Светозарный эфир содрогнулся, сморщился, точно фольга, покрываясь тёмными складками теней, и образ грядущего, что в экстазе созерцал Иравади, утратил чёткость. Ментальная картина – столь яркая миг назад – выцвела и потускнела, зыблясь, будто мираж, который вот-вот развеется ветром.
Гипербореец рывком вышел из транса.
Медленно открыл глаза, унимая сердцебиение. Горный пейзаж вокруг был залит розовым утренним светом, и скальный выступ, где он медитировал, покрывала роса. Безмятежность мира контрастировала с острой тревогой внутри. «Что это было? – подумал Иравади. – Что я видел?» Три века усилий магов Новой Гипербореи должны были наконец увенчаться успехом, но что-то пошло не так…
Спуск занял два часа, и когда он наконец достиг авиетки, укрытой среди жёлтых сланцевых скал, то первым делом схватился за сонофор.
- Куэнта? Мне надо встретиться с вами!
- Мне с вами тоже, - донёсся сухой ответ.
Кабинет Куэнты Касильяс был отделан серебристым металликом и выходил окнами на море. Оттуда в тишину комнаты вторгались резкие крики чаек, которые облаком белого конфетти кружили над молом. Иравади невидяще следил за их полётом, обуреваемый растерянностью и досадой на самого себя. Он уехал в горы для медитации, когда вся «Целеста» праздновала получение звёздных чертежей, и пропустил пришедшее следом известие. Данкевич арестован, как такое могло случиться…
- Где вы всё-таки были, Иравади? – сердитый голос девушки прервал молчание. – Опять медитировали в Пиренеях? С вами не могли связаться два дня! Простите, что выговариваю, но вы один из руководителей проекта и должны быть доступны в случае непредвиденных ситуаций. В этот раз обошлось, но…
- Обошлось? – гипербореец резко обернулся к Куэнте.
Та сидела на рабочем столе с такой осанкой, будто под ней был трон. После избрания руководителем Куэнта сменила мальчишеский прикид на строгие брючные костюмы, который очень ей шли, подчеркивая резковатую грацию. Крупный синий сапфир сверкал на руке нового Сердца амистада «Целеста».
- Так вы считаете, обошлось? – повторил вопрос Иравади.
Куэнта спрыгнула со стола и упруго прошлась по кабинету.
- Данкевича, конечно, жаль, - после паузы тихо проронила она, но голос её тут же налился напором. - Расчёты двигателя у нас, и это самое главное! Скоро работа переместится отсюда, - она взмахнула рукой, обозначая корпуса «Целесты», - на орбитальную верфь. Начнётся строительство звездолёта. То, о чём мечтал Сальватор Альенде, станет явью! – слова её прозвучали как клятва.
Продолжая расхаживать взад-вперёд, Куэнта заговорила о грядущем голосовании Совета амистадов в Гаване, когда звёздный проект превратится в общенациональное дело, перебирала содружества, что скоро включатся в него. Ментальная энергетика её захлёстывала Иравади, холодноватая и резкая, будто северный ветер, но с незнакомой пряной нотой, витающей в комнате.
Он слушал, напряжённо размышляя. Куэнта права: арест Данкевича не может помешать реализации проекта. Но что значит его видение? Видение будущего, которое рассеивалось, словно дым. Он взглянул на Куэнту и решился наконец задать вопрос, который единственно его занимал:
- Что с Андреем?
Девушка осеклась на полуслове, застыла посреди комнаты и медленно повернулась к нему. Пряный тропический запах стал слышней.
- С Андреем? – без всякого выражения переспросила она. – Почему вы вдруг вспомнили его?
«Потому что твой проект ничего не стоит без «открывающего пути»!» - гневно подумал Иравади, еле сдержав нетерпеливый жест. Рохийцы были лучшим из возможных орудий для воплощения замыслов гиперборейских магов, но как тяжело работать с непосвящёнными…
- Я считаю себя другом Андрея, да и вы вроде бы тоже, камрада, раз так много общаетесь с ним, - сухо произнёс он. – Что с ним? Он … не пострадал?
Прежде чем ответить, Куэнта выдержала паузу:
- Андрей в порядке. Арест Данкевича его не коснулся. Он о нём даже не знает.
Иравади с облегчением перевёл дух, но последняя фраза заставила его вопросительно поднять бровь:
- Не знает?! Как такое возможно?
Снова Куэнта ответила не сразу.
- Официального объявления об аресте не было, - произнесла она наконец. – Мы сами узнали о нём из донесения разведки, а не из теленовостей. Славийские власти боятся даже заикнуться о звёздном проекте Альянза Роха, чтобы не раскачать внутреннюю ситуацию. Так что Данкевич … просто исчез.
Иравади внимательно посмотрел на девушку.
- Необходимо сообщить Андрею о том, что случилось, - медленно проговорил он. – Отношения, которые связывают его с…
- … закончились! – выпалила Куэнта. В два шага приблизилась она к удивлённому гиперборейцу и склонилась к нему, опираясь о стол худой сильной рукой. Лицо её оставалось бесстрастным, но внутри бушевала буря, и ментальный натиск тропического аромата ошеломил Иравади, будто в него метнули охапку магнолий. Впервые он так отчётливо ощутил эту новую ноту в ауре девушки, и его прошибла догадка. Неужели?..
Он заставил себя вернуться к насущному:
- О чём вы, камрада?
- Они расстались. По инициативе Андрея, - отрывисто пояснила Куэнта. – Он сказал мне об этом, когда я звонила накануне, - она умолкла, а когда заговорила снова, голос её изменился, став мягче и глубже. – Андрей показался мне очень грустным, но был полон планов. Говорил, что приедет в Барселону, будет играть, поступит в университет. Спросил, не научу ли я его летать на биоплане. Данкевич, знаете ли, ему запрещал… - девушка слабо улыбнулась, и улыбка эта предназначалась не Иравади. – Я слушала его и набиралась храбрости, чтобы сказать, когда вдруг подумала: зачем? Теперь-то зачем? Их не связывает больше ничего, но ведь Андрей не сможет остаться в стороне и бросится спасать того, кого спасти нельзя. Так зачем взваливать на него бремя бесплодных усилий и чувства вины? Я не сказала ему и считаю, что поступила правильно, - тихо закончила Куэнта. – А что думаете вы, Иравади?
Тот молчал, размышляя. Какой неожиданный разрыв! Не в нём ли причина нестабильности эфирной картины? Каждое решение «открывающего пути» обладает огромной мощью. В таком случае, чтобы картина будущего восстановилась, требуется время - и только время.
Он испытал облегчение. Угрозы их планам нет! А Данкевич… Что ж, видимо, роль его сыграна.
- Иравади?.. – негромко окликнула его Куэнта.
Гипербореец поднял на неё взгляд.
- Наверное, вы правы, камрада, - ответил он. – Наверное…
Девушка просияла улыбкой, и пряный запах снова накрыл его, ментальный аромат пылкой, необоримой, страстной любви.
Летняя Барселона, полная солнца, солёного бриза и оглушительного стрёкота цикад, лишь смутно тот строгий декабрьский город, по которому бродил когда-то Андрей. Он приехал сюда почти без иллюзий, упорно осуществляя задуманное, но не веря, что на новом месте начнётся новая жизнь. Сильней, чем сам разрыв с Даном, подкосило его безответное молчание сонофора после. Данкевич швырнул ему контракт и захлопнул дверь: теперь живи, как знаешь! А он-то, дурак, уходя, свято веровал, что уносит любовь Дана с собой, будто талисман на вечные времена, будто убежище, в которое всегда можно будет вернуться. Убежище развеялось дымом, и вокруг снова оказался бесприютный огромный мир.
На ветрах его жить было холодно и грустно, но помогала упрямая гордость, и Андрей продолжал играть и учиться, и из Диаспара уезжал с золотой медалью национального чемпионата и школьным аттестатом: не столь блестящим, но всё-таки дающим возможность поступить в университет. Так он и приехал в Барселону, с тощим чемоданчиком, связкой книжек, громадьём планом, но без надежд. Хватит наивности! Новая жизнь не найдётся, как подарок под ёлкой, в тени барселонских платанов. Надо жить прежнюю, пусть невесёлую и одинокую, но ту, которую он выбрал сам…
Стоицизм его пошатнулся и предчувствие чуда зазвучало в душе, когда, спускаясь по трапу стратосферного прыгуна, он вдохнул душистый ветер, веющий с холмов Кольсерола. Серебристый абрис аэропорта, и зелёная линия холмов, и синяя чаша неба – всё виделось очень отчётливо, с той проникновенной резкостью восприятия, что бывает, когда после долгой болезни выходишь впервые на улицу. «Я вправду болел, - подумал Андрей. – Сначала Даном, затем расставанием с ним».
В сквере рядом с аэропортом, где встречала его Куэнта, ветер носил белые лепестки апельсинового цвета. Неуверенная трепетная весна, таящая под яркой обёрткой обманы и хвори, заканчивалась, наступало лето и пора было выздоравливать, жить дальше, идти своём путём.
Ветер носил лепестки и ерошил густые, чёрные, как смоль, волосы Куэнты. Она прижала пряди руками и рассмеялась:
- Наконец-то ты здесь, Андрей! – славийское имя гортанно перекатилось меж влажной белизны её зубов.
- Я здесь, Куэнита, - тихо ответил он ей.
Пожал сухую ладошку и, будто пыльцу на руке, продолжал ощущать тёплое прикосновение, когда они сидели в авиетке рядом.
Куэнта была рядом, когда он подписывал контракт с «Барселоной». В костюме и галстуке, серьёзный и сосредоточенный, выводил свою подпись под уважительными взглядами взрослых мужчин, сам чувствуя себя ужасно взрослым. Куэнта была рядом, когда он вступал в амистад, смущаясь и рдея, собирал в памяти рассыпавшуюся мозаику рохийских слов из заготовленной приветственной речи, а руку холодил перстень-фиор из синего берилла и граната: знаменитая «блау-грана» цветов клуба, которая вот уже столько лет окрашивала своими отблесками его сны, и наконец воплотилась в явь.
Куэнта была рядом, когда, смеясь и болтая, они бродили по пригородам Барселоны, подыскивая дом для него. Дом нашёлся на северной окраине, в тихом районе Сарриа, где пространство города уже загибалось зелёной каймой холмов. У подножия их вились изящные улочки, укрытые древесно-солнечным кружевом и цветами, из которых выглядывали одноэтажные дома, нарядные и разноцветные, как детские кубики. Но его дом был белёным, таким искристо-белым, словно мороженое, что в жару его хотелось лизать языком. По решётке террасы вилась светлая зелень винограда, а сад тонул в яркой пене азалий.
- Ты будешь здесь, как Маленький принц на своей планете, - улыбнулась Куэнта. Андрей фыркнул: планета была ему не нужна, но сердце сладко билось от сознания, что после убогости казённых стен и чуждой роскоши «Саграды» он обрёл наконец свой собственный настоящий, всамделишный дом.
Внутри поначалу было пустынно, и среди редкой мебели гулко и нагло разгуливало эхо, но три комнаты, кухонька и терраса быстро заполнялись вещами и книгами, становясь обжитыми и привычными, как любимая одежда.
В гостиной, выходящей окнами в сад, появился круглый столик, за которым здорово было пить вечером чай, смотреть на закат и разговаривать с Куэнтой. Уставшая и счастливая, приходила она к нему после работы, осматривала случившиеся за день в доме перемены, рассказывала, сверкая тёмными глазами, о звездолёте и оставалась допоздна. В звёздную полночь как верный рыцарь отправлялся он её провожать, и текучий тротуар бросал серебристые отсветы на лицо девушки, таинственно колыхалась листва, пели цикады, от пряных запахов кружилась голова, и однажды, не совладав с головокружением, они соприкоснулись губами. В ту ночь до квартиры Куэнты они не дошли, повернули назад, в полный светлого сумрака дом, где скопившееся желание взметнулось огненной жаркой спиралью, забилось в ритме, которому он впервые не подчинялся, но подчинял…
Андрей проснулся под утро, когда прямоугольник окна посерел. Куэнта спала рядом, и соскользнувшая простыня обнажала угловатую тонкость плеча. Он укрыл её и, тихо ступая босыми ногами, подошёл к окну, толкнул створку, впуская в комнату предрассветную тишь. В мире и в нём было серо и смутно.
«Я не видел Дана больше трёх месяцев», - подумал Андрей, переступая на холодному полу. Жил ли Данкевич аскетом? От слишком очевидного ответа стало ещё холодней. Он закрыл окно, натянул одежду и пошёл готовить Куэнте завтрак.
С той ночи они стали жить вместе.
То было долгое лето, тягучее, словно золотистая карамель. Игровой сезон начинался лишь в сентябре, но Андрей упорно готовился, бегая по вязкому песку пляжей и тренируясь на стадионе с теми немногими товарищами по клубу, что не разъехались на каникулы. Огромная чаша «Ноу-Кампа» была пустынна, будто остывшее жерло вулкана, но, несясь вдоль бровки поля за ярким пятном мяча, он воображал рёв трибун, который сотрясёт эти уходящие в небо ярусы на его первом матче за «Барселону».
В сентябре же должны были начаться занятия в университете. После долгих раздумий и обсуждений с Куэнтой он подал документы на биологический факультет - живое влекло сильней, чем абстракции технических наук, - и теперь каждый день по два часа зубрил научную лексику на рохийском. Разговорным языком он владел уже свободно, легко общаясь с новыми знакомыми в кафе, театрах и на летних фестивалях, куда по вечерам ходили они с Куэнтой. В новую жизнь Андрей погрузился безоговорочно и сразу, всё здесь, казалось, было задумано и создано именно для него. Волшебная страна солнца, дружбы и общего дела, о которой давным-давно мечтал маленький мальчик в сиротском приюте, оказалась правдой, и он её наконец нашёл.
Нашёл родину, дом, Куэнту… Странную девушку с пасмурной улыбкой, от которой становилось тепло. Он понимал, что чувство Куэнты сильней его собственного, что отношения их ничем не напоминают ту сводящую с ума близость, которую он когда-то знал, что независимость и право жить своей жизнью были куплены высокой ценой.
Но они этого стоили.
Поэтому в то утро конца августа, наливая кофе и вполуха прислушиваясь к разговору Куэнты по видеосвязи, Андрей ни о чём не жалел и был полностью доволен судьбой, - когда вдруг со стуком опрокинул чашку.
- … делегация «Плазмаджета» во главе с президентом концерна, - донёсся через дверь гостиной незнакомый мужской голос. Куэнта что-то ответила своему заместителю, и беседа их о скором открытии ежегодного Барселонского авиакосмического салона покатилась дальше, но Андрей её уже не слышал.
Сердце в груди бухало молотом. Данкевич приедет в Барселону! Он невидяще уставился в коричневую лужицу на столешнице, поражённый не только услышанным, но и своей реакцией. Какого чёрта! Что со мной?! Прошло ведь уже полгода!
Андрей взял салфетку и принялся вытирать грязь. Дан приедет в Барселону. Дан… «Я просто хочу на него посмотреть, - успокоил он себя. – Ещё раз посмотреть, прежде чем перевернуть тот лист навсегда».
За высокими окнами Национального дворца – древнего замка, венчающего холм на западе города, - сгущались синие сумерки. Залы его тонули в жарком сиянии ламп и клубились водоворотами гостей. Общественный приём в честь открытия авиасалона был в самом разгаре, но Андрей не участвовал в веселье, забившись в угол, будто раненый зверь.
«Почему? Почему Дан не приехал?» - терзался он, с трудом поддерживая беседу с парой случайных знакомых, выцепивших его в убежище за колонной. Пустой разговор журчал, не умеряя тоску внутри, и Андрей наконец не выдержал.
- Пойду подышу свежим воздухом, - сдавленно произнёс он и, не обращая внимания на удивлённые взгляды приятелей, стал проталкиваться к выходу, не забыв прихватить по пути бутылку таррагонского вина и бокал.
«Почему Дан не приехал? Почему послал вместо себя эту стерву Антарову? Ведь точно помню, что говорили о президенте концерна!» - продолжал думать он, бредя по тропинкам парка. Последние дни в нём накручивалось возбуждение, сухое и трясучее, как лихорадка, и теперь, когда то, чего он так ждал, не произошло, Андрей чувствовал себя раздавленным от разочарования. Самым правильным сейчас было бы отыскать Куэнту, потерянную в круговерти толпы, и провести остаток вечера с ней, чтобы вернуть душевный покой. Но он уже был над собой не властен и в обнимку с бутылкой забирался всё дальше в парк, прочь от шума и сутолоки приёма.
Андрей плюхнулся на ступеньку лестницы, что спускалась на нижний ярус холма, и поставил бутылку рядом. Заросли акаций скрывали его от главных аллей, зато вид на город открывался великолепный. Внизу, за ветвями деревьев, в сверкании огней и жемчужных нитей авиатрасс раскинулась Барселона, и плечи её были укрыты чёрной мантильей моря.
Отведя взгляд, Андрей налил вина и залпом выпил. Жидкость тёплой волной скользнула по горлу, но ледяной комок внутри никуда не исчез. Он со звоном опустил бокал на ступеньку и уткнулся лицом в колени. Как такое возможно?! Как можно любить того, кого сам бросил? Когда знаешь, что поступил правильно? Когда живёшь с другой? Тщательно обустроенная и взлелеянная жизнь его пошла трещинами от одного лишь намёка на присутствие Дана, так что, наверное, к лучшему, что тот не приехал…
Он не знал, сколько времени просидел так. Издалека докатывались отзвуки праздника, но здесь было пустынно и тихо. В ушах отдавалось лишь собственное судорожное дыхание, когда Андрей вдруг различил шаги за спиной.
Кто-то спускался по лестнице.
Он торопливо выпрямился и вытер глаза. Кого там несёт?!
На ступеньку рядом с ним сел Иравади.
- Позвольте присоединиться, Андрей.
Андрей невнятно булькнул и отвернулся, скрывая лицо. Он давно не виделся с гиперборейцем и в другое время был бы рад поболтать с ним, но теперь ощутил лишь прилив злобы. «Какого чёрта навязываешься?! Видишь же, что хочу побыть один!»
Он пересилил себя и, повернувшись к Иравади, светски выдавил:
- Отсюда замечательно видно город. Я…
- Вы ошибаетесь! – с силой перебил вдруг его гипербореец. – Видно смутно, нечётко и с каждым днём всё хуже! Он рассеивается, словно мираж… - последнюю фразу Иравади произнёс шёпотом.
Андрей взглянул на видневшуюся как на ладони Барселону, а затем присмотрелся к гиперборейцу. Тот выглядел необычно: зрачки его были расширены, затопив чёрным прозрачную радужку, а на бледных скулах проступали полоски румянца. «Что с ним?» - удивлённо подумал Андрей. Иравади, казалось, был болен … или находился под действием наркотических препаратов.
- Что рассеивается? – спросил он, чуть отодвинувшись.
- Звёздный проект, - ответил тот.
- А-а…
Андрей раздул ноздри. Благодаря Куэнте он был в курсе всех новостей проекта и знал, что работа продвигается успешно. Заморочки эксцентричного гиперборейца вдруг выбесили до невозможности. «Он припёрся ко мне, чтобы нести ахинею?!»
Еле сдерживаясь, Андрей раздражённо бросил:
- Никогда не понимал, почему вы вообще участвуете в проекте, Иравади. Мне казалось, в Новой Гиперборее не особенно-то интересуются техническим прогрессом…
- Вам правильно казалось, - сухо ответил гипербореец. Он сидел, подобравшись, разглядывая Андрея внимательно и холодно, будто через лорнет. – Меня интересует не звездолёт, а то, что должно быть достигнуто посредством него.
Андрей наморщил лоб:
- Звезда Барнарда?..
- Это тоже лишь средство, - покачал головой Иравади. - Звёздная раса! Вот цель! Новое человечество, подобное богам, перед которым и я, и все, и даже вы будем как дети. Ради этой цели…
- Хватит! – собственный крик поразил Андрея. Он умолк на мгновение и, надрываясь, закричал снова. – Довольно! Я устал от ваших сказок! – он схватил пустую бутылку и, размахнувшись, швырнул вниз. Та описала блескучую дугу и, врезавшись в ступеньку, с треском разлетелась на осколки. – Хватит, Иравади, - тише проговорил он, его трясло от внезапно нарвавшей горечи. – Вы сами-то верите в те байки, что вечно рассказываете? Надеюсь, что верите. Иначе это совсем подло, так бессовестно лгать людям…
- Лгать? – казалось, взрыв его не произвёл на гиперборейца никакого впечатления. – Разве я когда-нибудь лгал вам, Андрей?
- Да! Тогда, в декабре, в мой первый приезд вы говорили, что Барселона – волшебный город, что если загадать в нём желание, оно обязательно сбудется, - он паясничал, пародируя высокопарный тон Иравади. Его уже несло. – Я загадал! Но моё желание не сбылось! Не сбылось!
- Вы загадали быть вместе с камрадом Мстиславом, быть вместе всегда, среди звёзд, если нельзя на земле, - скучным тоном произнёс гипербореец, будто зачитывал техническую инструкцию.
Андрей ошарашено уставился на него.
- Откуда вы… - пробормотал он. – Впрочем угадать было нетрудно. Моё желание не сбылось! – снова с пьяным надрывом выкрикнул он.
- Сбылось, но вы сами бросили Данкевича, - возразил Иравади.
Андрей яростно затряс головой:
- Я не мог иначе! Не мог! Я перестал бы быть собой, если б остался. Мы принадлежим разным мирам, и мир Мстислава Александровича мне чужой…
- Его мир? – со странной интонацией переспросил Иравади.
- Власть, деньги, роскошь, - выплюнул он в ответ и опешил от смеха гиперборейца, серебристого и издевательского. Тот поднялся и взглянул на него сверху вниз:
- Вам, наверное, будет интересно узнать, что мира камрада Мстислава больше не существует. Совсем. От него осталось не больше, чем это, - Иравади махнул рукой вниз, где в свете фонарей блестели осколки. – Всё имущество его конфисковано, «Плазмаджет» национализирован, а сам он…
- Ч-что?! – Андрей тоже вскочил. Опьянение прошло, словно его окатили ледяной водой, и всё вокруг виделось необыкновенно резко, как через выпуклость линзы. «Плазмаджет» национализирован?! Поэтому Антарова возглавила концерн? У Дана не было близких родственников, и если имущество его оказалось у государства, значит… - Что с ним?!
Он не понял, кричит ли он или шепчет, но Иравади вдруг попятился, заслоняясь ладонью, будто от вспышки яркого света.
- Легче! Легче, открывающий пути, - пробормотал он, и в глазах его мелькнул испуг. – Данкевич жив. Шесть месяцев назад назад он был арестован по обвинению в измене, осуждён и этапирован в одну из спецтюрем Внеземелья. На Марс, - уточнил Иравади, взгляд его наливался пугающим выражением. Он повысил голос. – Путь закрывается! Врата схлопываются! Будущее рвётся, как гнилая ткань, – гипербореец будто кликушествовал среди звёздной ночи. - Я не понимаю почему, но для проекта нужны вы оба. Вы должны снова открыть путь, Андрей!
- Вы сумасшедший, - прошипел Андрей, наступая на гиперборейца. – Вы налгали про Дана! Я вам не верю!
Иравади упёрся в парапет лестницы и замер, спокойно глядя на него.
- А Куэнте Касильяс вы верите? Так спросите у неё.
В шесть утра сквозь прозрачный купол просочился серый, пепельный свет. Мигнув, автоматика выключила освещение, и зал круглосуточного инфоцентра погрузился в рассветный сумрак. На его размытом фоне отчётливо проступали ярко-синие экраны компьютеров. Андрей оторвался от дисплея и с силой потёр лицо. Голова была тяжёлой, но ужас, хоть и загнанный вглубь, нашатырём продирал сознание, отзываясь липким холодом в ладонях.
Что они сделали с моим Даном…
Он ушёл из дома в ночь после бурной ссоры с Куэнтой, эхо которой всё ещё металось в голове, и просидел здесь несколько часов, по крупицам выуживая в сети информацию, которая могла оказаться полезной. Андрей снова бросил взгляд на экран: статьи законов, текст уголовного кодекса, отзывы о самых пронырливых и дорогих адвокатов… Выглядело не очень обнадёживающе, но начинать придётся с этого.
Он скопировал файлы на кристалл памяти и выключил компьютер.
Уже окончательно рассвело, и свет солнца сверкающим лаком покрывал дома и улицы города. Авиетки, скользя в высоких потоках авиатрасс, бросали вниз бегущую рябь синих теней. Текучие тротуары несли нарядных людей, и за ними вился флёр разговоров и звонкого смеха. Мир вокруг пробуждался, оживал, находился в вечном движении и, казалось, не ведал о зле и страданиях, и Андрей смотрел на него отчуждённо, будто через стекло.
Он пошёл пешком, не напрямик, выбирая самые глухие переулки и пустыри, где шёл один, и был один, и, спасая Дана, рассчитывать мог только на себя. Он сжал кулаки и оскалился. Рохийцы, столь многим обязанные Дану, не сделали для него ничего! Ничего!
Андрей понимал, что официальное вмешательство невозможно: Данкевич был гражданином другого государства и, к тому же, обвинялся в сотрудничестве с Альянза Роха. Но есть ведь и неофициальные способы! Закулисный торг, шантаж, угрозы и подкуп. Может, арестовать пару шпионов, а потом обменять их на Мстислава Александровича? Тогда он наконец заметил жалостливый взгляд Куэнты и умолк, кусая губы. «Ситуация слишком сложная», - сказала она. «Нельзя рисковать проектом ради одного человека», - сказала Куэнта. «Я бы отдала жизнь ради звёзд», - добавила Сердце амистада «Целеста».
Андрей ничего не ответил и вышел прочь.
Он шёл и шёл, почти бежал, и воспоминания о минувшей ночи мешались с реальностью, кружась вокруг ворохом фраз и лиц, и гул в висках не смолкал. Бездушный металлический лязг, с которым сталкивались сверхдержавы, сражаясь насмерть, змеиный шелест гиперборейских интриг, непрекращающаяся война за идеалы и власть, бескровная, но смертельная, где ему неоткуда было ждать помощи…
Ему было страшно, и сердце содрогалось при мысли, что сделали с Даном, его гордым и сильным Даном, мир которого был разгромлен. Но и страна солнца, прельстившая Андрея, оказалась лишь миражом, что таял на глазах, рассеивался, исчезал. В пустой враждебной вселенной у него не осталось никого, кроме Дана, а у Дана – никого, кроме него.
Только они двое друг у друга.
И вопреки отчаянию и страху, вопреки всему из глубины души поднималось могучее чувство, что бывает лишь после чудовищных катастроф, когда самое страшное уже разразилось, лежит в руинах земля, но высокое небо прозрачно, и остаётся лишь надеяться и бороться…
Дом был пуст. Куэнта ушла на работу, оставив в кухне для него завтрак, укрытый мохнатой жёлтой салфеткой, чтобы сберечь тепло. Андрей сунул руку под ткань и потрогал керамический край посуды: тот был холодным.
Он прошёлся по комнатам, осматриваясь с таким отстранённым удивлением, словно не сам обставлял их. Затем начал собираться. Брал только самое необходимое, которого оказалось столь мало, что светло-серая с белыми полосками спортивная сумка кукожилась впалыми боками. Закончив сборы, он сел в гостиной за стол и устало уронил голову на руки. «Надо ещё раз обдумать план действий», - решил Андрей – и провалился во тьму.
Когда он проснулся, день склонялся к вечеру. В углах комнаты сгущались сизые тени, и поднявшийся ветер волновал сад, наполняя воздух тревожным шорохом. Тело затекло от неудобной позы, но сознание было ясным. Он ещё раз перебрал в сумке вещи, проверяя, не забыл ли чего, и стал ждать, пока на посыпанной гравием садовой дорожке не захрустели шаги.
Куэнта замерла в проёме гостиной, вспыхнула улыбкой, которая медленно стекла с её лица, когда она увидела сумку и розовый корешок билета на стратосферный прыгун.
Несколько долгих мгновений они смотрели друг на друга через сумрачное пространство комнаты.
- Куда… - Куэнта спросила так тихо, что Андрей не расслышал окончания фразы, но понял.
- Сначала в Диаспар, - ответил он. – Потом - на Марс.
Не таким представлялось ему прежде первое космическое путешествие, но что ж…
В лице Куэнты ничего не изменилась, но она вдруг вскинула руки и с силой вцепилась в ворот рубашки, будто тот душил её.
- Ты ничем не сможешь помочь ему, - ровным голосом сказала она, не выпуская ворот. – Ты даже не сможешь получить с ним свидание. Вы ведь не родственники…
Андрей молча встал и поднял с пола сумку.
- Если ты не вернёшься до начала чемпионата, тебя дисквалифицируют, - всё тем же невыразительным, как у автомата, голосом произнесла Куэнта.
Он шагнул к двери.
Куэнта стояла в проёме, загораживая выход, но вдруг неловким движением дёрнулась в сторону, будто её толкнули, и, как кукла на шарнирах, повернулась к нему. Глаза её, огромные, чёрные и сверкающие, словно ночное море, дрожали.
Сердце у него сжалось. Андрей шагнул к ней и, стиснув в ладонях вскинутое лицо, поцеловал сухие горькие губы.
- Прости, Куэнита, - шепнул он и, не оглядываясь, вышел.
Но прежде чем закрылась дверь, тихие, словно дыхание, слова скользнули следом и невесомым семечком одуванчика опустились на левое плечо: «Te amo…».
Я люблю тебя.
Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Глава 22. Крах. | | | Глава 24. Город заката. |