Повод или причина: практическое применение

Я подчеркиваю практическую и тактическую основу отделения причины от повода не меньше, чем фило­софскую. Я хотел бы проиллюстрировать это, вернув­шись к диалогу с Джоном, шведским заключенным (см. стр. 194): Джон: Три недели назад я послал просьбу тюремным чиновникам, и они до сих пор не ответили.

Я: И когда это случилось, вы почувствовали, что злитесь, потому что... что?

Джон: Я же сказал вам. Они не ответили на мою просьбу!

Я: Остановитесь на этом. Не говорите: «Я почувствовал, что злюсь, потому что они...» Оста­новитесь и послушайте, что вы говорите себе, когда делаетесь так сердиты.

Джон: Ничего я себе не говорю.

Я: Остановитесь, подождите, просто послушайте, что происходит внутри.

Джон: (молча воспроизводит, затем говорит) Я гово­рю себе, что у них нет никакого уважения к людям; это кучка бездушных, безликих бюрокра­тов, которым нет никакого распроклятого дела ни до кого, кроме себя! Это настоящие...

Я: Спасибо, этого достаточно. Теперь вы знаете, почему сердиты, — потому что это ваш способ мышления.

Джон: А что плохого в таком способе?
Я: Я не говорю, что в нем есть что-то плохое. Заметьте, если бы я начал говорить о том, что с вашей стороны плохо иметь такой способ мышления, я как раз думал бы о вас именно таким образом. Я не говорю, что неправильно судить людей, называть их безликими бюро­кратами или заявлять, что они небрежны или эгоистичны. Однако именно такое мышление с вашей стороны заставляет вас чувствовать себя очень сердитым. Сосредоточьте внимание на своих потребностях: каковы ваши потреб­ности в этой ситуации?

Джон: молчит, уставившись в пол.

Я: Эй, дружище, что происходит!

Джон: (после длительной паузы) Маршалл, мне тре­буется та учеба, о которой я просил. Если я не пройду ее, то ясно как день, что я снова ока­жусь в этой тюрьме, как только выйду отсюда.

Я: Теперь, когда ваше внимание обращено к вашим потребностям, что вы чувствуете?

Джон: Мне страшно.

Я: Теперь попробуйте влезть в шкуру тюремного чиновника. Если я — заключенный, то разве не гораздо быстрее я найду отклик своим потреб­ностям, когда приду к вам со словами: «Эй, мне очень нужна эта учеба, и я боюсь того, что может случиться, если я не пройду ее...» — чем если приду, видя в вас безликого бюрократа? Даже если я не скажу этого вслух, глаза выдадут мои мысли. Как вы считаете, каким образом я быстрее добьюсь того, что моим потребностям пойдут навстречу?

Джон: молчит, уставившись в пол.

Я: Эй, дружище, что происходит?

Джон: Не могу говорить об этом.

Три часа спустя Джон пришел ко мне и сказал: «Маршалл, мне жаль, что два года назад вы не научили меня тому, что я узнал этим утром. Я тогда не убил бы моего лучшего друга».

Насилие происходит от убеждения, будто другие люди являются причиной наших стра­даний и заслуживают наказания за это.

Любое насилие — это результат убеждения (та­кого же, как у этого моло­дого заключенного) себя в том, что причиной наших страданий являются другие люди и что, следовательно, эти люди должны быть на­казаны.

Однажды я увидел, как мой младший сын унес монету в пятьдесят центов из комнаты своей сестры. Я сказал: «Бретт, ты спросил сестру, можешь ли ты это взять?» «Я не у нее это взял», — ответил он. Те­перь я сам оказался перед моими четырьмя варианта­ми выбора. Я мог бы назвать его лгуном, что, однако, никак не соответствовало бы моим потребностям, по­тому что любое суждение о другом человеке уменьшает вероятность того, что наши потребности будут удовлетворены. Было очень важно определить в тот момент, на чем именно мне следует сосредоточить внимание. Если бы я осудил его как лжеца, это увело бы меня в одном направлении. Если бы я заключил из его слов, что он не питает ко мне уважения и поэтому позволяет себе лгать, это увело бы меня в другом направлении. Если, однако, я сумею в такой момент проявить к нему эмпатию или честно выскажу, что чувствую и в чем нуждаюсь, я заметно увеличу возможность того, что моим потребностям пойдут навстречу.

То, как я выразил свой выбор, — что в этой ситуа­ции оказалось полезным, — заключалось не столько в том, что я сказал, сколько в том, что я сделал. Вместо того чтобы осудить его как лжеца, я пробовал услы­шать его чувства: он боялся, и его потребность состояла в том, чтобы защитить себя от наказания. Проявив к нему эмпатию, я получил шанс установить эмоциональную связь, в результате которой мы оба смогли пойти навстречу нашим потребностям. Однако, если бы я начал с того, что вижу в нем лжеца — даже если бы я не сказал этого вслух, — он, вероятно, чувствовал бы себя в меньшей безопасности и м«г по­бояться правдиво рассказать, что случилось. В этом случае я стал бы частью всего процесса: видя в другом человеке лгуна, я способствовал бы его самопрограм­мированию. Зачем говорить правду, если люди знают, что будут за это осуждены и наказаны?

Я предпочитаю считать, что, когда наши головы за­полнены суждениями, когда мы приходим к выводу, буд­то другие — плохи, жадны, безответственны, предвзя­ты, лживы или загрязняют окружающую среду, стремятся к прибыли больше, чем к жизни, или ведут себя любыми другими недостой­ными способами, очень немногие будут интересовать­ся нашими потребностями. Если мы хотим защитить окружающую среду и идем к руководителю крупного предприятия с отношением вроде: «Знаете, на самом деле вы — убийца нашей планеты, вы не имеете ника­кого права так хищнически относиться к природе», мы очень сильно уменьшаем возможность того, что на­шим потребностям пойдут навстречу. Редкий человек в состоянии удерживать внимание на наших потреб­ностях, когда мы выражаем их тем, что заявляем о его порочности. Конечно, используя такие суждения, мы можем преуспеть в запугивании людей и таким обра­зом добиться внимания к своим потребностям. Если они почувствуют достаточно сильный испуг, вину или стыд, чтобы изменить свое поведение, мы придем к вы­воду о том, что можно «выиграть», сообщая людям об их порочности. Однако при более широком взгляде на такой подход мы вскоре убеждаемся, что каждый раз, когда наши потребности удовлетворены таким обра­зом, мы не только проигрываем, но и ощутимо способ­ствуем увеличению насилия в мире. Может быть, мы решили сиюминутную проблему, но зато создали не­сколько других. Чем больше обвинений люди слышат, чем больше мы их осуждаем, тем больше в них растет желание защиты и агрессия и меньше — желание ду­мать о наших потребностях в будущем. Поэтому, даже если наша сиюминутная потребность удовлетворена ощущением того, что мы добились от людей желаемо­го, позже мы поплатимся за это.

Дата добавления: 2015-07-16