Биотрон 5 страница

Громким щелчком вдруг что-то включилось у стены, лязгнуло, задребезжало безостановочно. Свет керосиновых ламп вздрогнул, притух на мгновение от воздушного всплеска, затем снова вспыхнул. Горизонтов развернулся в кресле на пол-оборота и направил прожектор на звук:

- Смотрите на элеватор!

Луч метнулся по стене, замер на деревянном барабане закреплённом на полу в металлической станине. Барабан медленно и с натугой проворачивался, дребезжал намотанной на него цепью, конец цепи с лязганьем погружался в обширное отверстие в стене. Снова раздался щелчок – цепь замерла. Снова щелчок – медленно поползла обратно, что-то вытягивая, словно из колодца.

- Посмотрим, посмотрим!

Горизонтов быстро поднялся из кресла, потирая руки, подёргал на себе лямки брезентового фартука, будто проверяя на прочность, прикрыл лицо рукавом и стал приближаться к барабану с громыхающей цепью. Я буквально впился ногтями в подлокотники из кошачьих шкур, почувствовал, как стремительно вспотел, когда из отверстия показалось что-то полукруглое и шевелящееся. Я ожидал немедленно увидеть что-то страшное, растерзанное, в общем, то, о чём так долго говорил Горизонтов. И я, даже, вскрикнул. Горизонтов обернулся:

- Что вы? Это пока всего лишь овощи.

«Полукруг» наконец весь вышел из отверстия натянутый цепью и плавно превратился из полукруга в круг, то есть в сетчатый, полупрозрачный шар. Шар покачнулся в воздухе, с глухим стуком встряхнул внутри себя что-то тёмное, продвинулся на цепи вдоль стены ещё немного и остановился. Послышалось нарастающее шипение и жужжание маленького механизма. Вслед за этим в шар ударила струя парящей воды. Очень мощная струя, так, что Горизонтову пришлось не только прикрываться от брызг, но и сильно отступить вглубь комнаты, потом ещё отступить, потом снова сесть в кресло. Уже из кресла пригибаясь к моему уху и, стараясь перекричать рёв водяной струи, он сообщил:

- Это кипящая вода! Она одновременно и моет и обеззараживает овощи! Если в корзине есть свежие яйца, то они мгновенно сварятся! В общем, Часовщик готовится к обеду. Кстати, судя по количеству овощей, на вас он тоже сделал расчёт.

Рёв воды утих неожиданно, видимо резко перекрытый клапаном. Стало тихо до свиста в ушах.

- Готово!

Горизонтов снова поднялся, торопливо подошёл к корзине и, щёлкнув кнопкой, отбросил верхнее полушарие круглой сетчатой корзины, заглянул, погрузил руку внутрь и стал вынимать что-то. Потом протянул:

- Держите! Это огурец. Отличный свежий огурец. Как раз сейчас в оранжерее пора огурцов и Часовщик без устали предлагает их нам. А вот помидоры, - Горизонтов сосредоточенно покрутил в руке несколько красноватых тугих шариков, - помидоры ещё мелковаты…. Да, мелковаты.

Потом снова аккуратно уложил в корзину.

- Давайте ваш огурец, а то вы ненароком захотите его слопать, а этого пока нельзя.

- Почему?

- Часовщик должен сделать замеры: взвесить овощи, рассчитать количество биогумуса. Один исчезнувший огурец, может привести к неправильным расчётам, это нарушит всю пищевую пирамиду в биотроне, произойдёт сбой. Он предложит нам их в обед.

- Как предложит?

- Очень просто: сейчас он передвинет корзину в лифт, который как раз находится над нашим столом этажом ниже.

Я вспомнил: механическая рука Часовщика вынимала продукты именно из лифта, маленького, похожего на коробку. Значит, он связан с этой «кухней», а вернее сказать скотобойней?! Значит, здесь и происходит приготовление пищи?!

- Послушайте, Горизонтов, а вам не кажется, что доставлять отсюда пищу не очень гигиенично, это же не кухня в прямом смысле?

- Но это и есть кухня. Но только кухня некоторых процессов, которых мы никогда не замечаем в жизни. Они сокрыты от нас. Разве вы не знаете, что почва состоит не только из минеральных веществ, но из разлагающихся фекалий и трупов? Но вы всё же поедаете овощи и фрукты, выращенные на этой почве. А разве вы не знаете, что куры и утки питаются червями, жуками и личинками мух? Знаете! А всё же едите! Всё в природе превращается естественным и многолетним способом, а я всего лишь спрессовал время до нескольких секунд, минут, часов, дней, недель, месяцев, и одного года.

- Но у природы нет такого чудовищного хронометра, как на потолке вашей лаборатории.

- Есть! Я знаю, что он есть, но где находятся – неизвестно, но я когда-нибудь его найду. Я уже начал делать кое-какие расчёты….

- Но это смешно.

- Не думаю.

- Мне казалось, что часы, время, это движение к старости…. Старость, старение каждого из нас и естественное умирание всех животных, растений. Это круговорот. Сама земля это и есть часы.

- Земля, это всего лишь планета. Таких много во Вселенной.

- Ну и что?

- А то, что только на некоторых из них установлен хронометр.

- Да вас не переубедить.

- Но вы же видели хронометр? Видели?

- Но это не тот хронометр, который вы ищите. Вы его сделали сами.

- Не вижу разницы.

- Но вы же не бог!

- Нет, я конечно не бог, но я директор этого замкнутого мира. Я его создал, я управляю жизнью и смертью существ, как бог. Я кормлю их, я решаю, когда им жить, а когда умирать. Я несу пользу каждому из них их же собственной смертью…. Смотрите!

Он указал куда-то вверх и даже отступил немного, будто с потолка сейчас же, и, не церемонясь, должно что-то рухнуть в подтверждение его слов. Но ничего не произошло. В потолке всего лишь виднелось отверстие прямо по центру, вроде перевёрнутого круглого колодца, и не очень было ясно: каким образом отверстие могло «нести пользу».

- Это ваш «замкнутый мир»? - Я улыбнулся как-то облегчённо, ещё и не подозревая, что мне предстояло увидеть.

Раздался треск, будто шестерни завелись в сцеплении несмазанного редуктора. Я опять заморгал глазами, собираясь на всякий случай зажмуриться по привычке, потому что вслед за металлическими звуками в этой башне обязательно должно произойти что-то ужасное, и я ждал этого с минуты на минуту. Хотя, что могло происходить на самом деле, я не знал. Как не знал, что и сама конструкция башни не предполагала какой-то видимой связи со всем миром ни внутри, ни снаружи. Ничто и никогда в ней не перекрещивалось явно и случайно. Всё было скрыто непроницаемой стеной или хотя бы стеклом, временем, бредовыми мыслями, научными тайнами. И именно тогда, в состоянии какого-то предчувствия и страха, во мне впервые колыхнулась мысль об одержимости и последовательности Горизонтова. И что в действительности я просто ничего не могу понять, как и любой из нас ничего не понимает толком в природе, оттого что всё в природе скрыто непроницаемыми стенами пространств и измерений и, быть может, действительно где-то существует этот неимоверный хронометр связывающий воедино всё сущее?

Шестерни невидимого редуктора продолжали сухо потрескивать, и я пару раз открывал глаза, но ничего не происходило. Отверстие вверху было не больше ведра, и я даже подумал, что ошибся и ничего страшного не произойдёт, но тут же раздался глухой удар. Будто издали в глубине, и затем неистовый кошачий визг. Нет, это нужно видеть! Я должен это видеть хотя бы из «журналистского» любопытства! Треск редуктора стал приближаться и когда он усилился до предела, когда механизм должен был вот-вот показаться, из отверстия что-то закапало, потом сильнее, потом превратилось в тонкую дребезжащую струйку, и в помещении возник запах животной крови. Кровь растекалась на полу вначале обычной лужей, затем приняла контуры прямоугольника и хлынула по тонкому желобку в ближайший кровоток. Горизонтов всё это время стоял рядом и его брезентовый фартук почти сразу покрылся каплями крови, но это его не особенно смутило, потому что его больше волновал неожиданно показавшийся окровавленный кошачий хвост и он стал внимательно наблюдать за ним. Хвост судорожно подёргивался; слышно было как механизм замер на секунду, потом пощёлкал, меняя невидимо расположение бьющегося в судорогах существа и, развернув его вертикально, стал опускать вниз…. Да это же гарпун! Механическая рука, сжимая чёрными резиновыми пальцами гарпун, опустила кошку в отверстие насаженную через загривок насквозь и остановилась на середине между потолком и полом.

- Странно, - Горизонтов с заметной досадой приблизился к гарпуну, даже щёлкнул ногтем по замершему окровавленному лезвию. - Часовщик уже несколько месяцев не вынимал кошек из ареала. Я даже надеялся что началась долгожданная саморегуляция видов. Понимаете, иногда в природе так происходит, хотя и редко.

Мне показалось, что пол подо мной ожил, качнулся судорожно в стороны и задрожал. Включились все разом какие-то валы, цепные передачи, грохнули огромные электродвигатели, запускаясь на своих бетонированных станинах и раскачивая одновременно и гильотину, полоснувшую ржавым ножом воздух, и молот, грохнувший пару раз, словно проверяя себя на надёжность; заскрежетали и стали вращаться с противным медленным скрипом ножи внутри мясорубки. Гарпун дёрнулся, рука на шарнирах переломилась и горизонтально сдвинулась в сторону гильотины. Нож гильотины, стравливая воздух из поршня вверху, поднялся до основания рамки и замер. Рука с гарпуном замедлила движение и стала так же медленно вводить труп кошки под нож. Затем сработал какой-то захват и, отодвигаясь, кошка упала с гарпуна на стол гильотины. Поршень резко свистнул и нож со стуком опустился, разрубив кошку пополам. Потом станина провернулась, и нож снова опустился. Так продолжалось до тех пор, пока нож не искромсал тело остро и ровно на мелкие куски. Тогда нож окончательно поднялся вверх и замер. Маленький двигатель у станины, нагнетающий воздух, тоже щелчком остановился. Но теперь, неожиданно, проявил активность молот – цепная передача, поднимающая молот вдруг зажужжала противно, скрипуче разгоняя обгонную муфту и готовясь к противной работе. Стол вдруг тронулся от гильотины и на диагональном рычаге продвинулся к молоту, потом поднялся краем и ссыпал изрезанные куски кошки в чугунную ёмкость под удар. Молот тут же грохнул, с силой размалывая, взрывая куски и брызгая кровью. Прикрывая лицо ладонью, заикаясь от ужаса, я, помнится, проорал Горизонтову, стараясь перекричать скрежет и лязг машины:

- Что он де-делает?! Я не совсем понимаю!

Горизонтов услышал меня и охотно проорал в ответ с невиданной практичностью маньяка:

- Он размалывает кости, только и всего! Иначе мясорубка выйдет из строя!

-Я не могу смотреть! Прекратите!

- Это невозможно! Часовщик не остановится, пока не выполнит весь цикл до конца.

Молот умолк и теперь ровный утробный гул мясорубки прогоняющей через себя останки кошки, ещё несколько минут назад гревшейся в пятне света на серпантине, позволял говорить уже спокойно, не надрывая глотки. Я буквально обмяк в кресле без всяких сил. На мой взгляд, всё, что я видел, было сплошным криминалом.

- Послушайте, Горизонтов, я вам не верю.

- Во что вы не верите?

- Во всё это. Я никогда и ничего подобного не видел и этого просто не может быть.

- Надеюсь, что может, иначе все мои труды прахом.

Он улыбнулся. Видимо со знанием дела у него было всё в порядке, отчего мне захотелось тут же и немедленно нахамить:

- Это живодёрня, а вы самый банальный живодёр!

- Я учёный.

- Нет — живодёр и я вас привлеку…

Снова раздался лязг, барабан у стены неожиданно повернулся, цепь задрожала, поползла со скрежетом в стену.

- А это что?

Горизонтов быстро и сосредоточенно вернулся к креслу, сел настраивая луч керосинового прожектора:

- Пока не знаю, но на моей «живодёрне», уважаемый защитник животных, намечается что-то серьёзное. Меня, кстати, беспокоит не меньше вашего.

Барабан как и в первый раз выкрутил цепь до конца, остановился переключаясь, и стал медленно и тяжело вытравливать цепь обратно. Сквозь позвякивание натянутого металла снова послышался животный вопль из стены. Причём вопль был настолько сильным и длинным и так он страшно и мрачно приближался, что мне показалось, что в моей голове сейчас что-то взорвётся.

- Горизонтов, я сойду с ума.

- Не сойдёте — это просто собака…. Значит, он берёт собаку.

- Просто?!

Но вслед за одним воплем раздался и второй, они смешались. Теперь уже и Горизонтов не выдержал:

- Что он делает? Неужели масса так превышена за месяц?

Я обернулся к биологу. Он и сам не понимает что происходит! Цепь затрещала под натугой, барабан то останавливался, то снова тащил рывками, собаки видимо были подвешены и буквально рвали цепь, верещали, предчувствуя смерть. Визг становился всё ближе и ближе. И вдруг… затих!

- Не может быть!

Горизонтов вскочил. Барабан ещё продолжал натужно вращаться, но цепь больше не дёргалась, словно всё куда-то исчезло. Перед самым концом, когда барабан уже начинал останавливаться, я всё-таки не выдержал и зажмурил глаза на секунду. Но всего лишь на секунду, потому что раздался вопль Горизонтова, словно его самого собирались резать. Цепь вытянулась, как из кровавого жерла, покачиваясь под тяжестью подвешенных животных – в металлических ошейниках болтались, поскрипывая, останки животных. Обезображенные какой-то силой до неузнаваемости настолько, что можно было только догадаться что это головы с оскаленными ртами. Именно ртами! Отчего я, собственно, пришёл в ужас, потому что это не могло быть собаками. Это враньё! Это было что-то иное, и это «иное» разорвано пополам, приблизительно до груди. Причём нижняя часть совершенно отсутствовала и неизвестно куда пропала, а внутренности ещё продолжали вываливаться на пол.

- Что же это?! Ну, что?!

Горизонтов метнулся растерянно вокруг цепи, барабана, замер на мгновение возле растерзанных собак и «ахнул». Потом схватился за какую-то мысль, привстав на цыпочки, сунул голову в отверстие, где ещё продолжала скрежетать провисшая цепь. Потом метнулся ко мне с кривым лицом, заорал, в каком-то кровожадном восторге:

- Вы видели?! Он только что уничтожил Сирену и Марса!… Сирена кашляла около двух недель, а у Марса гноились глаза. Это триумф, товарищ журналист! Это триумф и вы должны это отметить.

- Кто уничтожил? - проорал я ему в ответ, хотя говорить уже можно было и без крика.

- Часовщик! - Горизонтов мелко и с особым духом потряс пальцем в воздухе. - Машина не может различать больных и здоровых животных. Понимаете? Это невозможно, но это произошло!

Признаться, в первые мгновения до меня не дошли слова Горизонтова. Может, оттого что ощущение какой-то третьей личности ещё не возникло… Я поднялся, чувствуя тошноту от бесконечной вони разорванной, перекрученной, передавленной плоти. Схватился за горло и, пытаясь побороть тошноту, поплёлся к выходу. У выхода я обернулся всего лишь на мгновение, но… тут же и обомлел: позади биолога стал быстро нарастать какой-то невообразимо огромный прыщ; прямо под цепью, на которой болтались обрывки животных. Аморфный, тёмный, вздрагивающий кровавым студнем он стремительно разрастался у него за спиной прямо из пола. «Студень» был жутко знакомым, но теперь он был слишком большим. Теперь безглазая морда призрака выгнувшись из половиц распростёрлась на несколько шагов и как будто удлинилась. Приоткрыла рот и, громко рыгнув и показав на мгновение кривые клыки, вдруг совершенно неестественно вытянула чёрные верёвочные губы. Продолжая удлиняться, пощупала губами висящих животных, потом втянула в себя пылесосом одну из них, рванула, чавкнула разорвав металлический ошейник словно бумажный, и проглотила.

- Осторожней!

Горизонтов обернулся на мой крик, отскочил, когда губы уже втягивали второе животное. Потом рот открылся широко, словно для чудовищного зевка и стало видно, как в непомерную глотку без языка стекает вспененная изжёванная плоть, потом рот захлопнулся, с шумом разбрызгивая кровь. И кровь шрапнелью пронеслась, впилась мне в лицо и губы. Меня осенило: может это я сумасшедший, а не Горизонтов?… Вот почему он носит красный халат. Чтобы не было видно крови…. Постойте, разве я не могу оказаться сумасшедшим? Разве мне не может мерещиться весь этот бред с этими машинами, кошачьим фаршем и разорванными собаками. Нет, всё проще: я ещё не проснулся у себя в душной квартире в июльскую жару, и я схожу с ума именно от ночной духоты, ворочаюсь у себя, эдак, в кровати, и всё мне снится, снится, снится…. Стало дурно. Я покачнулся мгновение на ногах и с треском свалился на пол.

Нет, я не сошёл с ума, Андрей Львович (и я всё-таки буду настаивать на этом), и раньше мне не доводилось терять сознание. Ни до, ни после. И это я понял сразу ещё там, не приходя в сознание. Понял и удивился (ещё не приходя в сознание), что в первый раз в жизни я всё-таки потерял сознание. Но это вполне понятно: тошнотворный запах, ситуация, обстоятельства и т. д. В общем, моя психика не выдержала и дала слабину. Но это я так – мудрствую лукаво. Иначе я не могу объяснить потерю сознания. И вот что интересно: в момент падения я всё-таки успел подправить тело и рухнул не абы как, а вполне удачно – смягчив плечом удар о гильотину слева и подставив для падения локти. С локтей моё обмякшее тело удачно же перекатилось вперёд и лепёшкой хлопнулось об пол…. Хотя, может быть были и особенные мощные причины, которые я сейчас пытаюсь открыть самому себе. Но странно вот что: в нашем прокурорском морге я никогда не терял сознание и даже вид крови, расчленённого трупа или просто сильно изуродованного, я выдерживал совершенно спокойно и даже помогал иногда прозектору взвешивать внутренности, раскладывать их по чашкам и пробиркам. Так что всё произошедшее я могу объяснить лишь резким и глубоким нервным потрясением.

Мне показалось что я прямо чувствую как во мне передвигается кровь: движется от головы к ногам, потом поворачивается и, разбегаясь по телу, собирается в мощную силу где то в поджелудочке сердца; потом проталкивается с каким то любопытством сквозь сердечный клапан и снова с силой выплескивается к конечностям. Итак дальше и наоборот. Удивительное чувство! Скок, скок, скок, кровь упрямо и размеренно подскакивала у меня внутри. Но до конца очнуться сил почему-то не было, что-то спуталось, будто разноцветные нити, и никак не распутать. Потом возник резкий запах нашатыря, слабость притупилась, и получилось открыть глаза.

- Вот-вот! Смотрите на меня! Слава богу!

Голос продрался сквозь ватную пульсирующую слабость, осветился керосиновой лампой и превратился в лицо. Горизонтов. Склонился, водит ватным тампоном под носом, так, что дышать нечем. В другой руке огромный красный шприц, который он держит на весу тоже надо мной и из толстой иглы капает кровь. Снова кровь! Этого я уже не смог вынести и буквально заревел. Потом отчаянно попытался сделать ещё что-то резкое: приподнялся, потянулся на одной руке, чтобы сесть, но не получилось. Горизонтов отступил на всякий случай, спрятал шприц за спину.

- Не кричите и не пробуйте подниматься. Лучше лежите.

- Где я?

- На полу. Ну, вы и грохнулись товарищ журналист. Я уж думал всё. Хорошо вы мне как-то сказали, что у вас давление. Я сразу за шприц.

- Вообще-то у меня таблетки….

- Проверял! Проверил все ваши карманы – нет.

- В рюкзаке забыл.

- Это ничего. Кровопускание это лучшее и быстрое средство. Вы уж меня извините.

- Ничего-ничего.

Мне почему-то с горечью представилась наша маленькая квартирка и как мы просыпаемся утром и я с жаром пересказываю Асе подробности этого сна за завтраком, и я с удовольствием отхлёбываю кофе из любимой чашки, а на улице по-прежнему жара. Пусть жара, чёрт бы её побрал, только бы это был сон! Сон! Но это, кажется, был не сон:

- А где… призрак? Вы видели его?

Горизонтов не ответил. Побродил как-то отрешённо, что-то обдумывая, потом сунулся звякнув ключами в железную тумбу. Порылся там дребезжа склянками, потом будто вспомнил и обернулся отчего-то съёжившись, сказал почти шёпотом:

- Значит, вы видели его досконально, как и я?

- Я не сплю.

- Что?

- Я говорю: если я не сплю у себя дома, и всё это не во сне, и всё это не мерещится, и я не сумасшедший, и биолог Горизонтов не галлюцинация, то это не призрак. Призраки не едят со…. Кстати, а почему вы соврали мне о собаках? Ведь это были не собаки.

- Собаки, –как-то слабо парировал Горизонтов, – а что вас смущает?

Потом снял очки, по-прежнему отрешённо и медленно протёр рукавом:

– Существа странные, но, всё-таки, это мутировавшие собаки. Будьте уверены.

- Мутанты? У вас что-нибудь ещё живёт?

- Нет, что вы! Я же говорил – у меня всё под контролем.

- Хы! Это вы бабушке рассказывайте.

Мне, наконец, удалось подняться. Доплёлся до кресла в котором ещё дымилась керосиновая лампа, сел. Головокружение проходило медленно, сильно тошнило. Горизонтов на этот раз почему-то не стал ничего объяснять, вздохнул и стал вынимать из тумбы и расставлять сверху какие-то разноцветные колбы с жидкостями. Потом, будто что-то вспомнив, взял карандаш и что-то записал быстро в бумагах, подчеркнул, «клюнул» карандашом слева-направо и справа-налево в написанном, будто высчитывая что-то, потом повторил задумчиво и отложив карандаш:

- Не получается.

- Что не получается?

- То и не получается… Часовщик не имеет права выбирать больных животных. Такой задачи ни в одном цикле не существует. Это нонсенс.

Что-то кольнуло и тут же разозлило меня изнутри:

- Горизонтов, мне кажется, ваш Часовщик неправильно отрегулирован.

- Как это вам может казаться?

- А так: в башне поселилось какое-то существо, вы же видели.

- Полагаю, что Часовщик к этому не имеет отношения.

- Почему не имеет?

- Часовщик — это машина. Механизмы башни сбалансированы, поэтому и не имеет.

- Но, должно же быть научное объяснение.

- Но это и есть научное объяснение. Если это не призрак, то вид. У меня возникли кое-какие соображения. Мне удалось его более подробно разглядеть и мне кажется, что он относится ближе к промежуточному ряду паразитных червей, вернее к слизням. Гигантским слизням.

- Ужасное существо, пожирающее резиновые сапоги и собак-мутантов, — слизняк? У слизняков есть клыки?!

Горизонтов помолчал, потом пожал плечами, взбалтывая в колбе синеватую жидкость:

- Что ещё остаётся? Виды в природе бывают самые ужасные. Белая акула, например, настолько чудовищна и безмозгла, что бросается даже на корпус корабля и пытается его откусить.

- «Безмозгла»? А вы уверены что ваш новый вид без мозгов? Я где-то читал в дневни...

- Уверен.

Я вздохнул с силой, чуть было не проговорившись о дневнике. Странно, что именно об этом упрямстве Горизонтова его жена, кажется и указывала в дневнике, и не об этом ли чудовище она писала? Жаль, что я не биолог! Так бы я возможно о чём-нибудь и поспорил... Нет, меня всё это положительно заводило! Хотя я и не склонен к приключениям, и назвать весь этот ужас «приключением» даже язык не поворачивается, но это было что-то особенное. Особенное! Чего я не мог понять и отчего я никак не мог так просто уйти.

Расставив пробирки Горизонтов вылил из колбы голубоватую жидкость поочерёдно в первую, во вторую и в третью пробирки, примерно на одну четверть; в две остальные – жёлтую жидкость из другой колбы. Потом всё взболтал по очереди и стал выдавливать в каждую пробирку по нескольку капель крови из шприца и снова встряхивать, щёлкая ногтем по стеклу. Кровь расползлась змейкой, осела на дне и неожиданно рассыпалась затемняя жидкость почти до черноты… Щёлочь. Похоже на щёлочь.

- Что вы делаете?

Горизонтов отчего-то вздрогнул, обернулся, сжимая пробирку двумя пальчиками и, чуть покачивая, стал разглядывать на свет:

- Извините, ничего особенного. Пытаюсь вызвать реакцию на вирусы.

- Зачем?

- Всё, что попадает в башню, вступает с ней в биологический контакт и не может исчезнуть.

- То есть, как не может исчезнуть? Выбросите и всё.

- Никак нельзя. Часовщик зафиксировал ваш вес. То есть ваш вес сегодня взаимодействует с пищевой цепью в башне и не может быть лишним. В природе нет ничего лишнего. Если выбросить вашу кровь, то мы собьём с толку Часовщика.

- Так. И что у меня с вирусами?

- Ничего совершенно. Вы здоровы.

- Я так и знал!

Мне стало смешно. Выкрутив фитиль до отказа, я провернулся вместе с креслом и впился лучом керосинового прожектора в лицо Горизонтова. Биолог сжался растерянно прикрываясь ладонью, сделал по инерции шаг назад чуть не опрокинувшись в ванну с кошачьим фаршем и тут же неистово затряс ладонью:

- Что вы делаете? Уберите! Вы мешаете работе!

Мне стало ещё веселей:

- Пытаюсь разглядеть лицо сумасшедшего, который маниакально боится что-то потерять. Разве такое может быть? Отвечайте, а то ведь я ещё могу и подняться и отобрать у вас шприц и разбить его.

- Хорошо, хорошо! Только уберите свет!

- Но без вранья.

Горизонтов вздохнул:

- Поймите: я не маньяк. Даже маленькая частичка в пределах башни

взаимодействует с флорой. Я создал биотрон на основе сложнейших расчётов, где учитывается каждый грамм и молекула. Если изъять этот грамм, то что-то необратимо исчезнет, как исчезла та пища, которой вас угощал сегодня Часовщик. Вы не можете исчезнуть и быть фантомом в башне и ни за что, ни про что не отвечать. Вы здесь и вы связаны сегодня с башней.

- Я связан с башней?!

- Да-да-да!

- И что вы сделаете с моей кровью?

- Выплесну на землю.

- На землю?! Это всё равно что выбросить.

- Нет. Пищевая цепь в биотроне начинается именно с флоры. Ваша кровь будет синтезирована в почву биотрона и равновесие будет соблюдено.

- Горизонтов, вы просто сумасшедший!

- Возможно. Но моё сумасшествие, только что спасло вам жизнь.

- Спасибо. Надеюсь Часовщик использует мою кровь в лучшем виде?…

Кстати, вы что-нибудь слышали про чудовище в башне?

- Чудовище? Какое чудовище?

- Пока не знаю, но я где-то слышал мельком, что пищевую пирамиду нельзя направить в никуда и должна возникнуть субстанция на самом верху. Я даже припоминаю название этой субстанции: «демон». Вы что-нибудь можете сказать по этому поводу?

- Что за чушь вы несёте. Вы, прямо, как моя жена. Она тоже была помешана на каком-то демоне в башне.

- Так, значит, это не демон?

- Что?

- Я спрашиваю: это точно не демон?

Я снова по-хулигански направил прожектор в биолога. Что-то не очень мне хотелось ему верить.

- Хватит! Уберите свет! Вы меня ослепите!

- Я думаю.

Горизонтов спрятался от света за ванну и стал ждать. Собственно в момент ожидания и разглядывания ванны с запекшейся старой кровью на отворотах у меня и созрела окончательно мысль. Дело, по-моему, было чисто уголовным и довольно серьёзным. Горизонтов уже наскрёб лет на пять за садизм по отношению к животным. Что ещё?! Остаётся только арестовать его и вручить обвинительный акт. Так что по-хорошему Горизонтова нужно было бы арестовать пока он тёпленький. Нужно было только разобраться, где он прячет ружьё, а потом... Я решил пойти на уловку:

- Послушайте, Горизонтов, мне становится страшно у вас. Да и вообще пора на электричку. Вы проводите меня? У меня ноги трясутся.

Горизонтов выглянул, сгорбленно щурясь на прожектор, развёл виновато ладони:

- Не получится.

- Это ещё почему?

- Вы же тяжелее меня раза в три.

- Ну и что? Вот вы и будете моим провожатым и костылём. Дайте-ка, я обопрусь на ваше хилое плечо. Подойдите ко мне, не бойтесь.

- Если упадёте снова, то мне вас не поднять, а через лес идти долго сами знаете...

Горизонтов усмехнулся, но не сдвинулся ни на шаг — простачком он всё-таки не был:

- …Мне кажется, вы что-то задумали.

- Я?!!!

- Да и на журналиста вы теперь совсем не похожи. Но мне уже всё равно. Я бы предложил вам сначала прийти в себя, а не в электричку. Тогда вы сможете уйти сами. Я приготовлю вам сладкий чай для повышения гемоглобина.

- Пытаетесь задобрить меня.

- Нет.

- Странно, что ваш Часовщик не может приготовить чай.

- Ничего странного. Чай это единственное, что мне приходится готовить самому. Биотрон его не выращивает.

Дело уже было как раз к обеду и башня опять вздрогнула и загудела утробно электромоторами, застучала пневматикой и заскрипела. Вернее, это была конечно не башня, а биотрон, который время от времени словно просыпался и засыпал у неё во чреве. Причём это пробуждение, как я убедился, ничего хорошего не сулило.

На этот раз послышалось какое-то кастрюльное позвякивание, как на кухне. Опять что-то творилось, но без предсмертных визгов и хрипов, а вполне мирно. Ни молот, ни мясорубка больше не заводились, а неподвижно и зловеще молчали в лужах стынущей и воняющей крови, словно наевшись до сыта. Интересно, чем Часовщик занимался на этот раз? Ведь он точно что-то там расщепляет или режет.

Вообще, в этот раз механизмы башни показались мне совсем иными чем раньше. И когда я говорил Горизонтову что «мне страшно» это была не совсем уловка. Мне действительно было страшно среди всей этой кровяной вони, орущих животных, разорванных мутантов и громыхающих цепей. Эта целая фабрика смерти меня просто ужасала, потому что я не ощущал в ней какого-то беспорядка или случайности, это была зловещая, рассчитанная и неотвратимая смерть, и ничего подобного в своей жизни я не встречал. И может тогда-то я впервые и стал ощущать Часовщика не как механизм с бездушными рычагами и шестернями, а как сущность способную на многое. А способности сущности к вычислению, взвешиванию, аккуратности, тщательности, обдуманным реакциям и исполнительности, наводили на ощущение разумности этой сущности. Причём ужас воспалялся ещё и тем, что мы находились внутри этой механической сущности по которой теперь ещё и ползает какой-то гигантский слизняк, просачивающийся во все щели и дыры, не имеющий никакой определённой природы, необъяснимый, и вполне возможно, что он воспринимает нас как очередную еду!

Дата добавления: 2015-07-21