|
Удар!.. С певучим стоном мяч врезался в стойку ворот и рикошетом отскочил в угол штрафной. Хавбек промазал. Но за секунду до того, как кожаный шар коснулся земли, - Андрей был уже там, первым на добивании.
Время не замедлилось, он сам ускорился, разрезая мгновения, как тягучую патоку, вбирая в сознание тяжёлое дыхание защитника, его тушу, медленно – слишком медленно! – идущую на перехват, толчею своих и чужих у прямоугольника ворот, ноги, руки, тела, яростную борьбу и сквозь них, как нить сквозь бусины ожерелья, безупречную биссектрису удара.
Мяч послушно вздыбил сетку ворот, прогнувшуюся, словно восклицательный знак. Голкипер с енотовой шевелюрой, признавая поражение, картинно вскинул руки к лицу. Спустя миг Андрея уже хлопали по плечу, ерошили волосы, поздравляли, и в толкотне потных тел он не сразу заметил, каким ослепительно-синим вдруг стало небо, изумрудно-зелёной – трава газона и счастливым – мир…
Позже, когда двусторонняя тренировочная игра закончилась, и игроки «Орихалька», галдя, копошились в раздевалке, Мирча Радек подгрёб к нему вальяжной походкой. Мелированные пряди вратаря были ещё влажными после душа, а на лице неизменной праздничной иллюминацией сияла улыбка.
- Уел, уел ты меня сегодня, Андрюха, по все статьям уел! – звонкий голос Радека легко перекрыл гул раздевалки. – Но… я тебя прощаю, - в шуточном жесте примирения голкипер протянул ему руку. - При условии, что в следующую игру ты «Зениту» так же наваляешь.
Андрей пылко потряс костистую лапу, радуясь, что приятель, с которым судьба в лице тренера развела его сегодня по разные стороны баррикад, не затаил обиды.
Вместе с остальными игроками они выплеснулись из дверей раздевалки. Несколько молодых ребят из числа приезжих, отпочковавшись от общего потока, побрели вглубь базы, в свои комнаты. Андрей проводил их полным превосходства взглядом. Пару месяцев назад он брёл бы вместе с ними, но теперь…
Теперь он ехал - домой.
Авиетка – новенькая, с иголочки, недавний подарок Дана – дожидалась его на стоянке, поблескивая в лучах уже почти весеннего солнца.
Ах, блин, вот и март на носу! А там и конец сезона не за горами. И что-то будет дальше? Радостное настроение внезапно отхлынуло, и Андрей помрачнел.
- Андрюха, пойдёшь завтра с нами в «Жару»? – голос Мирчи вырвал его из тревожных дум. – Музычку живьём послушаем, развлечёмся…
- Спортивный режим понарушаем, - буркнул Андрей.
Вокруг раздались протестующие голоса. Мирча заливисто рассмеялся.
- У-у, какой ты правильный! Не боись, всё законно. Руководство разрешило, культурно-массовое мероприятие для укрепления командного духа, так сказать. Почти весь «Орихальк» идёт.
Андрей медлил. Раньше он отказался бы на автомате, но теперь у него уже была за плечами пара подобных «мероприятий» с одноклубниками, и всё выглядело не так уж страшно, а скорее даже привлекательно: будет живая музыка, смех, лёгкая искристая атмосфера, в которой, быть может, отступит грызущее его последние дни беспокойство…
Но ещё ведь у Мстислава Александровича отпроситься надо.
- Спасибо, Мирча. Я… я подумаю.
- Давай думай. Если надумаешь, то завтра в шесть.
Закинув спортивную сумку в авиетку, Андрей вскарабкался внутрь. С тихим шорохом опустилась дверь, и плавно, как пёрышко, металлическая птица вознеслась в небо. В накренившемся от виража окне он разглядел запрокинутое лицо голкипера. Тот улыбался и махал ему рукой, и другие игроки тоже. Он помахал им в ответ.
Интересно, подумал Андрей, откидываясь на сиденье, знают ли ребята, откудау него появилась собственная авиетка и куда она его увозит после игр и тренировок? По тому, как старательно одноклубники избегали задавать вопросы на эту тему, можно было с уверенностью предположить: знают. Но, похоже, здесь, в огромном мегаполисе, пресыщенном и эксцентричном, подобными отношениями никого не потрясёшь.
Мелькнули на горизонте и закатились куда-то вбок шпили Диаспара, авиетка заложила вираж, разворачиваясь в сторону моря. Под узким корпусом металлической птицы стремительно бежали леса, ещё голые и бурые, но готовые вот-вот вспыхнуть клейкой весенней зеленью.
Андрей невидящим взглядом смотрел в окно. Футран как всегда встряхнул его, но теперь воодушевление осталось далеко, и мысли вернулись в привычную болезненную колею. Так что же делать: попробовать снова поговорить с Даном? Или … или ещё подождать, пока тот сам соизволит? Но сколько ж можно?! Он весь измучился в этом подвешенном состоянии, болтается, как муха в паутине, с того самого дня, как открылся Данкевичу.
Когда он поведал Дану печальную повесть своих бедствий, тот выслушал его спокойно и без особого сочувствия, но финальный вердикт засиял для Андрея ярче тысячи солнц: «Будет тебе твоя «Барселона», мой милый».
С тех пор прошёл месяц.
Дан больше не проронил об этом ни слова.
Пара робких попыток выяснить, как же обстоят дела, наткнулись на неожиданно жёсткое и обидное: «Не канючь. Я этим занимаюсь. Скоро поговорим». «Скоро» никак не наступало, время шло, солнца одно за другим коллапсировали в чёрные дыры, и Андрей с содроганием ждал, что вот-вот его призовут в огромный кабинет с пустыми высокими окнами, под тёмные очи Иржи Бенды – а то и самого Берзина – и объявят, что лежит ему путь-дороженька в Лондон, прямо пауку в жвалы…
Почему Мстислав Александрович молчит?! Неужели у него ничего не вышло?! Делает ли он хоть что-нибудь?! Как же плохо не быть хозяином своей судьбы!..
Мягкий толчок посадки прервал процесс философских обобщений. Андрей выполз из авиетки и хмуро огляделся: вилла, море и парк – всё было на своих местах.
Здесь, на побережье, царила удивительная тишина: только мерное шорханье волн да редкие чаячьи вскрики. Обрамлённая глянцевитой зеленью олеандров «Саграда» лебединым крылом сияла на фоне неба. Взмахом беломраморной лестницы вилла тянулась к морю, и Эвксинский Понт послушно ласкал ступени, словно ножку капризной красавицы.
Ветер растрепал Андрею волосы, и он глубоко вдохнул морской воздух, такой терпкий и бодрящий, что его хотелось расфасовать в целебные склянки и продавать вместо всех лекарств на свете. Тревога и беспокойство притупились, сменившись внезапной решимостью. Надо ещё раз поговорить с Даном, когда тот вернётся с работы. Решительно и по-взрослому! Сегодня же! И… и всё будет хорошо. Ведь Мстислав Александрович обещал.
Немного успокоившись, Андрей побрёл в дом. «Саграда» была всё той же, какой он впервые увидел её полгода назад: светлая, безупречно изящная, полная медовой солнечной тишины, книг, картин, редкостей и чудес.
Немного чужая своей роскошью.
Он шваркнул спортивную сумку на пол холла, и баул испуганной дворнягой свернулся под антикварным столиком. До возвращения Дана оставалась ещё пара часов. Андрей любил эти томительно-сладкие часы ожидания. Плохо, что Дан возвращается домой позже него. Но как же здорово, когда есть кого ждать! Однако теперь в мелодию предвкушения вплеталась новая нота, резкая и нервная, как тиканье часового механизма.
Они поговорят. Непременно поговорят. И всё будет хорошо.
Совершив набег на кухню, Андрей оборудовал наблюдательный пост в библиотеке. Стрельчатые окна выходили прямо на лужайку перед особняком. Он сразу же увидит Дана, когда тот вернётся. Сканером косясь в окно, он грыз яблоко и пытался читать книгу по истории Альянза Роха. Книга была о рохийцах и на рохийском, но Андрей читал уже довольно бегло, без труда разбирая лексику и сложные синтаксические конструкции.
Куэнта говорит, он очень способный…
За стеклом мелькнула тень авиетки, и тут же на стене вспыхнул лепесток интрафона, отозвавшись раскатистым баритоном Дана: «Андрюша, я дома!»
Раньше, чем замерли звуки родного голоса, книжка полетела на пол, а Андрей – к дверям. На полной скорости он вынесся в коридор, споткнулся о «черепашку» робота-уборщика, вскочил, потирая ушибленную ногу и ликующим колобком выкатился в холл – прямо в руки Дана.
- Ну-ну, мой хороший, ты меня с ног собьёшь, - рассмеялся тот, стиснув его в объятиях.
Андрей сопел, блаженно жмурился, подставляя лицо для поцелуя, ёрзал, пытаясь обнять в ответ. От Дана могучими волнами исходили тепло и свет, озаряя дом, весь мир, сметая его тревогу.
Они поговорят. И всё будет хорошо. Всё будет хорошо.
- Андрей, ты ужинал?
Он покачал головой.
- Ну и почему спрашивается?
- Вас ждал, - нахально ответил он. – Без вас у меня аппетита нет.
Полтонны сгрызенных конфет и яблок – не в счёт. Дан хмыкнул, довольный его ответом.
Сидя в гостиной за сервированным, словно в ресторане, столом, Андрей исподтишка разглядывал Дана, разрабатывая план атаки. Судя по всему, настроение у Дана хорошее. Это удачно. Как бы теперь половчее подкатиться…
- Как прошёл день, мой милый?
Андрей уже знал, что ответить «хорошо» или «нормально» - нельзя. Мстиславу Александровичу требовался подробный доклад: с чувством, с толком, расстановкой. Собравшись с мыслями и выдав детальный отчёт, он неуверенно добавил:
- Меня тут ребята в развлекательный центр позвали. Руководство разрешило. Так просто посидеть, там ещё певец будет выступать, этот, как его … известный…
- Сходи, Андрюша, - после паузы разрешил Дан. – Тем более мне завтра придётся задержаться на работе. Но в девять, - Дан одарил его стальным взглядом, - жду тебя дома.
- Конечно, Мстислав Александрович. А … у вас как день прошёл? – волнуясь, закинул удочку Андрей.
Дан пожал плечами.
- Всё как всегда.
Андрей молчал, ожидая продолжения. Продолжения не было. Он с трудом подавил вспышку раздражения. Да почему же Дан его за сущего ребёнка держит?! Никогда ничего не расскажет! И во всём-то он так: наобещал – и молчит!
Андрей резко отодвинул тарелку. Гнев придал смелости, и голос прозвучал неожиданно твёрдо.
- Мстислав Александрович, нам надо поговорить.
Дан выпрямился, облокотившись на стол.
- О чём же, мой милый?
- О… - Андрей слегка притух под проницательным взглядом Дана, но мысли вдруг совершили спасительный стратегический кульбит. – О … о моём образовании. Я хотел поговорить с вами о моём образовании, - уже твёрже повторил он. – Я ведь в этом году школу заканчиваю.
- Я в курсе, Андрюша, - губы Дана тронула улыбка. – Рад, что ты наконец проявил интерес к этой теме. Футран футраном, но и профессия нужна. Решил уже, куда поступать? На какую специальность?
Андрей замялся.
- На социологию, наверное. Или атомную физику. А вот ещё астробиолог – интересная профессия…
- Самое главное – востребованная, - поддакнул Дан.
- … Но мне надо знать, где я буду играть в следующем сезоне! – вдруг с отчаянием выпалил Андрей. – Чтобы знать, куда поступать! В Барселонский университет или ещё куда-то… В Лондонский, например… - тихо закончил он и впился взглядом в Дана.
Данкевич с трудом подавил усмешку. Лондон или Барселона – что и говорить, чудовищная дилемма! Особенно для приехавшего из сибирской глухомани мальчишки-сироты. Максим прав: это просто детская прихоть, вбил себе в голову и теперь вынь ему и положь ненаглядную «Барсу». Астробиолог ты мой…
Но неприятный разговор действительно не стоило больше откладывать, раз документы практически готовы.
- Я тебя понял, Андрей. Что ж, давай поговорим, - Дан скользнул взглядом по бледному лицу на другом конце стола, отставил чашку с кофе в сторону и тщательно, как хирург перед операцией, вытер салфеткой руки. – Я беседовал насчёт тебя с Максимом Яковлевичем…
- Так вы всё-таки занимались моим делом? – вскинулся Андрей.
- Естественно, занимался. И могу тебя успокоить: вариант с «Камелотом», который был тебе так не по душе, отпал. Максим Яковлевич, - Дан выдержал удовлетворённую паузу, - от него отказался. Твои бумаги уже готовы и отправлены на регистрацию в ЭФФу. Это обычная формальность, и я сам собирался через пару дней…
В этот момент Андрей с грохотом вскочил, едва не опрокинув стол. Он был бледен, словно перед расстрелом.
- Мои бумаги?! Так эти уроды меня всё-таки продали?! Не Аронову?! Но кому?!
- Сядь, пожалуйста, - поморщился Дан. – Андрюша, без фанатизма. Мы обсуждаем твою будущую карьеру, а не вопрос жизни и смерти. Если под «уродами» ты подразумеваешь руководство «Орихалька» и Максима Яковлевича, то да, они продали твой контракт. Не Аронову. Мне.
Андрей опрокинулся на стул. Моргнул.
- Вам? – ещё раз моргнул. – Вам?! Вы выкупили мой контракт?! – его глаза вспыхнули. – Мстислав Александрович, вы просто гений! Мне такое и в голову не приходило… Так, значит, вы теперь, ну … мой начальник?!
- Думаю, в этом нет ничего нового, мой милый, - усмехнулся Дан.
Андрей его уже не слышал. Статуэткой обмерев на стуле, он вперил в пространство отрешённо-блаженный взгляд, и Дан мог поклясться, что видит, как радужным потоком несутся взахлёб мысли мальчишки. Он догадывался в каком направлении…
Андрей встрепенулся.
- Но если вы выкупили мой контракт, - Андрей сфокусировал взгляд на Дане. – Если вы теперь главный. Если от вас зависит, где мне играть, - торжественно роняя фразы, он будто восходил по ступеням к хрустальному дворцу. – То, ну, значит … я буду играть в «Барселоне»! Мстислав Александрович, я вас так люблю! – он вскочил на ноги и, казалось, вот-вот сиганет через стол Дану на шею.
Дан вздрогнул, но быстро взял себя в руки. Надо сделать всё быстро, чётко и наотмашь, а потом… Приласкать и пожалеть. И мальчик будет в норме.
- Прости, Андрюша. Я помню своё обещание, но обстоятельства изменились. «Барселона» отменяется. Это исключено.
Андрей осел, словно проколотый шарик.
- Они … меня не захотели?
- Рохийцы? Предложения от них поступали, сначала Максиму Яковлевичу, недавно – мне. Я его отклонил.
- Отклонили?! П-почему?!
- Сейчас объясню, мой милый, - Дан говорил ласково, однако ноздри защипало от гнева. Он с самого начала решил, что не станет скрывать от Андрея подлинную причину. Хватит! Пацан заигрался! Эти его разговоры, пламенные интервью, растущая стопка рохийских книжек, которые тот, поняв, что его интересы не одобряются, усердно ныкал на задних полках библиотеки в твёрдой уверенности, что Данкевич ничего не замечает, - этому пора положить конец. Пусть видит последствия своих действий.
Холодно и чётко, как на совещании совета директоров, Дан обрисовал ситуацию.
- Ты стал развиваться куда-то не туда, Андрей, - добавил он под конец. – Но даже не будь этого, я рад, что твои пути с рохийским клубом не пересеклись. В последнее время отношения Альянза Роха с нами и атлантистами снова обостряются. Окажись ты там в такое время, то будешь втянут в опасные игры. Так что всё к лучшему, - жёстко подвёл итог Дан.
В гостиной повисла льдистая тишина. Дан ждал, что вот-вот она треснет, обрушится криками, возмущением, протестом, даже слезами, и приготовился в зародыше давить мятеж.
Но Андрей молчал. Он смотрел куда-то в сторону, бледный и внешне спокойный, с тем замкнутым, маскообразным выражением лица, которое Дан видел у него только в их первые встречи и уже успел подзабыть. Дану стало не по себе.
- Вам, значит, звонили от имени прокуратора? – голос Андрея был таким же невыразительным, как лицо.
- Звонили Максиму Яковлевичу. Но раз я выкупил твой контракт, то всё сказанное относится и ко мне.
Снова воцарилось молчание.
- Им не понравилось, что я хорошо отзывался о рохийцах?
- Им много чего не понравилось. В любом случае в Альянза Роха ты играть не будешь.
Опять пауза.
- Но как они могут помешать? Все трансферы утверждаются в ЭФФе, это международная организация и никакое правительство…
Дан потерял терпение.
- Хватит, Андрей! Так далеко даже твоя наивность не простирается. Ты прекрасно понимаешь – как.
Не успел он закончить фразу, как взвизгнули ножки отшвыриваемого стула.
- Нет, не понимаю! – Андрей уже стоял, опирался на стол, наклоняясь к Дану, и кричал, кричал так, будто у него что-то порвалось внутри. – Я не понимаю, зачем вы их слушаете! Какое им на хрен дело?! Какое у них право?! Что они могут вам сделать?! Госбанк процент по кредиту повысит? Или на банкет какой-нибудь не пригласят? Что?! Что?! Ну скажите, что?!
Гнев и облегчение алкогольным коктейлем ударили в голову. Облегчения было больше. Теперь Дан знал, что делать.
- Сядь, Андрей, - его голос не повысился ни на полтона, но Андрей резко замолчал и чуть подался назад, будто под порывом ветра. – Сядь, я сказал! Ты перегнул палку, - Дан поднялся на ноги, и в тот же момент Андрей рухнул на стул, словно стоял на другом конце трамплина.
Два шага – и Дан навис над ним. Тот снова попытался встать, но он опустил руку ему на плечо, заставив остаться на месте. Их взгляды – твёрдый и испуганно-гневный - встретились.
- Я понятия не имею, что они могут сделать. Потому что не собираюсь этого выяснять. И терпеть твои истерики тоже не собираюсь. Ты меня знаешь! - он встряхнул мальчишку, тот клацнул зубами, и вызов в его глазах притух. – Андрюша, - уже мягче заговорил Дан, - понимаю, ты расстроен. Но держи себя в руках. Я тебя избаловал, мой хороший. Взгляни на ситуацию со стороны: в «Барселону» ты не поедешь, зато сможешь выбрать любой другой зарубежный клуб. У многих ли футранистов есть такая свобода выбора? Куда их продают, туда и едут. Я тебе это право выбора обеспечил. За весьма круглую сумму, кстати говоря. Благодарить не надо, но избавь меня от скандалов и криков. Договорились?
- П-простите, - после паузы просипел Андрей. Он отвёл взгляд и потупился, поник под рукой Дана, словно из него вдруг вынули стержень.
Дан ласково потрепал понурую рыжую макушку.
- Прощаю, мой милый. Полно, хватит убиваться. Всё будет хорошо. Ты вроде бы как-то говорил, тебе нравится игра «Орифламмы»? Сильный клуб. Я смогу устроить твой переход, обещаю. А, может, что другое надумаешь. Время ещё есть…
Голос Дана отдалялся, доносился будто издалека, сквозь слой ваты, такой плотной, что слова уже не проникали через неё, сочась одной лишь утешающей интонацией. Злость схлынула, оставив после себя гулкую пустоту. Дан не понимает. Совершенно не понимает. Но он в своём праве, мог вообще ничего не делать, мелькнула у Андрея блёклая мысль.
Мелькнула – и взорвалась фейерверком негодования. Правительственная мразь, одним звонком решившая его судьбу, - вот кто во всём виноват! Сволочи, уроды, мерзавцы! Кулаки непроизвольно сжались. То, что раньше было истинным, но далёким знанием, теперь предстало въяве, пропахав его жизнь насквозь.
- Куэнта права, мы живём в авторитарном государстве! - слова сами сорвались с губ.
Дан, всё ещё вещавший нечто ободрительное, замер на середине фразы.
- Куэнта?
- Ну да… Ай! – жёсткие пальцы стиснули ему подбородок, запрокидывая голову.
Дан навис над ним.
- Ты сказал – Куэнта?!
- К-куэнта Касильяс, - испуганно пролепетал Андрей. - Та рохийская девушка, помните?..
- Я-то помню! Почему вдруг её вспомнил ты?! Или, - глаза Дана сузились, - вы встречались с ней после Барселоны? Отвечай!
- Нет, вовсе нет! Мы просто общаемся по видеосвязи…
Черты Дана исказились от бешенства, и он понял, что ляпнул что-то не то.
- Общаетесь?! То есть это было не один раз?! Два, три, сколько?
Андрей вжался в сиденье, страстно мечтая оказаться не на нём, а под ним. Почему Дан так выбесился?! Но нечистая совесть уже нашёптывала – почему, и стало ещё страшнее. Он молчал.
- Отвечай! – рявкнул Дан.
На мгновение Андрею показалось, Дан вот-вот влепит ему пощёчину. Он поспешно пробормотал:
- Я не помню… часто… Нет, совсем не часто! Перезваниваемся раза три-четыре в неделю и всё… Мстислав Александрович, мне больно! – вскрикнул он, когда Дан словно тисками сжал ему подбородок, надавив на нежную подъязычную косточку.
Дан отпустил его так же внезапно, как схватил. Отступил на шаг, тяжело дыша и сверля взглядом. И вдруг, взвившись пружиной, шарахнул кулаком по столу.
- Твою мать! Я как чувствовал, тут что-то не так! Я чувствовал, что на тебя кто-то влияет! Так, значит, эта мерзавка воду мутит! – бесновался он. – Когда она успела задурить тебе голову? Ты видел-то её один раз!
- Д-два, - проблеял Андрей. - Второй, - когда вы пошли к Альенде о чём-то беседовать, а я в кафе ждал. Она подошла, мы разговорились, потом номерами обменялись… Что тут такого? – еле слышно добавил он, пытаясь подавить ледяные спазмы в желудке. Он ещё никогда не видел Дана в такой ярости.
- Что такого? – неожиданно спокойно переспросил Дан. – Ты два месяца, чуть ли не ежедневно общаешься с рохийкой, она засирает тебе мозги, а я – ничего не знаю об этом. Действительно, что тут такого? – Дан сделал паузу, играя желваками, а затем будто выплюнул в Андрея. – Почему ты скрывал это от меня?
Андрей молчал, не решаясь поднять голову. Он не скрывал, всё само так вышло…
- Ты мне врал, Андрей! – тяжело подвёл итог Дан.
Ну почему он врал, если просто не говорил?! Андрей ещё додумывал эту мысль, когда его схватили за шиворот и с размаху швырнули на стол. Жалобно звякнула, опрокидываясь, кофейная чашка, и бурая жидкость заструилась по скатерти прямо перед его носом. Левую руку безжалостно вывернули за спину, не позволяя подняться, и он вскрикнул от жгучей боли в плече.
- Что вы делаете?! Отпу…
Он снова вскрикнул от боли и потрясения, когда тяжёлая ладонь хлёстко опустилась на ягодицы. Дан наказывал его, как ребёнка!
- Не ври мне! Никогда! Я всё прощу, вранья твоего не прощу! – Дан бил методично и резко, наотмашь, до слёз из глаз. – А ну, не дёргайся! Что, не нравится?! А шушукаться за моей спиной с рохийской девкой нравилось?!
Андрей сам не понял, что вдруг изменилось. Но среди боли, слёз и соплей нежданно вспыхнула решимость сопротивляться. Скрюченный жёсткой хваткой в три погибели, он рванулся в сторону. Зацепил ножку стола, и тот с оглушительным грохотом рухнул на пол. Андрей отчаянно вырывался, не обращая внимания на заломленную руку. Он закричал, когда казалось, сухожилия вот-вот треснут, разорвутся, как ткань, но в этот момент Дан отпустил его, и Андрей кубарем отлетел в сторону.
Вскочил, вжимаясь в косяк, однако голос почти не дрожал:
- Не смейте называть её девкой! Слышите?! Я не позволю, чтобы при мне... - он осёкся, когда Дан, пинком отбросив подбитую тушу стола, двинулся на него.
- Не буду. При тебе – не буду. Я всё выскажу ей лично. А теперь иди сюда, мы ещё не закончили.
Державшая его струна отваги надорвалась с мучительным звоном, остался только ледяной, рыхлый страх, который лавиной накрыл Андрея. Всхлипнув, он бросился прочь, едва не высадив дверь головой, но за секунду до того, как чужой, жестокий человек схватил его, успел вывалиться в коридор.
Он сам не понял, как после бешеного бега по переходам особняка, заячьих петляний, падений, вдребезги разбитой вазы, тонкий звон которой без остатка потонул в грохоте крови в висках, - вдруг оказался в библиотеке.
Андрей нырнул в спасительный сумрак, готовый прятаться и забиваться в каждый угол, как испуганный зверь. Пересилив себя, на несколько долгих мгновений прильнул к щёлке двери.
Коридор был тих и пустынен.
Его никто не преследовал.
Пятясь, он дополз до дивана и скорчился в углу. Свет не горел. В полумраке остовами доисторических чудовищ вздымались стеллажи, но их ребристые тела, загораживая его от двери, от мира, от того человека, рождали эфемерное чувство безопасности.
Андрея била дрожь. Ныла выломанная Данкевичем рука и … то место тоже болело. Я и забыл, что он бывает таким, пришла мысль. Думал, взрывы Дановского темперамента остались в прошлом. Как же! Получите – распишитесь! Психопат чёртов! Добрый и ласковый, только пока ходишь перед ним по струнке, а шаг влево, шаг вправо… Да что я такого сделал в конце-то концов?! Можно подумать, он мне о всех своих друзьях докладывается! Вообще ведь ничего не рассказывает. Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!
Обида и страх бурлили в крови, и, судорожно дыша, Андрей впился зубами в руку, чтобы не разрыдаться. Как Дан мог с ним так обойтись?!
Он не знал, сколько прошло времени. Но вдруг заметил, что серые вечерние сумерки успели сгуститься в темень, рассекаемую лишь узким лучиком света из коридора. Сколько он здесь уже сидит? И где же Дан? Где-где! В гостиной, небось, чай пьёт, читает газету и думать про него забыл. А он здесь один, в темноте и ему больно, страшно, плохо…
В этот момент, вымораживая кровь, скрипнула дверь. Луч света на полу распахнулся жёлтым прямоугольником. Раздались неторопливые уверенные шаги, и после щелчка настольной лампы в закуток, где не дыша притаился Андрей, просочились ручейки бледного золота.
Он вжался в угол дивана. Не станет он больше убегать! Да и некуда…
Заслоняя свет, перед ним выросла высокая фигура Дана. Сил поднять глаза не было никаких, и Андрей, съёжившись, уставился перед собой.
Прямо в ремень Данкевича.
Он сглотнул. Мятежный порыв давно иссяк. Пусть делает с ним, что хочет, лишь бы всё поскорей закончилось…
Жёсткая ладонь погладила его по щеке.
- Выплакался, Андрюша?
Нежданная ласка словно спустила невидимую тетиву, развязала узлы, прорвала плотину, - и непролитые слёзы вдруг хлынули потоком. С надрывным всхлипом Андрей уткнулся Дану в живот, вцепился обеими руками в теперь не страшный ремень.
- Мстислав Александрович, простите меня! Пожалуйста, простите, простите, простите! – захлёбывался он.
Дан уже сидел рядом, обнимал, прижимая к груди, гладил его по голове, укачивал, как ребёнка.
- Тихо, Андрюша, тихо. Я не сержусь. Я больше не сержусь. Ну полно, успокойся, ш-ш…
Андрей успокоился не раньше, как залил всю рубашку Дана слезами. Всхлипнул последний раз – и затих. Дан поцеловал его в висок.
- Досталось тебе сегодня, мой милый.
От вас же и досталось, сердито подумал Андрей, ещё крепче вцепляясь в Дана – человека, который так жёстко его наказал, но единственный на всём белом свете мог теперь утешить. Выплакавшийся и прощённый, он притих в сильных объятиях. Но ржавой каруселью вертелись в голове события вечера: то нежданное и непредвиденное, что обрушилось на него, разметав мечты, перевернув жизнь вверх дном, сделав будущее смутным и непонятным.
- Мстислав Александрович, что же теперь будет?
- Всё будет хорошо, мой милый. Осенью поедешь в Лютецию, будешь играть в «Орифламме», поступишь в Сорбонну. Тамошняя бизнес-школа одна из лучших в мире. Если хочешь, - в голосе Дана вспыхнули искорки смеха, - можешь ещё записаться на курс астробиологии.
- А вы?
- Я буду с тобой. А ты как думал? Купим дом и будем жить. На работу в Диаспар стану летать на прыгуне. Зря я что ли владею авиационным концерном.
Андрей благодарно засопел Дану в шею. Но вопросы ещё толклись в голове.
- А … Барселона?
- Мы туда ещё съездим, - пальцы Дана, перебиравшие его волосы, замерли лишь на мгновение. – Как-нибудь.
Оставался самый последний вопрос. Не вопрос, а – имя, короткое и гулкое, как взмах крыла птицы. Тонкой и яркой птицы, парившей над зелёными изгибами холмов Кольсерола… Андрей молчал, понимая, что не он задаст этот вопрос, но вот-вот – ему.
- Андрюша, та девушка… Куэнта, - после паузы с усилием произнёс Дан. – Я помню, она была, - Дан запнулся, - странноватой. На вид от парня не отличишь, да и интересы у неё какие-то неженские. Ты, должно быть, воспринимал её … как товарища?
Показалось, или Дан затаил дыхание?..
- Да, как товарища. Воспринимал.
Прошедшее время. Он ответил на вопрос Дана, но и тот ответил на невысказанный его. Лёгкими взмахами птица удалялась всё дальше, тая в вечернем небе Барселоны, будто цветок в тёмной воде. Он её больше не увидит…
Не было ни горечи, ни протеста. Только покорность наказанного ребёнка. Пусть будет так, как хочет Дан. Пусть будет эта новая судьба в «Орифламме», о которой он и не помышлял, но которую Дан твёрдой рукой определил для него. Дан сильный, умный, он знает лучше…
Дан по-прежнему держал его в объятиях, ласкал и гладил, но движения стали лихорадочней и резче. Андрей вдруг заметил, как неровно, часто дышит Дан, и… Что это? Так обострилось обоняние? Воздух вокруг пропитался тонким смолистым запахом, кружащим голову, будоражащим кровь, навевающим видения пиратских бригов, тропических островов и знойных южных морей.
Он потянулся к Дану, задышал так же нервно и часто, запрокинул лицо.
- Всё у нас будет хорошо, моя любовь. Я обещаю.
Поцелуй, - слишком короткий, - и большой палец Дана вдруг толкается ему в рот. Андрей послушно размыкает губы, сосёт. Дан этого от него хочет? Он уже собирается скользнуть на пол и, примостившись между колен Дана, окончательно искупить вину, но тот удерживает его. Стискивает по-хозяйски выпоротое, ещё саднящее место.
- Пойдём-ка наверх, Андрюша. Или хочешь, - тихий смех обжигает шею щекоткой, - я отнесу тебя на руках?..
За тёмными окнами спальни бьётся море, мерно колышется, ритмично дышит в ночи, будто лаком, покрытое лунным светом. Лунно-морские монетки бликов рябятся на стенах.
Он ничего не видит, уже не видит, без сантиментов уткнутый лицом в подушку. Барахтается в жарких простынях, словно в зыбучих песках, с трудом выгребает наверх. В сторону – мерзкий кляп подушки, но всё равно не видно ничегошеньки: только витой орнамент изголовья, залитый лимонным соком луны.
Усилия выплыть рушатся прахом, когда Дан всем телом ложится на него, прижимает, снова вдавливает в горячую зыбь. Не выбраться, не пошевелиться. Мир застыл в неподвижности, лунной и жаркой, и только море за окном содрогается в древнем ритме.
От поцелуя в затылок, словно круги по воде, по телу растекается дрожь.
- Скажи, мой милый, скажи мне это.
Зачем? Зачем он каждый раз просит, будто сомневается, что…
- Я ваш, ваш, только ваш!..
Восклицательным знаком короткий вскрик, когда жёстче обычного Дан берёт своё. Мир застывает в последнем миге неподвижности – и рушится с откоса. Скользит, сначала тихо и плавно, ускоряясь, раскачиваясь. С грозным змеиным шорохом льётся в окно море, заливает пол, кровать, комнату, всё вокруг. Он задыхается, неспособный спастись, лишённый воли, подчинённый жёсткому ритму, в который вбивает Дан их дыхание, стоны, шлепки, грохот крови в висках, созвучный грохоту моря, и витое лунное изголовье раскачивается перед глазами, приближаясь и удаляясь, приближаясь и отдаляясь, дёргаясь, будто изображение в арт-хаусном кино, всё быстрей и жёстче, больней, слаще, желанней - пока тёмное море не озаряется взрывами их криков.
- Я тебя совсем придавил, Андрюша. Сейчас, мой хороший, - Дан приподнялся, давая ему вздохнуть. – Кончил? Ты моя умница…
Он лежал на боку, прижавшись спиной к Дану, стиснутый его руками так сильно, будто тот пресекал попытку побега. Дан быстро уснул, но даже во сне продолжал крепко держать Андрея. Дан был рядом: вот он – большой и горячий, - и его уже не было, он спал.
Бессонным взглядом Андрей всматривался в заоконный лунный блеск, но ничто не оставалось прежним, всё менялось, луна уходила, лимонный сок утекал и тени сгущались. Тело ещё остывало, подрагивало, сладко саднило внутри, но разум – был странно холодным, события дня прокручивались в нём на чёрно-белой, немой киноплёнке. Мечта рухнула, но на этом ментальном морозе её было не жаль, ничего не было жаль. Может быть, завтра раны откроются, но пока – он лишь смотрел со стороны, удивляясь.
Дан обещал – и не сделал. Не захотел, не смог, испугался. Испугался. Я и не думал, что он может кого-то бояться… Стало совсем холодно. Вздрогнув, Андрей понял, что отодвинулся от Дана, и между их телами струится студёный сквозняк.
В испуге он развернулся лицом к спящему Дану, вырвавшись из лунного морока, прильнул к нему, положил голову ему на плечо. Это же Дан, Дан, его собственный человек…
Завтра всё будет хорошо, завтра будет новый день, он пойдёт на концерт как-его-там-певца, а вечером – вернётся к Мстиславу Александровичу, вернётся домой…
Посопев и повздыхав, Андрей тоже уснул.
Но на грани яви и сна, нежданно и ненужно всплыло вдруг имя: Сагитов.
Тильд Сагитов.
Всплыло, - и снова кануло в сонную зыбь.
Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 18. Паутина судьбы. | | | Глава 20. Побег. |