Горький и Шаляпин

О взаимоотношениях Горького и Шаляпина написано много и, как это часто бывает, — противоречиво.

Что было общего между двумя такими выдающимися и такими разными людьми, как могла создаться их близость и что за интересы их сближали? Отдельные наиболее яркие эпизоды их прошлой совместной жизни, сохранившиеся в памяти старых нижегородцев, помогают с достаточной достоверностью установить суть и характер взаимоотношений Горького и Шаляпина.

Первая их мимолётная встреча, подтверждаемая документами, произошла в 1901 г. в Москве. О ней А. М. Горький писал А. П. Чехову: «Шаляпин простой парень, большущий, неуклюжий, с грубым умным лицом. В каждом суждении его чувствуется артист…»

В августе 1901 года Шаляпин приехал на гастроли в Нижегородский ярмарочный театр. Шаляпин в это время был уже первоклассным певцом, овеянным славой. Он получает за свои выступления исключительно высокие гонорары — тысячу триста рублей за вечер. Но с Шаляпиным не торговались, тем более, что это давало возможность оперным певцам из труппы театра хотя бы временно улучшить своё материальное положение, обычно очень трудное. Московской казенной сцене он предъявляет также чрезвычайные условия в форме ультиматума, соглашаясь остаться на службе при условии 1200 рублей поспектакльной платы, при гарантированных 30 спектаклях в сезон. Кроме того, он устанавливает казённой сцене сами сроки сезона: начало последнего для Шаляпина должно быть не ранее ноября, окончание же — в половине февраля. В остальные месяцы вне сезона и даже в незанятые дни во время сезона Шаляпин совершенно свободен и независим и может петь и играть, где ему угодно.

Шаляпин — уже знаменитость. Имя его как певца-художника становится популярным в стране, о нём знают и за границей: Миланский оперный театр «La Scala» («Ля Скала») приглашает его на гастроли для исполнения роли Мефистофеля.

Писатель Максим Горький незадолго перед ярмаркой 1901 года вышел из нижегородской тюрьмы.

При таких обстоятельствах, в августе 1901 года, в Нижнем Новгороде сошлись два художника — Горький и Шаляпин.

Нет ничего удивительного, что они сразу сблизились, и дальнейшее их знакомство перешло в дружбу на долгие годы.

Их, безусловно, сближало многое: служение искусству, их близость народу — оба они вышли из низов жизни и своим горбом пробивали дорогу.

Но уже в ту пору обнаруживалось внутреннее различие этих двух художников. Это было, прежде всего, различие мировоззрений двух больших людей. Насколько широки были общественные и политические интересы Горького, настолько они были скромны у Шаляпина и велико было его тяготение к личному благополучию.

Несомненно, под влиянием Горького Шаляпин заинтересовался общественными делами и политической жизнью страны.

1896 год — период первых выступлений Шаляпина на большой сцене, первые шаги его по пути к большой славе.

О молодом Горьком и Шаляпине в казанский период их жизни рассказывалось немало интересного. В частности, рассказывали эпизод о том, как Шаляпин и Горький грузили вместе баржи на Казанском устье, и затем, что в дни безработицы в Казани оба пытались попасть в оперные хористы и что Горький был принят, а Шаляпину отказали… ввиду отсутствия у него голоса.

Исторически оба факта имели место, так как у Шаляпина в казанский период происходила возрастная ломка голоса, и поэтому он мог показаться «безголосым»[14].

Пребывание Шаляпина в Нижнем Новгороде охватывает два отдельных периода.

Первый — весна 1896 года — открытие Всероссийской нижегородской выставки. В этот год 23-летний Шаляпин, уже артист петербургских казённых театров, принял ангажемент в оперу Винтер — антрепренёрши, за спиной которой стоял фактический хозяин предприятия С. И. Мамонтов, известный предприниматель, владелец железных дорог и меценат-покровитель всякого рода искусств.

Второй нижегородский период в жизни Шаляпина — это «пришествие со славою» в 1901 году.

О Шаляпине и его таланте в 1896 году перед открытием оперного сезона в Нижнем знали вообще очень мало, даже в кругах, близких к театру. Для приезжающих на выставку и для самих нижегородцев он был совершенно новым человеком.

Вспоминается такой факт. Перед открытием Выставочного оперного сезона, состоявшегося 14 мая 1896 года в новом городском театре, один знакомый автору театрал сообщил редакции газеты «Нижегородский листок»:

«Был на репетиции первого оперного парадного спектакля. Ставилась «Жизнь за царя» для городской и выставочной знати. Среди артистов на репетиции видел я какого-то чудака: длинный-предлинный, худой, в обтрёпанном коротком пиджачишке. Бегает по сцене, руками длинными машет, а как запел… Ну, что-то необыкновенное… Голос — неслыханный…, бас феноменальный».

В своих воспоминаниях о нижегородском оперном сезоне 1896 года Шаляпин отмечает кратко:

«Я в Нижнем имел вполне определённый и шумный успех».

Это не совсем точно, но, конечно, не означает, что Шаляпин тогда был плохим певцом.

Нижегородский оперный сезон 1896 г. прошёл вообще бледно и не потому, что в театре не было условий для создания полноценных спектаклей, труппа была неплохая и из Италии на этот сезон была выписана балетная труппа, но театр посещался плохо. Причины были очень простые. Первоначальный расчёт на громадный наплыв публики не оправдался, так как приезжавшая публика имела определённую цель: посетить выставку. На последней было много самостоятельных выставочных развлечений, и ехать за пять верст в город, летом, слушать в закрытом городском театре оперу публика, конечно, не хотела.

Кроме того, одновременно с выставкой в этом году была открыта и нижегородская ярмарка. Предприниматели последней заготовили массу развлечений в своих заведениях — гостиницах и трактирах, где были организованы многочисленные женские хоры. Ехать же в город в театр надо было через ярмарку.

Говоря о своём успехе, Шаляпин как бы возмещал себя за угнетенное состояние, в котором он находился в этот период из-за неуспеха на петербургской сцене. Он «не прошёл» в «Руслане», но имел большой успех в роли мельника в «Русалке».

«Особенно, — вспоминает он, — меня угнетали репетиции: на них меня учили все — режиссёр, суфлёр, хористы и даже, кажется, плотники».

Спустя пять лет, в 1901 году, Шаляпин становится артистом московских казённых театров. Порвав связь с петербургской казённой сценой, он переехал в Москву, поступив в частную оперу Мамонтова (тот уплатил за Шаляпина неустойку), а затем перешёл в московскую казенную оперу.

В опере Мамонтова Шаляпин, обласканный вниманием широкой публики, становится инициатором и творцом многих высокохудожественных оперных постановок, любимцем театральной Москвы.

К Горькому Шаляпин тяготел явно. Он видел то отношение, которое проявляли к нему широкие круги читающей и мыслящей России, тот огромный общественный авторитет, который всё более завоевывал Горький. Шаляпин хорошо понимал, что, как ни велика популярность его как певца-художника и артиста, она несоизмерима с общественно-политической популярностью Горького, голос которого звучал по всей России.

Да и не могло быть человека, который бы, познакомившись с Горьким поближе, не подпал под его непередаваемое словами обаяние. Эту любовь и тяготение к Горькому Шаляпин в скорости проявил очень ярко и по-своему — по-шаляпински.

При аресте писателя на Канатной в доме Лемке произведён был длительный обыск, и особую ретивость во всей этой истории проявил губернский прокурор Утин.

Вскоре после обыска, в ярмарочном театре был оперный спектакль с участием Шаляпина. Известие об обыске у Горького и «ретивости» Утина, проявленной при этом, широко разнеслось по городу. Узнал, конечно, об этом и Шаляпин.

Он знал, что прокурор, большой любитель пения, обязательно придёт на спектакль, и заранее подсел к кассирше. И вот, когда тощая фигура прокурора в форменной шинели появилась среди публики перед окошечком кассы, певец быстро захлопнул его. — Билеты все проданы, — громко заявил Шаляпин.

Конечно, несколько позднее касса была открыта и продажа билетов возобновилась, а прокурор послал полицейского купить ему билет. На спектакль он попал, но «шаляпинский трюк» вызвал среди нижегородцев много толков и суждений.

Этот жест нижегородцы не без основания расценили как проявление чувства дружбы певца к писателю.

В год приезда Шаляпина в Н. Новгород на гастроли (1901г.) Алексей Максимович занимал квартиру на втором этаже деревянного дома Лемке на Канатной улице[15]. По вечерам, как уже говорилось выше, у писателя нередко собиралось многолюдное нижегородское общество. «Бывать у Горького» стало считаться почётной привилегией. В квартире собирался цвет интеллигенции: литераторы, артисты, земцы, адвокаты, врачи. В прошлом, в молодости, многие из этих лиц принадлежали к группам людей радикального образа мыслей. С годами большинство их пошло по иному пути: они обзавелись спокойными, обеспеченными местами, семьями. Из прежнего у многих из них остался для оборота лишь запас занимательных слов и речей, которыми они и оперировали, другие сохранили свои радикальные убеждения. Горький пытливо присматривался к этим людям, ни с кем не сходясь и отбирая в копилку своих наблюдений всё то, что впоследствии и предстало перед нами, читателями, в образах и характерах его бессмертных творений.

Приходили побеседовать с Горьким и люди другой категории: рабочие, молодежь, начинающие писатели, друзья детства. Приезжал писать портрет с Горького художник М. В. Нестеров. Весной 1901 г. у Горького был проездом на кумыс в Аксёново Антон Павлович Чехов с Ольгой Леонардовной Книппер.

Появление в Горьковской квартире Шаляпина составило событие среди посетителей Горького.

Наружность артиста в это время уже окончательно сформировалась.

Это был очень пропорционально сложенный человек, блондин с крупными чертами лица простого русского парня. Ростом он был высок, выше Алексея Максимовича, но полнее его, и это скрадывало его рост. Одет Шаляпин был в хорошо сшитый серый костюм, при этом галстук свой он завязывал артистически, причудливым бантом.

Среди Горьковской публики, окружавшей тогда писателя, Шаляпин быстро снискал симпатии и поклонение: остроумный, находчивый, прекрасный рассказчик, неистощимый в передаче интересных событий и случаев из своих артистических скитаний по России. Но главное, что влекло к нему публику, конечно, было пение: исполнение романсов и отрывков из опер.

Пел он, главным образом, для Алексея Максимовича. Пел охотно и много. Ряд вокальных номеров, выявленных и художественно оттененных только им, многие из публики слышали впервые.

«Семинарист», «Блоха», «Как король шёл на войну» и другие вещи, исполненные Шаляпиным, стали популярны, а в конце концов (значительно позднее) даже затасканы исполнителями, причем певцы этого позднейшего периода старались копировать Шаляпина до мелочей. В описываемое время шаляпинские концерты поражали слушателей — художественной красотой, мощностью исполнения и глубиной содержания исполняемого репертуара.

Шаляпинское пение в Горьковской квартире, почти всегда при открытых окнах, собирало на тротуаре у дома толпу обитателей Канатной улицы, той улицы, на которой протекли дни раннего детства Алексея Максимовича в семье его деда Каширина, в доме на выходе улицы к полю.

Слушатели не расходились до самого конца пения, иногда в квартире писателя пели хором «Дубинушку» и другие русские песни, запевал Шаляпин.

В этот период Горький и Шаляпин стали действительно очень близки друг другу. Их связывало многое: искусство, любовь к Родине. Оба прошли в детстве и юности суровую школу жизни. И различие в ту пору в их мировоззрениях еще не было так заметно, как оно выявилось впоследствии. Алексея Максимовича вместе с Шаляпиным можно было встретить довольно часто на улицах города или на ярмарке.

Ездили они тогда вместе на «шныровских» извозчичьих экипажах. Заезжали обедать в купеческую ярмарочную гостиницу «Россия», там же после спектакля иногда и ужинали вместе «на народе». В этот год Горький и Шаляпин были самыми популярными людьми на всероссийском торговом съезде — нижегородской ярмарке. Их совместное появление среди публики возбуждало громадный интерес и внимание.

…Большой, ярко освещенный зал ярмарочной «наумовской» гостиницы «Россия» переполнен. Заняты все столики. В зал входят два очень высоких человека, один из них — в оригинальном костюме, недопустимом в богатом ресторане: в черной суконной рубашке, подпоясанной узким ремешком с серебряной насечкой. Посетителей в таких неподходящих для ресторанной обстановки костюмах обыкновенно задерживали в швейцарской: «В такой одежде нельзя-с!».

Двоих высокого роста посетителей не только допустили в зал, но еще приветствовали почтительнейшими поклонами. Распорядители и наиболее солидные официанты выстроились перед ними во главе с хозяином — маленьким, седеньким, благообразным. Предупредительно передвигаются столы, очищается место у самой сцены.

Новые гости — Шаляпин и Горький.

В 1903 г., в квартире Горького на Мартыновской в доме Киршбаума, поднят был вопрос о создании в Нижнем просветительного учреждения, отвечающего духовным запросам рабочих, интеллигенции. В Нижнем не было подходящего здания для устройства широких публичных лекций, диспутов, особенно для театральных постановок, за доступную плату для бедноты. И Алексей Максимович принимал самое деятельное участие в этом начинании. На Канатной происходили совещания по обсуждению всех вопросов, связанных с Народным домом. Велась энергичная переписка с артистами. Шаляпин дал согласие усилить материальные средства предприятия, организовав концерты со своим участием.

Потребность в таком культурном учреждении, как Народный дом, ощущалась громадная: существовавший театр, под фирмой «антреприза городского Николаевского театра», уже не удовлетворял новых запросов зрителей.

Антреприза театра не ставила перед собой целей просветительных и воспитательных. Она устанавливала репертуар, руководствуясь коммерческими соображениями, ориентируясь при отборе пьес на купечески-мещанскую категорию публики.

Антрепренёр, сетуя на отсутствие публики, говорил, что в городе «нет зрителя», но стоило в тот же Нижний прибыть великим постом, на несколько спектаклей, артистам Московского Малого театра, как этот зритель нашёлся и в таком изобилии, что билеты раскупались на все спектакли до начала их.

Новый нижегородский зритель — рабочие, служащие, учителя, учащиеся — предъявляли уже к театру новые запросы.

Культурного зрителя и тогда уже поражала пестрота театрального репертуара. «Ямщики, или как гуляет староста», «Ревнивый муж и храбрый любовник», «Опричники», «Трильби», «По публикации», «Испанский дворянин», «Соколы и вороны», «Женское любопытство», «Простушка и воспитанная», «За монастырской стеной», «Две сиротки», «Зал для стрижки волос» и т. д. и т. п.

Успехом у купеческой и мещанской публики пользовалась пьеса «Ямщики». Артистка, исполнительница главной роли Ямщика, — в лаковых сапогах, плисовых шароварах, в поддёвке, накинутой лихо на одно плечо, и в шляпе, украшенной павлиньим пером, выбегала на авансцену и, обращаясь к публике лож — дворянам и чиновникам города, — пела:

Русских знает целый свет,

Не к лицу им чванство…

Правду молвил я иль нет, —

Пусть решит дворянство!

Сняв шляпу с пером, артистка кланялась «дворянству». В ложах, где оно восседало, сдержанно, соблюдая аристократическую меру, аплодировали. Затем, обратившись к партеру, где размещалось главным образом купечество с чадами и домочадцами, артистка преподносила ему «патриотический куплет»:

Теперь не то, что было встарь,

Настали времена благие:

Как ангел, добр наш белый царь

И благоденствует Россия.

«Благоденствие» России и «ангельство» царя оставим на совести автора этих вирш, что же касается антрепренёра, то он, по-видимому, был доволен. Постановка и недорогая и, как называлось на языке антрепризы, «кассовая». Иначе говоря — доходная.

С таким положением Горький мириться не мог. Он мечтал о создании в Нижнем театра, доступного широким слоям населения и высокохудожественного по своему творческому уровню, с образцовой труппой; мечтал о создании второго Художественного театра, но эти мечты не осуществились, потому что цензура кромсала репертуар театра Народного дома, не допуская к постановке ни одной значительной пьесы, в которой обнаруживалось «вольнодумство», и даже такие, которые милостиво разрешались антрепризе Николаевского театра. А на пьесы «голубые», безыдейные народ не шёл, и театр Народного дома при резко выраженной борьбе с ним городского театра начал нести большие убытки и быстро утратил место, предназначенное ему вначале в ряде первоклассных театральных предприятий России.

…Дни нижегородской, или, как её ещё называли, «Макарьевской» ярмарки. На сцене ярмарочного оперного театра идёт опера «Борис Годунов» с гастролёром Шаляпиным в главной роли; зрительный зал заполнен до отказа: приставные, где можно, стулья, кресла. Публика стоит в проходах.

Финальная сцена смерти. Борис готовится принять схиму. Слова прощанья сыну-наследнику:

«Сейчас ты царствовать начнешь»…

Эту великолепную сцену Шаляпин исполнял в отдалении от рампы, близко к кулисам, где расположился хор, под аккомпанемент похоронных церковных напевов. Исполнение последних в опере поручено было певчим нижегородского хора из церкви Покрова. Это был лучший хор в городе, руководил им старый регент — знакомый Алексея Максимовича — почтово-телеграфный чиновник Криваус. Помощником последнего по хору одно время состоял уже известный читателям двоюродный брат писателя А. Я. Каширин — «Саша Яковов».

В составе певцов хора, приглашенных в театр, оказался известный в городе бас, — как тогда называли, любитель, местная вокальная знаменитость — Александровский, которому и было поручено руководить в театре хоровой певческой группой. Принимать участие в оперном спектакле, да ещё с участием самого Шаляпина, для Александровского показалось весьма заманчивым и лестным. Он решил показать себя и в грязь лицом не ударить.

И, действительно, «показал»: когда наступило время, Александровский загудел сам и заставил во всю мощь гудеть хоровую «машину», определённо заглушая прекрасный голос Шаляпина.

Артист приостановился и грустным взглядом умирающего царя Бориса посмотрел за кулисы. Гуденье усилилось. Повернув еще раз в сторону кулис голову, взбешённый и очевидно уже не владеющий собой, Шаляпин, покрывая закулисное гуденье, густо отчеканил: «Тише, вы, оралы!»

Гуденье «криваусовских орал» и их руководителя баса-октависта Александровского не утихло, а… совсем прекратилось. Сцену речитатива Шаляпин закончил без закулисного аккомпанемента церковного хора. Публика восторженно рукоплескала…

* * *

Шаляпин после 1922 года — за границей. Горький всё заметнее отдаляется от него, отходит с затаенной болью, но твердо — по-горьковски. Он словно провидит дальнейшую судьбу знаменитого артиста.

Певец умер за границей — умер на чужбине, и нам, его современникам, слушавшим и видевшим его молодым, овеянным большой и заслуженной славой исключительного певца-артиста, встречавшим его вместе с Алексеем Максимовичем Горьким, буревестником и певцом революции, представляется особенно знаменательным и поучительным различие в судьбах этих двух гениальных художников, таких больших и таких непохожих друг на друга. И этого различия не мог не увидеть и не осознать на склоне дней своих и сам Шаляпин — краса и гордость русского национального искусства, так трагически не понявший в своё время величия революционного движения России к новой свободной жизни.

Дата добавления: 2015-07-16