Оранжерея. 2 страница

- Но я не вижу здесь существ. У меня под ногами огурцы, а выше меня только цветы.

- А вот и ошибаетесь! Протяните руку к цветку.

Не дожидаясь, Горизонтов сам протянул расправленную ладонь к лепесткам красных и белых роз; один цветок тут же вздрогнул и стал поворачиваться всем бутоном к руке. Лепестки зашевелились словно губы, множество человеческих губ. Роза словно прошептала, потом стебель чуть изогнулся и, наконец, бутон совершенно приник к ладони.

- Они любят меня. Это самые умные цветы в саду.

Я остолбенел:

- Не могу понять.

- Здесь нечего понимать – они все разумные.

Горизонтов сделал раскатистый жест рукой:

- Все разумные!

- И яблоки и горох?

- И они тоже!

- Очень интересно.

Я попытался прикоснуться к розе, но роза внезапно, прямо на глазах свернула туго бутон и как бы обиженно отвернулась. Весь розовый куст чуть вздрогнул словно в испуге, как тогда, когда я только входил в оранжерею.

- «Родственница» кажется не признала меня.

- Вы начинаете понимать, - улыбнулся Горизонтов. - Просто она боится посторонних, она не знает вас. Но есть и доверчивые растения. Репчатые, например, льнут буквально ко всем. Им бы только зацепиться за человека. Я и сам их недолюбливаю за это. Понимаете?

- Не совсем, вернее мне трудно доверять вам. Хорошо ещё, что ваши растения не ходят по оранжерее. Как вы сделали их такими?

- Никак. Виной всему время. В оранжерее, как и в природе эволюция производит виток за витком. Но в башне эти витки эволюции во много крат быстрее. Поэтому всё здесь стремительно эволюционирует и то, что в земной природе происходит часами, здесь, происходит за секунды. Поэтому вы и видите движение цветка в непривычном для вас времени... Идёмте, я вам ещё кое-что покажу.

Мы снова спустились с террасы и Горизонтов повёл меня по широкой тропе к середине цирка. Под уродливой яблоней мы повернули переступив через корни, которые оказались наполовину оголёнными и будто цеплялись огромной и страшной пятернёй в землю. Потом переступили на другую тропу пересекающую крестом первую и снова двинулись к террасам, как бы продвигаясь по радиусу цирка. У подножия террасы грудились кусты сирени, как раз те из которых выпорхнули воробьи. Кусты были высокие разросшиеся и они образовывали миниатюрную рощицу. Горизонтов раздвинул кусты рукой. Сказал торопливо:

- Смотрите не оступитесь!

Шагнул в рощицу первым, длинно, медленно, будто прицеливаясь. В кустах оказалась высокая трава, дикая трава, и в ней незаметно возвышалась металлическая кромка. Из-за неё собственно Горизонтов так переживал.

- Бултыхнётесь, товарищ следователь!

Раздвинул рукой траву, показал – за кромкой маленькое круглое озеро. Такое маленькое что можно было легко перепрыгнуть. Оно плотно скрывалось и в траве и в широколистной сирени и по озерцу плавали листья, а в прозрачной воде мелькали головастики и лягушки. Идиллия! Вода была спокойная, стоячая и в отблесках жёлтого солнца-фонаря походила на стекло. Можно было сказать идиллия, если бы не механическое приспособление, если точнее – ручной насос одним концом погружённый в воду, а другим привёрнутый к металлической кромке. Рядом с насосом стояло обычное ведро и садовая лейка. Дальше Горизонтов сделал следующее: подвесил ведро к насосу на крюк и, надавив на рычаг насоса, наполнил ведро до половины. Затем выдернул из шприца поршень и вылил кровь в воду; немного раскачал ведро кругообразно, чтобы дать крови разойтись и затем уже до конца залил его водой. Вода мгновенно вспенилась; неприятными алыми хлопьями несколько раз вывалилась в «стеклянное» озерцо разгоняя бесшумно волны. Потом Горизонтов снял ведро с крюка и опрокинул тонкой струйкой в лейку. В общем, это было уже не очень понятно.

- Что вы делаете?

- Небольшая уловка: я развожу кровь водой, чтобы растения не погибли.

- Вы делаете это сами? А где же Часовщик?

- Часовщик? – Горизонтов усмехнулся подхватив лейку. – О, Часовщик, конечно, может всё, но кровь ему раздобыть не под силу. Итак, давайте проведём эксперимент... Только идите за мной шаг в шаг. Сейчас как раз начнётся цикл обработки растений, так что смотрите не зацепитесь за Часовщика. Это не очень приятно.

Из идиллической маленькой рощицы с озерцом мы снова выбрались на тропу. Так же, в обратном порядке, продвинулись к яблоне и затем резко повернули с тропы. Горизонтов постоял немного выискивая вокруг взглядом, потом помахал пальцем вглубь цирка:

- Вот фасоль! Она нам подойдёт.

И стали продвигаться меж узеньких грядочек, которыми был словно ножом исполосован ровными долями цирк. Грядки были совсем узкими – не шире подошвы. Идти было неудобно, приходилось балансировать и проще было переступать через них. И растения в них, как и везде были высажены в один точный ряд: лук, чеснок, ещё что-то малознакомое и пряное, но всё одинаково и аккуратно, как и на террасах, было охвачено низким металлическим периметром скругляющимся на краях и как бы зигзагообразно передвигающимся сплошной линией от грядки к грядке. Теперь я сообразил, что всё это возможно имеет отношение к Часовщику, вернее к его перемещению в оранжерее.

- Где же ваш Часовщик?

- Повсюду! Он многорук, он всеведущ и всезнающ. Я, кажется, говорил вам, а теперь приглядитесь к грядкам, где лук, например.

Мне пришлось присесть, раздвинуть осторожно луковые, чесночные побеги и… замереть от удивления – большая, блестящая металлом рука-захват медленно рыхлила землю короткой лопатой. Невероятно!

- И это ещё не всё – смотрите туда.

Горизонтов указал вверх на яблоню. В кроне среди листьев тоже копошилась металлическая рука. Сама рука была закреплена на длинном телескопическом штативе и медленно поднималась и опускалась укладывая яблоки в корзину.

- Он собирает зрелые яблоки, значит, у нас будет фруктовый салат. А теперь смотрите вот сюда.

Между грядок что-то зажужжало и, покачнувшись, по маленьким узким рельсам, как по игрушечной железной дороге, пересекая цирк один за другим мимо нас прокатились несколько лотков с дурно пахнущим бурым месивом.

- Это навоз. Сегодня Часовщик решил заняться удобрением почвы.

- Как он «решил»?

- Ничего сложного – флорой управляет самая медленная стрелка хронометра. Она делает полный оборот в течение одного года Медиаторы-контакты плавно распределены таким образом, чтобы весной Часовщик вскопал грядки, проборонил, высадил семена; в течение всего сезона он поливает и удобряет почву; осенью собирает весь урожай, опускает в хранилища; а следующей весной всё повторяется точно так же. Циферблат абсолютно круглый и, тем самым, процесс замыкается, весь цикл повторяется однообразно каждый год.

Лотки проехали между моих ног и стали медленно разъезжаться на развилке. Один прямо к грядке с луком, другой повернул налево к моркови, третий к помидорам. Остановившись, лотки развернулись и ссыпали удобрение на грядки. Тут же в центре каждой грядки что-то зажужжало, лязгнуло, распрямляясь на штативе и целых три металлические руки принялись разравнивать удобрение на своих грядках.

- Кроме навоза, обратите внимание, к каждой грядке подходит трубопровод. Это и есть устройство о котором я вам говорил.

- Это по ним вы скармливаете растениям разлагающиеся трупы?

-Верно. По этим трубопроводам я приношу растениям драгоценный сок разума. Разум, который не должен исчезнуть.

- Разлагающиеся трупы вы называете соком разума? Это метафора?

- Может вы и правы, и не следовало бы так называть, но прикоснитесь к этому луковому побегу рукой.

Я прикоснулся, как и просил Горизонтов, и тут же отдёрнул руку от неожиданности: зелёные стрелки лука в ту же секунду зашевелились и стали оборачиваться вкруг руки, словно пытаясь зацепиться.

- Этого не может быть.

- Отчего же? Я не удивлюсь даже, если они разговаривают по ночам друг с другом. Лимон с яблоней, картошка с капустой, а лук, конечно же поспорит о чём-нибудь с чесноком…. Метафора так поступать не может, это не метафора. И это то, что мне удалось достичь.

Горизонтов вдруг быстро наклонился к луку, подождал пока он плотно обернулся вокруг руки и с силой выдернул из земли:

- Быть может ему больно, как вы считаете?

Вонзил ногти в луковицу, сдавил и из луковицы закапал сок. Сок оказался бледно алым.

- Это из-за человеческих генов. Семена усвоили их, как правило необходимого выживания. Они эволюционировали! Теперь устройство семени лука, напитанное человеческим геном, уже изначально обладает слабым подобием человеческой ткани. А значит и примитивным инстинктом. Человек велик, он как бог облагораживающий пространство и всё что в нём есть усваивают растения. Насекомые поедают растения, насекомых – более высшие существа, и так далее.

- Значит здесь начинается пищевая цепь, которая постепенно шаг за шагом передаёт человеческий геном мутантам?

- Не совсем точно. Здесь находятся современные виды растений и животных. А в самом стволе биотрона, то есть в самом начале мироздания – в основном древнейшие виды: змеи, ящерицы, рукокрылые. Из растений там сине-зелёные водоросли, грибы, лишайник, папоротник. Вы должны помнить.

- Вы их разделили? В природе нет такого деления.

- Нет его и у меня. На серпантине также присутствуют и кошки и крысы, хотя общий вес их по отношению к древнейшим очень мал. Понимаете, в этом разделении есть своя идея. Я как бы предлагаю организмам почувствовать пропасть миллиардов лет. А что бы вы придумали на моём месте?

- Понятия не имею. Так, значит, шлюз, это переход во времени. Машина времени.

- Хорошо подметили. Ведь в природе они точно существовали друг без друга миллиарды лет. А вы р-р-аз и проходите через миллиарды. И здесь растения не видят и не знают друг о друге так же, как это было в природе когда-то. Они как бы тайно существуют, а связь между ними устанавливает только Часовщик. Он демонически передвигается во времени – из башни в оранжерею и обратно; передвигает биогумус, разносит семена, следит за ростом и за смертью существ. Потому что он находится вне времени.

- А мертвецы ваши — тоже вне времени?

- Всё совершенно. Между растениями в оранжерее и растениями в башне пропасть времён, но все они без исключения переносят в себе человеческие гены. Даже лишайник, даже мох, и этот переполненный кровью лук.

Биолог разжал пальцы и по наклонной плоскости ладони лук беззвучно рухнул на свежевзрыхлённую землю. На земле он продолжал кровоточить похожий на раненого фантастического зверька.

- А в каких растениях больше всего человеческих генов?

- Конечно в яблоках, в оранжерее они самые сочные.

Я почувствовал, что меня подташнивает.

- Пардон, вы предлагаете мне фруктовый салат пропитанный человеческими генами?!

Выражение на моём лице, видимо, оказалось совершенно гиблым, поэтому Горизонтов торопливо и глупо разулыбался:

- Нет-нет… Но мутанты, например, с удовольствием едят яблоки.

- А вы не боитесь, что они когда-нибудь убьют вас, ваши мутанты? Раз они уже поднимали восстание, так отчего же на новом витке эволюции им окончательно не разобраться с вами?

- Восстание необходимая часть любого прогресса. Восстание показывает на развитие зачатков организованности у мутантов. Они осознали, что являются… обществом, народом, если хотите. И они могут сопротивляться насилию. В природе этого тоже нет, животные не осознают себя общностью, то есть они вообще не осознают себя животными.

- Собаки-мутанты — народ?

- Без сомнения. Ведь человечество тоже, когда-то не осознавало себя общностью, и не было народом.

- Очень интересная мысль.

- Это аксиома! Вы меня просто удивляете.

- Ну, по прошествии миллионов лет трудно провернуть вашу аксиому в голове. Разве что между нами и животными тоже существует некая личность Часовщика, который находится вне времени?

- Вот видите? Вы самостоятельно пришли к некоему равновесному выводу.

- Невелика мудрость. Это первое, что пришло в голову.

- Пусть даже и так, но вы только что осознали необходимость иметь в природе некоего покровителя… Вы знакомы с греческой мифологией? Нет?.. Древние греки верили в то, что природой управляет некая сила, живое существо, демон. Они называли его Архонтом. Архонт следил за цветением и умиранием трав, за рождением и смертью животных, за сменой времён года.

- То есть, как следил?

- А так: чтобы всё происходило вовремя.

- Вы намекаете опять на свой хронометр? Архонт и Часовщик в башне, это одно и тоже?

- О! Вы просто всё схватываете на лету. Знаете, с вами временами очень приятно рассуждать.… Сделайте шаг назад.

- Шаг назад? В каком смысле?

- Только осторожней. Просто фасоль находится прямо позади вас. И смотрите, что будет дальше.

- Смотрю.

Осторожно ступая в узком проходе грядок я немного отошёл в сторону. Приподняв лейку и чуть наклонив Горизонтов стал к самым корням торопливо изливать чудовищную жидкость. Фасоль стала жадно шевелиться. Причём шевелилась она так медленно и плавно, будто испытывая сладкую негу, извиваясь причудливо и неестественно тонкими длинными усами и протягиваясь к самой лейке, словно пытаясь от жажды забраться в неё.

- Какие они нежные эти существа, - отставив лейку Горизонтов протянул дрожащую руку к фасоли. - Смотрите!

Стрелки фасоли в каком-то растительном экстазе стали «лизать» его ладонь и трепетно обвивать пальцы. Причем, скользя по пальцам и по ладони, и по запястью тонкие усики то удлинялись, то скручивались в спираль, и происходило что-то непонятное на первый взгляд. Словно из воздуха вдруг стала появляться тонкая зелёная оболочка с тонкой листвой вокруг пальцев, как из тонкой нити под спицами вязальщицы вдруг появляется перчатка. Оболочка быстро и тонко свивалась вокруг пальцев, затем стала расти на ладонь и подниматься к запястью. Фасоль будто пыталась поглотить руку Горизонтова и плотно покрыть её своей растительной сущностью. Но в этой плотской жадности растения было что-то пугающее, как у хищника. Когда фасоль стала покрывать быстрыми плотными кольцами запястье, явно собираясь «проглотить» всего Горизонтова, он сжал руку в живой зелёной рукавице и рванул вверх. Обрывки фасоли отчаянно затрепетали на пальцах, брызнув водянистыми алыми каплями. Выглядело это не очень приятно, словно рваная рана, потому что сами растения видимо повсюду в оранжерее имели алую кровяную плоть.

- Вам не страшно?

Горизонтов неожиданно задал мне вопрос, словно предполагая что кровь брызнувшая из растений должна непременно меня потрясти. Возможно, это так и произошло, но я не успел об этом подумать, и сделал усилие; больше от того, что ещё не мог понять: страшно мне или нет.

- Нет.

Он вздохнул и отряхнул руку от остатков разорванной фасоли, как убийца только что закончивший своё дело, и вдруг приблизил ко мне лицо. Первый раз за всё время он посмотрел на меня так близко, что я увидел у него под глазом и на виске кратеры от детской ветрянки:

- А вы знаете, я ведь теперь всё время думаю о вашей мысли.

- Мысли? Какой мысли?

Стёкла его несуразных очков отразили разноцветные горошины подвешенных планет. Меж горошинами, мне показалось, что-то пронеслось мельтеша крыльями, потом исчезло, потом снова появилось под какой-то планетой, уцепившись за проволоку повисло тряпкой. Летучая мышь, кажется…. Он развернул окровавленную ладонь и показал мне:

- Вы сказали что Господь, возможно, поливал землю своей кровью. Помните?

- Это глупость.

- Да, я понимаю, но что-то в этом есть, согласитесь? И вот я теперь всё время думаю об этом. В вашей «глупости» есть какая-то логика.

Я почему-то стремительно догадался:

- Это касается поиска вашего фантастического хронометра?

- Вы угадали. И если исходить из этого предположения, то можно создать простейшие расчёты, вывести уравнение…

- Уравнение бога поливающего землю своей кровью?

- Как вам угодно.

- Какое-то безнравственное уравнение у вас получается.

- Наука всегда безнравственна и она часто ошибается, а природа не только безнравственна, но она ещё и никогда не ошибается. Она чудовище!

- Предположим, вы как учёный, ошибаетесь. Но у вас, получается, кругом одни ошибки в расчётах. То призрак, поедающий собак-мутантов, то восстание собак-мутантов… Об этой вашей манере ошибаться даже жена писала.

- Надя? Откуда вы знаете?

- Дневник. Я читал её дневник. Я, кажется, вам говорил. Она писала, кстати, что вы невероятно тщеславны и всегда игнорировали её расчёты.

- Принимаю как лесть… Ну, что ж, я закончил, - Горизонтов гулко хлопнул ладонью по пустой пластмассовой лейке. - Пройдёмте в лифт, и тогда у меня уже совершенно не останется никаких секретов от вас… К сожалению.

Я оглянулся растерянно.

- Нет-нет, вы не туда смотрите. Вы смотрите по сторонам, а смотреть нужно туда, - приподняв подбородок Горизонтов качнул пальцем вверх. - Он опустится прямо из звёздного неба… Колесница!… Небесная колесница!

Горизонтов нажал на левый глаз «змеи» и, в который раз, пол немного вздрогнул под ногами. В чёрном, непроницаемом потолке сверкнули бледные личинки звёзд. Потом что-то произошло в потолке, что-то скрежетнуло и… Вдруг, прямо из черноты неба, обрушился луч! Всё произошло внезапно и в полной тишине выглядело сказочно. Нет, вы даже не представляете насколько это было неожиданно: свет в оранжерее источаемый искусственным Солнцем мгновенно поблек, растворился, и луч прожектора (он показался мне прожектором) буквально ослепил. Протянувшись длинной, узкой, словно расширяющейся к низу полосой он упал в траву и трава вдруг стала приникать к земле, словно от удара. Яркий, слепящий свет казался непривычным, ядовитым или, если ещё точнее, походил на какое-то убийственное копьё из света. С чем ещё сравнить? Я не знаю. Но этот странный свет, как бы отдельный и независимый от нас в общем потоке тишины и затихших в испуге существ в оранжерее напоминал именно что-то апокалипсическое, высшее, при котором даже бабочки не смеют вспорхнуть. Причём это «высшее» очень скоро стало превращаться в дребезжащую железную платформу опускающуюся с потолка, словно по лучу на двух длинных рычагах-ножницах. Раскладываясь гармошкой на множестве шарниров и вытягиваясь к земле «колесница» действительно распространяла апокалипсический скрежет. У самой земли скрежет стал затихать, платформа стала опускаться медленней и, не дотянув десятка сантиметров, железный короб с металлическими ограждениями и двумя свисающими рифлёными ступеньками качнувшись остановился.

- Что это? - я всё никак не мог сообразить.

- Это и есть лифт.

- Нет, я о прожекторе.

- Прожекторе? - Горизонтов в замешательстве снова посмотрел вверх.

- Что с вами? - он рассмеялся. - Это же обычный солнечный свет с улицы. За два дня вы стали отвыкать от солнечного света, товарищ следователь. Вам пора проветриться… Но, согласитесь, когда открывается люк он действительно производит впечатление ножа пронзающего пространство! Р-р-раз!

Горизонтов сделал резкий рубящий жест ладонью. Видимо ему и самому нравился этот сказочный момент напоминающий что-то мощное и карающее.

- Да, производит, - мне пришлось согласиться. - То есть, как я понимаю, если это люк, а там солнечный свет, то лифт должен поднять нас на крышу башни?

- Да! Только это не совсем крыша. В чертежах крыша обозначена, как сектор номер шесть. Идёмте.

Платформа немного вздрогнув под ногами и, неприятно раскачиваясь, потянулась вверх. Ножницы стали со скрежетом складываться. Воронка оранжереи поплыла вниз образуя концентрические круги, словно на зелёном вспененном пространстве круглого озера. Но с еще большей высоты, когда стали отчётливо видны тропинки-лучи разбивающие круги на ровные квадраты, стала напоминать огромную паутину. Причём в центре паутины оказался чёрный паук. Толстый, уродливый, схвативший паутину корневищами яблони так хищно и намертво, что возникло чувство огромной плотоядной власти этого паука буквально над всем, что было в оранжерее и что зависело от него и от его страшной уродливой воли. То есть, мне показалось, что я был вовсе не далёк от истины… Потом платформа стала проплывать мимо огромного жёлтого Солнца. Солнце оказалось так близко, что на металлических креплениях удерживающих тяжёлый стеклянный шар я увидел все мельчайшие болты и заклёпки, а внутри самого шара успел различить несколько ламп… И, почти сразу, я испытал какой-то удивительный шок: платформа, покачиваясь и скрежеща, двигалась в странном межпланетном пространстве: Меркурий, Марс, Венера — я узнавал их по величине и по цвету, как на школьном атласе, только вместе с цветом на прозрачном стекле планет я увидел ещё и линии рельефа нанесённые тонким штрихом. Правда ни спросить, ни подумать об этом я не успел…

- Вот-вот, смотрите!

Платформа сильно качнулась. Горизонтов, быстро переметнувшись по ней, буквально свесился с поручня вытягивая руку:

- Смотрите! Вот она!… Правда хороша?

Это была Земля. Земля была действительно выписана так подробно и с такими красочными переливами, что создавалось ощущение чего-то далёкого и огромного висящего в космосе.

- Вот, смотрите: среднесибирское плоскогорье сейчас очень хорошо видно — оно развёрнуто к Солнцу — у нас день.

- А у нас?

- На улице солнечно, вы разве не заметили?

В общем, я, конечно, заметил, что на улице был день, вот только странную синхронность придуманного мира подвешенного на длинных металлических усах и вращаемого шестернями, синхронность безумную или осмысленную, но, по отношению к миру настоящему, я ощутил только сейчас. Господи, до чего же это было удивительно! Пусть даже синхронность созданную руками сумасшедшего гения, но это было удивительно! Мне вдруг безумно захотелось дотронуться рукой до какой-нибудь планеты… Именно дотронуться, чтобы разорвать это невыносимое ощущение космоса и огромных пространств… Я протянул руку к какому-то тёмному сгустку на проволоке (я не успел его разглядеть), проволока неожиданно дёрнулась, как натянутая тетива, сгусток пискнул и раскрыв крылья шлёпнулся вниз. По инерции я ещё проследил взглядом как он спланировал молнией у самой земли, с лёгким свистом пронёсся над террасами и исчез, словно привидение.

- Этого не может быть.

Голос Горизонтова за моей спиной показался испуганным. Я оглянулся:

- Это всего лишь летучая мышь.

- В том-то всё и дело, что её здесь просто не должно быть, - Горизонтов медленно покачал головой. - Странно.

- Ваша очередная ошибка в расчётах?

- Бросьте. Что вы знаете о расчётах.

- Ну… может, ваш многорукий и всевидящий Часовщик решил, что так будет лучше?

- Вы не понимаете. Часовщик должен был её уничтожить.

- Но, если он не сделал этого, значит…

- Это ничего не значит. Вы не можете знать.

Мне вдруг стало обидно. Резко развернувшись к Горизонтову я решительно ударил ладонью по поручню:

- Может я ничего не знаю. Но не кажется ли вам, Горизонтов, что в простых вещах можно разобраться и без особенных знаний?

- Что вы хотите сказать?

- Вы говорили, что Часовщик способен всё рассчитывать самостоятельно. Так?

- Часовщик — машина и он может рассчитать только то, что в нём есть.

- Однако утром ваша машина самостоятельно вытянула на убой больных животных. Так почему бы и сейчас Часовщику не проявить самостоятельность?

- Очень интересно, - Горизонтов заметно смутился. – У вас конечно есть версия?

- Есть! И ваша жена считала иначе по поводу Часовщика. Она писала в дневнике, что деление башни на секторы, возможно, ошибочно. Ведь в природе так не бывает?

- Это не природа.

- Возможно, но вот что я думаю: вы моделируете эволюцию, а в настоящей природе древнейшие виды соседствуют с современными — это неизбежно. Значит, Часовщик действительно может мыслить, ведь иначе бы он не пустил летучую мышь в оранжерею. Надя писала, что он становится самостоятельным, она называла его чудовищем… Значит, пока вы ловите мух не выпуская их из серпантина, он делает то, что хочет и пытается открыть шлюз, смешать миры, создать естественное целое.

- Кто?!

- Часовщик, конечно. И более того, как и вашей жене мне теперь кажется, что и Часовщик и этот новый вид сожравший мой сапог, кстати, чем-то исключительно связаны. И этот вид точно умеет думать.

- Ба! Вот это фантазия! Послушайте, милейший товарищ следователь: он может быть видом, но не разумным! Все расчёты конечны и любая эволюция разума прекращается на собаках-мутантах. Это аксиома… При чём здесь Часовщик?

- Тогда, что вы сами думаете обо всём этом? - я взмахнул рукой в ту сторону, куда упорхнула летучая мышь.

Горизонтов заледенел на секунду, потом выдохнул хмуро:

- Это хаос.

- Не понимаю?

- Хаос! Что ж здесь непонятного!

- Мило! Так значит ваш биотрон снова вышел из-под контроля. Пора подумать о пожаре. И который по счёту будет? Родительские дачи вы уже все спалили или ещё остались в запасе?

- Вы и это знаете?

Но вместо ответа я нахально подмигнул Горизонтову. А вы же помните, Андрей Львович, что я умею это делать исключительно ловко.

Платформа продолжала дребезжать приближая нас к самому краю. Мне вдруг стало смешно: ведь по сути, поднимаясь на лифте из цветущей оранжереи сквозь планетную систему и звёздные туманности, мы как бы совершали движение к концу Вселенной, где время и пространство должны кончиться по всем законам физики. Но в действительности, проникая сквозь фантастическую толщу «вселенского» купола, платформа покачиваясь и продолжая подниматься и верещать электромотором (визг становился всё сильнее и напоминал истеричный визг электропилы) прошла медленно мимо бетонного среза потолка, в котором можно было различить даже кирпичную кладку по периметру люка и кусок металлической арматуры… Мир стал стремительно меняться. За концом Вселенной, схваченный светом и лёгким ветерком, мир заверещал вздрагивающим огромным редуктором со сверкающими и бешено вращающимися шестернями на бетонной станине, и одновременно запах прогретым летним воздухом, в котором как бы смешиваясь и дополняя этот абсурд хлопали длинные чёрные тени, словно выпрыгивающие уродливые плоские существа из какой-то бездны, поднимаясь то во весь рост, то снова прыгая вниз один за одним… Платформа замедлилась, визг двигателя стремительно угас и платформа остановилась точно перекрыв собой люк и образовав над ним крышку.

- Прошу.

Биолог отбросил цепь ограждения между поручнями и сошёл первым… На какое-то время я был захвачен движением длинных и высоких теней, которые то появлялись, то исчезали на краю крыши, потом сообразил, что это вовсе не уродливые плоские существа, а крылья той самой мельницы которую я видел ещё с земли при свете молнии на вершине башни. Я попытался оглядеться, потом зажмурился — всё вокруг показалось покрытым до боли слепящим снегом.

- Простите за колеровку крыши, - хмыкнул Горизонтов. - Всё выкрашено белой известью, а кое-где установлены зеркала для отражения света. Башня не должна перегреваться.

- Понятно.

Сделав руку козырьком я снова осторожно огляделся.

- Что это за мельница у вас?

- Это лопасти ветряного генератора.

- А! Того самого – вырабатывающего электричество для башни?!

- Да.

- Мне казалось, что пользоваться энергией внешней среды противоречит вашему замкнутому миру?

- Не вижу противоречий. Земля, ведь, использует энергию солнца.

- Что верно, то верно. Вас не поймаешь…

Крыша казалась огромной и плоской. Вернее всё это не было похоже на крышу и напоминало круглый остров, плывущий над землёй — совершенно белый, фантастический; в некоторых местах слепящий зеркалами, приставленными чуть под углом вверх к каким-то трапециевидным сооружениям напоминающим игрушечные домики. «Домики» стояли по всему пространству крыши, как на шахматных клетках — одни чуть вперёд, а другие назад. Между домиками ещё сооружения — длинные прямоугольные ящики, поставленные на металлические столбы и тоже выкрашенные в белый цвет (ещё одно страшное изобретение Горизонтова). Пожалуй, только одна вещь была совершенно беспристрастна к белизне и зеркалам: это было огромное, симметричное дерево «росшее» прямо из бетона в самом центре «острова». Дерево чуть покачивалось от ветра и своей чёткой симметрией толстых полужёлтых веток, напоминало гигантский луч снежинки. Но, когда я приблизился, я понял, что это было вовсе не дерево, - это была подделка, провокация. Провокация на металлической мачте с длинными, горизонтальными и сужающимися пирамидально вверх ветвями. Железные ветви даже шелестели от ветра, потому что на них что-то и без сомнения росло. Я удивлённо провёл ладонью по гладкой, металлической поверхности ствола и ладонь немного порыжела от налёта ржавчины.

- Что это?

Горизонтов улыбнулся таинственно:

- Знакомьтесь, это и есть Хлебное Дерево, в которое вы не верили.

- Хлебное Дерево из металла?

- Да! И, только, прошу, не топчитесь сильно — у вас под ногами зёрна зрелой пшеницы и Часовщик их собирает в бункер два раза в день.

Причём произнёс всё это Горизонтов с такой простотой и наивностью, что на мгновение мне представилась некая чудовищная личность расхаживающая по крыше и сгребающая зёрна при помощи метлы и совка. Чушь какая! Я оттолкнул наваждение и стал смотреть вверх поражаясь грандиозности и точности сооружения. Теперь я точно увидел, что на огромных железных ветвях, как щетина на зубной щётке, чуть колыхались колосья пшеницы. Невероятно! Сколько же их там?! Наверное целое море пшеницы!

Дата добавления: 2015-07-21