Глава 27. На самом краю.

Сирена гремела без остановки, разрывая в клочья воздух и выдержку, и каждая частица тела молила: «Беги!» Дан заставил себя замереть на миг, чтобы, оглядевшись, понять: бежать – но куда?

Пролёты лестницы стальными росчерками уходили вверх и вниз, тусклый свет ложился на металлические ступени тревожно-красным пульсирующим налётом. Не было видно ни души. «Девятый уровень», - вспомнил Дан. Моя камера находилась там. Значит, внизу, - по меньшей мере, девять этажей, ангары, технические помещения.

Естественный для городского жителя инстинкт толкал его вниз – туда, где выход, и возможность спастись. Он не двинулся с места. Выход – даже если бы он смог прорваться к нему – вёл в марсианскую пустыню, где он проживёт лишь столько, на сколько хватит воздуха в его лёгких. Пару минут.

Выхода не было.

Пронзительный ритмичный вой заглушал все звуки. Дан ничего не мог расслышать, но уловил, как в пролётах под ним, где-то далеко замелькали тени. По его душу? Окончательно решившись, он бросился по лестнице вверх. Грохот его прыжков – через три ступеньки, с рваными заносами на поворотах – вяз в багровой вате сирены. Чёрная арестантская рубашка моментально прилипла к спине, пот заливал глаза. Ослабевшее за время заключения тело, выложившись в битве, сдавало.

Любые действия вели его к гибели. Он сбежал от убийц, но тем теперь не надо заботиться о прикрытии, избегая «внешних повреждений». Охота на него – беглого заключённого – законна. «Меня пристрелят как животное, - в отчаянии подумал Дан, хватаясь за узкие перила и всем телом бросая себя вперёд. Ярость, спасительно овладевшая им в камере, уходила, и на губах горькой солью проступал страх. – Оружие! Ради всего святого, оружие!»

Он миновал уже три пролёта – с лестницы сквозь прозрачные вставки дверей мелькали однообразные коридоры, - когда тюремная сталь сменилась цивильными пластиковыми панелями административно-технического этажа. Но прежде, чем Дан увидел его, он почувствовал запах – ментоловый табачный дым заполнил ноздри.

Он остановился, тяжело дыша, и задрал голову, пытаясь одновременно не слишком высунуться и увидеть то, что наверху. Его наэлектризованный взгляд столкнулся с расширившимися от страха глазами. Перегнувшийся через перила человек в серой форме округлил рот – и исчез.

Дан бешено рванулся следом. Схватил за шкирку за миг до того, как тот вывалился с лестничной площадки в коридор, и впечатал в стену. Ударил с размаху под дых. Недокуренная сигарета тонкой огненной змейкой скользнула из разжавшихся пальцев на пол и погасла.

- Ни звука! – Дан запечатал ему рот ладонью. Но шум борьбы и так разъедался красным кислотным воем. Парень – на вид сероформенному было едва за двадцать – корчился и хрипел, пытаясь втянуть воздух.

Дан быстро его обыскал – оружия не было. Только початая пачка сигарет и белый пластиковый прямоугольник с двузначной цифрой на нём.

- Кто ты? На какой должности? Отвечай! – Дан тряс его, как куклу.

- Я техник, гражданский специалист… - Дан скорей прочёл по губам, чем услышал хриплый потрясённый шёпот. Теперь он сам заметил, что знаков различия на форме не было.

- От чего этот ключ? – одной рукой он держал парня за горло, другой – подсунул ему под нос карточку.

- От кабинета, где я дежурю, - техник наконец восстановил дыхание. Вместе с ним к нему, казалось, возвращалось и подобие самообладания. Он забегал глазами, явно пытаясь решить, что ему делать.

Дан ударил его наотмашь, по лицу.

- Ты там один? Дежуришь в кабинете один? – ещё один удар, когда утвердительный кивок последовал не сразу. – Если врёшь, я успею тебя убить. Мне терять нечего, в отличие от тебя.

- Я там один, - пробормотал техник, слизывая с губ кровь. – Не… не надо…

Несколько долгих лихорадочных мгновений Дан смотрел на него, решая, как поступить. Не выпуская техника, он шагнул и прижался щекой к прозрачной панели двери, бросил быстрый взгляд в коридор. Кажется, пусто.

- Идём к кабинету, - приказал он. Не дожидаясь ответа, набрал в грудь воздуха и толкнул техника вперёд – как на ревущее красным минное поле. Что ещё остаётся? Бежать некуда, и это решение ничем не хуже других. Быть может, там будет оружие, связь, что-нибудь… Дан бросил взгляд на одеревеневшую от напряжения тощую шею техника, что шагал перед ним по коридору. Заложник – тоже неплохо, это шанс на переговоры. Всё руководство тюрьмы не может быть в заговоре, и можно попытаться… «Приказ убить меня мог поступить только от прокуратора. Не имеет значения, кто знает о нём, а кто – нет. Приказ будет исполнен», - оборвал его ровный голос внутри.

Дан издал сдавленный горловой звук. Техник испуганно покосился на него.

- Вот… мой кабинет.

Вереница одинаковых дверей, разделённых покрытыми матово-белыми пластиковыми панелями стенами, привела их к нужному номеру. Дан, помедлив секунду, прижал карточку к электронному замку. Дал технику коленом под зад, вталкивая внутрь, и шагнул следом, задержав дыхание и собравшись в пружину, не зная, что его ждёт.

Техник не солгал – в кабинете вправду было пусто.

Над пультом радужно мерцали экраны. Единственный стул, присев на колёсики, гостеприимно ждал хозяина. Световая панель купала маленькое, как пенал, пространство кабинетика в тёплом жёлтом свете. После ледяной сини камеры и душераздирающей красной пульсации тревоги это медовое сияние было как благословение. Захлопнувшаяся дверь приглушила завывания сирены, звучавшие теперь будто издалека.

Дан почувствовал, как его накрывает волна облегчения. Иллюзия безопасности, словно в детской игре: спрячешься – и тебя не найдут. Он понимал нелепость этого ощущения, но колени обмякли, захотелось сползти по светлому пластику двери, уткнуться лицом в колени и посидеть так - хоть одну минутку.

Наверное, он так бы и сделал, если бы не настороженный взгляд техника.

- Не дури, - предупредил Дан и толкнул того, заставив опуститься на пол. Не церемонясь, связал его собственным форменным ремнём и шнурками ботинок. Парень, неуклюже отталкиваясь связанными ногами, подгрёб к стене и затих в углу.

Он не пытался сопротивляться во время связывания и теперь молча и внимательно следил за Даном огромными тёмными глазами. Бледность заливала его лицо, но сквозь неё проступал характерный кремово-жёлтый оттенок слоновой кости, который был Дану знаком. Уроженец Марса, понял он, марсенит.

- Что это? – Дан ткнул пальцем в радужное соцветие экранов. Он уже сам догадался, вглядевшись в мерцание изображений, но всё-таки задал вопрос.

Техник разлепил обмётанные сухие губы.

- Контроль системы жизнеобеспечения блока. Регенерация воздуха, поддержка постоянной температуры, всё такое…

Дан кивнул. Лишённое купола здание тюрьмы было сверху донизу пронизано системами поддержания жизни, являясь герметичным ковчегом в гиблой красной пустыни. Техник следил за частицей этой защитной скорлупы.

- Я совсем недавно устроился сюда, - тихонько проговорил техник. – Это моя первая работа…

- В тюрьме? В порядочном месте работу найти не смог? – оборвал Дан попытку сыграть на жалости. Он с грохотом выдернул ящик из пульта-стола и принялся лихорадочно рыться в нём. Бумажки и скудный канцелярский набор. Нет даже намёка на оружие или то, что можно использовать в качестве него. Проклятье! Дан выругался и повернулся к сжавшемуся технику. - Сколько продлится твоя смена? Сюда может кто-то зайти?

Тот молчал. Дан шагнул и занёс руку для удара.

- Три часа, - быстро проговорил техник, со злостью сверкнув глазами. – До конца моей смены три часа. Зайти никто не должен. Во время общей тревоги, - он метнул взгляд в сторону двери, за которой инфарктным сердцем глухо содрогалась сирена, - гражданский персонал должен оставаться на своих местах.

- А ты, значит, курил, когда включили сирену, - усмехнулся Дан. – Не повезло тебе.

Техник посмотрел ему прямо в лицо.

- Наверно, не повезло. Но вам – не повезло ещё больше, - он отзеркалил усмешку Дана. - Камеры слежения в коридоре засекли вас, и скоро здесь будет группа захвата.

Дан был готов к подобному, но пол всё равно зашатался под ногами. Он не заметил в коридоре камер, но глупо надеяться, будто их там не было. Паника накрыла стылой лавиной. Помещение кабинета, секунду назад казавшееся спасительным убежищем, превратилось в западню. Захотелось рвануть дверь и бежать, бежать прочь отсюда.

- Не знаю, как вам удалось выбраться из камеры, но это было ошибкой, - техник внимательно следил за выражением его лица. – Зачем вы это сделали?

Дан не ответил и отвернулся. Стиснул на миг виски, расхаживая мимо скорчившейся на полу фигуры. Страх рвал его на части, и потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы отстранить его, отделить тончайшей плёнкой самообладания. Он чувствовал себя канатоходцем, который идёт над пропастью, но старается не смотреть в неё, сосредотачиваясь на ближайшем насущном шаге.

Камеры наблюдения в коридоре скорей всего были, и парень не блефует. Но им потребуется какое-то время, чтобы отследить его изображение с многочисленных камер. Потребуется время, чтобы подготовить группу захвата. Тем более – у него заложник, они не будут пороть горячку. «Время ещё есть», - Дан старался дышать глубоко и сильно. Самая капелька времени, и лучше ему остаться здесь. Всё равно где погибать, а здесь есть доступ к компьютерам, и витает призрак надежды.

- Сдайтесь, - ровным голосом посоветовал техник. Он сидел угрюмый и собранный. В настоящей схватке парень был не боец, но моральная храбрость у него, похоже, имелась и теперь возвращалась к нему после первого потрясения. – Сдайтесь – это ваш единственный шанс, - повторил техник.

Дан с трудом подавил порыв пнуть его в бок. Сосредотачиваясь, навис над пультом. Небольшие экраны с бегущими показателями датчиков тянулись над ним двухрядной ёлочной гирляндой. Основной экран побольше располагался посредине, узкая серебристая плашка генерировала голографическое изображение.

Дан неуверенно погрузил руки в голубовато-призрачную воду клавиатуры, но тут же отдёрнул, будто обжёгшись. Повернулся к наблюдавшему за ним технику.

- Твой компьютер соединён с общей сетью тюрьмы, - скорее утверждая, чем спрашивая произнёс он. – Так? – Техник с заминкой кивнул, и Дан, вглядываясь в экран, вполголоса продолжил течение своих мыслей. – Значит, с системой безопасности он тоже соединён…

Техник съёжился на миг, но тут же расслабил плечи.

- Вы не сможете к ней подключиться, - уверенно произнёс он. – Сеть общая, но системы автономны и защищены. Это как стена поперёк дороги – путь имеется, а не пройдёшь, - пояснил он снисходительно.

Дан окинул его долгим взглядом.

- Посмотрим, - он придвинул стул, сел и, вдохнув и выдохнув, положил руки на клавиатуру, включаясь в работу.

Он не был профессионалом-компьютерщиком, но определённые – немалые – знания и навыки имел. И теперь пытался использовать их на всю катушку, вкупе с подстёгиваемым адреналином наитием, погружаясь в пепельную глубину экрана, в котором, как звёзда в колодце, мерцала и дразнила всеохватная сеть тюрьмы. Паутина тончайших электронных импульсов, невесомо накинутая на камни и сталь, чтобы защитить их обитателей, снабдить живительным кислородом и окутать теплом, прорезать пространство вездесущими взглядами камер, замкнуть засовы, выжечь зону отчуждения лучами лазеров, предотвратить побег.

Дан, прикидываясь маленькой безвредной букашкой, заскользил по нитям сети, пытаясь составить общую картину, избежать обнаружения и проникнуть в самое сердце невидимой управляющей паутины. Лицо его пылало нервным огнём, но руки, погружённые в бирюзовое сияние клавиатуры, летали стремительно, как у пианиста, играющего знакомую мелодию, разум работал отрешённо и чётко, и, казалось, вот-вот, ещё чуть-чуть и он…

С омерзительным насмешливым звуком экран перегородила надпись: «Доступ запрещён». Дан выдохнул сквозь зубы и осел на стуле, будто его толкнули в грудь.

- Я же вам говорил, - раздался позади довольный голос техника. – Мы тут не лаптем щи хлебаем, и ничего у вас не выйдет. А если б вдруг и вышло, то что вам с того? – помолчав, продолжил обрабатывать его парень. – Ну, отключите вы камеры, ну, дверь какую заблокируете или наоборот… Дальше-то что? Персонал, охрана никуда не денется, и всё равно до вас доберётся. Просто чуть позже.

Дан обернулся так резко, что пружина стула страдальчески застонала.

- Рот закрой, - очень тихо сказал он. – А не то скотчем заклею.

Техник зыркнул взглядом, но, втянув голову в плечи, замолк.

Дан снова приник к экрану. В глубине души он отчётливо понимал, что техник прав: своими действиями он в лучшем случае лишь оттянет неизбежную гибель. Но он не мог перестать надеяться и пытаться. Биться до последнего, цепляться за самый крохотный шанс, ради жизни и своего достоинства, как он его понимал.

Но неудача и слова техника сделали своё дело – концентрация терялась. Мысли его спотыкались, а пальцы то и дело вводили неправильные команды. Взгляд против воли метался от экрана к циферблату часов. Время утекало, и местонахождение его даже при самом удачном раскладе уже обнаружено. Группа захвата вот-вот будет здесь. Дан уже будто слышал визг плазменного резака, вспарывающего запертую дверь, как консервную банку, грохот и резкий озоновый запах выстрелов, чьи сверкающие траектории утыкаются в его тело, превращая в обугленные ошмётки. Он тяжело дышал и уже почти не видел экрана. Быть может, его убьют не сразу. Быть может, ему суждено пройти через пытки и унижения и сдохнуть замученным животным, и он ничего не сможет с этим поделать. Космос великий! Почему?! Почему именно я? Именно сейчас? Сейчас, когда Андрей так близко, и хочется жить и жить…

Пальцы дрогнули, вводя неверную команду, и экран снова развернулся безжалостным серпантином – доступ запрещён.

Дан вскочил вне себя, обуянный отчаянием, страхом, яростью. Времени почти не осталось, он не сможет этого сделать. Внутреннее потрясение нарвало действием, и он, подхватив тяжёлый стул, мощным броском впечатал его в стену, не заботясь о раздавшемся оглушительном стуке, о пленнике, который сжался в углу, пытаясь избежать столкновения с отскочившим предметом. Всё кончено, всё. Молодым, как этот парень, вступая в кипучую жизнь, мог ли он знать, что она оборвётся – вот так.

Вслед за стулом на пол, смахнутая со стола, полетела компьютерная плашка. Покатилась, серебристо посверкивая, в облачке голографической пыльцы. Подпрыгнула пару раз с тихим звоном и замерла, распавшись надвое. Хотя секунду назад Дану, в пароксизме отчаяния крушащему всё вокруг, было всё равно, его тут же пронзило сожаление об упущенном шансе. Сломалась! Он подошёл, нагнулся и поднял обломки. Нет – не обломки: плашка осталась целой, источая бледное экранное изображение, но от неё, будто сухая веточка, отломился маленький продолговатый предмет.

Дан поднёс его к глазам, и у него остановилось дыхание.

На ладони его, тусклая от пыли и долгого неупотребления, лежала -дужка прямого интерфейса «мозг-компьютер».

Он запрокинул голову и расхохотался в голос. Вот дурак! Надо было сразу догадаться. Навороченный компьютерный комплекс, которым оборудовали тюрьму, в своей супер-пупер комплектации должен был включать и прямой интерфейс. Вот только работать им тут было некому, до сего момента…

Он по-прежнему балансировал на краю пропасти, и счёт шёл на последние минуты, но что-то неуловимо изменилось. Рыба попала в воду, а птица – в небо. Может, надежды нет, но попытаться стоит, а в своей стихии и погибать веселей…

- Ну, и что вы собрались делать? – техник перевёл испуганный и подозрительный взгляд с гаджета на его лицо. – Вы не сможете этим воспользоваться.

- Не суди по себе, малыш, - Дан неожиданно для себя самого подмигнул ошалевшему парню. – Лучше смотри и учись.

Бережно, словно великую драгоценность, держа тонкую деталь, он свободной рукой снова водрузил на стол плашку, послушно развернувшую призрачный экран, и поднял стул. Сел, закрыл на миг глаза, будто йог перед огненной медитацией, звуки отдалились, всплески сирены слились с ритмом собственного сердца.

Коротким привычным движением Дан закрепил дужку прямого интерфейса на виске. Невесомое, как паутина в осеннем воздухе, прикосновение охолодило кожу, - и в тот же миг информационный тоннель ринулся на него сверкающей раскручивающейся спиралью.

…Он приоткрыл веки – медленно, с трудом. Так же медленно, будто преодолевая сопротивление воздуха, взгляд скользнул к циферблату. Прошло семь минут. Дан осторожно отцепил запутавшийся в волосах девайс и положил на поверхность стола. Тихий стук показался оглушительным в царившем вокруг безмолвии – вой сирены стих.

За спиной неуверенно пошевелились.

- Вы сделали это… - потрясённо пробормотал техник.

Дан повернулся к нему. Тот открыл было рот, но вздрогнул, увидев его лицо. Дан почувствовал тёплую влагу, стекающую по подбородку. Провёл ладонью, и на ней остался карминово-красный след. Кровь из носа, нестрашно, бывает при слишком напряжённой работе с прямым интерфейсом…

Вытереть лицо было нечем, и Дан просто прижал рукав, откинувшись на спинку стула, и закрыл глаза. Он может позволить себе самую чуточку покоя перед тем, что задумал. Тело наливалось усталостью, мир вокруг казался чересчур медленным и грубо-вещественным, будто он попал на планету с чудовищной силой тяготения, но разум работал как никогда ясно, и внутри сияла грозная просветлённая сосредоточенность.

Он будто снова мчался, беспрепятственно пронизая перекрытия и стены тюрьмы – архангел, всевидящий и всемогущий. Электронные импульсы вместо крови и мускулов. Повинуясь его приказам, слепли камеры, затворялись входы, блокируя врагов, и отворялись другие, прокладывая его будущий последний путь. Основная концентрация тюремного персонала приходилась на нижние этажи. С кротким острым сожалением Дан понял – к воздушному транспорту ему не пробиться, и покинуть пределы тюрьмы он не сможет. Он отвёл сожаление в сторону, будто смахнул пыль, и запечатал подземные уровни. Это задержит их на какое-то время, и он успеет осуществить то решение, что пришло к нему будто прозрение, наполнило ясностью и светом, прогнав страх. Мы все умрём, самое важное – как…

Дан набрал полную грудь горчащего воздуха и встал. Пора!

Техник заёрзал на полу, пытаясь привлечь его внимание.

- Послушайте, пожалуйста, послушайте меня, - взмолился он, и когда Дан остановился над ним, заговорил как в лихорадке. – Сдайтесь, пока не поздно, я дам самые благоприятные показания, какие смогу, обещаю. То, что вы сделали, - это фантастика, это могут лишь единицы, и я не хочу … чтобы вас убили, - выдохнул он и замолчал, кривя лицо, будто вот-вот расплачется.

Невесомая улыбка тронула губы Дана.

- Спасибо, - ответил он серьёзно. – Но, боюсь, ты ничего не сможешь сделать. Меня с самого начала хотели убить, потому я и сбежал, - глаза техника расширились, но Дан продолжил спокойным голосом. – Конца не избегнуть, но это произойдёт – на моих условиях. А развязывать тебя я не стану, - без всякого перехода добавил он, - для тебя так лучше, когда будешь писать объяснительную начальству.

Он кивнул технику и взялся за ручку двери. Но в последний миг замер и снова повернулся к пожиравшему его глазами парню.

- Как тебя зовут?

- Йо…Йожеф, - не сразу справился тот.

Дан усмехнулся. Почти - ёжик: с мокрыми от нервного пота тёмными всклокоченными волосами тот сейчас и правда напоминал напуганного ежа. Дан скользнул по его лицу взглядом, будто подставил на миг ладонь под солнечный луч. Это последний человек, которого он видит в жизни.

- Прощай, Йожеф.

Тот не ответил. Но когда дверь уже закрывалась за ним, в спину донеслось тихое: «Прощайте…»

По коридору стелилось багровое безмолвие. Сирену Дан заглушил, но свет так и остался тусклым, сочащимся, красным. Его шаги уверенным эхом вспарывали тишину. План тюрьмы проступал в памяти отчётливо, как трёхмерная модель. Параллелепипеды блоков в разрезах этажей сходились к высокой центральной башне. Туда и лежал его путь.

Проходя мимо неработающего лифта, Дан уловил далёкие обозлённые крики в глубине шахты. Группа захвата, которую он успел блокировать за минуту до её прибытия. Этажи, по которым он проходил, видимо, были очищены от персонала накануне штурма, и никто не попадался ему не пути. Единственный серый силуэт при виде его метнулся в сторону, затаился испуганно и не двинулся с места, когда Дан прошёл мимо – собранный, готовый к борьбе и спокойный. Его будто нёс вперёд, переполняя собой, поток, могучий, как ночное море, и Дан шёл быстро и мощно, стараясь не расплескать ни капли.

Багряно-красная стрела коридора. Подъём по лестнице в тихом звоне металлических ступеней. Опять коридор, переходящий в узкую галерею в стальных рёбрах опор. Дан понял, что находится уже в центральной башне, когда стены стали отливать нарядным серебристым покрытием.

Он тут же покинул главные коридоры и вышел к невзрачной технической двери. Та была открыта, как он и приготовил, безропотно пропустив его на узкую крутую лестницу, витками убегавшую вверх. Со всех сторон стальными сталактитами нависали трубы систем жизнеобеспечения, вилась бахрома проводов, и свет редких светильников лежал на ступенях призрачным серовато-розовым пеплом.

Дан постоял одно долгое мгновение – и начал свой путь наверх.

Продвижение его было стремительным, но скоро – много раньше, чем он предполагал – холодный звонкий ручей эха, стекавший позади, раздвоился. Продолжал звучать, нарастая, даже когда он остановился, прислушиваясь: его преследовали.

Дан знал, что запас времени достаточен, чтобы без помех сделать задуманное, но всё же ускорил шаги. Усталое растренированное тело тут же откликнулось колотьём в боку, липкой испариной и разрывающим грудь сердцебиением. Стало тяжело, но каждое ощущение он принимал как благодать – от рваных звуков дыхания до льдистой поверхности кованых чёрных перил, по которым скользили кончики пальцев. Он впитывал каждый импульс внешнего мира и собственного тела, пристально разглядывал, прощался…

В детстве, роясь в отцовской библиотеке, которая казалась кладезем чудес, он наткнулся однажды на старинный томик стихов, с выцветших страниц которого чеканной медью пролились слова: «Прощай, крыла размах расправленный, полёта вольное упорство, и образ мира, в слове явленный, и творчество, и чудотворство». Даже тогда, в том юном возрасте, предсмертная чистота и отвага строф поразили его, запомнились и прошли через годы, чтобы теперь проступить в сознании тихой необоримой скрипичной мелодией, на канву которой ложились мысли и чувства его обострённого «я».

Многое, о чём он мечтал в жизни, не сбылось, или сбылось не так, позже и меньше. Но жаловаться было – грех, ведь и сокрушительные неудачи его пропитывало жемчужное сияние творческого порыва, частица которого воплотилась в узких игольчатых телах «персеев», пронзающих стратосферы планет, и – придёт время – вольётся в сверкающую громаду звездолёта. Можно ли желать большего? Он не выиграл изнурительного соревнования с отцом, но пошёл дальше, куда тот – не рискнул. Дерзновенный в сфере мысли, отец испугался последствий совместной работы с рохийцами, и это житейское малодушие разделило его с женой: пламенная Нурия ушла – навстречу огню. Теперь ты можешь гордиться мною, мама. И ты тоже, отец: я снова воссоединил вас двоих.

Всю свою жизнь он вёл бесконечный безмолвный спор, предъявляя уже ушедшим родителям заочные обвинения. Теперь наконец принял их такими, какими те были, со всеми заблуждениями, что туманили и его собственный разум, и страстями, что кипели и в его жилах. Прощай, моя неласковая, чудаковатая семья.

Двойное эхо внизу звучало всё сильней и отчётливей. Дан нёсся, задыхаясь, по ступенькам, но внутренний прощальный поток не прерывался ни на секунду, будто существуя в ином обособленном измерении. Макс, друг мой, верный носорог, с кем связаны лучшие воспоминания юности. Будь счастлив и не вини себя ни в чем, ты сделал всё, что мог. Прощай.

Дан набрал в грудь воздуха, перед самым невыносимо сложным, - но мысли его запнулись, замерли в сопротивлении, оттягивая неизбежное: нет, ещё не сейчас, ещё есть время.

Но время подходило к концу, и спираль лестницы – тоже. Дан вышел на венчающую её площадку и толкнул узкую металлическую дверь. В маленьком помещении за ней свет выцветшей киноварью растекался по шпангоутам механизмов и стеклянным панелям датчиков. В стенном углублении, в отдельных нумерованных ячейках, будто прозрачный колотый лёд, поблескивали респираторы. Дан расправил скомканную тонкую плёнку и приложил к лицу, чувствуя, как скулы и подбородок сводит мятным холодом. Приток кислорода заставил сознание искриться, будто кристалл.

Он тщательно запер дверь – пока не работает электроника, механические засовы задержат преследователей, - прежде чем взяться за тяжёлый овальный гермолюк.

Помедлил мгновение – и шагнул наружу, на плоскую крышу башни.

Закат уже отпылал, но ночь не наступила, и небо, дымчатой чашей накрывавшее серую пустыню, переполняли долгие марсианские сумерки. На горизонте проступал тёмный обод горной гряды. Воздух был неподвижен и холоден, и щекотал ноздри сухим запахом песка.

Дан попытался было успокоить свирепое, разрывающее лёгкие дыхание, но затем бросил – к чему? Скоро оно и так прервётся. Он обратил внимание на сумрак, царивший вокруг: металлическое покрытие под ногами выдавало себя лишь тихими серебристыми переливами, незаметно смыкаясь с сумеречной пустотой. Освещения не было. Видимо, он вырубил его нечаянно, когда ломал о колено компьютерную систему тюрьмы. Но это теперь тоже было неважно.

Медленными шагами он стал продвигаться вперёд. Глаза привыкли, и полутьма обрела очертания. Низкая ограда, обегавшая пространство крыши, казалась чуть размытым гуашевым рисунком. Дан сделал ещё один шаг, и слева, на грани зрения проступил невысокий тонкий силуэт. Он резко обернулся, чувствуя, как искажается под маской лицо, - никого. Больше он не пытался смотреть прямо, вбирая родной образ самым краешком взгляда. Ощущение присутствия накатывало иллюзорным, но мощным потоком, бросая волосы в лицо.

Дан перевёл дыхание и потянулся мысленно навстречу. Прости, мой милый, ты приехал повидать меня, а попадёшь на похороны. Сейчас, когда лгать невозможно, придётся признать, что я себялюбец, потому что хочу, чтобы смерть моя причинила тебе боль. Не сильную, нет! Но достаточную, чтобы остаться тонким едва заметным шрамом. Так случилось, что я стал первой любовью и стану первой смертью в твоей жизни. Надеюсь, этого хватит, чтобы я смог остаться в твоей памяти. Пока ты будешь помнить меня, частица меня будет жить. Нелепое чувство, но я не могу от него избавиться.

Дан сделал ещё один шаг, и горизонтальная перекладина ограды упёрлась ему в колени. Он остановился, но смотрел не вниз, а в пепельную даль пустыни, перетекающую в бескрайность неба. Кровь гудела в висках, сильный порыв ветра выстудил испарину на лице. Как бы я хотел, как бы я хотел быть с тобой и начать всё заново, но мне этого не дано. Прощай, Андрюша.

Прощай, моя любовь.

Он переступил ограду и шагнул в пустоту.

Хотел это сделать – но ставший ураганным ветер заставил закрыться рукой и отбросил его назад. Гул сделался невыносимым, аспидный сумрак дымился и расслаивался тенями. Большой и стремительный снаряд летел прямо на него. Сбитый с ног воздушной волной, Дан приник к поверхности, и продолговатое тело авиетки перемахнуло через него изящно, будто глянцево-серый дельфин в прыжке. Но тут же машина неловко заскакала по крыше, со страшным грохотом тормозя и высекая снопы ослепительных, как бенгальский огонь, ярко-оранжевых искр. Чуть накренилась и, дёрнувшись, замерла. В наступившем безветрии и тишине щелчок откинутого чьей-то рукой блистера прозвучал резко, как выстрел. Раздался тихий стук прыжка, и тенью обозначилась человеческая фигура.

Всё это время Дан не двигался с места, потрясённый. Его остановили на переходной грани, и он всё ещё пребывал там. Но мысль с опозданием заработала. Воздушное судно! Он не смог пробиться к нему в подземный ангар, но оно само оказалось на крыше.

Не разбирая что и зачем, всё ещё в предсмертном чаду, Дан поднялся и, пошатываясь, кинулся вперёд – к напряжённо и молча всматривавшейся в него фигуре пилота.

Схватил за грудки, почувствовав жёсткую ткань ветровки, и с силой толкнул в металлический бок авиетки. Пилот ударился затылком, глухо вскрикнул, но тут же ожесточённо пнул в ответ.

Дан снова схватил его за шею, пытаясь отбросить в сторону и добраться до откинутого крыла входа. Огни авиетки были потушены, но приборная панель струила наружу тонкий голубоватый свет. Сияние это зыбкими мазками обрисовало их безмолвную яростную борьбу – и выделило подёрнутые прозрачной изморосью респиратора юные черты пилота.

Дан судорожно выдохнул и окаменел в движении, как под заклятьем. На одну сокрушительную секунду ему показалось – он утратил рассудок. Но тугое тело, которое он сжимал, было неоспоримо реальным. Глаза над вуалью маски сверкали.

Предсмертное видение его обрело реальность.

- Мстислав Александрович! – к Андрею первому вернулся голос – задушенный, измученный, потрясённый.

- Андрей! Что ты здесь делаешь?! – выдохнул Дан, казалось, самой душой, а не губами.

Но Андрей услышал.

- Огни вдруг погасли, и поле исчезло, я не мог больше ждать и пришёл за вами, - он с усилием втягивал воздух, выталкивая лихорадочный речитатив, и Дан понял, что по-прежнему сдавливает его горло. Он разжал руки, и Андрей тут же всем телом подался к нему, пылкая темнота глаз блестела близко-близко. – Мстислав Александрович! Вас хотят убить, и мы должны бежать.

- Мы?! Космос великий! Мы?!

Ледяным порывом с Дана смело обрывки предсмертной заторможенности, и обрушилась ужасающая реальность. Андрей – здесь, как преступивший закон сообщник, в самом эпицентре смертельной угрозы! Мир зашатался. Дан стиснул запрокинутое к нему лицо, как в тисках, но не успел сказать ничего.

Ослепляющий белый свет прожекторов полыхнул вокруг, резкой болью ударил по глазам. Выбитый люк с грохотом отлетел в сторону, и тёмные сполохи фигур в чёрных шлемах прыжками бросились к ним.

Дата добавления: 2015-08-10