Возвращение Горького из Самары

Май 1896 года.

На самолётском пароходе «Александр Грибоедов» в Нижний Новгород возвращается, после года жизни в Самаре, писатель Алексей Максимович Пешков, литературный псевдоним которого — Максим Горький — становится в то время популярным по всей стране…

Капитан парохода — старый волгарь, поднадзорный — Евгений Иванович Козлов, близкий знакомый Горького…

Путь из Самары в Нижний писатель совершил в капитанской каюте.

В Нижний Алексей Максимович приехал по приглашению редакции газеты «Одесские новости» для освещения на её страницах жизни Всероссийской художественно-промышленной выставки, открывавшейся в этом (1896) году. По приезде Горький был приглашён и на работу в редакцию молодой газеты прогрессивного, в ту пору, направления — «Нижегородский листок».

Вокруг неё сгруппировалось ядро земцев, — здесь председатель губернской земской управы А. А. Савельев и земский деятель В. А. Горинов, широко известный своим участием в борьбе с голодом в Лукояновском уезде; сотрудничал в газете и прославленный писатель В. Г. Короленко.

За год до приезда Алексея Максимовича прибыл в «Листок» на газетную работу и заведующий редакцией «Самарской газеты», популярный в провинции журналист Николай Петрович Ашешёв.

Там же, в Самаре, в газете работала корректором и будущая жена писателя — Екатерина Павловна, урождённая Волжина. Свадьба их состоялась в августе 1896 г. Алексею Максимовичу было тогда 28 лет, Екатерине Павловне — 18.

Нижний, в год приезда М. Горького, был на пороге большого события: ждали открытия Всероссийской промышленной выставки, а с ней и огромного наплыва коммерсантов, покупателей и просто любопытствующих. Первоначально приглашение в газету Горького носило временный характер, но, по закрытии в октябре выставки, обстоятельства сложились так, что Алексей Максимович зазимовал в Нижнем, а затем прочно и на несколько лет осел в родном городе.

В «Нижегородском листке»

В старом Нижнем, в дни жизни писателя Горького, было две ежедневные газеты: купеческая «Волгарь» и «либеральная» — «Нижегородский листок».

Ядро читателей «Волгаря» составляли купцы, биржевики, подрядчики, крупные домовладельцы и просто обыватели. Этих читателей привлекало к газете обилие хроники, местных событий, церковные торжества и т. п.

В «Листке» всё это было тоже, но подавалось короче, строже. «Листок» привлекал к себе симпатии местной интеллигенции, служащих земства известной критичностью суждений о градоправителях и биржевиках с их деспотизмом и произволом.

Выставка 1896 г. при всей её помпезности не оправдала возложенных на неё купечеством надежд. Ожидаемого процветания не получилось. Наступившая после выставки безденежная зима встала во всей своей суровости и перед газетой.

Для сохранения «Листка» требовались какие-то решительные меры. Практически нужно было найти пайщиков в это явно убыточное предприятие, и в 1899 г. Алексей Максимович становится одним из пайщиков газеты.

Он выдаёт обязательство оплатить свой пай частью деньгами, а частью ещё более ценным вкладом — личным литературным трудом. Принятому на себя обязательству по отношению к нижегородской газете он остался верен и усердно продолжал работать в газете, прилагая в то же время все силы к тому, чтобы придать последней желательное ему направление, энергично устраняя попытки некоторых пайщиков направить «Листок» по желательному для них руслу спокойствия и угождения «власть имущим».

После отъезда Н. П. Ашешёва из Нижнего в Петербург, руководство газетой перешло в руки Е. М. Ещина — члена издательства. Товарищ и однокашник Ашешёва по университету, Ещин и по политическим воззрениям и по характеру был человеком совершенно иного склада. Насколько первый был талантлив, общителен, остроумен, настолько второй — сух и чёрств. Юрист по образованию, он и в газете во всех её отделах твёрдо проводил строгие прямолинейные юридические нормы и устранял живое общение газетного листка с волнующимся за пределами редакционных стен миром. Его идеалом была газета типа профессорских «Русских ведомостей», выходивших в Москве. Лучшей похвалой его работе была фраза: «А ваш «Листок», Евсей Маркович, очень стал напоминать «Русские ведомости».

Евсей Маркович приятно щурился, распускался в улыбке и нажимал «либеральную педаль» ещё крепче, устраняя все попытки пролить на сухие газетные столбцы «живую воду» жизни.

После Ещина в заведование редакцией вступил С. И. Гриневицкий — опытный газетный работник с прогрессивными убеждениями.

«Листок» сделал заметный поворот влево. Горький ещё более укрепил связи с демократической интеллигенцией и особенно с авторами из рабочих районов: из Сормова и Канавина.

Так в газете появились новые сотрудники: поэты, беллетристы, корреспонденты. Писал в газету и И. П. Ладыжников (умер в 1943 г.).

О дружеских отношениях И. П. Ладыжникова с Горьким знали очень немногие. Причиной была необычайная скромность Ладыжникова[9].

Уроженец Пермской губернии, ныне Молотовской области, сын сельского священника, фельдшер по профессии, Иван Павлович всю свою жизнь посвятил интересам рабочих. На этой почве более пятидесяти лет тому назад и состоялось его сближение с Горьким и дальнейшая работа на всех путях и этапах общественно-революционной деятельности последнего.

Начало девятисотых годов прошлого столетия можно назвать «горьковским» периодом в жизни «Нижегородского листка». Писатель — в центре общественной и политической нижегородской жизни. Он в то время — мозг и сердце газеты.

Ладыжников работает в сормовской подпольной социал-демократической организации, связывает сормовскую рабочую интеллигенцию с писателем. В газете всё чаще начинают появляться заметки и статьи из сормовской жизни.

Горький любит Ладыжникова глубоко и сердечно и эту тесную дружбу пронесёт до последнего дня своей жизни.

В 1906 г. Ладыжников ведёт работу по изданию и распространению Горьковских произведений за границей, по поручению ЦК большевиков и лично Владимира Ильича Ленина. В течение нескольких лет Ладыжников — спутник писателя по жизни на Капри и в Финляндии, а затем собиратель и хранитель посмертных Горьковских материалов[10].

Поворот газеты влево не мог пройти мимо внимания жандармерии, и в 1899 г., в связи с тем, что в Сормове вспыхнули беспорядки, о которых в сочувственных тонах сообщала газета, «Листок» был на два месяца закрыт.

Работая в «Нижегородском листке», Горький развил кипучую деятельность по вовлечению в газету авторов из прогрессивной интеллигенции: врачей, учителей, статистиков, части земцев. Он много писал и сам. К этому времени Горький — уже широко известный писатель.

Он дружит с Чеховым, встречается с Толстым. В эти же годы отдельным изданием выходят 4 тома его произведений. И, тем не менее, Горький постоянно нуждался. Бóльшая часть заработка всегда уходила на общественные и революционные нужды.

Нужда писателя в деньгах подтверждается многими документами. И шутливым письмом Горького к владельцу книжного магазина А. А. Гусеву, в котором он просит «одолжить разорившемуся литератору» 60 руб., и записями писателя о погашении своих долгов в Литфонд в 1896 г., и в 1898, и в 1905 гг.

Получив от издателя Батюшкова 100 руб., Горький шлёт ему такое восторженное письмо: «Сердечное спасибо. Сто получил и рад. Это для меня месяц свободы. Ещё раз спасибо. Ожидания вашего не обману. С почтением А. Пешков». Переписка эта была в августе—сентябре, а несколько ранее, в мае, когда Алексея Максимовича арестовали и отправили в Тифлис, его жена Екатерина Павловна писала В. А. Поссе: «Завтра Алексея отправляют туда для разбора дела. У нас, как назло, было в доме 40—50 копеек…».

В таких условиях работал Горький, в такой обстановке развивался, закалялся и совершенствовался его могучий талант.

Рабочий день в редакции «Нижегородского листка»

Рабочая комната в редакции «Листка».

Над общим длинным редакционным столом, заваленным газетами и журналами, большая висячая лампа-«молния». Около 12-ти часов дня, редакционные работники в сборе. За большим столом, с помощью ножниц и клея, начали составлять план номера на завтра. На листке бумаги надписаны заголовки: «Внутреннее обозрение», «Среди газет и журналов», «Новости из-за границы», «Смесь», и даже — «Нам пишут».

Начинается трудовой день редакции. За день произошло немало всякого. Придут обиженные в газете накануне с «опровержениями». Почти обязательно придут пакеты с последними предупреждениями не касаться той или иной высокой персоны и наверняка произойдут смешные казусы и недоразумения. Вспоминается один из таких курьёзных эпизодов, невольным свидетелем которого оказался и автор настоящих воспоминаний. Над этим эпизодом долго потом смеялись сотрудники «Листка».

В редакцию входит пожилой посетитель.

— Моё почтение! — обращается он к заведующей конторой «Листка» Александре Дмитриевне Гриневицкой (урожденной Тихонравовой), которая была в курсе всех дел редакции, а её всегдашняя обходительность и весёлость снискали ей большую популярность.

Посетитель показывает ей траурное объявление о смерти, панихидах и выносе.

— А я к вам…

— Да-а… — сочувственно вздыхая, говорит она.— Какая тяжелая утрата… И не совсем ведь старый человек…

— Моих лет… Небольшая пауза.

— А вам, собственно, что же угодно? — первой нарушает молчание Александра Дмитриевна.

— Да вот об этом объявлении пришел поговорить. Обо мне ведь всё это написано…

— О вас? Так это вы — Разумов?

— Собственной персоной… Сегодня и вынос назначен, в 4 часа дня. Переполох, знаете, большой… Приглашаются родные, знакомые, а у меня их полгорода…

— Как это могло получиться?

— А вот это-то я и желаю выяснить.

— Мы, разумеется, выясним и принесём извинения, но зато вы теперь долго проживёте, — как бы извиняясь, обворожительно улыбается Александра Дмитриевна.

— Разве что… — учтиво прощается посетитель.

При выяснении этого обстоятельства оказалось, что объявление дали ученики речного училища, желая «насолить» чрезмерно строгому учителю, оставившему незадолго до этого весь класс «без обеда».

Работа продолжается. Внезапно за дверью раздаётся заразительный смех Александры Дмитриевны и вслед за тем, через притворенную дверь, слышится своеобразное, всем хорошо знакомое басистое гудение с неизбежным «оканьем».

В комнате становится тише. В дверях появляется фигура Горького.

…Обычным костюмом Алексея Максимовича было в это время зимой широкое драповое пальто с хлястиком. Летом пальто заменялось крылаткой. Под крылаткой на нём была суконная рубашка с кожаным пояском. В руках Алексея Максимовича почти всегда ворох книг, рукописи, письма, направляемые в редакцию; часто предметы выработки заволжских кустарей: художественно расписанное «донце» работы кустаря от Городца, красильниковские деревянные, расписанные киноварью «по хохломскому способу» ковш, птица, блюдо.

Вообще любовь к красивому, будь то явление природы, а особенно творение человеческих рук, проявлялась у Горького необычайно ярко и как бы бессознательно. Он мог часами рассказывать о какой-нибудь шкатулке, встреченной на ярмарке, или о наличниках на окнах городецких домов, каждый раз снова и снова как бы изумляясь и восхищаясь великим даром людей делать красивое.

— Посмотрите, господа, какая это великолепная штука. Вот что руки творить могут, — окал Алексей Максимович, приветствуя сотрудников и предъявляя для обозрения ту или другую добытую им местную художественную редкость.

Сам способ приветствовать у него был какой-то особенно душевный. Здороваться с ним было легко, несмотря на то, что, здороваясь, он как бы пронизывал каждого взглядом, но немного грустный взгляд его серых глаз не обещал плохого. В общении с ним каждый чувствовал какую-то особенную лёгкость и спокойствие.

— Анна Николаевна! — обращается Алексей Максимович к А. Н. Шмидт, старейшей в то время работнице «Нижегородского листка». — Вы вчерашнюю речь этого прохвоста Зененко записали?

— Не худо было бы привести полностью и ответ Александра Александровича [Савельева].

Анна Николаевна, поместившись на противоположном конце стола с земским отчётом, не отрываясь от гранок, кивает головой:

— Всё будет, только вот, как цензор?..

— А кто сегодня?

— Сам.

Сам — это вице-губернатор барон Фредерикс, гонитель печати, прославившийся впоследствии (в 1906 г., когда стал нижегородским губернатором) знаменитой мошеннической историей с одним ярмарочным предпринимателем, державшим на Нижегородской ярмарке в 1906 и 1907 годах карточный притон с кафешантаном. Фредерикс не только помогал, но и сам был крупным пайщиком в этом деле.

Трудовой день в редакции заканчивался часов в 7—8 вечера. Всё, что было за день, сдано в типографию, спешно «тиснуто» и направлено в гранках к цензору. В квартире заведующего, рядом с конторой, вечерний чай. За столом свой интимный кружок, 3—4 человека. На широком кожаном диване Алексей Максимович в своей любимой позе: он сидит на диване, согнув длинные ноги и охватив их руками, подбородок чуть ли не касается согнутых коленок. Рассказывает. Картины рисует яркие, жизненные. Одним словом, звуком, интонацией определяется целое положение. Сидим, как заворожённые. А гулкий басок окает:

— Было это на Кавказе. На Военно-Грузинской дороге…

А рассказчик Алексей Максимович был исключительно интересный, и именно не оратор, а рассказчик, хоть он и говорил по всегдашней своей скромности, что рассказывать он не мастер.

Дата добавления: 2015-07-16