов?..

- Да как сказать… - заметила Даша Красина и перевела взгляд на Армана; и Щепкина сделала то же самое.

- Что? – удивился Арман. – Разве я болтун?

- Ну, про Армана я и так знаю. – заметила Дарья Алексеевна. – Это болтун ещё тот!.. – улыбнулась она. – Я имею в виду остальных. Из средней школы кто-нибудь имеет связь с Бандзартом?

- Нет. – немного подумав, ответил я. – Да об этом даже и думать глупо.

- Ну да… Я, конечно, понимаю, насколько глупый вопрос задаю… – признала Щепкина.

- Ведь он скрытный человек. – подчеркнул я.

- Вот-вот. С этим уж не поспоришь. Если даже коллеги с ним редко общаются, то … что говорить об учащихся?!.. – подумала Дарья Алексеевна и даже усмехнулась.

- Волноваться незачем. У нас прекрасные друзья. – сказал я, обведя глазами всех, кто стоял в кабинете.

- Ну, тогда, я безумно этому рада. – с удовольствием подчеркнула Щепкина. – И, кстати, это наше хорошее оружие против Бандзарта. Мы должны сработать единой командой во время разговора! Мы должны убить его вопросами!!! – на mezzo piano произнесла она.

«Блестящая тактика!»

Вскоре мы вышли из кабинета.

- Надо будет создать в «контакте» беседу насчёт четверга. – тут же предложил я.

- Хорошая идея. – оценил Арман. – Думаю, многие откликнутся.

- Вот именно. – сказал я.

- А интересно, есть ли Бандзарт в «контакте»? – задумалась Люба.

- Я искал. – выступил Лёха. – Но людей с такой фамилией вообще не нашёл!

- Как и Костя; в сентябре. – заметил я. – Помнится, тогда у нас был тот же результат.

- Правда, он может скрываться под другим именем… - предположила Люба.

- Ну, он вообще может быть не тем, за кого себя выдаёт… – сказал Павел.

- И х..р знает, какие у него на то есть причины. – добавил Степан.

- Вот именно, что х..р. – согласился Саня.

- Ладно! Предлагаю помимо беседы сообщить о четверге всем нашим друзьям. – сказал я.

- Тогда в среду следует обо всём напомнить. – заметил Арман.

- Надо ли? – спросил я.

- Народ у нас забывчивый… - сослался Арман.

- Не думаю, что возможно забыть о таком разговоре. – подчеркнул я. – Но всё же, если ты так хочешь, мы, конечно, напомним.

- О, тогда давай, Коля, ты займёшься устной частью, а я создам беседу. – предложила Люба.

- Хорошее предложение, кстати. – подметила Даша.

- ОК. А я тогда займусь теми, кто редко посещает «контакт».

Так и порешили. В тот же вторник, вечером, Люба Рантова создала в «контакте» беседу и созвала туда всех наших школьных друзей по Компании, а я, сев на диван, незамедлительно принялся изучать разработки Щепкиной.

И сразу же меня поразили подробность и упорядоченность, которыми были пропитаны её документации, и на которые явно сделала акцент Дарья Алексеевна. Вопросов в общем списке и впрямь было много, но Щепкина расписала всё, что нужно: какие обязательно надо задать, а на какие, если что, можно забить; кто и в каком порядке спрашивает; как перевести разговор на нужную тему и какой вопрос для этого следует задать; как следить за реакцией Бандзарта и на что в ней обращать внимание; как избегать ухода в другую степь; как без боязни подойти к самому главному и интересному…

В общем, работу она провела огромную, но добротную и полезную. Я несколько раз перечитал все её пометки и указания и понял, что, при всей подробности документа в целом, в частностях его не было абсолютно ничего лишнего. Каждая стрелочка была, казалось, по-особому важна и таила в себе свой исключительный смысл.

Документ выглядел совершенно чётко структурированным, причём некоторые вопросы Щепкина даже специально объединила по темам, хотя разграничение между вопросами – нужное разграничение! – всё равно осталось. И надо признать, что, во всей своей полноте, такой подход мог заметно облегчить процесс интервьюирования.

Наконец, я ещё раз, - вторично, - прочитал вопросы, которые мы собираемся задавать Бандзарту. В них я увидел и несколько своих. Замечу, кстати, что некоторые показались мне немного … нескромными – может, даже … ошарашивающими. Впрочем, Дарье Алексеевне, конечно, всё это виднее, и не сомневаюсь, что она сознательно включала каждый из вопросов в данный список.

Вообще же, в этом большом перечне вопросов я увидел ставку на попытку запугать Бандзарта. И пусть Читатель не смеётся – такая попытка, как мне кажется, обязательно должна иметь место в нашем деле. Ведь именно запугивание может разрушить привычную уверенность Бандзарта, так как ранее, возможно, ему не приходилось сталкиваться с этим контрприёмом, и заставить его чувствовать себя так, словно он пребывает не в своей тарелке. Во многом, кстати, обозначенная выше ставка могла родиться из общей нескромности перечисленных вопросов. «Крайние» или «предельные», они вряд ли очень близко соприкасаются с границами пошлости, или развязности, или вседозволенности, но зато могут открыть закрома жизни Бандзарта и пошатать его самолюбие. И здесь важно понимать, что только благодаря таким вопросам можно хотя бы что-то узнать о личных секретах и тайной ипостаси Феликса. Да, конечно, это глупо – надеяться на то, что он с первых же острых вопросов всё нам раскроет; да это и не тот человек, что может легко и просто разболтать про свой непоколебимый внутренний мир; и наверняка тайна его и после интервью останется с ним… Но и одно слово может рассказать нам очень многое. А где одно слово – там несколько. А где несколько – там и тайна!..

И вот момент: оптимизм в этом деле пока ещё никто не отменял. Так, я считаю, что мы вправе надеяться хотя бы на небольшой, но заметный успех в результате интервью. Бандзарт, конечно, молчалив и хитёр, но не до такой степени, чтобы мы не смогли заметить в его речи нечто странное и подозрительное. И почему бы не прибегнуть к принципу, что всякое нетривиальное слово есть потенциальный ключ?! Да-да, тот самый ключ, что так необходим для разгадки тайны и, следовательно, раскрытия дела. Но не только тайну следует считать составляющей этого процесса! Ведь есть предмет, видео, девиантное поведение… Решить вопросы, касающиеся этих вещей, нам тоже может помочь только ключ. Лишь он способен приоткрыть завесу всех этих частных тайн и странностей; но для этого нужен разговор с Бандзартом. И ключ надо искать именно в нём.

Впрочем, возможно, я чересчур уверен, что мы что-то узнаем?.. Ну да, если мыслить трезво, то надо признать существование некой вероятности провала. «А вдруг он ничего не расскажет? Вдруг соврёт? … Кто знает, что у него на уме… Вот захочет всё скрыть – да так ведь и сделает!» Но нет, всё же … надо надеяться! И хочется надеяться! Да, увы, действующая ситуация с Костей показывает, что не всегда надежды оправдываются, - и даже порой совсем не оправдываются! Однако … как же приятно предполагать и хочется думать, что нечто интересное Бандзарт нам всё-таки расскажет!

Но это я размышлял о деле во вторник.

А среду, как и хотел, решил посвятить разговорам со своими школьными друзьями.

Конечно, Люба знала далеко не всех моих друзей, хотя и наверняка не раз пересекалась с ними в Компании. Но так как беседа была общей, то в теме оказалось сразу очень много человек – проверенных, впрочем.

И некоторые из них находили повод для удивления. Вот, к примеру, Вася Бардеев, мой друг из 7в класса:

- А зачем вам с ним говорить? – спрашивал он меня. – Вы что-то от него хотите?

- Хм… Мы много чего от него хотим… - отвечал я.

- А, шпионите, значит… - догадался Бардеев.

- Сообразительный. – заметил я. – Но неужто тебе до этого никто ничего не говорил о деле о Бандзарте? Даже я?

- Я только слышал о нём. На собрании. – сказал Вася. – Это химик.

- Ну, это всей школе известно. Но мы работаем над тем, чтобы в следующем году ты его и не услышал, и не увидел.

Васю эта фраза сильно удивила. Он даже выпучил глаза, согнулся в три погибели и шёпотом спросил меня:

- А вы его убить хотите?

Теперь удивился я:

- Ох, ну и мыслишки у тебя!.. Достоевского начитался?

- Нет. А кто это? – спросил Вася.

- Писатель.

- Ясно…

- Ладно, приходи завтра. – предложил я.

- Постараюсь. – ответил я.

Диалог этот состоялся у нас на первой перемене, а перед алгеброй я успел поболтать с Гошей Калинкиным из 9б – крайне весёлым, заводным, компанейским и инициативным парнем.

- О, рад тебя видеть. – воскликнул он, увидев меня.

- И я тебя. Слушай, Гоша, помнишь, я рассказывал тебе про дело о Бандзарте?

- Это про сумасшедшего химика-то? Ха, конечно, помню. – засмеялся Гоша. Он вообще любил посмеяться.

- Я в этом, в принципе, и не сомневался.

- Ещё бы! У нас ведь тоже химию ведёт. – заметил Гоша.

- Завтра обещанный разговор будет. – тут же сообщил я. – После шестого урока, в кабинете химии. Придёшь?

- Обижаешь… - приду, конечно. А это уже тот самый разговор?

- Да, интервью. Для Книги Памяти.

- Ну, прекрасно. Тогда точно приду. – заявил Гоша.

В этот момент к нам подошла его одноклассница и ещё одна моя подруга – Анна Майло. Тоже забавная девчонка.

- Алла, божественно выглядишь!– приветствовал я её.

- Спасибо. И ты ничего. – играя глазками, ответила Алла, и впрямь выглядевшая сегодня прекрасно.

- Я рад. – сказал я, широко и от души улыбнувшись ей.

- А о чём вы тут базарили? – поинтересовалась она.

Гоша в двух словах объяснил ей дело, особо отметив разговор.

Алле наша идея насчёт четверга явно понравилась, и она, подпрыгнув, сказала.

- Я согласна! Я иду!

- Вот! – радостно отметил я. – Люблю, когда всё так быстро.

- А сколько будет народу? – спросил Гоша.

- Дох..ра. – ответил я.

- Вау! Классно! – с визгом произнесла Алла. – Мы точно не единственные!

- Безусловно. – подтвердил я, приятно отметив её искреннюю радость. – Вы даже не представляете себе, каков масштаб заинтересованности этим делом. Сейчас, когда оно фактически дошло до апогея, интерес просто колоссальный.

- Круто! – воскликнула Алла, посмотрев и на меня, и на Гошу.

- Но … тихо. – остерёгся я. – Там Бандзарт недалеко ходит. Он не должен ничего знать о разговоре.

Гоша и Алла всегда были понятливыми, поэтому сразу ответили:

- О да, конечно.

И всё же Алла полушёпотом спросила:

- А когда вы ему скажете?

- Завтра и скажем. Неожиданно ворвёмся и организуем разговор. – ответил я.

- Ой, как здорово! – тихо завизжала Алла, уже предвкушая этот момент.

- Нет, ты шутишь? – не поверил чуть более серьёзный Гоша. – Прямо так и ворвёмся?

- Ну, конечно, Дарья Алексеевна в самый последний момент его предупредит. – заметил я. – Но на само интервью надо ворваться.

- Чтобы он испугался?! – смекнула Алла.

- И поэтому тоже.

- Слушай, а вдруг он откажется давать интервью? – с некой непривычной тревогой в голосе спросила Алла.

- Ну нет. – уверенно произнёс я. – Когда столько народу придёт его послушать, отказаться он уже точно не сможет.

- Логично. – отметил Гоша.

- Интересно ещё, насколько Бандзарт любит такую большую публику. – задумался я. – в уроках-то он собаку съел, а вот в интервью…

- Да, на уроках он ох..ренный диктатор. – подчеркнула Алла.

- Я думаю, интервью ему понравится. – предположил я. – Главное – дать ему высказаться.

Алла и Гоша со мной согласились. Постепенно, однако, разговор наш нам пришлось прекратить, потому как Бандзарт стал ходить совсем уже рядом. Как знать, - может, и не случайно, может, … что-то вынюхивал?

Вообще, в этот день я старался наблюдать за ним. Так уж совпало, что Феликс был дежурным на этаже, - поэтому упустить такой превосходный шанс для слежки я просто не мог. И впрямь, следить было очень удобно.

Должен сказать, что несколько интересных деталей я в нём подметил. Да и сразу почувствовал, как будто от него исходит некая странность. Нет, конечно, после всех тех строк, которыми я характеризовал Бандзарта ранее, не говорить о том, что он – странный, не решился бы даже ленивый. Но я хочу предупредить Читателя, что это была как бы уже другая странность, - и складывалась она сразу из нескольких деталей.

Во-первых, походка Феликса показалась мне не слишком уверенной. То есть не такой, как раньше. Безусловно, сиё очень субъективно, и, вероятно, я чересчур глубоко вдаюсь в мелкие детали, если мне вообще всё это не кажется. Да, я допускаю, что мне уже чудится что-то не то в Бандзарте, - это очень даже может быть. И, наверно, есть повод поговорить и о шизофрении… Однако я действительно заметил определённый дискомфорт в походке Феликса – словно что-то ему мешает идти спокойно и правильно… Явный диссонанс появился в его движениях – и речь тут совсем не о камне в ботинке.

Во-вторых, взгляд Бандзарта. Нет, ну это точно не его взгляд! И спорьте со мной на миллион, кто угодно, - но я готов утверждать, что раньше он взирал на мир по-другому. «Как?» - напрашивается вопрос. – «Уж во всяком случае, не так!» - готов был мой ответ. Хотя, конечно, теперь это его взгляд, и я, видно, к нему ещё не привык. Но… … Потому что и не его! Читалось в этом новом взгляде какое-то сомнение, рисовалась задумчивость, выпрыгивало общее смятение… – и всё это взамен прежних строгости, твёрдости и утвердительности. Бандзарт, будучи дежурным, смотрел вокруг, … но иногда поднимал глаза вверх, - думая, что там, наверно, что-то, кроме потолка, ещё есть, - и размышлял о своём. Удивительно ли это? – да нет, пожалуй, если предположить, что каждый человек когда-нибудь, в разные периоды своей жизни, начинает купаться в собственных мыслях. И для Бандзарта, думается, неудивительно. «Можно ли ему иногда покупаться? – конечно, можно!» - подумал я.

Но всё-таки странно! – ни во время уроков, ни в минуты дежурства я прежде никогда не замечал у него такого взгляда, вот какая штука. И неужели я могу не заподозрить некую растерянность теперь, видя его? А, тем более, в свете дела о Бандзарте?! Я, правда, не хочу домысливать, что во взгляде были ещё страх, или беспокойство, или опаска – пожалуй, нет. Однако всё покрывала та самая задумчивость.

Ну, и третье. Я заметил, что Бандзарт во время сегодняшнего дежурства очень часто брал в руки телефон – просто-таки не расставался с ним, видимо, то ожидая какого-то важного звонка, то пытаясь самостоятельно до кого-то дозвониться. Конечно, даже относительной странностью это нельзя назвать. Но я видел, что Бандзарт в обращении с телефоном был крайне агрессивен и, наверно, про себя успел произнести не один десяток ругательств – тоже примечательный момент. Я подумал, что, скорее всего, у Феликса на душе висит некий важный звонок – поистине важный! – только вот ответа с того конца всё никак не было, оттого и злость. Тем не менее, Бандзарт не боялся потерять над собой контроль – он теребил телефон в руках на каждой перемене, не уставая сначала прикладывать его к уху, а потом жать на кнопки. Эти манипуляции продолжались бесконечно.

Вдруг у меня возникло предположение: а, может, именно из-за этих проблем со звонком Бандзарт и выглядит настолько странным?.. Что, если запланирована какая-нибудь важная встреча, а дозвониться до нужного лица никак не получается? – вот всё сердится, мается туда-сюда, ворчит, места себе не находит, шатаясь по этажу, … заодно типа и дежурит одновременно… Сердится, конечно, про себя, потому что пока ещё Бандзарт позволяет себе ругаться только на уроках химии. Да и если заорёт – так ведь сразу вызовет подозрение; через стечение народа и отсутствие адекватного повода. Так что сдерживается…

А, впрочем, это всё мои мысли. Эх, если бы нашёлся хоть один человек, который знает его мысли…

Итак, если Бандзарта беспокоит какой-то звонок, то всё понятно, и не нужно больше ничего выдумывать. Всё логично. Ещё, правда, конечно, хотелось бы узнать, о каком звонке идёт речь… Но не будем увлекаться. Итак уж видно, что вот так оно всё и получается, что недостаток информации есть главное препятствие во всём деле о Бандзарте! Но ладно… - это лишь один вариант.

Другой – это если звонок ни при чём. Вернее, он может фигурировать в истории, но, скорее, в роли усугубителя проблемы. Тогда можно поразмышлять, почему Бандзарт, с виду, выглядит так странно. Я специально говорю «с виду», потому что только так имею возможность судить. И ещё желаю лишний раз обозначить чистую субъективность моего мнения. В целом же, буду очень рад, если мои субъективные размышления не скатятся к параноидальным галлюцинациям. Тем паче, что то, о чём сейчас было мною сказано, вовсе не явилось ко мне во сне – я это действительно видел, точнее, замечал, - а теперь постараюсь это проанализировать, осмыслить и понять. Заодно и последую одному очень хорошему принципу: «Жить в мире – значит, быть в обществе, всё видеть и всё понимать!»

Итак, Бандзарт. Загадочный человек стал ещё более странен. Почему? – возможно, он что-то чувствует, о чём-то догадывается… Но, конечно, Феликс только может догадываться, ибо Компания продолжает держать своё главное дело в строжайшем секрете. Вообще, всё то время, что мы пытаемся докопаться до главного, до истины – всё это время содержит в себе множество мелких зацепок, деталей, подозрений, мыслей, идей… Но это не какой-то хаотичный набор демагогических теорий, бессмысленных догматов или псевдобравады; это факты, которые нельзя оспорить, это наши заключения к ним, содержащие в себе как логическое, так и справедливое начала, - это, если так можно сказать, своего рода, ключи к ключам! – поэтому пусть Читатель поймёт, что их нельзя просто так отбросить. Напротив, их нужно защищать, в них вся опора, все поводы к нашим решающим действиям. То есть с этого и начинается то, что, как мы говорим, нужно скрывать. И скрывать, кстати, не только от самого Феликса, но и от учителей. А то всё говорят они, что Бандзарт – странный, непонятный, и что его надо проверить (жалуются, кстати, Дарье Щепкиной), а сами вот уж который год дальше этого не идут… Эх, как-то неясно это мне… Впрочем, у каждого в голове может быть свой царёк, своя стратегия, и хорошо, если в ней есть хоть капелька мудрости – той, что непременно нужна в деле. Но вот ведь что получается: если у кого-то, а то и у всех (в чём я, правда, сильно сомневаюсь), имеется эта стратегия, а у Компании, при этом, тоже есть план, - то почему же мы должны делиться с ним каждым встречным? Да, друзей у Компании много, и любому можно хоть сразу всё рассказать, но … это другое дело. Они – наши соратники, наши партнёры, для таких не жалко ни одного слова! Это поистине проверенные и надёжные люди. И о связях с Бандзартом здесь и говорить не хочется! … Но вот те, со стратегией, с царьками… - знаю ли я, что тогда у них на уме? И не поддерживают ли они тайно нашего химика? Нет, действовать-то нужно составом, и не иначе, чем составом! – однако только компанейским – родным! И избегать посторонних вмешательств

Но вернёмся к главному. Единственное, о чём знает Бандзарт, - это Открытая Книга Памяти. Это нормально, потому что Щепкина, помнится, провела в декабре по этому поводу целый педсовет, и мне, равно как и Косте, довелось на нём поприсутствовать. Да, Феликс слышал все идеи, которые произнесла тогда блистательная Дарья Алексеевна, - и про добрую цель, и про принцип «никто не забыт», и про интервью… Конечно, не могла пролететь мимо его уха и речь о том, что «…каждый учитель должен ради общей цели поделиться какой-либо информацией о себе!..», и ещё несколько превосходных фраз… Но это вообще ни для кого из учителей не является секретом, - что здорово, ибо пусть все знают о таких благих и понятных намерениях Щепкиной. Кстати, учителя ведь – люди, в общем, болтливые, и им интервью наверняка должно быть интересно – когда же ещё можно рассказать о себе так официально?.. «Ха, да они, конечно, с радостью о себе поведают!..» - так, вспоминается мне, говорила Дарья Алексеевна Компании в том же декабре. Но вот, возможно, и ключевой момент!

Много раз я уже утверждал, и даже чересчур уверенно, что Бандзарт, хотя и учитель, - но явно не совсем такой, как все. Нет, безусловно, всякий человек индивидуален, и тут даже и речи не может идти о каком-либо проявлении конформизма! … Однако Феликс, - ну, скажем так, - нетипичный учитель. Химию он знает прекрасно, - но настолько прекрасно, что толково объяснить её просто не может. Да и поведение, и манеры, и стиль, и замкнутость… – всё противоречит всему! Привычному и традиционному. Возникает вопрос: Так кто он? – эх, миллион вариантов, но…

…но Бандзарт – учитель. По крайней мере, потому, что ведёт у нас уроки химии. И я не знаю, феномен ли это или нет, но уж точно факт, - от которого нам и придётся отталкиваться. Сразу подчеркну, что бессмысленно размышлять на тему: «Хорош он или нет в этой роли?». Я вижу в этом только потерю времени, а к делу сия оценка отношение вряд ли имеет. Не важно сейчас, каков он с точки зрения педагогического таланта, а важно, что он замкнут. Замкнут и неразговорчив, - чем и отличается от многих, … - да … что там! – от всех преподов нашей школы. И это, в общем-то, всё и решает. Для «обычного» учителя (уж будем так говорить) интервью – это вполне интересная и приятная «штучка», это прикольно и круто, потому как запомнится надолго, - да ещё и в Книге отразится! Короче, полное удовольствие. А вот для Бандзарта…

… для Бандзарта интервью – это серьёзно, это – целая процедура! То, что мучительно и больно, как вырывание зубов в кабинете у дантиста, как обжиг борщевиком, как прикосновение к кастрюле с кипятком, - в конце концов, как рукопожатие с каракуртом, – то для него и эквивалентно этой предстоящей беседе.

Я вообще подозреваю, что ужас незаметно, но сразу начал овладевать Бандзартом после того, как он впервые услышал об интервью. Он быстро понял, что его ждёт – то, что в мыслях его всегда считалось глупым, и неприятным, и беспокойным делом – это всё-таки случится! И нет смысла уже думать о бессмысленности или бесполезности этого занятия… Просто оно случится – и всё. Оно у него впереди.

Итак, конечно, идея интервью не могла понравиться Феликсу. Но что делать? Создание Книги все поддержали, то есть отвертеться уже не получится. И вот этот момент я бы выделил особо – для Бандзарта он, думается мне, уже стал означать безвыходное положение.

Да, безвыходное. И какой там Гражданский Кодекс может помочь ему? Нет, так-то может. Но если откажется – что тогда? … А тогда срабатывает план Щепкиной. Вряд ли Феликсу он хоть как-то известен, но итак понятно, что может начаться в школе, где и до этого уже много чего начиналось и не заканчивалось (вспомните истории с предметом и видео)! В школе разрастается слух, основанный на определённых подозрениях и сомнениях («Мол, каковы же должны быть причины, чтобы отказаться от обычненького интервью?..»), преподы объединяются против него – Феликса, поднимается скандал, его уже открыто во всём обвиняют… Дверь постепенно захлопывается, и Бандзарту уже нечем замять свою тайну. Он теперь не просто в безвыходности, он теперь в откровенной засаде, выбраться из которой можно только одним способом…

И этот способ нам известен. Фактически, он означает уже полную капитуляцию химика, - без права на реванш.

Подытоживая же все размышления, хочется ещё раз отметить главное: возможно, что для Бандзарта интервью – это не просто проблема. Это повод для колоссальных треволнений. И, если сиё так, то вот и замыкание логической цепочки, - вот и источник всех замеченных мною странностей, о которых ранее я уже успел упомянуть.

Но, впрочем, хватит об этом. Перенесёмся, наконец, в четверг.

Читаю и поражаюсь. Какие тонкости, какие связи!.. Неужели всё это можно было так значительно подметить?.. Неужели всё уже заранее было известно??..

Однако нет. Ничего не было известно. А все эти умные выкладки… – на что они теперь? Имеют ли они хоть какой-то вес после всего, что произошло?..

И всё же, перенесёмся.

«Всё, день X наступил!»

Возможно, сказано с пафосом, но пусть Читатель поймёт мой настрой. Дело о Бандзарте пребывало в состоянии «За несколько секунд до…»

Настроение у меня и моих друзей было боевое. Это был такой важный четверг, что многие пришли в парадной форме, чтобы по-абсолютному соблюсти весь принцип серьёзности мероприятия. И даже Алла явилась в школу не в традиционных джинсах а-ля «Привет из девяностых», а в стандартных юбке, блузке и жакете.

Вообще, если попробовать вдруг забыть про разговор, то день обещал стать самым обычным. Поэтому некоторые представители нашего – и, думается, других – классов не могли понять причин такого официального прикида – замечу, прикида не совсем компанейского (так красиво у нас всегда одевался только Костя). Кстати, все шесть уроков должны были сегодня пройти по расписанию – хотя, конечно, можно ли было в такой день думать об учёбе?!

На истории я сидел вместе с Саней. Ставицкий дал нам задание по учебнику – его требовалось выполнить за этот урок, - и мы сразу поняли, что находимся не в том состоянии, которое позволило бы нам легко и спокойно ответить на несколько нетривиальных исторических вопросов-рассуждений по теме «Революция в России в 1917-1921гг.».

Моя голова вообще не желала сейчас думать об этой революции. В голове была другая – та, что может произойти сегодня. Но начало двадцатого века… Я сидел, пялился глазами в учебник, пытаясь найти там хоть какую-то подсказку, но…

…вместо трезвых исторических мыслей появилось лишь желание достать телефон и выйти в Интернет.

Однако и он мне не помогал. Я несколько раз пытался поймать Wi-Fi, и порой у меня это даже получалось (на это я, думается, и потратил уйму времени), однако в сети были явные сбои, да и Yandex, так или иначе, ничего путного мне не давал.

Первые пятнадцать минут были полностью просраны. Потом что-то историческое зашевелилось-таки в моих извилинах, - и я всё же написал несколько умных фраз про революцию, которые слышал из уст Ставицкого ещё, наверно, в пятом классе, и слегка успокоился, …

…пока не понял, что всё, что написал, - это полная и совершенно ненаучная х..йня, из которой я лишь пытался слепить что-то альтернативно мудрое. Да, … голова моя, как видно, сегодня совсем не желала работать в этом направлении. В ней и через неё только сплошь и рядом летали слова «Бандзарт», «дело», «разговор», «тайна» и что-то тому подобное… Я мысленно представлял себе, как уже сижу в кабинете химии и вижу радостную и довольную Щепкину со своей идеей, вокруг нас – листы, куча листов бумаги и несколько диктофонов, - а рядом… Рядом сидит, весь затюканный и испуганный, бедный маленький Бандзарт. Все видят, как он мучается, как долго думает над каждым словом, как пытается что-то скрыть – наверно, свою тайну, - но выходит у него это откровенно плохо, и каждое новое его слово лишь подливает масла в огонь. Он нехотя и неосторожно выкладывает всё самое важное, и это хорошо фиксируют диктофоны и Люба Рантова, быстро водящая ручкой по блокноту, - но далее задаётся уже следующий вопрос – от Дарьи Алексеевны – вопрос ещё более нескромный, острый, резкий, дьявольский, коварный!.. Она продолжает терзать ими Бандзарта, а он уже весь вспотел и вновь пытается что-то придумать… Однако все видят, как он думает, все понимают, насколько тяжело идёт у него сочинение ответов на вопросы, да и те выходят явно фальшивыми. Бандзарт в замешательстве – он уже дрожит, демонстрируя поневоле всем своё переживание. Боязнь ляпнуть что-то не то возросла в нём уже до предела. Дрожь передаётся от туловища к рукам, от них – к шее, потом – к горлу… - и вот он уже не может нормально говорить. Словно что-то застряло у него в районе кадыка, и теперь ему во что бы то ни стало надо выпить. Хотя бы простой воды – возможно, ещё и для успокоения.

Стакан с водой принесли. Выпил. На пару секунд пришёл в себя. И всё-таки … снова дрожь, снова мямля! Что он говорит, понять вообще нельзя, но в монологе сквозит явная неуверенность, пересекающаяся с мнительностью. «Господи, неужели он может быть таким неуверенным?» Однако так и есть. И вот уже уровень напряжения дошёл до предела. Дарья Алексеевна приступила к решающим, роковым вопросам, а мы – специально – начинали повторять их по два-три раза, видя, что с первого Бандзарт уже почти ничего не воспринимает. Повторение доставляло нам радость, поистине дьявольскую радость! – а ему… Для него это были критические минуты, возможно, самые критические во всей жизни, - когда приходится через силу и от безвыходности говорить то, чего, по идее, озвучивать никак нельзя. Но приходится… И Дарья Щепкина, улучив нужный момент, уже начинает добивать контрнаступлением своего собеседника. Он не может, и не хочет, и начинает молиться, креститься и плакать, - однако всё равно приступает нервно, но постепенно к озвучиванию тайны – того, на чём зиждилась вся его последняя жизнь. «О да! – вскрикивает Щепкина. – Это слушаем!» И он рассказывает. Рассказывает всё, что нас так давно интересовало, что было под его запретом, - до сего момента, когда он, фактически, рассекретил пароль к тайне, к ключу всех ключей!..

Боже, я так замечтался, что даже и забыл, где на самом деле нахожусь. Ведь у нас история!

По-видимому, я слегка отключился… - но ведь точно история! Сто процентов, история. И за учительским столом сидит Ставицкий...

Он не изменил своего положения, да и в тетради моей так и не появилось ничего умного. Всё те же девять-десять фраз уровня бреда заурядного пятиклассника. И больше – ничего.

Я решил заглянуть в тетрадь Сани, но тут же, едва только бросил беглый взгляд на его листочки, ощутил себя самым наивным дураком на свете, решившим вот так просто «списать» у друга.

«Да, … нашёл, у кого…»

В тетради у Топорова красовалась всего только одна строчка.

Саня заметил, что я к нему подглянул, и он, как вполне умный человек, в ответ подглядел ко мне – человеку, имеющему – ни много ни мало – «отлично» по истории, если говорить о первом полугодии. Увидев же, что такому человеку мозги родили количество строк немногим большее, чем ему, Саня явно огорчился. Взгляд его продолжил выражать беспомощность, но, наконец, он шёпотом сказал мне:

- Нет, бл..ть, я так больше не могу.

- В чём дело? – голосом дурака спросил я.

- Да х..рня одна в голове. Точнее, Бандзарт. – признался Саня.

- Поздравляю, ты не один!

Саня улыбнулся.

- Но как вообще можно заниматься историей в такой день? – вопрошал он вполголоса. – Как вообще можно чем-нибудь заниматься?

- Вот! Ты понимаешь, что такое думы о Бандзарте.

- Слушай, а, может, сказать Ставицкому, что сегодня мы просто не готовы? – предложил Саня.

- Идея банальная. – заметил я. Подумав, добавил: - Но и лучше я ничего не вижу…

- А вообще, Коль, … чё-то я немного волнуюсь. Очкую типа.

- Вот ещё! Ты что? – не время волноваться. – строго и ободряюще произнёс я.

- Знаю, но, бл..ть, … - слишком всё официально. Да и разговаривать придётся с ним!..

- Ты боишься? – спросил я.

- Нет, что ты! – мотнул головой Саня. – Просто я привык, что он у нас что-то спрашивает, а не мы у него.

- Верно. Вот и пользуйся шансом. – сказал я.

- Потише, четвёртая парта! – обратился к нам Ставицкий. – Вас очень слышно, лучше пишите.

«Да, пора бы…» - подумал я.

Поразительно, но теперь мне удалось взяться за историю. Жаль, что времени оставалось уже слишком мало, но за оставшиеся десять минут я всё же успел наскребать в тетради несколько неплохих тезис, и даже подкрепил их парочкой аргументов.

«Чудно! На четвёрку должно хватить» - подумал я.

Саня тоже что-то начиркал, половину, конечно, скатав с меня. Со звонком мы сдали тетради Ставицкому и вышли в рекреацию.

Должен заметить, что на предыдущих переменах я ни разу ни встретил Бандзарта. Нельзя сказать, что он является большим любителем прогулок по школе, однако во все прежние годы работы здесь он иногда выходил из своего кабинета, чтобы хотя бы дойти до учительской и поменять журналы. Делал он это, правда, очень быстро, но всё же заметно.

Но сегодня я, хотя и неоднократно проходил через рекреацию второго этажа и центральный коридор, однако Бандзарта так и не увидел.

Поэтому после истории я снова поднялся на второй этаж. Постоял две минуты, побродил по коридору… – его нигде не было видно. Наконец, решил подойти к кабинету химии. Заходить туда я и так обычно всегда боюсь, как и все, а уж когда у тебя нет особого повода, но ты хочешь зайти внутрь, - то это вообще уже высший страх. Но я помнил, что сегодня должно быть после шестого урока, поэтому фобию свою отбросил в сторону. «В конце концов, сейчас уже не время бояться!» - подумал я и встал около кабинета. Нет, страх мой всё-таки так быстро ещё не прошёл, - и я застыл на одном месте. Прошла минута, две, - и тогда только я решил, наконец, что пора как-то действовать. Для начала наклонил голову, дабы попытаться что-то подслушать. Со стороны, конечно, это выглядело ужасно глупо. Но и Бог с ним! – более всего я опасался того возможного момента, когда Феликс подойдёт к двери либо с той, либо с этой стороны, - и, в общем, застанет меня в не самом нормальном положении. Вот его реакции я боялся в наибольшей степени.

Однако голосов из кабинета вообще не раздавалось, и, похоже, что там царила пустота. Даже из лаборантской, иногда оживлённой, сейчас не доносилось ни единого звука. Тогда, поняв это, я и решил всё-таки покончить со своим дурацким положением и дёрнул ручку двери.

И только в этот момент понял – кабинет закрыт на ключ. Действительно, после ещё двух подёргиваний – никак.

«Что, неужто нет?.. Вообще?.. - задумался я. – Но ведь разговор…»

В голове возникли очень нехорошие мысли, и я тут же побежал к Щепкиной. Мне повезло – даже заходить в её кабинет не пришлось, ибо она шла аккурат навстречу мне.

- Дарья Алексеевна, скажите, - остановил её я, - почему Бандзарта нет в школе?

Она поморщилась, но потом произнесла:

- Как нет? Этого быть не может! – и взмахнула рукой.

- Я только что проверил. Кабинет химии закрыт на ключ.

- Наверно, он и закрыл. – предположила Щепкина.

- Сомневаюсь…

- Ну, пойдём посмотрим. – решила она.

И мы с ней подошли к кабинету химии. Дарья Алексеевна так же, как и я минуту назад, подёргала ручку двери и убедилась, что кабинет действительно закрыт.

- Интересно… И как это понимать?! – удивилась она.

- Я не знаю.

Тут вдруг Щепкина воскликнула:

- А, вспомнила! – она хлопнула себе по голове. – У него ж по четвергам только два урока.

- Да? А когда? И с кем?.. – тут же спросил я.

- По-моему, с девятыми классами – пятый и шестой уроки. А, впрочем, … пойдём в учительскую. – решила Щепкина. – Там расписание висит.

Итак, вскоре мы с ней уже стояли в учительской. Она подошла к большому стенду с расписанием уроков и стала внимательно его рассматривать.

- Вот, нашла! – сказала Дарья Алексеевна. – Смотри: четверг, Феликс Павлович Бандзарт, 5 и 6 уроки, - 9б и 9а.

- Вижу. – сказал я.

- Так что всё ОК. И не беспокойся. Сейчас он придёт. Просто, по-видимому, опаздывает.

Разобравшись с расписанием, я вышел из учительской. И издалека увидел, что у кабинета химии уже стоят мои друзья из 9б, - в том числе, Гоша и Алла. Решил подойти к ним.

- А вот и Коля идёт! – радостно произнесла Алла, посмотрев на Гошу.

- Что-то вы поздновато подошли. – заметил я, поздоровавшись. – Всего три минуты до звонка, а перемена большая…

- Да Суховеева задержала… - сказал Гоша.

- Это кто такая? – спросил я.

- Математичка наша.

- Вот как…

- Кстати, а где Феликс? – спросила у меня Алла. – До звонка – копейки, а его нет!

- А х..й знает. – ответил я, рассмеявшись сам и насмешив Аллу и Гошу. – Мне самому интересно...

Ещё две минуты мы спокойно проболтали. А потом … раздался звонок.

- Ну и где он? – негодовала Алла.

- Странное дело… Обычно Бандзарт не опаздывает. – заметил Гоша.

- Да. – согласился я, затем помолчал, а потом вдруг вспомнил: - Бл..ть! У меня же щас физ-ра! Вот пи..дец! Всё, ребят, простите, но мне пора бежать.

- Стоп, а как же … он? – спросила Алла.

- Ждите его! Ждите! – успел крикнуть я. – А потом мне всё расскажете! – добавил я и полетел в спортзал, зная, что уже итак опоздал.

Впрочем, никаких санкций за это в отношении меня не последовало. Физ-ра завершилась чуть раньше, чем обычно, и на следующей перемене, я, уже предвидя великие дела, вновь прибежал к известному кабинету. Опять прислонился ухом к двери – и на сей раз уловил оттуда шум учеников. Громыхало стульями.

«Стало быть, пришёл!..» - подумал я и успокоился.

Наконец, как только прозвенел звонок, распахнулась дверь, и шум, продифрагировав, выполз в рекреацию. Он был невероятно мощным и, что интересно, никак не соотносился с тем настроением, которое обычно царит в среде учеников после посещения уроков Бандзарта; более того, на их лицах сияли улыбки!.. Меня это сильно удивило.

«Что, они там закисью азота надышались?..» - подумал было я.

Как только первые ученики с грохотом и гамом уже выбежали на улицу, дверной проём слегка освободился, - и сразу же я заглянул внутрь.

И остолбенел! Вместо Бандзарта за кафедрой сидела … Дарья Алексеевна Щепкина.

- Что за?..

Не лично я, но мои ноги сами двинули меня к кафедре и подвели к Щепкиной.

- Дарья Алексеевна, а… А как это понимать?

Она вздохнула и ответила:

- А так, что и я сама ничего не понимаю.

- Но ведь тут должен быть Бандзарт! – уже конкретно сказал я.

- Должен. Но представь себе, что я, как обычно, сижу в своём кабинете и про себя повторяю вопросы для интервью, - как вдруг … влетает ко мне внезапно Барнштейн и требует, чтобы я немедленно взяла на себя экстренное замещение. Как тебе такое, а?

- Вы, что, сразу поняли? – спросил я.

- Нет, конечно. – ответила Щепкина. – Вот и спрашиваю у Барнштейн: «Вместо кого хоть?» «Вместо Феликса Павловича» - отвечает. И тут я чуть с кресла не упала! Спросила, что с ним, и когда появится, но она: «Ничего не знаю, ничего не ясно!» Тут я всё и поняла. Да вот замещение нагрянуло, пришлось брать. Хотя я до сих пор пребываю в шоке… - Дарья Алексеевна схватилась за голову.

- А связаться? – подумал я.

- Барнштейн пообещала, что свяжется с ним.

- И связалась?

- Вот сейчас и узнаю. Как раз к ней иду. Кстати, пойдём вместе! – предложила Щепкина.

- Я? К ней?

- Да не бойся – рядом постоишь.

- Ну, … ладно.

Итак, пару минут мне пришлось постоять возле кабинета директрисы, куда отважилась зайти Дарья Алексеевна. Потом она выбежала, – достаточно нервно, – и заметалась по сторонам.

- Что там? – спросил я, посмотрев на неё.

- Плохо. Она так и не дозвонилась!..

Я немного помолчал, потом спросил:

- Вообще?

- Вообще.

- Но кто-то может знать, где он? – с надеждой спросил я.

- Сейчас никто не знает, где он. – каменно произнесла Щепкина.

- Что же делать? – задумался я, продолжая глядеть на неё.

- Ладно, пока не будем паниковать. – предложила она. – Надеемся, что он объявится. Но если нет, то перенесём на завтра.

И тут я вспомнил про то, что есть ещё завтра.

- А у меня сейчас, кажись, ещё одно замещение… - безвыходно сказала Дарья Алексеевна.

- С 9а?

- Точно.

После этого разговора я пошёл на биологию. Настроение моё, полностью базирующееся сегодня на разговоре, конечно, заметно испортилось – уже неизвестно было, состоится ли после шестого урока интервью или нет… Но новость об отсутствии Бандзарта дала мне очередной повод для подозрений.

Всё, однако, ещё могло состояться сегодня. Ведь всякое бывает – может, он что-то перепутал, где-то упал или застрял, например, в лифте… Да, и такое случается. Но пока об отсутствии Феликса, про которое уже знали девятые классы и Щепкина, я решил никому из заинтересованных лиц более не говорить – догадывался, какой будет реакция. Да и, раз уж была договорённость встретиться на шестой перемене у Дарьи Алексеевны, - то к чему заранее что-то изменять?!

Сорок пять минут с Шаровой прошли, и Компания рванула к кабинету Щепкиной. Я, Даша, Женя, Арман, Миша, Саня, Люба и Лёха – мы все находились в трепетном ожидании и были сконцентрированы на главном. И я старался не думать о том, что беспокоило меня переменой ранее, потому как по-прежнему был уверен в том, что разговор сегодня состоится.

Дата добавления: 2015-08-02