Глава 22. Крах.

- Если всё дело в деньгах, то так и скажите. Назовите цену! – взгляд Куэнты Касильяс обжигал даже сквозь экран видеосвязи.

Дан отгородился ледяной светской улыбкой.

- О чём вы, камрада? «Плазмаджет» готов к совместному проекту. Просто … мне нужно время, чтобы обдумать ваше предложение. Поговорим об этом через неделю.

Пару мгновений рохийка в упор смотрела на него. Затем, дёрнув подбородком в непонятном жесте то ли согласия, то ли презрения, обрубила связь. Экран померк, будто на него выплеснули ведро серой, зыбящейся помехами краски.

Некоторое время Дан сидел без движения, потом стиснул подлокотники кресла и с чувством, в полный голос выругался, давая выход скопившемуся, как заряд в аккумуляторе, бешенству. Почему нельзя было просто отказать рохийцам?! Почему надо было заставить его играть эту клоунскую роль?! Плясать точно дрессированный медведь на обломках собственных надежд!

Но даже сейчас он не жалел, что связался с рохийцами.

Да что рохийцы! Если бы к нему в офис, стуча копытами и помахивая хвостом, ввалился дьявол во плоти и предложил принять участие в проекте первой в истории межзвёздной экспедиции, Дан и с ним бы вступил в переговоры. Надо быть обывателем с рыбьей кровью, чтобы упустить такой шанс, вызов, акмэ карьеры. Хрупкую, как крылья бабочки, мечту из детства.

Ещё три дня назад он думал, что не упустит. Конечно, севасторы уже давно мотали ему нервы, но с самого начала было понятно, что внимания тёмных ангелов славийской госбезопасности не избежать, и необходимость открыть часть проекта скорее выбесила и уязвила, чем напрягла. Давя нетерпение, Дан ждал, когда безопасникам надоест ковыряться в материалах и они оставят учёных в покое.

Так бы всё и было. Если бы рохийцы не лажанулись!

Сами допустили утечку информации, сами подвели его, а теперь эта девчонка смотрит пылающими праведной ненавистью глазами, и он должен улыбаться ей как идиот, не имея возможности выплеснуть свою ярость.

И если бы только ярость…

Под ложечкой запульсировало что-то ледяное и острое, будто в желудок воткнули кристалл нетающего льда. Дан внезапно вскочил, метнулся по кабинету и так же внезапно застыл перед высоким, почти в пол окном.

С верхнего этажа нервная кардиограмма высоток Диаспара была видна как на ладони. На побережье который день бесновались весенние шторма, докатываясь до мегаполиса лишь слегка ослабленным эхом, гоня по небу испуганные косяки облаков, прорезанные узкими лезвиями тревожных просиней. Текучий небесный поток, сверкая, отражался в плоскостях солнечных батарей, и те, казалось, дрожат от натуги, словно готовая порваться фольга.

Штормовой ветер брал город приступом, но посреди вакханалии бури, бликов и вихрей прошлогоднего мусора – приземистой неприступной твердыней возвышалось здание Прокуратория. Тёмный параллелепипед, прихлопнутый сверху, как супница крышкой, лиловой полусферой правительственного Аметистового зала.

Эта крышка с лёгкостью могла прихлопнуть «Плазмаджет», всё его состояние и его самого…

Дан упёрся ладонями в холодную пластину стекла, будто стремясь удержать её от падения под напором бушующего мира. Нет! До этого не дойдёт!

Но крови ему выпьют много, навсегда отравив свинцовым ядом несбывшегося.

Уроды!..

Дан сам не понял, почему вдруг усмехнулся, а когда понял, улыбнулся ещё шире и отлип от неколыхнувшегося окна. Надо же! Прицепилось Андрюшино словцо. Сегодня он наконец увидит своего мальчика. Сегодня они помирятся. Внутри всё омыло тёплой, будто от глотка вина, волной, и ледяная пульсация затихла.

Он не видел Андрея с той самой ночи, события которой наутро показались бы дурным сном, не будь немой очевидности пустых комнат особняка. Теперь мальчишка сидел на базе «Орихалька», дулся и не отвечал на звонки. В чём-то это оказалось и к лучшему. К лучшему, что они были порознь в эти дни: Дан поначалу был слишком раздавлен допросами и крахом проекта, чтобы скрыть своё состояние от Андрея. Но сегодня вечером он поедет на стадион и заберёт мальчика после матча – возьмёт за руку и отвезёт домой.

Так, как делал всегда.

К тёплой пушистой щекотке внутри колючками цеплялись опасения. Конечно, они помирятся, но на этот раз Дан не чувствовал за собой правоты. Мальчишка, ясное дело, нарвался: его капризы, перепады настроения и грубость чиркнули тогда по взвинченному состоянию Дана, как спичка по фосфорной намазке. Но… «Но я перегнул палку», - подумал Дан. Зашёл слишком далеко. Сорвался. Ссорились они и раньше, но никогда ещё в обиде и страхе Андрей не убегал от него в ночь. Позвоночник продрало ознобом стыда. Что сейчас чувствует Андрюша? Как он? Не дай бог, из-за их размолвки мальчик провалит игру.

Рука сама сомкнулась на серебристом окатыше сонофора. Дан, будто выполняя ритуал, звонил каждый день, но Андрей пока ни разу не снизошёл до ответа. Однако пора бы уже ему дать слабину. Наверняка мальчишка измучился, и лишь остатки гордости заставляют его ждать, пока Дан сделает первый шаг.

Ради примирения Дан был готов не то, что сделать шаг, но пробежать марафон. Он развернул к себе стоявшее на рабочем столе стереофото Андрея, глотнул адресованной ему застенчивой улыбки и нажал кнопку вызова.

Несколько вымораживающих душу холодных гудков – и вдруг…

- Здравствуйте, Мстислав Александрович, - голос был тусклый и напряжённый, но это был голос его мальчика.

Вспышка радости рубиновым файером озарила сумрачный кабинет.

- Андрюша! Ну, наконец-то! Ты как? Где ты, мой милый?

- На базе. Скоро мы едем на стадион.

- Я буду на матче. И заберу тебя после игры, - Дан постарался изгнать из голоса вопросительные нотки.

Андрей его будто не расслышал.

- Мстислав Александрович, нам надо встретиться и поговорить.

- Конечно, мой хороший, я понимаю. Вернёмся домой и поговорим.

- Нам надо поговорить, - с сухим напором повторил Андрей. - Ждите меня после игры в холле у служебного выхода.

- Как скажешь, мой милый, - слегка удивился Дан. Обычно они встречались на авиастоянке, чтобы можно было всласть обняться подальше от любопытных глаз. – Удачной игры!.. – его пожелание затерялось в льдинах гудков.

Дан с лёгкой оторопью взглянул на сонофор, но настроение скакнуло вверх. Похоже, первый шаг к примирению сделан. Ну, в добрый путь!

Проблемы всё ещё поддавливали, как хроническая боль, но Дан ощутил в себе озерцо покоя. Всё наладится и утрясётся. Он справится с этим. Холодные бездны космоса будут покорять другие, но в его жизни холодная пустота одиночества навсегда завершилась: его ждёт любимый – чистая душа, чью любовь каким-то чудом он смог заслужить.

Вот только…

Почему у мальчика был такой странный голос?

Натянутый и напряжённый, будто готовая оборваться струна.

Тускло-матовая труба коридора разомкнулась стрельчатым выходом, и Андрей высунулся из арки, как из-за бруствера окопа.

Он нарочно долго возился в раздевалке, дожидаясь, пока возбуждённая после матча толпа болельщиков, журналистов, игроков и прочего футрановского люда выплеснется из «Орихальковой Арены». Расчёт оправдался: эллипс холла, украшенный вдоль стен гирляндами кубков, был тих, сумрачен и пустынен.

Почти.

У выхода маячили фигуры пары охранников, устало копошился парень из обслуживающего персонала, а у дальней стены, под потухшим зеркалом телеэкрана, в тёмном плаще и карминово-красном мазке шарфа – стоял Дан.

Губы Андрея сжались. Вечно Данкевич вырядится будто на званый приём. Пижон чёртов! Вот только когда Дан орал и набрасывался на него, то совсем не выглядел таким красивым и элегантным. Пружина злости скрутилась до упора и, распрямившись, бросила Андрея вперёд.

Пора с этим кончать.

Дан обернулся на остервенелое эхо его шагов.

- Андрюша! – лицо его осветилось улыбкой. – А я уж думал, что упустил тебя.

Упустили, Мстислав Александрович. После секундного колебания Андрей молча пожал протянутую руку. Обнять его Данкевич на своё счастье не решился.

- Поздравляю с победой, мой милый. Ты сегодня просто блистал. Тот гол во втором тайма…

- Мне надо вам кое-что сказать, - оборвал Андрей излияния Дана.

Тот осёкся, посерьёзнел и, склонившись к нему, уже без наигранной бодрости произнёс:

- Мне тебе тоже, Андрюша. Не думай, я не пытаюсь сделать вид, что ничего не случилось. Но давай сначала вернёмся домой. Ты поешь, отдохнёшь, а потом … мы скажем друг другу то, что надо сказать.

Андрей обжёг Дана враждебным взглядом.

- Никуда я с вами не поеду! Мы поговорим сейчас, - он изо всех сил старался захватить инициативу. Не надо это затягивать. Чем быстрей всё закончится, тем лучше. – Сейчас и здесь.

- Здесь? – Дан несколько картинно оглянулся на маячившие вокруг в деланном безразличии силуэты. – Андрюша…

Андрей поморщился:

- Ну, не совсем здесь. Есть тут одно место, где нам не помешают. Пойдёмте.

Он двинулся прочь от выхода, к широкой лестнице, возносившейся ввысь серебристым хай-тековским великолепием. Дан, не шелохнувшись, смотрел ему вслед. Андрей обернулся и топнул ногой.

- Да идёмте же! – спохватившись, он понизил голос. – Это ненадолго. Потом поедете, куда вам надо.

Лицо Дана дрогнуло.

- Хорошо, мой милый. Пусть будет по-твоему.

С высокой и плавной, как девятый вал, лестницы Андрей увёл Дана в переходы и тусклые коридоры, которые прогрызали «Орихальковую Арену» запутанным лабиринтом. Но он скорей заблудился бы в «Саграде», чем здесь. Андрей тщательно продумал место и время для решающего разговора. Именно сейчас – после игры и победы, когда в крови ещё бурлит боевой адреналин. Именно здесь – на стадионе, месте его триумфов, где Дан чужой. Он бы всё равно сделал то, что решил. Но ему нужна вся его сила и уверенность, чтобы не потерять лицо в схватке с Даном.

Перед ними выросла винтовая техническая лестница в огнисто-оранжевых бликах редких светильников. Молчавший до сих пор Дан придержал его за локоть.

- Куда мы всё-таки идём?

Андрей с раздражением вырвал руку и сдавленно ответил:

- Уже скоро, - он затопал по металлу ступеней, когда Дан вдруг негромко рассмеялся за его спиной.

- Ладно, Андрюша! С тобой хоть на край света.

Андрей не замедлил шагов, и душившее его багровое марево злости не рассеялось, но сквозь него пробилось чувство, внезапный укол воспоминания: он ведёт Дана на башню собора, чтобы признаться в любви. Теперь он снова вёл Дана, но – совсем для иного. Кто бы знал, что всё так закончится!

Кто, кто, кто – лязгали под ногами ступени. Кто – скрипнула дверь, распахиваясь в весеннюю ночь. Андрей глотнул терпкого воздуха и отступил в сторону, наблюдая за реакцией Дана.

Бушевавший весь день ветер к ночи наконец стих, и створки купола были раздвинуты над стадионом. Небольшая техническая площадка с кожухами сервисных манипуляторов прилепилась к ободу огромной чаши, будто ореховая скорлупа, балансирующая на жерле вулкана. Вулкан уже потух, отгремел игрой, и в бледном свете одинокого прожектора зелёный газон внизу казался затянутым ряской озерцом.

Андрей ощутил приток сил. В громадном амфитеатре будто всё ещё металось эхо гремевших в его честь оваций. Но для страдающих акрофобией это «ласточкино гнездо» было явно неподходящим местом.

- Классный вид! – Дан перегнулся через хлипкое ограждение, вглядываясь в эллиптические пластины ярусов стадиона. Высота его, похоже, не смущала. – Твоё убежище, мой милый? Чувствуешь себя здесь уверенней? Ты везде находишь свои личные уголки.

Дан улыбнулся, но от его улыбки Андрея перекосило, как от пощёчины. Чёрт, как он догадался! Дан всё-таки слишком умный для него. Читает его, будто книгу. «Ничего! Последняя глава станет сюрпризом», - попытался вернуть себе решимость Андрей.

- Вовсе не убежище. Просто здесь нам никто не помешает, - буркнул он.

Он прокручивал в голове план разговора, пытаясь ухватить за хвост тщательно продуманную, но теперь напрочь забытую первую фразу, когда Дан, как на скамейку усевшись на стальной кожух, с тревогой взглянул на него снизу вверх.

- Андрюша! – негромкий голос Дана отчётливо разнёсся в гулком пространстве амфитеатра. – У тебя такой вид, будто ты несёшь неподъёмный груз и вот-вот надорвёшься. Я тебя очень обидел, мой милый?

- Обидели?! Да ерунда! Вы накинулись на меня, а потом вышвырнули вон! Эка невидаль! – Он опешил от собственного крика. Очень громкого крика. Весь план пошёл вразнос.

- Меня мучит то, что случилось между нами… - начал было Дан, но Андрей не дал ему договорить, ринувшись в атаку.

- Ах, вас мучит! Так это вы тут страдалец! А я?! Как насчёт меня?! Вы унизили меня, оскорбили, вы были будто взбесившееся животное! Да как вы посмели?! Как вы посмели так со мной обойтись?! – ему хотелось бить и крушить всё вокруг, наплевав на последствия.

Дан, хоть сам нередко мог рявкнуть на него, в отношении себя спуску не давал и жёстко гасил попытки повысить голос в разговоре. Ну, теперь пусть попробует! Но Дан молчал, а когда заговорил, его голос прозвучал странно тихо после криков Андрея.

- То, что случилось, только моя вина. Я не стану себя оправдывать. Не в порядке оправдания, но чтобы ты не считал меня … бешеным животным, скажу, что и ты причинил мне боль, мой милый. Ты сказал, что не любишь меня…

Андрей гневно булькнул. Не говорил он такого! Однако он не собирался радовать Данкевича опровержением.

- … Сказал, что ты – не мой, - уточнил Дан, будто это было синонимами. – Понимаю, это было сказано в запале, но так нельзя говорить даже в пылу ссоры, Андрюша. У меня сейчас некоторые трудности на работе, - неохотно добавил Дан, - и твои слова … в общем, как-то всё сошлось нехорошо. Я потерял над собой контроль.

- Что? Работа? – Андрей клещами вцепился в фразу. – Вот скажите, на работе вы тоже на подчинённых кидаетесь? Или там, на ваших друзей-олигархов? А?! Нет! Вот то-то и оно! Там вы контроль не теряете! Это вы только со мной так! Почему?! А?

Дан ответил не сразу.

- Не могу с тобой спорить, - наконец сказал он. – Ты прав, Андрюша, а я нет. Но, не сердись, долго каяться я тоже не умею. Скажу только, что это был последний раз, когда я поднял на тебя руку. Больше такого не повторится. Обещаю. Знаю, что бываю вспыльчивым мудаком, – Дан слабо улыбнулся, - но свои обещания я держу. Разве не так, мой милый?

Не так! Вы обещали мне «Барсу»! Ну и где она?! Андрей открыл было рот, чтобы снова разразиться яростной тирадой, и – не произнёс ни слова. Он вдруг понял, что гнев исчез, выплеснулся с криком, как желчь при рвоте. На душе полегчало, но за свой срыв стало стыдно. К чему эта сцена? Зачем мучить друг друга?

Ведь всё уже решено.

Он махнул рукой, когда Дан неожиданно серьёзным тоном попросил его: «Прости меня, Андрюша. Пожалуйста».

- Прощаю, - буркнул Андрей. – Это всё уже неважно, на самом деле. – Он помолчал, собираясь с мыслями. Ошмётки плана валялись на задворках сознания, но Андрей вдруг понял, что надо сказать. – Мстислав Александрович, я тоже хочу попросить у вас прощения.

Дан оживился.

- У меня? За что же? Но если ты сам так думаешь… - он умолк, без особого успеха пытаясь скрыть блеск в глазах. Похоже, Дан считал, что примирение у него в кармане.

Внутри что-то заныло. Андрей переступил с ноги на ногу. Он уже устал стоять, но ощущение, что он выше Дана, добавляло толику уверенности. Отступив на шаг, он привалился к холодному поручню, обрамлявшему маленькую площадку. Стены амфитеатра вогнутой римановской геометрией срывались вниз, искривляясь, словно поверхность кубка. На самом дне глянцевито отсвечивал изумруд газона.

- Когда я впервые вышел в основном составе на «Орихальковую Арену», то боялся просто до ужаса, - вдруг признался он, не глядя на Дана. Слова падали в огромную чашу, как капли воды. – Сто тысяч человек, и все смотрят прямо на меня. Сто тысяч. У нас в Зиме жителей меньше. Меня от страха наизнанку выворачивало. Но сыграл я хорошо. Только, кроме Мирчи Радека, никто меня не поздравил, - он искоса взглянул на Дана. Тот если и был удивлён внезапной сменой темы, никак этого на показал, и слушал внимательно и серьёзно. - Это профессиональный спорт, и тут каждый сам за себя. Никто не обрадовался, когда из несусветной дыры явился какой-то сопляк и всех подвинул. Я и с Мирчей-то сдружился лишь потому, что он – вратарь, а я – форвард, и нам не надо конкурировать за место в составе.

- Сейчас я привык, да и … ореол славы помогает, - Андрей помахал руками, изображая ореол. – Но тогда было очень тяжело. Очень. А потом я встретил вас.

Дан фыркнул.

- И я быстро добавил тебе стресса. Мне стыдно, мой милый. Правда, стыдно. Всегда удивлялся, как после столь бурного начала ты ещё захотел иметь со мной дело.

Андрей улыбнулся, вспомнив эпохальную разборку после его возвращения из Иркутска. Улыбка тут же выцвела, будто кто-то стёр её с его лица.

- Я раньше тоже удивлялся, Мстислав Александрович. Но потом понял. Просто на самом деле мне понравилось, - на Дана вдруг напал приступ кашля. – Мне понравилось, что вы тогда меня прибили, - кашель резко оборвался. – Я не то, чтобы подумал, но будто хребтом ощутил: если вы достаточно сильный, чтобы меня наказать, значит, вы достаточно сильный, чтобы меня защитить.

Он умолк, и воцарилась полная тишина. Затем Дан тихо спросил:

- От чего ты хочешь, чтобы я тебя защитил, Андрюша?

- От жизни, - спокойно ответил Андрей и уточнил. – Только не хочу, а – хотел.

Сказав это, он бросил на Дана короткий взгляд, затем отвернулся и больше уже на него не смотрел. Он говорил, будто обращался не к Дану, а к пустой чаше стадиона, полной бледного света и яркой придонной зелени. Так было легче.

- Знаете, Мстислав Александрович, я вас в эти дни ругал последними словами, - признался Андрей. – Но потом понял… - на самом деле он понял это только сейчас, - … понял, что вы передо мной ни в чём не виноваты. Вы были честны. Ваш характер, намерения, то, чего вы хотели от меня – всё было ясно с самого начала. Я всё это знал, когда выбрал быть с вами. Надеюсь, вы не льстите себе мыслью, что соблазнили меня? – за сердитой надменностью он скрыл ожог смущения. – Это я вас выбрал! Помните, тогда, в Барселоне, на башне собора я сказал…

- Ты сказал, что любишь меня. Как я могу забыть, Андрюша?

Он не видел лица Дана, но в воздухе витал аромат улыбки.

- Да, сказал… Сказал, что согласен на всё, чтобы быть с вами. И выходит, я вас обманул. Вот за это я и хотел попросить прощения, - Андрей вдруг зачастил, глотая фразы, не позволяя Дану вставить ни слова. – Я много думал о том, что случилось. Думал и думал. Мстислав Александрович! Вы … много значите для меня. Но я понял, что не согласен. Не согласен на всё, что угодно. Не согласен, чтобы меня оскорбляли, не согласен быть для вас одним из многих, не согласен, чтобы меня выставили вон, когда надоем, и заменили другим. Я не могу вынести этих ваших других! – он заставил себя понизить голос, но слова, которые лились столь легко, вдруг куда-то пропали, и концовка вышла скомканной. – В общем … лучше я сам, чем вы меня… Короче, ну вы поняли… Завтра, когда вы будете на работе, я заберу из «Саграды» свои вещи! – наконец выпалил он.

И перевёл дыхание. На мгновение показалось, что самое страшное уже позади. Но тут же Андрей осознал, что самое страшное – не знать, как отреагирует на его слова Дан. Станет упрекать? Взбесится? Огорчится?

Он вцепился в ледяной поручень ограждения, как самоубийца перед последней чертой. За спиной чиркнул по металлу шорох шагов, и Дан без труда и без церемоний развернул его к себе.

Андрей вскинул глаза, - и ослаб, будто ланцетом пустили кровь.

Дан смеялся!

- Ну-ка, ну-ка! Это что ж там за такие «другие»? Поподробней, пожалуйста, мой милый! – Дан весело скалил крупные хищные зубы, держа его за плечи.

Андрей смотрел на него почти в ужасе. Неужели Дан не чувствует к нему совсем ничего?! Он не собирался этого говорить, но слова сами вытолкнулись из горла.

- Я знаю про Тильда Сагитова! И про других тоже знаю! Я знаю про вас! Вы расстаётесь со всеми! Пусть я ни черта не смыслю в людях, но всё же не настолько дурак, чтобы думать, будто с ними вы были одним, а со мной будете другим, особенным, - сжавшись в руках Дана, он говорил болезненно и глухо. Запал уже иссяк. – Может, это нормально. Может, у всех так. Но я так не могу, я не могу…

Дан смеялся ему в лицо.

- О-о! Тильд! Это многое объясняет. Где ты его встретил? В клубе? Так вот отчего ты был такой дикий. Чёрт, надо было мне догадаться, что тут что-то не то! – Дан наконец перестал веселиться и, щурясь, как обожравшийся сметаны кот, переместил руки с плеч на талию Андрея, притянув его к себе. – Угм! Значит, узнал про Тильда. И приревновал. Да, мой хороший? Мне нравится, что ты меня ревнуешь. Ну-ка, расскажи… - Дан осёкся, увидев выражение его лица. – Андрюша…

- Пустите меня, - всхлипнул Андрей. – Дайте я уйду, - он без особого успеха пытался отцепить от себя крупные костистые лапы.

Навалилась такая обессиливающая опустошённость, что трудно было даже стоять. И когда Дан неожиданно выпустил его, он отполз в сторону, хватаясь за поручень, прочь от давящей тёмной фигуры.

Посерьёзнев, Дан несколько мгновений смотрел на него, потом снова разместился на кожухе, перегородив путь к узкой металлической двери, ведшей на лестницу.

- Ну-ну, Андрей! Тише, мой милый. Я тебя выслушал, теперь тебе придётся послушать меня.

Да! Пусть Дан, прекратив лыбиться, выскажет наконец себя, чтобы не осталось никаких иллюзий. Чтобы не осталось ничего…

- Ты, значит, сомневаешься … в серьёзности моих намерений? - устроившись поудобнее, спросил Дан. В голосе его снова прорезались насмешливые нотки, раня Андрея, который чувствовал себя так, будто с него содрали кожу. – Хм! – Дан задумался на минуту, затем, словно что-то решив для себя, внезапно спросил. – Ты знаешь, во сколько оценивается моё состояние?

О чём он, чёрт возьми?!

- Понятия не имею.

- В тридцать миллиардов злотых, - доброжелательно просветил его Дан. – Это, конечно, не только банковские счета, а общая стоимость активов. Как ты думаешь, мой милый, кому они принадлежат? – выдержав паузу и не дождавшись ответа на свой дебильный вопрос, Дан отчётливо выговорил. – Тебе, Андрюша. Те-бе.

Андрей с усталой ненавистью взглянул на него. Долго ещё он будет паясничать?!

- Что вы хотите сказать?

- Только то, что сделал тебя своим наследником, - усмехнулся Дан. - В перспективе, мой хороший, ты являешься владельцем заводов, дворцов … ну, пароходы это анахронизм, но думаю, воздушная флотилия из нескольких сотен прыгунов их удачно заменит. Ты – миллиардер, мой милый. Теперь, внимание, вопрос! – Дан вскинул палец, словно ведущий ток-шоу. – Стал бы я отписывать тебе своё имущество, если, как ты нафантазировал, собираюсь поматросить и бросить? Помощь зала нужна? Или сообразишь сам?

Андрей молчал.

- Не веришь? Я покажу документы, недоверчивый ты мой.

Андрей ничего не ответил.

- Андрюша, ау-у! Какая погода в соседней галактике?.. Да скажи уж хоть что-нибудь! – вдруг взорвался Дан. Ёрнический тон облетел с него и стало заметно, что он нервничает.

Андрей наконец прошептал:

- Мстислав Александрович, но почему?..

- Что почему? – переспросил Дан, не дождавшись продолжения. – Почему я это сделал? Потому что ты – моя семья, и кому ещё я должен оставлять нажитое непосильным трудом. Или почему сказал об этом только сейчас? Ну, я вообще собирался поговорить с тобой не раньше, чем через годик-другой, когда ты подрастёшь и сможешь потихоньку втягиваться в бизнес. Но в связи с … разразившемся кризисом, пришлось скорректировать планы. Иногда материальные факты убеждают сильней, чем пафосный лепет о чувствах. Почти всегда, на самом деле, - подумав, уточнил Дан. – Так удалось мне тебя убедить … компаньон?

Почему-то это смешное словцо, ассоциировавшееся у Андрея со старинными книжками Диккенса, но никак не с собственной жизнью, окончательно вернуло его к реальности.

- Неужели вы мне так доверяете?!

- Я тебя люблю, - ответил Дан.

Андрей прерывисто вздохнул. Прорвав плотину ошеломлённости, облегчение нахлынуло, как волна, накрыло с головой, вымело почти физическую муку, блаженным сиянием затопило весь мир – пока в нём не остался только Дан. Его сидящая тёмная фигура с бледным пятном лица и призывной, как маяк в ночи, полоской шарфа. Они молча смотрели друг на друга через разделяющее их пространство.

- Андрюша! – тихо позвал Дан. – Ну иди же ко мне! Иди ко мне, моя любовь.

И Андрей бросился к нему.

Они целовались будто первый раз в жизни, так пылко и бережно, что сердце забывало стучать, а потом, опомнившись, неслось галопом. Дан втащил его себе на колени, и Андрей прижался к большому сильному телу, зарывшись в складки плаща, неотвратимо тоня, погружаясь в кокон рук, губ, невнятного шёпота, тепла и тонкого, до боли родного смолистого запаха, словно он пригрелся на солнцепёке в сосновом лесу, где знойный воздух пульсирует в ритме биения сердца, обволакивая, содрогаясь, растекаясь в счастливой истоме: Дан любит его, только его, не будет больше обижать, они теперь равные…

Перестав целоваться, они блаженно оцепенели в объятиях друг друга, медленно дрейфуя на грани реальности.

Наверное, надо поблагодарить Мстислава Александровича, подумал Андрей. Он пытался раскопать носом Дановский шарф, чтобы добраться до жилки на шее. Надо поблагодарить, хотя… Он перестал копошиться: здорово, конечно, что Дан так его любит, но всё-таки он никогда не собирался быть … этим самым … миллиардером. Олигархом.

Мысли вдруг хлынули потоком, увлекая его из далёкого блаженного измерения в действительность: а ведь управлять огромным концерном – это такая ответственность! Это просто ужас! Тяжело и скучно. Андрей ещё не знал, чем хочет заниматься после футрана, но уж о бизнесе точно никогда не думал. А теперь выходит и думать нечего. Дан одним махом решил за него его судьбу.

Непонятное ощущение холодной позёмкой толкнулось в грудь, и Андрей затих в объятиях Дана, будто замёрзнув. Но в этот момент его подбросила внезапная мысль. Похоже, к этой бодяге прилагается бонус! Фантастический бонус!

- Что такое, мой хороший? – мурлыкнул ему в ухо Дан.

Андрей прокашлялся и решил зарулить издалека.

- Мстислав Александрович, я хотел спросить… Так значит, у нас теперь всё общее?

Дан рассмеялся.

- Всё общее, Андрюша. А когда-нибудь будет только твоё. Или ты хочешь что-то уже сейчас? – Дан как всегда без труда просёк его маневры. Андрей невнятно булькнул, и Дан взъерошил ему волосы. – Смелей, мой милый! В среду твой день рожденья. Я уже выбрал подарок тебе на семнадцатилетие, но кто сказал, что он должен быть только один? Что ты хочешь, чтобы я тебе подарил?

Андрей глотнул воздуха и произнёс:

- Мой контракт, - голос был странно высоким. Он пёрхнул и повторил нормальным тоном. – Подарите мне мой контракт. Пожалуйста.

Дан ничего не ответил и не шевельнулся, но руки, обнимавшие Андрея, вдруг закаменели точно стальные обручи.

- Зачем тебе контракт? – наконец сказал Дан. - Я сам устрою твой переход в «Орифламму». – Не успел Андрей рта раскрыть, как Дан оборвал его. – А насчёт «Барселоны» я тебе уже всё объяснил!

- Мстислав Александрович! – затараторил Андрей, выгибая шею, чтобы взглянуть ему в лицо. – Я помню! Я вовсе не хочу, чтобы у вас были неприятности из-за меня! Но смотрите, что я придумал. Вы передадите мне мой контракт, а я от своего имени договорюсь обо всём с рохийцами. Такое редко бывает, чтобы игрок сам устраивал свою судьбу, но это ведь не запрещено. В результате вы будете будто бы ни при чём, и у вас не будет проблем, а у меня – будет «Барселона», - он счастливо улыбнулся. – Ну как вам мой план?

- Очень плохо, мой милый, - с холодком обронил Дан. – Твой «гениальный» финт ушами никого не обманет. Всем заинтересованным лицам прекрасно известно, что решаю тут я, а не ты. И твой поступок будет с полным основанием отнесён на мой счёт. Кроме того, - Дан поджал губы, - я сам не хочу, чтобы ты играл в Альянза Роха. Это понятно?

От жёсткого тона Данкевича Андрей потрясённо вскинулся. Опаньки! Приехали! Вот тебе и «компаньоны»…

- Андрюша! – мягче заговорил Дан, погладив его по спине. – Я дам тебе всё, что нужно. И даже больше. Но потакать капризам, - опасным капризам, мой милый, - не буду. Усвой это.

Потакать капризам?! Его мечта для Дана просто каприз?! Не будь у них за плечами столь тяжело давшегося примирения, Андрей бы уже вспылил. Но случившееся сделало его мудрей. Дан действительно может просто не понимать, подумал он, заставляя себя успокоиться. Надо ему объяснить.

- Мстислав Александрович…

Вещать о высоких материях, сидя на острых коленках Дана, было как-то стрёмно, и Андрей переполз на холодный металл кожуха рядом. Данкевич выпустил его из объятий, но взглянул с неудовольствием.

- Мстислав Александрович! Послушайте меня. Я мечтал играть в «Барселоне» с тех пор, как мне исполнилось семь. Уже почти десять лет. Больше половины жизни, - он старался говорить солидно и весомо, но у Дана в глазах вдруг запрыгали черти, будто услышанное его насмешило. – «Барса» играет в самый яркий и атакующий футран на планете. Во всей Экумене! Я хочу играть так же, я влюблён в их игру. А когда я … мы побывали в Барселоне, то влюбился в сам город. Он для нас обоих стал особенным, ведь так? Мне пора уезжать из Славии в более сильный чемпионат. Если бы рохийцы меня не захотели, сочли недостаточно хорошим для своей команды, это стало бы для меня тяжёлым ударом. Очень тяжёлым, но я бы его пережил, просто тренировался бы ещё больше. Но рохийцы считают меня достойным! Они хотят, чтобы я играл в «Барсе»! И я не могу, слышите, не могу допустить, чтобы мою мечту, исполнение которой я заслужил, вырвали у меня из рук какие-то правительственные хмыри! Это неправильно! Это … это просто унизительно! Так не должно быть, - Андрей перевёл дыхание и взглянул на Дана.

Тот внимал ему с прохладным интересом. Непохоже, что его слова тронули Дана. Андрея охватило отчаяние.

- Ну есть же и у вас какая-нибудь мечта! – выпалил он. – Я знаю, что есть! Я знаю про звездолёт! Вот представьте, что чинуши вам запретят…

Не успел он договорить, как Дан уже возвышался над ним, стиснув его лицо в жёстких ладонях.

- Откуда ты узнал про звездолёт?! – рявкнул Дан. Сквозь гнев странным образом сочился страх. – Они приходили к тебе? Тебя допрашивали?

- К-кто? – растерялся Андрей. Глубоко вздохнул, пытаясь взять себя в руки. Дану его не запугать. – Никто меня не спрашивал. Я сам спросил. Спросил Куэнту знает ли она, о чём вы тогда так долго беседовали с Сальватором Альенде. Она мне всё рассказала. Вы скрывали от меня такое чудо!

Дан выпустил его и пантерой заметался по маленькой площадке. Затем снова остановился перед Андреем.

- Значит, Куэнта Касильяс! Опять эта девка! – Данкевич грязно обругал рохийку.

Андрей сжался от выброса злой энергетики. Но упрямство пересиливало страх. Дану придётся это проглотить. Он не станет расставаться со своими друзьями в угоду Данкевичу.

- Как вы можете так говорить о Куэнте! Она ведь теперь ваш партнёр по звёздному проекту как Сердце амистада «Целеста». Так вот, - Андрей попытался вернуться к прежней теме, - вот представьте, что вы хотите построить звездолёт, а к вам вдруг заявятся чинуши и скажут…

- Уже заявились и сказали. И я это пережил. И ты тоже сможешь прожить без своей «Барселоны».

Андрей онемел, пытаясь осознать смысл ледяных слов Дана.

- Вы … отказали рохийцам?

- Ну, формально ещё нет, - голос Дана был таким же невыразительным, как лицо. – Но, по сути, да. Отказал. Проект звездолёта признан политически неприемлемым для государственных интересов Славии.

Андрей медленно поднялся.

- Вы отказали рохийцам?! Но им нужны расчёты двигателя! Без них они не могут… Мстислав Александрович, как вы могли?! Это же звездолёт! Первая межзвёздная экспедиция! Самое небывалое событие за всю историю человечества! Вы что не понимаете, о чём идёт речь?!

- Всё это я понимаю лучше тебя, щенок! – взорвался Дан. – Довольно, Андрей! Ни слова больше!

Он в самом деле умолк.

- Прости, мой милый, - после паузы проронил Дан. Вспышка как будто отняла у него все силы, и он усталым жестом поднёс руки к лицу. – Прости. Мы оба расстроены. Не будем больше говорить об этом, - Дан взглянул на часы и присвистнул. – Космос великий! Уже ночь на дворе. Пойдём-ка домой, Андрюша.

Бросив с пятачка площадки последний взгляд на потухший кратер стадиона, Дан взял молчавшего Андрея за руку и повёл к лестнице.

В этот поздний час коридоры и переходы «Орихальковой Арены» были пропитаны тусклым матовым светом, запахом пластика и мертвенной тишиной. Звуки их шагов казались кощунственно громкими, стекая по спиралям ступеней.

Дан уверенно шёл вперёд и ни разу не сбился, хотя видел дорогу всего один раз. Горячие сильные пальцы его сжимали запястье Андрея, и он без возражений и протеста семенил следом. Но мысли его сдержать было некому, и они текли сквозь сознание, как река, а он лишь стоял на берегу и наблюдал необоримый холодный поток.

Он любит Дана, и Дан любит его. Не поднимет больше руку, раз обещал.

Но в остальном Данкевич не изменится.

Дан не изменится.

Надо или принять его таким, какой он есть, полностью подчиниться, позволить вести себя по жизни за руку, как ребёнка, войти в чуждый мир сверхбогатых людей, где благосклонность прокуратора ценней всех звёзд и великолепия вселенной…

Или же…

Створки выхода с тихим шорохом сомкнулись за ними, отсекая сонные лица охранников. Авиастоянка в оранжевых бусинах фонарей была пустынна. Горбилась хищной птицей авиетка Дана, и чуть в стороне от опасной соседки пузатыми испуганными клушами жались пара такси.

- Андрюша! Куда ты разогнался? – окликнул его Дан. – Тормози. Вот моя машина.

Андрей остановился и взглянул на Дана. Тот стоял в глубокой тени авиетки, и лица его не было видно.

- Мстислав Александрович! Я … я поеду на базу, - голос прозвучал сбивчиво, будто существовал отдельно от окончательной решимости внутри. – Мне надо немного побыть одному. Подумать о том, что случилось. Недолго! – он отступил на шаг к силуэту такси. – Совсем чуть-чуть! – сказал он, отступая ещё на шаг.

Дан подался к нему. Тень тёмной вуалью соскользнула с него, и в призрачном свете фонаря его исказившееся лицо сказало Андрею, что Дан понял всё.

- Ты ведь не оставишь меня…

- Я вам позвоню. Обязательно.

Он ускорил шаги и вдруг споткнулся, когда камнем в спину прилетел рык:

- Ты не можешь меня бросить! – Дан настиг его в два прыжка. – Так тебе надо подумать … мой милый?! – привычная ласка прозвучала как угроза. – Тогда подумай о том, что твой контракт принадлежит мне! После окончания сезона ты не сможешь ни остаться в «Орихальке», ни перейти в другой клуб без моего согласия! И всё равно явишься с повинной головой. Так уж лучше не начинай, Андрей! Ты не можешь уйти от меня, - выдохнул Дан с фанатичной убеждённостью.

Потрясённый, Андрей смотрел на него так, будто никогда не знал раньше.

- Вы не в своём уме, - прошептал он. – Вы правда думаете, что я стану жить с вами из-под палки?! Судите по себе? Смотрю, вам не привыкать прогибаться! – он перевёл дыхание и отчеканил. - Если вы вздумаете шантажировать меня моей профессией, то я сменю профессию. Прощайте, Мстислав Александрович!

Когда он запрыгнул в авиатакси, Дан всё ещё стоял на том же месте и молча смотрел ему вслед. Он смотрел ему вслед, когда стальная птица взмыла в мутно-лиловое от городских огней небо. Неподвижная фигура внизу рывком уменьшилась и исчезла. Но Андрей всё ещё чувствовал на себе этот взгляд: он лип к телу и стекал между лопаток растаявшим снегом.

*****

Позже, много позже, вспоминая то время, Дан не мог отличить яви от бредового сна. Все дни после того, как авиетка с Андреем исчезла в ночном небе, сбились для него в один комок, серый и плотный, словно войлок. Он засыпал, просыпался, работал, отдавал распоряжения, наверное, даже думал о чём-то – но каждая фраза и действие, каждая мысль слоями душной тяжёлой ваты наматывались на сердцевину из свинца: Андрюша бросил его.

Бросил – и поделом! Он увяз в грязи и соглашательстве, стал недостоин своего византийского мальчика, и эта чистая душа от него отшатнулась.

Жизнь казалась дурным сном, но в день рождения Андрея – жемчужно-пасмурный и тёплый день весны – Дан вдруг будто очнулся. Очнулся внезапно и полностью, словно в полутёмной комнате кто-то наконец зажёг свет. Он был один в своём кабинете в офисе «Плазмаджета». Диковинным натюрмортом на столе лежали три предмета: крохотны й изумрудный кристалл, большого формата книга и тонкая стопка веленевой бумаги. На фоне тёмно-стекловидной столешницы они смотрелись загадочно и странно, как волшебные артефакты из сказки, которые должны спасти героя или погубить.

Решение уже вызрело, и Дан больше не колебался. Он подсоединил кристалл памяти к компьютеру, подключился к защищённому каналу связи, – лишь он и ещё вице-президент концерна имели к нему доступ, - и пучок информации мгновенным импульсом вырвался на свободу. Успеха, камрады!..

Всё это потребовало не более десяти секунд.

Последующее заняло гораздо больше времени. Дан долго листал альбом с видами Барселоны, задержавшись взглядом на трёхмерных снимках собора Саграда-Фамилия, затем взял стопку веленевых листов с убористым юридическим текстом и, выровняв их, осторожно вложил в книгу. Окинул подарок критическим оком: чего-то не хватало. Порывшись в столе, он выудил рулон серебристой шуршащей бумаги. На такой распечатывали чертежи, но в качестве подарочной обёртки она тоже вполне сгодилась. Ну, кажется, всё…

Дан вызвал секретаря, распорядился немедленно отправить свёрток экспресс-доставкой и, в нервном возбуждении расхаживая по кабинету, принялся ждать.

Ждать звонка. Малыш простит его. Вернётся к нему. Всё будет, как прежде…

Он так и не узнал, позвонил ли ему Андрей.

Задыхающийся голос Коры Антаровой по внутренней связи попросил срочно её принять. Но в распахнувшиеся двери вошла отнюдь не миниатюрная женщина, - в кабинет хлынул поток высоких существ в зеркально-чёрных, фасеточных, как головы насекомых, шлемах. На локтях и запястьях шипами топорщилось анатомическое оружие.

Двое из них тут же оказались за спиной Дана, ещё не касаясь его, но взяв в клещи. Остальные рассредоточились по помещению, выворачивая ящики стола, роясь в файлах, извлекая память компьютера.

Последним вошёл немолодой офицер, без шлема, в аспидно-серой севасторской форме.

Дан будто во сне взглянул на руководителя группы захвата.

- Какого чёрта…

- Мстислав Данкевич? – официальный тон оцарапал точно наждак. – Вы арестованы.

Дата добавления: 2015-08-10