Вспоминая своё детство, Алексей Максимович называл его «соленым». Старая нижегородская «соленая жизнь» и послужила одной из причин осуществления писателем ценнейшего, интересного общественного дела — устройства «ёлок» для бедных детей города. Эти радости были тогда уделом немногих, избранных, а беднота — дети улицы, чердаков и подвалов только издали, с обледенелого тротуара, через стёкла больших барских квартир смотрели, как веселятся на празднике другие.
Под руководством писателя, при его личном участии и содействии был организован кружок молодежи и местной интеллигенции. Кружок этот, помимо ряда дел просветительского характера, осуществлял в течение трёх лет устройство трёх больших ёлок для детей бедноты Сормова и города.
После отъезда Горького в 1904 г. ёлки для детей некоторое время ещё устраивались.
Особо интересной и многолюдной была ёлка, устроенная в помещении городского манежа 4 января 1901 года.
Сложные подготовительные работы по устройству этих ёлок велись особым дамским кружком — «комитетом», в состав которого в это время входили: Н. Н. Райковская, А. Ф-Дмитриева, Е. П. Пешкова, В. А. Кащенко, Е. А. Золотницкая, Н. Н. Щербакова, 3. С. Вялова, 3. Ф. и Р. А. Штюрмеры, А. А. Гусев, Л. Н. и А. К. Гейнце и др. В распоряжении этого дамского руководства была учащаяся молодежь, преданная, самоотверженная… Работа кипела. Самого Алексея Максимовича этот дружный, работоспособный кружок, помимо общего руководства, использовал для дел особо серьёзных, связанных, между прочим, с получением при его содействии материальной помощи от разных лиц. На начинание откликнулись многочисленные группы интеллигенции, и едва ли не все лично знакомые с Горьким: комитет обратился и к купцам-толстосумам. Начали с купеческой вершины, с Бугрова, некоронованного короля хлебной Волги.
Бугров — миллионер, хлебник, хозяин города, пошёл на «жертву». Но так как ёлка хотя бы и для детей городской бедноты, по мнению Бугрова, не могла служить путём к райскому блаженству, о чём денно и нощно пёкся миллионер-старообрядец, а была «пустым делом» и «баловством», то он и внёс на него, от своей «скудости»… 100 рублей и то с оговоркой, что делает он это греховное дело только из «особой приязни к Алексею Максимовичу». Последний лично за помощью к Бугрову не обращался. «Дар» был прислан купцом с приказчиком в редакцию.
Пример «самого» Бугрова вызвал подражателей из среды купечества: бугровский племянник Блинов немедленно прислал «вслед за дяденькой» 50 рублей. Он, конечно, мог бы прислать и больше, но своеобразный купеческий такт не позволял ему стать не только выше «дяденьки», но даже и вровень с ним. Фирма «Кудряшов и Чесноков» пожертвовала несколько полушубков, валенщики прислали комплекты обуви (правда, второго сорта). Савва Морозов пожертвовал отрезы ситца, И. Д. Сытин тысячу с лишним книжечек дешёвого издания. Редакция «Листка», возбуждая соревнование, ежедневно печатала списки лиц, сделавших те или иные пожертвования на ёлку. Одному из энергичных сборщиков — кассиру Волжско-камского банка С. Ф. Смирнову Алексей Максимович подарил за усиленную деятельность книгу своих сочинений с автографом. В позднейшее время музейные люди, рассматривая книгу с автографом писателя, недоумевали: а кто такой С. Ф. Смирнов? Почему ему Горький подарил свою книгу, да ещё с автографом? Делали всяческие предположения, заключения, выводы. А дело объяснялось очень просто: для детской ёлки и её успеха Алексей Максимович мобилизовал все силы до собственных автографов включительно.
Перед ёлкой в манеже Алексей Максимович обратился к населению города через газету с особым воззванием:
«Ёлка для беднейших детей городских окраин, — писал он, — устроенная в прошлом году в зале городской думы, была для ребятишек блестящим, никогда раньше невиданным праздником. Помимо удовольствия, полученного ими от развлечений и гостинцев, 600 детей получили подарки, необходимые вещи, как валенки, шапки, рукавички, ситец на рубахи и платья, платки и много других.
Всё это надо повторить.
В прошлом году приготовления к ёлке начались поздно, и поэтому многие из жертвователей и лиц, собиравших пожертвования, жаловались на торопливость. В этом году мы объявляем сбор пожертвований несколько раньше, дабы устроить ёлку, во-первых, для бóльшего количества детей, во-вторых, без суматохи и усталости. Желательно собрать на ёлку 1000 детей самых обездоленных, не участвующих ни в каких ёлках, вроде школьных. Дети будут собраны с окраин, в возрасте от 6 до 12 лет. Хочется всем им дать какой-нибудь существенный подарок и устроить хороший радостный день для них».
«Успех прошлогодней моей ёлки», — писал Алексей Максимович Н. Д. Телешёву, — устроенной на 500 ребятишек из трущоб, увлёк меня, — и в сём году я затеял ёлку на 1000... Прошу, молю, кричу — помогите оборванным, голодным детям, жителям трущоб».
На ёлке в манеже было 1204 ребенка, из них 637 девочек и 567 мальчиков, преобладающий возраст тех и других — шестилетний.
Свой художественный отчёт об этой ёлке писатель тогда же опубликовал в «Листке».
«Одним из первых явился на елку некий человек по имени Андрюшка, от роду имевший шесть лет. На ногах у него были полуразвалившиеся валенки — «мамкины», и маленькие искривленные рахитом ноги Андрюшки болтались в валенках, как пестики в ступе. Живот у Андрюшки огромный, выкатившийся вперед, вздутый. Очевидно, Андрюшка ест много, но не питательно. Нижняя челюсть у него кривая, рот тоже кривой, крупные неправильные зубы не покрываются бескровными губами. Серые Андрюшкины глаза смотрят так, как будто этот маленький господин прожил на земле лет семьдесят, всё знает и давно уже ничему не удивляется. Боясь, что его раздавят в толпе, ребёнка посадили на стул спиной к ёлке, он обернулся, серьезно посмотрел на неё с полминуты и, философски утерев нос, тихо спросил: «Гостинцев, слышь, дадут?» — «Дадут…» Андрюшка кивнул головой и больше не пожелал говорить…
Какая-то девица одних лет с Андрюшкой, увидев толпу народа, взревела истошным голосом: «К ма-ме ме-ня-а!». Один из распорядителей взял её на руки и понёс к ёлке, уговаривая не плакать, и обещал ей дать гостинцев, подарить на платье. Это сразу успокоило её. «Много дашь гостинцев?» — осведомилась она, плача и недоверчиво поглядывая в лицо распорядителя.
— Мешок…
«А на платье?».
— И на платье…
Она вздохнула, помолчала и снова спросила: «Не обманешь?»
«Раненько, — отмечает А. М. Горький, — в шесть лет от роду знать, что люди обманывают друг друга. Не правда ли?..»
Так вели себя дети на этом блестящем, никогда ими невиданном празднике…
В этой же статье Горький писал:
«Ошеломлённые видом столов с подарками и красивой, блестящей ёлки, невиданной быть может ими никогда до этого дня, густым пестрым потоком они долго ходили вокруг столов, все такие маленькие, немножко угрюмые, очевидно чувствуя себя неловко в громе музыки…».
«Пятьсот пар глаз жадно и внимательно присматривались к сапогам и кускам ситца на столах, наверное, заранее намечали себе желаемое. В этом молчаливом хождении вокруг столов было что-то до такой степени грустное, отчего у взрослых сердце болезненно сжималось и слёзы выступали на глаза. Гремела музыка, пел хор певчих мальчиков, и пятьсот пар маленьких ног, обутых в полуразвалившиеся сапоги и башмаки, шаркали по полу…
Когда роздали подарки, некоторые из детей тут же принялись есть, и ели с такой жадностью! Некоторые, получив подарки в виде пары сапог или куска ситца на рубаху, крепко прижав его к груди, начали как-то странно метаться по зале, точно спрятаться хотели, точно боялись, что подарок отнимут у них… Сколько лиц было озарено счастливыми улыбками, сколько детских глаз загорелось ярким огнём удовольствия! Раздалось весёлое щёлканье орехов, в воздухе замелькали разорванные бумажки с конфет. Ребятишки оживились, послышался смех, весёлые крики…»
Страницы жизни писателя, выявляющие отношение его к детям, к молодежи, — полны душевного тепла и глубокого участия.
В своих отношениях к людям вообще Алексей Максимович отличался особой простотой душевной, которая чувствовалась даже в его суровости: при обращении к детям — «цветам жизни» — все эти чувства становились особенно нежными, сердечными. В детях, в их правильном воспитании, развитии Горький видел счастливое будущее своей страны. Почтительно-нежно склонялся он перед этим будущим, приветствуя ребенка как творца и хозяина новой жизни, которую сам писатель так страстно ждал, а, дождавшись, восторженно приветствовал. Суровый на вид, Горький всегда был близок к детям, всегда находил в себе какую-то особую способность правильного подхода к ним и сердечного общения с детворой.
Дата добавления: 2015-07-16; просмотров: 138 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Горький и Шаляпин | | | Горьковский банкет |