Биотрон 4 страница

Выдохнул. Врать, в общем, было не так-то просто, особенно если страусиного яйца и в глаза не видел. Потом подумал, что если следовать психологии подследственного, которую мне преподавали на юрфаке по молодости, то Горизонтов должен немедленно включиться в разговор, так как тема ему близка. Но Горизонтов неожиданно промолчал и даже не посмотрел на разведённые руки и не оценил величину яичницы. А я вдруг не нашёл ничего лучшего, как ляпнуть то, чего по той же психологии ну никак нельзя было допускать:

- Извините. Я вижу вам это не интересно.

- Интересно, интересно! Никогда не ел страусиных яиц! – отозвался Горизонтов, словно с другой планеты. - Простите, задумался по поводу кое-каких расчётов.

- Вот именно расчёты, как правило, нас и интересуют.

Горизонтов моргнул с силой:

- Вас? А вы кто?

- Журналист.

- Ах, да. Я и забыл.

- Да это ничего. Вы, знаете, мы пишем именно о фермерах; меня очень интересуют фермы: всякое разведение скота, растений, уход за ними. Проблемы фермеров – это сейчас очень важно, стратегия государства, так сказать. А чем занимается ваша ферма?

Горизонтов насупился:

- Я учёный вообще-то.

- Что ж, научный подход – это главное в нашем журнале.

- В каком журнале?

- «Сельские новости».

- Никогда не слышал.

- Мизерный тираж, только подписка! Хотите я вам оформлю совершенно бесплатно?

- За что?

- Очень просто: вы рассказываете о научном подходе на своей ферме….

- Это не ферма.

- Простите. В общем, мы пишем статью о вашей работе, а вы получаете бесплатную подписку и гонорар.

Губы тут же пересохли. Чтобы чем-то занять неловкую паузу протянул над столом руку и прошуршал щепоткой, мол, гонорар! денежки! мани-мани! Горизонтов реагировал слабо:

- Я не могу. Работа ещё не закончена, а в деньгах я не нуждаюсь – у меня гранд от Московского института.

- Понятно, – мне опять пришлось заелозить, и я не нашёл ничего лучшего, как прищёлкнуть теми же пальцами, - понятно…. Да…. Очень жаль.

И тут я подумал, скорее всего, от злости: «Что ж, раз не хочешь по-хорошему, то сейчас я покажу тебе удостоверение, и ты у меня запляшешь!» Но и это не факт, - с чего ради он должен удовлетворять моё любопытство? Ведь гранты так просто не дают, если я не ошибаюсь? Вот только удостоверение, это единственное что мне собственно оставалось. И я даже почти решился и запустил руку в карман, но Горизонтов внезапно сделал то, что как раз и нужно:

- Вам действительно интересно?

- Ну не то чтобы, раз у вас всё так серьёзно. Если скажете «нет», то я сдаюсь!

- Что ж, я подумал, что заметка в журнале действительно может оказаться полезной для меня. То есть для моего тщеславия, так сказать, - Горизонтов на этот раз сильно застеснялся и покраснел, стал раздумывая вертеть вилку винтом, – но только заметка должна быть совсем маленькая.

- Клянусь, она такая и будет!

- Хорошо. Смысл заметки лишь в том, чтобы сообщить, то есть зафиксировать приоритет открытия. Знаете, кто-то объявит где-нибудь, а я ему «нате, выкусите, у меня первее! Вот вам журнальчик за такой-то год и месяц». В общем, заметку вашу я просто использую, чтобы зафиксировать первенство. Это известный способ в науке и он подтверждается даже юридически. Вы согласны?

- Принимается!

Я быстро выдернул записнушку, карандаш. Разложил на столе и ткнул карандашом чуть пониже слов «я сижу, как пень.»

- Буду фиксировать главное.

- Фиксируйте.

Горизонтов наморщил лоб. Наморщил так сильно, что морщины прокатились по лысой голове до самой макушки. Там остановились на мгновение и скатились обратно.

- Я вам сейчас попытаюсь объяснить. Как бы это лучше, - он вдруг отложил вилку и, откинувшись на стуле, несколько секунд провожал взглядом маховик на потолке, будто отсчитывая. Потом стал плавно чертить в воздухе указательным пальцем, словно заворожённый ритмом, и вдруг хлопнул в ладони:

- Понимаете, речь пойдёт о биологической башне, где мы с вами сейчас находимся. Вернее о биотроне. Но это понятие более сложное, научное, но, как и в физическом синхрофазотроне, где происходит движение элементарных частиц и преобразование их в новые частицы, так и в биотроне происходят преобразования, но только на генетическом уровне и только с растениями и животными. Биотрон – это моё детище. И я являюсь его официальным директором от института. Это мой исторический эксперимент, который я затеял много лет назад. Суть эксперимента – доказать эволюцию видов от самых простейших до самых сложных существ.

- Это каких же?

- Эээ… Ну, не будем опережать события, –как-то плавно увильнул Горизонтов. - Суть эксперимента: воссоздание в замкнутом виде всей цепочки эволюции, вернее её основных звеньев.

- От простейших и до человека? – припомнилось почему-то из школьной

биологии.

- Ну, не столь явно, но где-то вы правы. Именно до самых разумных существ. Но следует начать с башни. Где мы сейчас с вами и находимся. Башня имеет определённую и непростую конфигурацию (Горизонтов сделал удлиняющий жест рукой, будто растягивая резину снизу-вверх). Вот, в ней-то и находится система биотрона. Биотрон состоит из шести секторов и это замкнутое пространство растений и животных организмов. И с самого начала, ради самой чистоты эксперимента, мне пришлось почти полностью изолировать содержимое биотрона от внешней среды. Все живые существа в биотроне имеют право передвигаться только в его пределах, только в нём они могут рождаться, добывать себе пропитание и умирать. Для этого я отобрал ключевые виды, которые могут существовать и размножаться в замкнутом пространстве — домашние животные и паразиты. Только они издревле создают естественную пищевую цепь рядом с человеком. Но есть и сцепляющие виды без которых невозможно продвижение… В башне нет ничего лишнего, как и нет какого-то недостатка. Всё, что мы с вами сейчас поедаем, производится непосредственно в её недрах в результате сложной пищевой цепочки биотрона. Конечное звено этой цепочки, её вершина, как вы уже и догадались вначале – разумные существа. Это и есть моя цель. В самом начале цепи простейшие и насекомые. Насекомых поедают более сложные существа – змеи и ящерицы. Змей поедают грызуны, их вам ещё предстоит увидеть. Грызунов, соответственно, следующий вид… понимаете? Но если следовать логике, то биотрон должен сохранить баланс живых организмов. В этом была некоторая сложность. Тараканов, к примеру, не должно быть больше четырёхсот килограммов, количество ящериц и змей – двести пятьдесят, грызунов – соответственно – сто пятьдесят. Кроме того, время рождения и смерти каждого таракана, ящерицы, змеи и грызуна тоже примерно известно.

- Грызуны, это, простите, кто?

- Мыши и крысы.

- Получается, что ими кто-то тоже должен питаться?

- И это естественно! У меня есть и кошки и мутанты… э-э… собаки.

- Кажется я слышал ночью. Будто их кто-то мучил или убивал.

- Вы не далеки от истины. Но Часовщик убивает только старых собак, которым больше одного года.

- Разве это «старые»?!

- Одного года вполне достаточно, чтобы собака созрела в половом смысле и принесла потомство.

- Не может быть!

- Может. В биотроне время немыслимо ускоряется и процесс эволюции происходит прямо на ваших глазах.

- Невероятно, невероятно... А собаками-то кто питается?

- Курицы, утки. А их я держу для собственной еды.

- Да, как такое может быть?

- О, не переживайте. Конечно не мясом. Часовщик просто выкладывает разлагающуюся биомассу в специальные лотки. Каллифориды, то есть известные вам мухи, откладывают в ней огромное количество личинок, вот их то и поедают куры и утки. Ещё часть трупов вместе с биогумусом и перегноем идёт на удобрение земли для оранжереи. О земле совершенно нельзя забывать. Обязательно уточните в заметке. Это важная мысль. Всё начинается от земли, а не от поедания друг друга. Ну и оставшимся мясом я кормлю самих же собак.

- Собак вы кормите… собачьим мясом?!

- Да, как вам это не противно. Правда, с каждым разом это становится всё труднее – они что-то подозревают.

- «Подозревают»? Кто подозревает – собаки?

- Да.

- Невероятно!

- С некоторых пор – вероятно.

- Но какой резон в этом? Это же чистый каннибализм.

- Каннибализм? Конечно! Но здесь нет никакой морали. Это чистый биологический расчёт направленный на выживание. Чистое поле без всяких ограничений и традиций. В природе нет морали. Это начало начал, товарищ журналист! И резон только в том, чтобы в башне, как и в природе, не возникало ничего лишнего. Вот, например, вы. Вы, наверное, помните, что я у вас спросил про вес?

- Конечно.

- Ваш вес нужен Часовщику для того, чтобы не выдать на стол лишних продуктов. Это могло нарушить биологический баланс. В то же время нужно было выдать продукты в точном соответствии вашему организму: витамины, углеводы, белки и тэдэ с точностью до грамма. Сам же Часовщик безоговорочно их не отдаёт. Вначале он просчитывает весь процесс от тараканов до собак, от зерна до овощей, и только потом принимает оптимальное решение. Вчера, например, Часовщик обнаружил, что курица не достигла положенного веса для убоя, и заменил курицу змеёй. Но заменил не просто так, а потому, что обнаружил, что змей стало ровно на одну больше, чем нужно.

- А сегодня, значит, курица достигла нужного веса?

- Значит! Сегодня мы с вами имеем бульон и мясо. Ешьте!

- Ничего себе завтрак! А если бы тараканов стало больше?

- Тогда он подаёт тараканов.

- Как!!!

- Я пошутил.

- Стоп, стоп, стоп! А с тараканами-то как?

- О, вы невнимательны – биогумус! Так и запишите, иначе забудете.

- Записываю: би-о-гу-мус. Пардон – всё в биогумус?

- Это закон.

-А как же Часовщик узнаёт о том или о сём прибытке в фауне?

- По весу. У меня всё взвешивается, даже пандус.

- То есть, когда мы шли по пандусу, то Часовщик зафиксировал мой лишний вес в доме?

- Получается так, раз он выдал еды сегодня в два раза больше, чем вчера.

Тонкая никелированная рука Часовщика, наконец, поднялась вверх над столом и замерла.

- Всё, – подвёл черту Горизонтов. – Кажется, я вам рассказал всё. И буду вам чрезвычайно благодарен за заметку. Перешлёте мне номерок журнальчика?

- Непременно.

Едва ли мне удалось записать даже четверть из всего того, что он говорил. Три странички в записной книжке оказались заполнены пометками и каракулями, когда я просто делал вид, что записываю. Поэтому последнюю каракулю я черкнул с особым, размашистым смыслом и поставил точку, будто глухо тюкнул молотком: «Всё. Непременно.»

На приборной панели что-то сильно сверкнуло и напольный электродвигатель стал плавно умолкать, сбавляя обороты, пока не умолк совершенно. Горизонтов на секунду оглянулся на него, потом взял яйцо из тарелки и, щёлкнув ногтем в носик, стал сосредоточенно очищать. Пихнул яйцо в рот, уложил сверху огурчик, и, разжёвывая, стал переваливать из одной щеки в другую. В возникшей тишине хрустальный звон исходящий неизвестно откуда, стал очень объёмным и даже громким. Теперь это точно не казалось. И потом, я слишком долго смотрел вверх, пытаясь сопоставить вращение маховика с возникающим звоном, так, что Горизонтов неожиданно помог мне:

- Вас, наверное, интересует этот звук?

- Да. Такой странный звук, словно звон стекла.

– Это медиаторы. Когда стрелка хронометра проворачивается на оси, она задевает контакты из пружинящего металла, они и издают такой звук. Слышите? Дзинь! Дзинь-дзинь! Знаете, как устроена музыкальная шкатулка? Так, устройство хронометра примерно такое же. Только вместо валика – контакты. Контакты электрические. Когда они соединяются со стрелкой, то происходит включение определённого механизма в доме. Часовщик оживает и начинает рассчитывать цикл.

- Неужели так просто?

- Верно, но только с первого взгляда; я не нахожу в этом простоты. Обратите внимание на надписи по всей окружности хронометра, видите?

- Не могу прочесть.

- Это не столь важно. Это всего лишь деления на дни, месяцы и декады. Но в каждом из этих делений есть ещё деления – десятичные. В десятичных – сотые и даже тысячные.

- До бесконечности? –как-то само выскочило.

Горизонтов улыбнулся.

- О, нет! Всего циклов шесть с половиной тысяч. Но слышите и видите вы только самые крупные. Остальные практически незаметны, они происходят ежеминутно в любом уголке башни, вернее, в том уголке, который определяется хронометром. Тогда, механизмы Часовщика оживают в нём и начинают работать.

- Что такое «циклы»? Вы всё время про них говорите и говорите.

Горизонтов принялся за курицу – мягко оторвал кусок и пожевал медлительно. Затем вынул кость изо рта и внимательно рассмотрел:

- Н-да вкус меняется, а вроде бы всё тоже, и эпителий тот же и структура та же…. Ах, вы спросили про циклы! Да-да, а вы пробовали куриный бульон? Ну, и как он вам?

- Точно не скажу, но, по-моему, приличный. Вернее, обычный.

- Странно. Мне, кажется, меняется всё…

- И, всё же, может, вы мне расскажете про циклы?

- Ах, да, простите – цикл…. Взгляните снова на потолок!

Горизонтов неожиданно встал и принялся расхаживать по комнате:

- Начнём, пожалуй, с этого маховика. Это самая близкая к нам стрелка, если её так можно назвать, вращается со скоростью одной секунды за один оборот. Это скорее маховик, чем стрелка и она просто синхронизирует движение всего механизма, по нему сверяется весь годовой цикл, секунда в секунду. Всего полных оборотов маховик должен сделать тридцать один миллион пятьсот тридцать шесть тысяч. Не больше и не меньше за один год. Чуть дальше, вторая стрелка, движется девять секунд за один оборот, соприкасаясь каждый раз во время движения с тремя контактами. Вот, слышите? Дзинь!… В этот момент открываются клапаны, и в поилки животным подаётся вода, всего около десяти граммов.

- И это происходит каждые три секунды? Но разве сразу нельзя заполнить поилки?

- Нет. Дело в том, что в доме нет воды. Вода собирается из конденсата на металлических тарелках в нескольких местах крыши. И каждые три секунды они встряхиваются специальными механизмами, и водяные струи из многих каплей конденсата устремляются по трубам в поилки.

- Значит, я пил куриный бульон сваренный на воде из конденсата?

- Точно! Правда большая часть воды всё-таки получается в накопителях от дождя. Но в перерывах между дождями конденсат вполне сгодится…. Дальше! Дальше вы видите стрелку, которая проворачивается ровно одну минуту. Вдоль всего пути только один медиатор-контакт. Вот смотрите: сейчас он включит на несколько секунд обогреватели по всему дому, или наоборот отключит что-то из них. Зависит всё от термометра. На серпантине должна быть постоянная температура в тридцать градусов и высокая влажность. Только при такой тропической жаре плодятся тараканы, а ящерицы и змеи становятся активными. Контроль температуры нужен каждую минуту, как дыхание, как взмах ресниц. Вы же понимаете? А вот следующая стрелка вращается со скоростью всего три часа в оборот. Каждые три часа она включает по очереди механизм взвешивания животных, следующий контакт включает подачу пищи животным, а третий снова производит взвешивание животных уже после еды.

- Как же он взвешивает каждую собаку и каждую кошку? Разве это возможно механически?

- Нет, конечно. Просто дом поделён на секторы-ареалы и взвешивание происходит целиком только в каждом ареале обитания видов. Весы встроены в пол. Этого хватает, чтобы сделать общий вывод о кормлении и приросте.

- А если обнаружится, что животные слишком потяжелели?

- Ну, это происходит постоянно.

- Значит, биотрон должен либо увеличиваться, либо… уничтожать лишних едоков.

-Верно! Но биотрон не может увеличиваться. Он должен поддерживать баланс всех видов на одном уровне, как это происходит на земном шаре. Любое увеличение животных это и есть развитие и обязанность Часовщика. Он забирает лишних животных и переводит их в состояние корма. Кстати, этим сложным процессом заведует следующая стрелка, включая механизм уничтожения: первый контакт включает элеватор и вынимает животное из ареала при помощи Карающей Руки, второй – обрабатывает до состояния однородной мясной массы, третий – выгружает в яму Беккари, превращает в компост, для удобрений растений и в лотки для размножения мух, четвёртый – частично отправляет мясную массу самим же животным. Всего в цикле четыре медиатора-контакта, как видите на циферблате. И соединяются они каждые двенадцать часов. Каждые двенадцать часов цикл повторяется. Часовщик изымает либо одну курицу из ареала, либо одну змею, либо собаку, либо кошку. Так и происходит интересующий вас цикл.

- А если тараканы?

- С ними немного сложнее. Часовщик изымает их днём, когда они сбиваются в колонии для сна на стенах. Стены имеют поворотный механизм, как на жалюзи. При превышении веса в ареале он срабатывает, и лишние насекомые умерщвляются слабым разрядом тока. Цикл завершён! Вы записали?

- Конечно. Но у меня наклюнулся вопрос.

- Отвечу с удовольствием.

- Вы сказали, что в биотроне время ускоряется. И насколько же?

- За один земной день в биотроне проносятся десять лет, девять месяцев, двенадцать дней, семь часов, двадцать три минуты и четырнадцать секунд. Десятые и сотые доли, думаю, вам будут не интересны...

Я опешил.

-...Постойте, постойте, вы так и не притронулись к еде? Я протестую! Вы обязательно должны попробовать моей фирменной курицы.

Чтобы совсем уж не огорчать Горизонтова пришлось похрустеть огурцом и выпить полстакана куриного бульона. После некоторых сомнений проткнул вилкой помидор и высосал мякоть.

- Ясно, - как-то спокойно отреагировал Горизонтов. - У всех в первый раз аппетит здесь крайне плохой, а потом ничего – налаживается. Ну, раз вы ничего больше не хотите, тогда я вам кое-что покажу.

Горизонтов замер, сосредоточился, поводил указательным пальцем в воздухе, подсчитывая стрелки:

- Основная на пяти, шестая на тридцати восьми…. Через пять минут начнётся.

- Что-что?...

Машинально задрав голову вслед пальцу, я увидел, как он наплывает огромной зелёной каплей в зеркальном искажающем покрытии хронометра на какую-то надпись, потом сжался, превратившись в точку, и повис на мгновение в пространстве бронзового зеркала.

- …Что вы считаете?

- Цикл! Вы же хотели знать, что такое цикл и что Часовщик делает с животными? А сейчас он как раз начал рассчитывать вес. Смотрите, сейчас начнётся.

Я растерянно заметался взглядом по огромному циферблату, мельтешащему бесчисленными стрелками и маховиками не зная, что собственно «смотреть», но в этот же момент всё и прояснилось. Кажется, третья или четвёртая стрелка в центре неожиданно тронулась и, продвинувшись несколько сантиметров, отогнула тонкую пластину медиатора, преодолев напряжение. Потом сбросила щелчком, раздался мелодичный и знакомый всплеск.

- Контакт! Цепь замкнулась. Идёмте.

Горизонтов отвернул штурвал, открыл дверь и, шагнув последним из комнаты, погасил свет:

- Это аккумуляторы. Нужно дать зарядиться аккумуляторам. Приборы показывают неважный ветер на ближайшие два дня. А без электричества циклы нарушатся и произойдёт природная катастрофа.

- Катастрофа?

- В пределах башни, конечно.

- Да вы просто бог какой-то!

Горизонтов захлопнул дверь и лаборатория исчезла, прикрывшись пауком и длинной деревянной гнилушкой привинченной по диагонали к двери.

- Идёмте, поднимемся выше.

Выше на серпантине под ногами почти ничего не оказалось. В отличие от нижних этажей, где и шагу невозможно было ступить от живности, здесь было довольно пустынно. Встретились мыши, отчего-то разных цветов – серых и коричневых – бросились по углам, спрятались в тени нескольких одиноко торчащих папоротников у стены. Выше оказались кошачьи фекалии и ещё выше сами кошки греющиеся в круглых солнечных пятнах. Пространство с фекалиями видимо было для них пограничным и с мышами они не занимали одной территории. Или «ареала», как выразился бы биолог…

А вот в «кошачьем ареале» у стены я увидел то, что требует, пожалуй, отдельного описания, Андрей Львович. Потому что с обычными механизмами и даже с безобидной рукой Часовщика в лаборатории, это ни шло ни в какое сравнение. Выглядело это так: на шарнире из квадратного отверстия свисал длинный, с человеческий рост, трехколенчатый рычаг сложенный ножницами и прижатый к стене. На конце рычага чёрный, пятипалый пневматический зажим, такой же, как в лаборатории. Но он не был столь безобидным, потому что в зажиме был установлен настоящий хищный гарпун. Уж в гарпунах-то я разбираюсь! Длинный, сверкающий зазубринами, намертво упёртый древком в пол гарпун вместе с длинным рычагом жутко походил на руку вооружённого стражника у стены, причём сам «стражник» спрятался за стеной вытянув руку. Я остановился:

- Не понимаю. Что это?

Мне показалось, что Горизонтов несколько смутился. Во всяком случае он стал растерянно подбирать слова:

- Так, сказать, элеватор... Часть элеватора... Проще сказать: одна из рук Часовщика. Я называю её Карающей Рукой.

- Что вы говорите?! Надо же? Пожалуй, опишу её подробно в заметке. Кого же она «карает»?

Горизонтов перестал улыбаться и стал неожиданно серьёзным:

- Я категорически против.

- Против?

- Это не имеет абсолютно никакого отношения к заметке.

- О! - Я не нашёл что ответить и сказал только «о», чтобы не быть навязчивым и подозрительным. – Вы уж меня простите. Мне всё так ужасно интересно.

- Ничего-ничего.

- Но ведь этот механизм не безобиден? Он кого-то убивает?

- Верно. Эта рука Часовщика карает при помощи гарпуна слишком прожорливых кошек. Вот собственно и всё.

В сущности, механизм изъятия из ареала, мне теперь становился более-менее понятен. Но меня тут же осенило:

- Постойте, так ваш Часовщик видит, что делает? Как он гоняется за кошками?!

- Он вовсе не гоняется за ними и ничего не видит, - Горизонтов указал пальцем в иллюминатор. - Свет от иллюминатора специально фокусируется на полу солнечным пятном. Кошки всегда греются в одних и тех же пятнах, а гарпун бьёт именно в это место.

Я раскрыл рот от изумления. Признаюсь, совершенно искренне:

- Гениально!

Все круглые лючки иллюминаторов были соединены одним длинным шнуром, продетым в кольца и, видимо, опускающимся до самого конца по серпантину, Значит, иллюминаторы в башне открывались все одновременно и автоматически, поскольку в некоторых местах шнур был переброшен через блоки, вмонтированные в стену, а иллюминаторы тянулись по всей внешней стене и я даже носом ткнулся в один из иллюминаторов, чтобы убедиться, что он имел свойства выпуклой линзы. Надо же! Как всё просто: кошки попадаются на одну и ту же уловку и даже не догадываются убраться из смертельного солнечного пятна!

Выше иллюминаторы заканчивались, и кошки так же исчезали с серпантина, образовывалось небольшое пространство в полтора или два метра, словно невидимая граница ареала; за границей ареала начинались крысы.

Никогда не думал, что смогу так спокойно разглядывать хорошо упитанных серых крыс. Здесь они не внушали совершенно никакого отвращения. Крысы даже показались несколько ленивыми, они неохотно расползались под ногами, скорее из какой-то своей крысиной «корректности» прижимались к стенам, волоча хвосты, и тут же теряли к нам всякий интерес. Наконец мы остановились рядом с совершенно обычной и ничем не прикрытой дверью. Видно маскировки не требовалось, и снаружи дверь была покрыта нержавеющим железом и плотно склёпана по краям. На этот раз Горизонтов открывал её с большим трудом. Дверь была массивной, толстой, как в настоящей барокамере.

- Вы удивлены?

- Да. Дверь в вашу лабораторию открывалась лёгким нажатием ладони, если я ничего не путаю.

- Нет, вы не путаете. Просто из этого помещения иногда раздаются вопли животных и пришлось дверь уплотнить.

- Что здесь?

- Это «кухня». Я её так называю.

- «Кухня»? Здесь Часовщик и готовит завтрак?

- Можно сказать так, в том числе и пищу, но не совсем…. Сейчас всё поймёте.

В темноте Горизонтов чиркнул спичкой и запалил лампу на стене. Потом прошёл в глубину и по очереди зажёг ещё несколько ламп. Здесь я, собственно, приготовился уже увидеть каких-нибудь собак, если следовать логике расположения животных на серпантине, где был какой-то неизвестный порядок. Но ничего подобного не было. Чем больше становилось света, тем страннее и подозрительней выглядела комната. Никаких следов животных в ней не было. Вернее они были, но только в каком то смертельном ракурсе. Если описывать всё вкратце, то выглядели эти следы так: во-первых: запах! тошнотворный, просто убийственный запах сырого мяса, будто на скотобойне; во-вторых — это то, из чего собственно состояла комната — её внутренности — жуткий инструментарий, расставленный вдоль стены в два ряда. Инструментарий в виде ножей-гильотин на массивном чугунном основании соединённых валами с электродвигателем; в виде огромных деревянных барабанов с намотанными на них длинными цепями у стен; и в виде самих стен, на которых болтались какие то стальные зажимы с острыми крокодильными пастями, аккуратно и по деловому развешанными на крючках и напоминающих орудия средневековых пыточных камер. И, ко всему прочему, поражали две огромные окровавленные мясорубки с пристроенными ваннами, и высокий, торчащий свечкой под потолок, тяжёлый электрический молот. Сам по себе ужаса он не производил, а вот остатки волос и крови на рабочей поверхности молота впечатление производили. Но если ко всем впечатлениям присовокупить специальный пол с желобками и бурыми кровотоками (а я видел такие в морге прокуратуры) и совершенно не оштукатуренные стены из серого кирпича, на которых то тише то сильнее разгорался красноватый хиленький свет керосиновых ламп, то получалась картина настоящего ада, в котором выдался выходной денёк. Причём посреди этого ада, почти по центру комнаты, громоздилась несуразная железная тумба похожая на кафедру и, видимо, служившая рабочим местом самому дьяволу. Тумба была окрашена когда-то в белый цвет, но теперь была вся сплошь забрызгана кровью. Так забрызгана, что кровью были покрыты даже стопки бумаг и карандаш, валявшийся поверх листа исписанного до половины формулами и графиками, и тут же были беспорядочно расставлены окровавленные пробирки, реторты и пипетки, погружённые в фарфоровые ступки. И всё это, как вы уже понимаете, так же было заляпано бурой и чёрной, давно высохшей кровью. В общем, сплошной кошмар!

- Сейчас девять утра и вам предстоит увидеть весь утренний цикл от начала и до конца. Надеюсь у вас крепкие нервы? - неожиданно «обрадовал» Горизонтов.

- Надеюсь, но….

- Возьмите это.

Горизонтов протянул брезентовый фартук.

- Знаете, иногда кровь брызжет не туда куда нужно, проливается мимо ванны, этого никак не предугадаешь.

- Вы будете что-то делать с животными?

- Я ничего не буду делать. Всё будет делать Часовщик. Он уже закончил взвешивание после утренней кормежки и сейчас выбирает подходящую биомассу.

- Животное?

- Я этого не знаю. Могут оказаться и насекомые, если их уничтожение сбалансирует пищевую цепь в доме. Ничего нельзя предугадать. Каждый раз Часовщик действует по-разному, и только он один знает, как действовать. Присаживайтесь!

Горизонтов указал на два кресла в центре комнаты.

- Кресла могут поворачиваться, обратите на это внимание. Во время работы Часовщика вы можете всё внимательно наблюдать, просто отталкиваясь ногой от пола и вращаясь вместе с креслом, очень удобно. А теперь, когда вы сели, обратите внимание на подлокотник: на краю прикручена на шарнире керосиновая лампа с зеркальным отражателем. Сейчас я её зажгу и вы сможете оперировать ей как прожектором при помощи деревянной рукоятки позади лампы. И это тоже очень удобно. Вы сможете наводить луч прожектора туда, куда вы захотите во время цикла. Попробуйте. Так… и вот так! Отлично! Вам понятно?

- Конечно, не велика премудрость. А почему кресла два?

- Одно я готовил для своей жены.

- И она была не против смотреть зверства?

- Я хотел, чтобы мы были заодно.

- И что же случилось?

- Она была здесь только один раз и тут же потеряла сознание. Больше она сюда не приходила.

- Если откровенно, то меня тоже начинают пробирать мурашки. Послушайте, кресла у вас чем-то пахнут густо, они кожаные?

- Кошачьи шкуры.

- Что?!!!

- Внимание! Прошу тишины!

Горизонтов вдруг привстал с кресла и замер на секунду подвесив указательный палец к губам.

- Кажется начинается. Вы слышите?

Целую минуту я не дышал, прислушиваясь, и какое-то время слышал только собственную пульсирующую кровь в висках. Потом машинально проверил таблетки в кармане, но не нашёл… Комната зловеще и утробно стала наполняться отдалённым механическим гулом.

- Что это?

- Это звук маршевого двигателя. Он установлен в цокольном этаже.

Отчего-то расстроенный Горизонтов опустился в кресло.

- Странно.

- Что странного?

- Часовщик включил маршевый двигатель, вот что странно. Значит, намечается что-то очень серьёзное. Это и не совсем понятно мне.

- Вы не понимаете собственную машину?

- Думал, что понимаю…. Дело в том, что маршевый двигатель существует только для крупного изъятия биомассы из ареала. Так было часто на самом раннем развитии башни, когда я не мог ещё отрегулировать досконально циклы и контролировать популяции животных. Высокая плодовитость вынуждала Часовщика отправлять их на бойню тоннами. Но сейчас – странно.

Дата добавления: 2015-07-21