Постскриптум первый. 4 страница

После массовой адаптации кирил- лической азбуки в Х в. книжный поток разнообразного содержания на сла- вянских языках хлынул на Русь ото- всюду, в первую очередь из Византии и Болгарии. Под влиянием этих образ- цов начинают работать и собственно русские переписчики, в первую оче- редь великокняжеские, а там и мона- стырские. Лаврентьевская летопись рассказывает о главном из русских скрипториев раннего периода:

«И бе Ярослав книгам прилежа и по- читая е часто в нощи и в дне; и собра писце многы и прекладаше от грек на словеньское письмо, и списаша кни- гы многы и сниска, ими же поучашеся вернии людье… насея книжными сло-

иначе откуда бы он собрал «писцов мно- гих»?

По общепринятому мнению, кни- ги писались и переписывались именно при княжеских дворах, монастырях и церквах. Занимались этим, если можно так выразиться, канцелярские служа- щие, но преимущественно священно- служители и монахи. Последним это вменялось в обязанность: сохранил- ся церковный Устав князя Всеволода Мстиславича начала XII в., в котором сказано, что если «поповский сын гра- моте не умеет», то он превращается в изгоя32, то есть выбывает, изгоняется из своего сословия.

Когда была написана первая рус- ская книга-кодекс на пергаменте? Мы точно этого не знаем. Сегодня самыми ранними (рубеж Х–XI вв.) из сохра- нившихся кодексов принято считать Киевский миссал (листки, написанные глаголицей, перевод латинского мис- сала, т.е. чинопоследования обедни), а также кириллическую рукопись крат- кого Евангелия апракос (т.н. Савина книга, названная по имени упомянуто- го в ней попа). Но утверждать, что нет и не было ничего более древнего в этом роде, нельзя.

Существует древнейший общепри- знанный шедевр русского книжного искусства: «Остромирово Евангелие», написанное в 1056–1057 гг. на перга- менте дьяконом Григорием для нов- городского посадника Остромира,

весы сердца верных людей… Ярослав

же се, якоже рекохом, любим бе кни- гам, многы написав положи в церкви святой Софьи, юже созда сам»30.

Историк русской церкви Е.Е. Голу- бинский считал, что у Ярослава Мудро- го могло работать не более 20 перепис- чиков книг. Так ли это, знать нельзя, но ясно, что этот скрипторий уже не был ни первым, ни единственным на Руси 31,

30 Лаврентьевская летопись, под 1037 г.

31 На Северо-Западной Руси древнейшей

168 считается книгописная мастерская, действо-

вавшая на рубеже XI–XII вв. в новгородском

Лазаревом монастыре. В Москве книгописные школы сложились позднее, в XIV столетии, при Чудове монастыре (основан митрополи- том Алексием в 1360 г.) и Спас-Андроникове монастыре (основан им же в 1355 г., назван по имени первого игумена св. Андроника, учени- ка св. Сергия Радонежского). Книгописание, видимо, существовало в Данилове монастыре, Симонове монастыре, в кремлевском Спас- ском на Бору монастыре.

32 Фроянов И.Я. Киевская Русь. Очер- ки социально-экономической истории. Л., 1974. С. 136–146; Памятники русского права. Вып. II. М., 1952. С. 164.

Гонка цивилизаций: секрет лидерства

приближенного князя Изяслава33. Но нигде и никогда традиция рукопис- ной книги не начиналась сразу с об- разцов такого уровня. Этому должны были предшествовать научение, опыт, практика, вызревание мастерства. Есть многие доказательства, что этот опыт начал накапливаться задолго до того.

Так, известна маргиналия новго- родского священника Упыря Лихого, гласящая, что он в 1047 г. переписал глаголическую рукопись. Кроме того, в Реймсском Евангелии (националь- ная французская реликвия, на кото- рой присягали французские короли) содержится часть, написанная кирил- лицей и представляющая собой Еван- гелие, привезенное во Францию той самой киевской княжной Анной, что вышла замуж в 1051 г. за французско- го короля. Естественно, текст был на- писан до этой славной даты. Летопис- ные сведения о скриптории отца Анны, Ярослава Мудрого (а он умер в 1054 г.), подтверждают и без того ясное умоза- ключение.

Надо полагать, ни высокая стои- мость книжного делания, ни сложно- сти организации этого процесса — от изготовления пергамента и чернил до создания подчас драгоценных пере- плетов с золотыми, серебряными окла- дами, усыпанными самоцветами, — не останавливали высокородных и бога- тых книголюбов. Книга еще воспри- нималась как штучное высокохудоже- ственное и высокоинтеллектуальное изделие, требующее от изготовителей таланта и ума. Средневековое отно- шение художника к своему творчеству распространялось, несомненно, и на книгу. А именно: художник творил как бы перед Богом, исполняя высший долг, не считаясь с расходом времени и труда, не экономя на материалах35, не рассуждая об «экономической целе- сообразности» духовного подвига и не собираясь наживаться на своем произ- ведении. Обретаемая им заслуга имела гораздо более высокий, сакральный ранг.

Однако к началу XII в. спрос на кни-

Скрипторий Ярослава был в первую

очередь ориентирован на формирова- ние княжеской библиотеки, которая, возможно, располагалась непосред- ственно в храме Св. Софии и насчиты- вала, по предположению историков, до 500 книг34.

33 Оно состоит из 249 листов, написано крупным каллиграфическим уставом в два столбца и украшено заставкой, инициалами и миниатюрами (хранится в Российской На- циональной библиотеке, СПб.).

34 Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. 1, полутом 1. С. 105–256; Кн. III. С. 880–924. Даже если допустить, что циф- ра несколько завышена, надо признать, что книжное собрание Ярослава было выдаю- щимся по всем европейским меркам. В письме к Б.В. Сапунову крупнейший в Европе знаток манускриптов проф. М. Виттек писал: «Ду- маю, что не будет ошибкой рассматривать как очень значительную библиотеку роман-

Сохранились сведения о том, что обширной библиотекой обладал абт (игумен) Ольберт Гемблу, умерший в 1048 г. Он сумел собрать в своем монастыре 150 рукописей. В кон- це XIII в. в Германии был знаменит своими книжными сокровищами некто Гуго фон Тримберг (1260–1309), у которого было око- ло 200 книг (Там же. С. 160).

35 Поразительны данные о расходе перга- мента в русских книгах: на роскошные широ- кие поля уходило от половины до двух третей этого недешевого и до XIII века импортного материала. При этом, в отличие от Европы, на Руси практически не прибегали к использова- нию палимпсестов (пергаментные листы с вы- скобленным текстом для повторного письма) и за редчайшим исключением не употребляли поля для заметок и приписок. Таким образом, роль широких полей могла быть лишь эстети- ческой, создающей некое художественное пространство и повышающей самоценность

словес. Спасение души несовместно с мелоч-

ского времени, состоящую из более чем 100

ной экономией: такой вывод единственно на-

рукописей» (Сапунов Б.В. Указ. соч. С. 161).

прашивается по рассмотрении этих фактов.

Александр Севастьянов

ги растет, возникает книжный рынок, книга все же становится товаром. По- является особая профессия книжного переписчика, духовный подвиг дела- теля книги преобразуется в ремесло, в дальнейшем появляются корпорации переписчиков, использующих разде- ление труда (так, Рязанская кормчая 1284 г. была написана пятью писца- ми). Книги начинают воровать, как представляющий ценность предмет36. Происходит заметное упрощение тех- нологий как следствие перехода к из- готовлению массовой продукции, к по- становке книгоделания «на поток»37. По сравнению с массовой «берестя- ной» грамотностью низов это озна- чало переход на более высокий каче- ственный уровень.

К концу XII — началу XIII в. книга все шире проникает в народ. Порази- тельные и наводящие на неожиданные выводы находки дали раскопки Старой Рязани, погибшей от нашествия Батыя. Как писал А.А. Монгайт по результа- там многолетних трудов на месте испе- пеленного в декабре 1237 г. города: «В Старой Рязани в рядовых жилищах ча- сто находят медные застежки книжных переплетов — единственная хорошо сохранившаяся в земле деталь от древ- них рукописных книг. Книги были не только у богачей — книжные застежки найдены также в жилищах ремеслен- ников, в полуземлянках бедноты»38.

Теперь уже не только грамотность, но и книжность становится массовой. Однако в отличие от берестяных гра- мот, обслуживавших почти исключи- тельно светскую сторону жизни рус- ского люда, важнейшей особенностью

русской книжности изначально была ее сугубая клерикальность. Подробнее об этом сказано ниже.

Тут надо сделать оговорку: судить книговедам о русских манускриптах XI–XIII вв. приходится по единичным сохранившимся в наличии экземпля- рам. По предположению исследова- теля В.Б. Сапунова, до наших дней дошло менее одного процента былых книжных богатств Древней Руси ран- него периода39. Так что абсолютно до- стоверно охарактеризовать их мы не можем. Как не можем и обрисовать горизонты востребованности книги в русской публике. Если широкая, почти всенародная грамотность русских, за- свидетельствованная берестой, являет- ся очевидным их отличием от европей- цев, то сравнивать отечественный круг читателей книг с западным трудно, ибо недостаточно данных.

Впрочем, как всякая технологи- ческая новинка, пергаментная книга на Руси должна была вначале сто- ить безумно дорого (вспомним, какие цены платили богатые люди за первые персональные компьютеры еще недав- но!). Вплоть до XIII в. пергамент был привозным, импортным, что не позво- ляло снижать цену на готовую книгу. Ее сравнительную стоимость легко понять, зная, что князь Владимиро- Волынского княжества Владимир Ва- силькович в 1288 г. купил у вдовы про- топопа «Требник», заплатив за эту не самую большую из книг 8 гривен кун. В то же самое время целое село он же купил за 50 гривен кун40. Соотношение, во многом объясняющее и позднее по- явление у нас манускриптов, и их мед-

36 В 28-м «слове» Киевского патерика рас- сказано, как у монаха Григория воры пыта- лись украсть книги из кельи (Патерик Ки- евского Печерского монастыря. СПб., 1911. С. 92).

37 Сапунов Б.В. Указ. соч. С. 118.

38 Монгайт А.Л. Раскопки Старой Рязани

170 // По следам древних культур. Древняя Русь.

М., 1953. С. 317.

39 Вообще, Сапунов верно заметил о до- монгольской Руси: «До наших дней дошли лишь разрозненные сведения о тех или иных явлениях духовной культуры, случайные фрагменты культуры материальной» (Указ. соч. С. 11).

40 Котков С.И. Памятники письменности русского языка // Русский язык. Энциклопе- дия. М., 1979. С. 193.

Гонка цивилизаций: секрет лидерства

ленное распространение в народе, вне княжьих, монастырских и редких ку- печеских библиотек.

Впрочем, главные вопросы, встаю- щие перед исследователем русской книжности, имеют отнюдь не эконо- мический уклон.

Нас в первую очередь интересуют три вещи: какую по содержанию книгу предпочитали делать и читать на Руси в домонгольские времена; сколько было книг в обращении у публики той эпохи; что случилось с этим книжным масси- вом. Начнем по порядку.

Репертуар

Уже в середине XI в. на Руси было довольно людей, «…преизлиху насы- тившихся учения книжного» (к ним обратился митрополит Иларион в сво- ем «Слове о законе и благодати»). Чем же именно они насыщали свой духов- ный голод?

В этом отношении у всех историков книги царит более-менее единое мне- ние: «Переписывались практически только священные и богослужебные книги, святоотческая и богословская литература и т.п. А вот богатая свет- ская литература Византии, продолжав- шая традиции античной, за немногими исключениями не дошла до восточных славян, что характерно»41.

Еще в конце XIX в. среди 708 рус- ских, сербских и болгарских перга- ментных рукописей XI–XIV вв., вы- явленных Н.А. Волковым, проявилась четкая закономерность. Больше всего по количеству — 470, но немного по наименованиям богослужебных книг

борники, прологи, златоустники, зла- тоструи, земные раи, пятидесятницы, патерики, агиографические сочине- ния, творения Отцов Церкви и толко- вания на них и т.д.), — 218. Меньше все- го книг, не связанных с религиозными потребностями, мирских (изборники, палеи, хронографы, летописи, изма- рагды, юридические сочинения вроде

«Русской Правды», памятники свет- ской литературы, такие как «Слово о полку Игореве», «Моление Даниила Заточника», княжеские родослов- цы), — таких всего-навсего 2043. При- мерно такое же соотношение дает спи- сок Археографической комиссии.

Б.В. Сапунов признавал по этому поводу: «Имеются основания пола- гать, что соотношение сохранившихся богослужебных и четьих книг домон- гольского времени (24:11) в какой-то степени отражает их действительное соотношение в XI–XIII вв.». Однако дальше он необоснованно предпола- гал: «Но отношение первых двух групп к третьей (24:11:1), выведенное по уце- левшим рукописям, не может отражать действительную картину, имевшую место во времена Древней Руси. Ве- роятно, и абсолютное, и относитель- ное число книг светского содержания было более значительным»44. Аргумен- тов в пользу своего предположения он не привел.

Излишне оптимистичным пред- ставляется и такое его мнение: «Русь в исторически короткий срок смогла получить из Византии и других стран огромную сумму информации по са- мым различным областям знаний Ран-

(апостолы, евангелия, псалтири, минеи,

триоди, стихирари, ирмологии, конда- кари и некоторые другие). На втором месте книги четьи, т.е. входящие в круг обязательного христианского просве- щения42 (минеи, торжественники, со-

41 История книги: Учебник для вузов / Под ред. А.А. Говорова и Т.Г. Куприяновой. М.,

го собора, а также Студийскому, а затем и Иерусалимскому уставу, требовалось, чтобы в церквах обязательно читались назидатель- ные творения Отцов Церкви. Были и списки такой обязательной литературы.

43 Волков Н.В. Статистические сведения о сохранившихся древнерусских книгах, XI–

XIV веков и их указатель // Изв. ОЛДП,

1998.

СПб., 1897. Т. CXXIII. Указатель. С. 51–96.

42 Согласно 19-му правилу 6-го Вселенско-

44 Сапунов Б.В. Указ. соч. С. 81.

Александр Севастьянов

него Средневековья — богословию, философии, искусству, истории, ли- тературе, юриспруденции, географии, астрономии, зоологии и т.д. и т.п.»45. Если бы это все было действительно так, то пропорции светской и духов- ной древнерусской книги явно были бы иными. Да и репертуар светской книги был бы несравненно более обширным.

Все, напротив, свидетельствует о том, что ранняя русская книга в основ- ном предназначалась именно для по- крытия церковных и околоцерковных потребностей, служб и треб в первую очередь. Не случайно от домонголь- ского времени одних только евангелий дошло 45: эта книга, основополагаю- щая для христиан, — явный и абсолют- ный чемпион среди переписанных рус- скими руками древних книг.

О том, что соотношение церковной и светской книги в раннем периоде русской книжности соответствовало списку Волкова и Археографической комиссии, говорит и тот факт, что оно почти не изменилось ни в послемон- гольском XV в., ни в эпоху русских первопечатных книг, ни даже в куда более обмирщенном XVII столетии. Следует полагать, что такова была по- стоянная основа русского духовного интереса, его характерный вектор, на- циональная особенность.

Эта особенность бьет в глаза при сравнении репертуара русских и за- падных инкунабул. В последнем случае научная, познавательная литература занимает гораздо большее место: свы-

но «Изборники» — средневековые энциклопедии — содержали в себе, наряду с богословскими рассуждени- ями, упомянутую Сапуновым «огром- ную сумму информации»: сведения по астрономии и астрологии, математике и физике, зоологии и ботанике, исто- рии и философии, грамматике, этике и логике. Но эти знания, большей частью переводные, оставались безвыходно в кругу немногих избранных русских читателей. К их числу относились в первую очередь некоторые князья, на- пример, Иван Калита, в отличие от сво- их детей.

Приведу яркий пример. Благодаря трудам академика А.А. Шахматова и знатока древнерусского летописания М.Д. Приселкова известно, что в 1037– 1039 гг. при Софийском соборе был со- ставлен древнейший летописный свод, при составлении которого использова- лись книги исторического содержания, греческие хронографы, русский акто- вый материал и т.д.47. Большая часть этих материалов была переводной; при Ярославе шел активный книгообмен с разными странами, им было не только организовано книжное производство, но и создан штат русских переводчи- ков. Ими или их коллегами были пере- ведены «Хроника» Георгия Синкелла и Георгия Амартола, византийский эпос «Девгениево деяние», «История Иудейской войны» Иосифа Флавия,

«Христианская топография» Козьмы Индикоплова, «Повесть об Алексан- дре Македонском» («Александрия»),

ше 30% наименований против 2,7%,

разница более чем десятикратная.

Сам Сапунов признает: «Книги церковного обихода переписывались сотни и тысячи раз, памятники цер- ковной литературы — десятки и сот- ни, а “Изборники” изготовлялись в одном-единственном экземпляре по вкусу заказчика»46. Между тем имен-

45 Там же. С. 208.

172 46 Там же. С. 155. Среди шести наидревней-

ших сохранившихся русских книг два «Из-

борника» (1073 и 1076 гг.). Первая («Избор- ник Святослава») содержала более 380 статей 25 авторов. Она была популярна как у греков в течение столетий, так затем и у болгар, пре- жде чем оказалась переведена на русский язык. Вторая («Изборник 1076 года» писца Иоанна) представляет собой компиляцию

«из многих книг княжьих». Это косвенное свидетельство наличия богатой княжеской библиотеки.

47 Приселков М.Д. История русского лето- писания XI–XV веков. Л., 1940. С. 26–31.

Гонка цивилизаций: секрет лидерства

o гордом царе Адариане, переведен- ная с арабского древнейшая ассиро- вавилонская «Повесть об Акире Пре- мудром» и даже христианизированное житие Будды («Повесть о Варлааме и Иосафе»).

Среди уцелевших до наших дней книг — славная «Пчела», переведенная до 1119 г., которая знакомила в отрыв- ках с текстами Аристотеля, Платона, Гомера, Плутарха, Пифагора, Ксено- фонта, Демокрита, Эврипида, Геро- дота, Демосфена, Сократа, Эпикура, Зенона и др. (образ медособирающей труженицы прозрачен). На Гомера ссылается также Ипатьевская лето- пись под 1232 г. («яко же Омир…»), но, по правде сказать, оная ссылка в тек- сте Гомера не найдена.

Кто, кроме княжеской семьи, имел постоянный доступ к этим сокрови- щам? Точно не известно, но вряд ли многие.

При всем этом основной поток в XI– XII вв. составляла все же житийная и богословская литература, переведен- ная с греческого языка, поступающая из Византии и Болгарии48. Лишь в виде исключений имелись переводы с ла- тинского, древнееврейского49. А меж- ду тем международным языком нау- ки к этому времени уже прочно стала латынь, которая с Раннего Средневе- ковья была основой основ школьного образования во всех странах Запада50. Однако именно переводы с латыни на православную Русь не шли. Огромный пласт знаний отсекался от русского

48 Истрин В.М. Очерк истории древне- русской литературы домосковского периода. Пг., 1922. С. 4.

49 Еремин И.П. Литература Древней Руси. М.–Л., 1966. С. 9–10.

50 В частности, по современным подсчетам, 77% инкунабул было издано на латинском языке (L. Febvre, H.-J. Martin. The Coming of the Book: The Impact of Printing 1450–1800.

читателя по соображениям религиоз- ной гигиены.

Некоторые ученые находят поло- жительный смысл в том, что русская средневековая письменность «осно- вывалась на родном русском языке, а не на латыни, чуждой многим наро- дам Запада (германским, кельтским, славянским). Русскому человеку до- статочно было знать азбуку, чтобы приобщиться к культуре, а англичане, немцы, поляки, для того, чтобы стать грамотными, должны были изучать чуждую им латынь»51. Я же полагаю, что здесь мы сталкиваемся с очень характерным и очень отрицательным проявлением русского национально- го характера вкупе с огорчительными его результатами. Непонимание само- ценности умственного труда (в данном случае — самостоятельного и добро- вольного изучения латыни как первой ступени к просвещению), следование путем наименьшего сопротивления в овладении знаниями вели к определен- ной атрофии ума. Главное же послед- ствие сего ограничения в том, что че- рез русскую азбуку наши предки могли приобщиться не к культуре, а лишь к ее небольшому и далеко не самому цен- ному сегменту.

Показательно, что ранняя русская оригинальная литература XI–XII вв., если не считать юридических, дипло- матических актов и летописей (ту же

«Повесть временных лет» и т.д.), так- же носит вся в целом характер рели- гиозного христианского назидания: церковные уставы, «Слово о законе и благодати» и другие проповеди митро- полита Илариона, поучения и пропо- веди епископов Леонтия Ростовско- го, Серапиона Владимирского, Луки Жидяты Новгородского, Кирилла Туровского, митрополитов Данилы и Иоанна, а также целый ряд других

«слов», поучений, житий святых (в том числе русских) богословских сочине-

London & New York, 1984. P. 248–249). Это

положение сохранялось по крайне мере до XVIII в.

51 Рыбаков Б.А. История СССР эпохи фео- дализма. М., 1983. С. 74.

Александр Севастьянов

ний. Если даже византийская светская литература не привилась в круге рус- ского чтения, что же говорить о за- падной или своей, домашней! Таким образом, как привнесенная извне, так и отечественная книга и литература на Руси представляют в духовном и куль- турном плане нечто единое, цельное.

Все вышесказанное позволяет под- черкнуть особый характер русской книжности, который в целом можно характеризовать как баснословный, далекий от позитивного знания (вклю- чать ли в эту характеристику весь мас- сив религиозной литературы — дело вкуса читателя).

Таков был репертуар домонголь- ской русской книги.

Цензура

Насколько естественным, органич- ным был вышеозначенный выбор рус- ского читателя в Древней Руси? На- сколько он соответствовал внутренней духовной потребности?

Источник русской книжности не за- бил сам собой на отечественной почве, не процвел сам по себе, как некое рас- тение, независимо прозябающее в ро- димом вертограде.

Книга шла на Древнюю Русь из христианских центров не самоте- ком, а через княжеские дворы и мо- настыри, служившие, в силу этого, не только центрами книгоделания, но и своеобразными фильтрами, отцежива- ющими литературу, предназначенную к размножению в публике, — от лите- ратуры, к тому не предназначенной.

С самого начала русской книжно- сти ее направляющей и ограничиваю- щей силой была светская и духовная власть. Когда мы удивляемся, насколь- ко жесткому идейно-тематическому отбору подвергался книжный импорт и какое соотношение церковной и светской книги установилось в конце

Переписка книг считалась бого- угодным делом. Иногда сей подвиг совершался так, как это рассказано Пахомием Логофетом о житии св. Ки- рилла Белозерского в бытность того в Симонове монастыре: «Помысли ар- химандрит некую книгу писати и сего ради блаженному Кирилу повелевает от поварни изыти в келию и тамо книгу писати, якоже услыша Кирил, отиде в келию… и тамо… подвизашеся в писа- ниих…». Такой подход налагал на пе- реписчика (как и переводчика) серьез- ные ограничения. Какие же именно?

В Печерском монастыре, а вслед за ним и во всех русских монастырях, был принят т.н. Студийский Устав, в кото- ром специальный раздел определял порядок работы скриптория. Перепис- чик, нарушивший правила, подвергал- ся определенному наказанию, своему за каждое особое нарушение. Изве- стен как перечень нарушений («аще не храня добре, держить тетрадь», «аще особе от писанных книг припишет»,

«иже вяще писанных от книг чтет»,

«иже с гневом сломает трость», «иже не пребывает в повелении старейшины калиграфа», «иже возьмет чужую тетрадь»), так и перечень наказаний («сухо да ясти», «да поклонитеся… раз» и даже — «да отлучится»)52.

Но нарушения могли быть куда страшнее дисциплинарных. И о них попечители древнерусского общества также были отлично осведомлены. Ибо еще «Изборник» Святослава 1073 г. содержал три основополагающих про- изведения православно-христианской цензуры: «От апостольских уставов»,

«Слово Иоанна (Дамаскина. — А.С.) о верочитных книгах» и «Богословец от словес» (перевод индекса болгар- ского царя X в. Симеона). В них содер- жалось запрещение нежелательных книг — от апокрифических («стран- ских книг всех уклоняйся») до отре-

концов, мы не должны сбрасывать со

счета фактор цензуры (назовем вещи

174 своими именами), возникший у самой

колыбели русской книги.

52 Буслаев Ф.И. Историческая хрестома- тия церковнославянского и древнерусского языков. М., 1861. Стб. 388–389.

Гонка цивилизаций: секрет лидерства

ченных. В «Богословце от словес» чи- татель предупреждался о неких людях, иже прельщаются «неистовыми» кни- гами, и приводился список не менее 23 «сокровенных» (т.е. «потаенных»,

«подложных») таковых книг53.

Всего в «Изборнике» перечислено ни много ни мало — девяносто (90!) за- прещенных или нежелательных книг, которые теоретически могли оказать- ся на Руси в середине XI в. В том числе отреченные книги: Адам, Енох, Ламех, Патриархи, Молитва Иосифова, Завет Мусии (Моисеев), Исход Мусии, Псал- мы Соломона, Ильино откровение, Иосино видение, Софроново откро- вение, Захарьино явление, Иакова по- весть, Петрово откровение, Учения апостольские Варнавы, Послания и Деяния Пауля, Наумово откровение, Учение Климентово, Игнатово учение, Полукарпово учение, Евангелие от Варнавы, Евангелие от Матвея.

В этих же трех статьях можно найти и данный в противовес список реко- мендованных для благоверного чита- теля книг, кои «добры суть и лепотны». Например: аще кто захочет «повести почитати», да обратится к «Цесарским книгам» (Книги Царств Ветхого За- вета); «аще ли хитростными и твори- тельными» книгами заинтересуется,

«то имеет пророки Иова и Предтеч- ник, в них же всякие твари и ухищре- ния большую пользу уму обрещети»;

«аште ли и песни хоштеши, то имаше псалмосы» и т.д.

чивший в специальном исследовании

«Для объяснения статьи о ложных книгах» греческий и русский текст

«Изборника», пришел к убеждению, что та часть статьи, где перечислены

«истинные» книги, пришла через Бол- гарию из Византии, а та, где ложные, была создана на Руси и предназначена для русских деятелей книги54. Перед нами, что характерно, творение домо- рощенных цензоров-неофитов, стре- мящихся, как оно и положено неофи- там, стать «святее папы Римского»: недаром эта статья «Изборника» пере- шла затем во все последующие русские списки отреченных книг, притом в не раз дополненном виде.

Дата добавления: 2015-07-25