А. М. Горький и нижегородская интеллигенция

Какова была нижегородская интеллигенция в дни жизни писателя в старом городе? Какова была сила влияния Горького на эту интеллигенцию и, наконец, каков был удельный вес интеллигенции в то время?

Ленин, характеризуя украинского поэта-революционера Шевченко, отметил: «Есть две нации в каждой современной нации… Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре»[11].

Эти две национальные культуры заметны были и в составе тогдашней нижегородской интеллигенции. На одном её фланге находились демократически настроенные группы (в числе их — молодежь), стоящие на стороне обездоленных. Сюда входили студенты, курсистски, часть учителей, фельдшера, земские врачи, мелкие земские служащие.

На другом фланге стояли люди «с положением» — адвокаты, инженеры, врачи, архитекторы с установившейся практикой, верхушка земской бюрократии, — словом, люди обеспеченные.

Горький был связан с обеими категориями нижегородской интеллигенции, иначе и не могло быть. Причём наружно Горький был плотным кольцом окружён представителями второй группы: земцами, думцами, адвокатами, врачами и, наконец, купцами. Его часто можно было видеть в кругу этих людей на различных сборах, заседаниях, банкетах и в бытовой обстановке. Отсюда некоторые делали совершенно ошибочный вывод о якобы действительной близости Алексея Максимовича к этой категории людей, а иные даже ставили это в вину Горькому.

Эти люди не желали или не могли понять того обстоятельства, что Горький — художник и активный общественный деятель, осмысливая жизнь во всём её многообразии, во всех её противоречиях и конфликтах, стремился как можно ближе и нагляднее познать эту жизнь во всём её разнообразии и беспощадной обнажённости.

Нижегородская интеллигенция была для Горького интересным материалом, который он то черпал жадно, по-горьковски, широкими пригоршнями, то отбирал по крупицам, как пчела, собирающая с каждого цветка нужный ей взяток.

В свою очередь, интеллигенцию этой второй группы влекло к Горькому захватывающее любопытство. Имя Горького становилось всё популярнее, слава его росла и ширилась по всей России, и быть в обществе Горького становилось для них и заманчивым, да и интересным.

С зимы 1900-1901 г. Алексей Максимович в тесном окружении молодёжи. Не явно, даже скорее конспиративно, писатель становится центральной фигурой студенческих кружков, их духовным руководителем. Одно участие его в том или ином деле, слова: «с нами Горький», «это нам посоветовал Горький» — служили верной гарантией успеха намеченного общественного дела. Под руководством писателя организуется помощь нуждающимся студентам, часто из собственных средств; устраиваются разумные развлечения, ёлки для детей бедняков.

В прошлом, 1898-99 академическом году произошли события, вызвавшие волну студенческого движения. События были действительно исключительные. Это избиение петербургских студентов в феврале 1899 года; смерть студента-нижегородца Г. А. Ливен (в одиночной камере московской Бутырской тюрьмы он сжёг себя), сдача студентов-забастовщиков в солдаты… Всё это отразилось на настроении студенческих масс, вызывая волнения. Высланные на родину студенты не могли сидеть спокойно по домам, или, как они говорили, «на отцовских хлебах». Среди них началось брожение.

В Нижнем Новгороде наплыв студентов был значительный. Многие из них вступали активными членами в образовавшиеся революционные кружки.

1900—1901 годы проходят под знаком дальнейшей активизации деятельности революционных кружков. В кружках происходят многолюдные собрания, готовится выпуск журнала. Писатель Петров-Скиталец, прибывший в Нижний, также посещает эти собрания и участвует в составлении журнала. В первом выпуске последнего намечены к опубликованию статьи «Письма литераторов» по поводу последних студенческих беспорядков, «Бутырская дубинушка». Журнал печатают на гектографе в нескольких квартирах и, между прочим, на даче податного инспектора Райковского на Моховых Горах — местность за Волгой, против Нижнего Новгорода. Это место печатания было наиболее удобным — дача зимой была необитаема.

Сборы, доклады, диспуты, листовки — всё это, в конце концов, должно было разрешиться чем-либо реальным, практическим. Словом, на очередь встал вопрос о демонстрации. Днём такой демонстрации было назначено 8 апреля — вторая годовщина трагической смерти в московской тюрьме студента-нижегородца Ливена.

4 апреля в местном Коммерческом клубе, в полуподвальном помещении буфета состоялся студенческий вечер, на который собралось очень много учащейся молодежи. Как только открылся вечер в переполненном помещении, началось пение революционных песен. Запевалой был Петров-Скиталец. Среди певцов находился и Алексей Максимович.

В группах молодежи усиленно обсуждался план демонстрации 8 апреля.

Сущность этого плана сводилась к следующему.

Проживающие в Нижнем Новгороде учащиеся высших учебных заведений, высланные за последние беспорядки, совместно с нижегородской революционно настроенной интеллигенцией и частью воспитанников местных учебных заведений решили устроить 8 апреля, во время перенесения иконы из Оранского монастыря в городской собор, демонстрацию по случаю трагической смерти Ливена, отслужить панихиду на его могиле и возложить венки. К участию в демонстрации было решено пригласить часть рабочих Сормовского завода.

7 апреля, накануне дня демонстрации, в местном «Всесословном» клубе устроено было совещание лиц местного общества по вопросу о демонстрации. Большинство членов собрания высказалось против демонстрации, считая её в наметившейся обстановке бесцельной тратой сил. Но революционно настроенная молодежь начала готовиться к 17 апреля, к традиционному празднику рабочих — Первому мая.

В ночь с 16 на 17 апреля у организаторов предполагаемой демонстрации был произведён обыск, и рано утром 17-го они во главе с Горьким (арестованным также и в связи с приобретением мимеографа) и Петровым-Скитальцем были помещены в южной камере первого корпуса нижегородской тюрьмы, на Острожной площади.

«С утра 16 апреля 1901 года, — вспоминает Мария Ивановна Орехова[12] по поводу этой демонстрации, — Алексей Максимович уехал в Сормово. Вернулся вечером, взволнованный, сердитый, отказался от обеда. Заперся у себя в кабинете и только совсем поздно вечером вышел к домашним, в комнаты.

«Если будут звонить, Маша, я открою сам»,— сказал он.

В эту ночь пришли жандармы, человек семь, часа в три, на рассвете. Алексей Максимович открыл сам. Был большей обыск, всё обшарили и в детской и в комнате бабушки Марии Александровны[13]. Алексей Максимович сидел за столом, облокотившись на руку.

«Открой им, Катерина»,— сказал он жене, когда жандармы пытались взломать книжный шкаф.

Много писем тогда забрали, бумаг целый ящик наложили.

«Вы с нами поедете, одевайтесь!» — сказали жандармы Алексею Максимовичу. Он одел свою крылатку, шляпу, сел вместе с жандармами на пролётку. Мы ему через окна махали руками.

Екатерина Павловна была в положении и, когда Алексея Максимовича увезли, заплакала…».

* * *

«Литераторы в узилище». Так говорили нижегородцы о пребывании Горького и его друзей в стенах первого корпуса нижегородской тюрьмы.

Спустя три дня после ареста, на площади у западной тюремной стены произошла оригинальная демонстрация молодежи. К тюремной стене подошла группа студентов, от которой отделился высокий молодой человек. В руках у него оказался шест. Махая последним, он стал кричать по направлению к тюремным камерам:

— Эй, слушайте, кто там есть?..

К нему подбежал дежуривший на площади полицейский.

— Что тебе нужно и кого ты спрашиваешь?

— Я пришёл заявить протест против заключения в тюрьму знакомых студентов… По моему мнению, они ничего преступного не сделали…

Молодой «протестант» оказался высланным вольнослушателем Московского университета Михаилом Дмитриевичем Галоненом… В дальнейшем, он остался в Нижнем, вступил в ряды сотрудников «Листка» и стал почитателем Алексея Максимовича, который давал ему ответственные поручения по делам не исключительно газетным.

Дело против Горького состряпать жандармам не удалось. Популярность же писателя в связи с его арестом возросла ещё больше. Об освобождении Горького хлопочут авторитетнейшие писатели, и в их числе Лев Толстой, общественные деятели. Студенты устраивают митинги. В этот же период у Горького обнаруживается тяжёлое заболевание — туберкулёз лёгких, и через месяц, в мае, Алексей Максимович был освобождён из тюрьмы, однако заключение в тюрьме было лишь заменено домашним арестом.

В письме к Л. Н. Толстому Алексей Максимович отметил, что «быть под домашним арестом ужасно смешно». «Смешно и полицейским караулить человека, который не собирается бежать из города».

Полицейская стража, охранявшая писателя в дни «домашнего ареста», состояла из двух жандармов. Один находился у «чёрного» хода, другой — у парадного. Последний от скуки начал даже выполнять должность швейцара. На поданный с улицы звонок «представитель власти» в мундире и при шпаге открывал парадное крыльцо. На вопрос посетителя: «Дома ли?» — громко, с особой служебной аффектацией отвечал:

«Пожалуйте!.. Алексей Максимович у себя!»…

Растущая популярность Горького привлекала в его квартиру в доме Лемке на Канатной улице (ныне ул. Короленко, д. 11) представителей самых разнообразных слоёв нижегородского общества. Часто собирались гости — близкие и друзья писателя, бывал здесь и певец Ф. И. Шаляпин.

«По вечерам было весело, — вспоминает та же М. И. Орехова, — Скиталец (писатель Степан Гаврилович Петров) играет на гуслях и поёт: «За высокими горами, за широкими долами, за бранными столами…», а Шаляпин встанет, возьмёт в руки гармошку и припевает: «Не велят Маше за реченьку ходить, не велят Маше молодчика любить…». А Алексей Максимович сидит на диване в любимой своей позе, — поджав под себя ногу, и говорит:

— Хорошо, чёрт возьми, как хорошо…

Пение Алексей Максимович любил самозабвенно, и эта любовь в значительной степени определила дальнейшее знакомство и близость двух замечательных художников, составивших гордость русской национальной культуры. О взаимоотношениях этих двух художников, живших в начале текущего столетия в Н. Новгороде, хочется рассказать подробнее.

Дата добавления: 2015-07-16