Прояснение. 4 страница

- … Это не важно. Меня зовут Арсений, я настоятель храма. Я могу ошибаться, но мне показалось, что вы звонили по очень важному делу и вы в растерянности.

- Как вы догадались... Я не заблудшая овца, - прохрипел через силу Вавилонский.

- Я в этом не сомневаюсь, Андрей Львович.

- Кто вы?!!!

Вавилонский почувствовал, как на него опускается темнота.

- Я — Бархатов. Бархатов! Вы помните меня?

Вавилонский остолбенел. Ещё бы ему не помнить Бархатова! Единственный фрукт в клинике, который отгрыз себе палец даже не поморщившись. Но разве это может быть?!

- Как это?! Бархатов умер!.. Я слышал, что он умер, - уже не так уверенно повторил Вавилонский и затрясся.

- Тогда, двадцать лет назад, я бы наверное умер, ведь вы сами меня отправили на лейкотомию в областную клинику. И знаете, чем дело кончилось? (Голос рассмеялся.) Через день из Москвы пришли документы в клинику запрещающие больше проводить лейкотомию, как бесчеловечную процедуру.

- Помню...

- Ну вот, я спасся.

- А как же ваша эпилепсия? Мне говорили... С эпилепсией столько не живут, вы лжёте! Кто вы?!

- Пока жив. Всё с Божьей помощью. Я должен вам помочь чем-то, Андрей Львович? Я с удовольствием помогу.

Вавилонский не выдержал и бросил трубку. Его что-то кружило и схватывало. Схватывало прямо за горло и он почти не мог дышать. Да и как такое могло случиться? Как?!

Вавилонский поднялся из кресла и в ужасе оглянулся. Резкие солнечные струи из окна особенно резко очерчивали тени по углам и предметам. Всё стало резким и чёрным, как будто не было предметов, но были только тени. Тени...

- Кларочка! Клара! - прокричал он как можно громче, даже не понимая, что не кричит, а просто орёт во всю мочь, сотрясая и заставляя дребезжать стёкла.

Клара выскочила и схватившись за голову отшатнулась к стене:

- Что?

- Свечей! Свечей, Кларочка! У нас ещё остались на шкафу в коробке, после именин Коли?

- Остались.

- Неси скорее! У нас тёмные углы! У нас нет света!

Пока она несла свечи Вавилонский кружился на месте предчувствуя опасность, как будто сзади кто-то мог немедленно накинуться зверем и он хотел предупредить бросок... Клара принесла свечи (она поняла, что лучше не перечить и что её муж если не сошёл с ума, то он на грани сумасшествия).

Вавилонский стал расставлять зажжённые свечи. Он поставил их в каждом углу комнаты, за шкафом, за креслом, под журнальным столиком и даже в тень падающую от оконной рамы. Потом огляделся немного успокаиваясь:

- Так лучше.

- Что ты наделал?

- Не знаю. Я запрещаю себе думать об этом, но это... Почему раньше зажигали свечи в углу? Лампады. Ставили образок. Ты не знаешь, Кларочка?

- Так было принято у православных. Католики зажигали свечи где хотели, а у нас — в углу.

- Удивительно.

- Ничего удивительного не вижу, а вот здесь...

Клара дёрнула Вавилонского за мочку уха:

- … Зачем ты подвесил пиджак в угол?

- Что?

- Оглянись.

Вавилонский оглянулся и окаменел. Под тихим покачивающимся лепестком пламени в углу у окна, за толстой скаткой портьеры, почти под потолком висел его пиджак. Висел как-то нелепо, будто прилипнув к стене с чуть разведёнными рукавами.

- Что это за шутки, Андрей?

Кларочка опять хотела потрепать его за ухо, но вдруг остановилась, почувствовав ледяную кожу мужа.

- Постой, это не ты его подвесил?

Вавилонский подвигал побелевшими губами:

- Да на чём ему там висеть-то?

Кларочка вскрикнула. И оба, почти одновременно, попятились. Вернее, первым попятился Вавилонский и заметив плечом его отсутствие Кларочка снова вскрикнула, от ужаса остаться одной, лицом к лицу с привидением... И только теперь, у выхода из комнаты, Кларочка прижалась к Вавилонскому и затряслась:

- Уйдём, уйдём отсюда. Я тебя умоляю!

Но Вавилонский вдруг остановился на пороге как вкопанный. Поводил рукой перед собой, как раздвигая невидимую завесу и лицо его неожиданно заострилось и взгляд полыхнул.

- Постой! Я кое-что знаю. Подай мне свечу.

Клара стремительно вырвала свечу из коробки и зажгла. Теперь она всё внезапно поняла. Поняла, что бежать было глупо.

- Это он!

- Он?

- Да. Он здесь. Я его уже слышал. Значит, он проник и он здесь.

- Ты не предупредил меня.

- Оставь это. Дай мне свечу... Он что-то хочет.

Несколько помедлив, Вавилонский вытянул руку и сделал шаг к углу. Потом ещё шаг, и ещё шаг постоянно останавливаясь и лихорадочно соображая: зачем он это делает? Потом понял: нельзя бояться, иначе страх поглотит всё. Потому что, даже в лучшем случае, ничего не остаётся, и трястись от страха было бы бессмысленно... Он заметил, что свеча в углу почти не горела. Пламя было слабым, словно замерзающим, а угол чернее остальных углов комнаты... Значит, он там.

- Я знаю тебя, - захрипел Вавилонский протягивая свою свечу вперёд. - Я знаю кто ты и как тебя зовут. Ты — Часовщик. Ты здесь потому, что идёшь по следам. Ты идёшь потому, что ты... Ты всегда по ним ходил. Вечность ходил! Потому что ты ничего не умеешь, кроме того, что убивать и жрать! Тебе нужен младенец. И ты его сожрёшь, если отыщешь... Я не знаю ничего, я слаб в биологии, но я узнаю. Рано или поздно узнаю... Я это чувствую.

И вдруг Вавилонский встряхнулся и взорвался бомбой, и дальше, к ужасу Кларочки, понёс невесть что:

- Я тебя ненавижу! Я ненавижу тебя, потому что ты есть! Ты меня слышишь?! А я не верил в тебя, но ты есть и с этим ничего не поделаешь. Но если ты пришёл ко мне, то не прячься, выйди и покажись, ну?! Немедленно!

Вавилонский даже ногой шаркнул и ткнул пальцем туда, куда должен был выйти Часовщик по его приказу:

- Сюда! Встань рядом со мной, мерзавец!

В ответ — тишина. Ничего не изменилось.

- Вот так, - Вавилонский вздохнул облегчённо. - И ты ещё припёрся сюда искать Лору и Лавра? Тебе их не найти! И если бы я знал, где они, то всё равно бы не сказал. И ты не запугаешь меня!.. Выйди, тварь! Покажись!

- Не надо! - Кларочка в ужасе закрыла глаза.

Вавилонский приблизился к углу настолько, что пыльная бахрома на портьере чуть вспыхнула от свечи в руке прозрачным синем пламенем и тут же потухла. В ноздри ударил едкий запах палёной тряпки.

- Не хочешь? Ну так слушай: я решил всё прекратить. Я сломаю эту тысячелетнюю моду повторения. Не ты эту моду завёл и не тебе меня за это судить. Ты всего лишь повторение. Да! Навязчивое карикатурное повторение одного и того же. Но я всё изменю, если смогу и узнаю. Я узнаю, как это сделать, чего бы мне это не стоило. Так, что бы ты исчез и больше никогда не повторялся... Слышишь, ты? Пиджак приплюснутый?! Клоун!.. Больше не будет, как в Библии. Будет только так, как я захочу!

И что бы поставить точку и показать всю силу превосходства Вавилонский со свистом дунул на свечу и демонстративно повернулся спиной к углу. Потом вспомнил, прикоснулся пальцем к виску и не оборачиваясь рассмеялся:

- Да! У меня собрание послезавтра. Приходи, если сможешь. Покажи свою прыть... А теперь, убирайся вон из моего дома. И никогда больше не приходи!

И сделал стремительный жест рукой, отправляя Часовщика ко всем чертям. Вон!

Они закрыли дверь в комнату на замок — там были всё-таки какие-то звуки. Не очень шумные, но похоже, что там кто-то нервно и быстро ходил. Но не хотелось бы ни видеть этого, ни знать об этом.

Теперь они не могли, как прежде, разойтись по комнатам. Часовщик ещё здесь и Кларочка бы умерла от страха. А возможно и Часовщик достал бы её из какого-нибудь угла, выгнувшись из половиц, как он это умеет; поэтому два старика обессиленные взгромоздились на диван в самой дальней комнате, в той самой которую Вавилонский прочил в библиотеку и где грудой были навалены книги и пожелтевшие журналы накопленные за всю жизнь. Там они и затихли обнявшись. Будто согревали друг друга, как в былые молодые времена.

- Послушай, - сказала Кларочка; она мелко дрожала, - я ничего не понимаю из того, что ты говорил, но это и есть Часовщик?

- Думаю, да.

- Тот самый, о котором ты говорил, что не можешь понять его сущность?

- Не могу... Вернее, не мог, до сего дня. Но стоило только столкнуться с ним и сразу всё стало на свои места. Меня будто током пронзило... Слишком много я узнал. И эти знания такой ценой дались!..

- Ты слышишь, там, кажется, стул передвигается.

- Пусть. На что он способен? Ни на что! Он так и не вышел мне на глаза.

- Он трус?

- Что ты. Меня даже тараканы не боятся, а Часовщик-то уж... Асе Брусовой, кстати, он показал свою личину. Здесь дело в другом.

- Пусть в чём угодно там дело, но то, что он не показался, это очень даже не плохо. Всё остальное можно считать полтергейстом.

- Ну, почему же. Если сейчас открыть дверь и заглянуть в комнату, то...

- Замолчи. Ни я, ни ты не двинемся и с места отсюда.

- Да-да.

Они затихли и сидели сильно обнявшись до тех пор, пока не пропали все звуки. Клара лишь изредка оборачивалась к двери (дверь библиотеки они тоже заперли) и смотрела на неё с каким-то удивлением, потому что в этот раз двери для неё стали что-то значить и пугали её и хранили, как в детских страхах, и это её удивляло. А Вавилонский о чём-то думал хмуро и напряжённо; несколько раз он вздохнул, намереваясь что-то сказать, но сразу откладывал. Его что-то мутило, не давало покоя, и рано или поздно это должно было прорваться. Прямо сейчас прорваться:

- Кларочка, - произнёс он наконец совершенно отчаянно и тихо прижимаясь к её уху губами, - я должен тебе сказать вот о чём: не суди меня строго, когда я исчезну. Считай, что мне нужно уйти, чтобы разрешить несколько вопросов. Вот и всё. Хорошо? И помни: я тебя любил всю жизнь. Всю!

- Ты вернёшься?

- Непременно!

- Как скоро?

- Сразу же! Ведь мы говорим на языке мертвецов.

Вавилонский ослаб и опустил голову на подушку; он вдруг вспомнил, что не спал со вчерашнего дня, ещё с разговора с Кипарисовым. Ни единым глазом! И когда ехал в поезде не спал, а потом голова болела, а потом нужно было идти срочно куда-то и было совсем не до сна... Так всё было ужасно и столько всего и сразу нужно было... Вспомнил и сразу же провалился в сон. Совсем как младенец.

Дата добавления: 2015-07-21