Природа как движущиеся частицы

Авторы некоторых исторических и философских трудов, написанных в

1950-х гг. и ранее, проявляли интерес к метафизическим допущениям основа-

телей современной науки. Они анализировали характерные концепции но-

вой физики и говорили о математизации и механизации природы10. Такой

≪интерналистский≫ подход (описание смены идей внутри научного сооб-

щества) позднее подвергся критике со стороны историков-≪экстерналис-

тов≫, которые настаивают на том, что при изучении истории науки необхо-

димо предусматривать более широкие общественные и культурные силы.

Некоторые задаются вопросом, можно ли вообще выделить единую ≪науч-

ную революцию≫ из всевозможных ее проявлений в различные периоды и в

разных странах11. Я полагаю, что мы должны принимать в расчет и научные

идеи, и общественные силы, и то что развитие физики в XVII веке, несмотря

на разнообразие дисциплин и периодов, имело столь далеко идущие по-

следствия как для науки, так и для изменения общераспространенных взгля-

дов на природу, что оно заслуживает особого внимания.

Работы Галилея особенно примечательны тем, что в них дана предва-

рительная формулировка нового представления о природе как о движу-

щейся материи. ≪Корпускулярная философия≫ XVII столетия еще не была

≪атомной теорией≫ XIX века, которая в результате деятельности Дж. Даль-

тона (Dalton) получила солидные экспериментальные доказательства. Од-

нако она являлась не просто возрождением древнегреческого ≪атомизма≫

Демокрита, носившего исключительно философский и умозрительный ха-

рактер. По сути, Галилей исходил из своего собственного опыта; он счи-

тал, что основные составляющие природы можно исчерпывающе описать

10 Alfred North Whitehead, Science and the Modern World (New York: Macmillan, 1925); Edwin A.

Burtt, The Metaphysical Foundations of Modern Science, rev. ed. (New York: Humanities Press, 1951);

Koyre, Metaphysics and Measurement.

11 Arnold Thackray, ≪History of Science≫, in A Guide to the Culture of Science, Technology and Medicine,

ed. Paul T. Durbin (New York: Free Press, 1980); John R. K. Christie, ≪The Development of the Historiography

of Science≫, in Companion to the History of Science, ed. R. C. Olby et al. (London: Routledge,

1990).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕЛИГИЯ И ИСТОРИЯ НАУКИ

в тех же категориях, которые так пригодились ему при анализе движения

наблюдаемых объектов.

Категории массы, пространства и времени для средневековых авторов

имели сравнительно небольшое значение. У Галилея они занимают централь-

ное место, поскольку поддаются математическому исчислению. Он считал,

что мир состоит из частиц, которым свойственны лишь два качества: масса и

движение. Изменение означало теперь не переход от возможности к осу-

ществлению, а перераспределение частиц во времени и пространстве. На

протяжении XVII столетия ученые постепенно приходили к выводу, что с

помощью измеряемых понятий, с которыми они научились столь успешно

обращаться, можно охарактеризовать весь существующий мир (за исключе-

нием человечества). Галилей никогда не придерживался механистических

взглядов на природу, но некоторые ключевые допущения подобных пред-

ставлений очевидно просматриваются в его работах.

Галилей называл массу и движение ≪первичными качествами≫, характе-

ризующими объективный мир независимо от наблюдателя, и отделял их от

≪вторичных качеств≫, таких, как цвет или температура, которые, по его мне-

нию, являются чисто субъективными реакциями чувств на окружающий мир.

Боль существует во мне, а не в уколовшей меня булавке. Точно так же, он

полагал, тепло или звук существуют в сознании, а не в наблюдаемом объекте.

Галилей заключает:

Я не в состоянии признать, что во внешних телах имеется что-то, кроме размера, формы или

движения (медленного или быстрого), что могло бы вызывать различные вкусы, звуки или запа-

хи. Но считаю, что если отбросить наши уши, языки и носы, то количество, форма и движение

тел будут продолжать существовать, в отличие от вкусов, звуков и запахов.... Кроме того, я

полагаю, что тепло тоже совершенно субъективно12.

Наиболее полное философское описание этого разграничения между

первичными и вторичными качествами, которое вылилось в радикальный ду-

ализм материи и сознания, дал современник Галилея, Рене Декарт (1596-1650).

Внешний мир — это самодостаточная материя, существующая в простран-

стве. Напротив, сознание — это не имеющая пространственных характери-

стик ≪мыслящая субстанция≫. Математика, всегда казавшаяся Декарту при-

мером ≪ясной и отчетливой идеи≫, на которую можно с уверенностью пола-

гаться, являлась ключом к пониманию природы. Всю живую природу, кроме

человека, Декарт относил к материи. Он считал всех животных автоматами,

сложными механизмами, лишенными разума и чувств. Даже человеческое тело

он представлял машиной. Декарт допускал лишь одно исключение, а имен-

но: человеческий разум. К разуму он относил все свойства и аспекты опыта, с

которыми не умела обращаться новая наука. Все, за исключением человечес-

кого разума, признавалось лишь движущейся материей13. К следующему сто-

12 Galileo, TheAssayer, reprinted in A. C. Danto and S. Morgenbesser, eds.. Philosophy of Science (New

York: Meridian, 1960), p. 30.

1 3 Rene Descartes, Discourse on Method and Meditation (New York: Liberal Arts Press, 1976) [рус.

перевод: Рене Декарт, Рассуждения о методе].

ГЛАВА ПЕРВАЯ Г

ФИЗИКА И МЕТАФИЗИКА В XVII ВЕКЕ I

летию некоторые философы начнут отвергать и это исключение, что приве-

дет к появлению метафизического материализма.

3. Богословские методы: Писание, природа и церковь

Идеи Галилея были расценены как угроза авторитету Аристотеля, Библии

и Римско-католической церкви. Католические круги решительно отстаивали

авторитет Аристотеля в толковании св. Фомы. В Северной Европе развива-

лась также протестантская схоластика. Последователь Лютера Меланхтон

провел реформы образования, одним из результатов которых стало широкое

использование работ Аристотеля. Философская практика континентальных

протестантских богословов в конце XVI века, часто прибегавших к классичес-

ким авторитетам, была близка тому, чем занимались католические ученые. Та-

ким образом, первоначальное противодействие астрономии Коперника было

преимущественно следствием уважения к Аристотелю.

Лютер, и даже Кальвин, занимали достаточно гибкую позицию в отно-

шении интерпретации Библии. Наибольшую важность для них представлял

не буквальный текст как таковой, а фигура Христа, занимающая в Писании

центральное место. Значение Писания определялось тем, что оно служило

свидетельством любви и прощения Бога, искупившего нас во Христе. Для

представителей ранней Реформации Писание подтверждалось в человечес-

ком опыте с помощью Святого Духа. Однако к началу XVII века некоторые

протестанты Северной Европы рассматривали Библию как продиктованный

Богом источник безошибочной информации, и в том числе сведений о науч-

ных вопросах. Они считали Писание не рассказом о событиях, в которых

открылся Бог, но точным знанием, сообщенным самим Богом. Кто придер-

живался подобных взглядов, противостояли теории Коперника, поскольку

она противоречила тем библейским пассажам, в которых подразумевается

геоцентричность вселенной. В Англии наблюдалось наибольшее разнообра-

зие мнений относительно интерпретации Писания и, соответственно, мак-

симальная терпимость к взглядам Коперника14.

Католическая церковь пыталась противодействовать подъему Реформации.

НаТридентском соборе (1545-1563) идеи Католической церкви были очерче-

ны более четко, настолько, чтобы они могли противостоять идеям Реформа-

ции. В отличие от протестантизма, высшим авторитетом в католицизме наде-

лялось не само Писание, а его интерпретация церковным преданием. Контр-

реформация способствовала также принятию ряда авторитарных мер для ис-

ключения еретических взглядов. К числу таких средств относились инквизи-

ция, предварительная цензура и ≪Список запрещенных книг≫. Именно могу-

щественная церковная бюрократия противостояла Галилею.

В своем ≪Письме Великой герцогине Кристине≫, написанном в 1615 г.,

Галилей выдвинул два принципа толкования, к которым необходимо обра-

щаться, когда научные теории входят в противоречие с буквальной интер-

претацией Писания.

14 Robert Westman, ≪The Copernicans and the Churches≫, in God and Nature, ed. Lindberg and

Numbers; John Dillenberger, Protestant Thought and Natural Science (New York: Doubleday, 1960).

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

РЕЛИГИЯ И ИСТОРИЯ НАУКИ

1. Независимость. В некоторых местах Галилей указывает, что наука и Пи-

сание имеют различные цели, и поэтому не связаны друг с другом. Он при-

водит утверждение Августина о том, что Писание не отвечает на вопросы,

не относящиеся к нашему спасению, и продолжает:

Отсюда следует, что, поскольку Святой Дух не намеревался объяснять нам, движутся ли не-

беса или стоят на месте,... тем более не имелось в виду делать иные выводы такого рода.... И

если Святой Дух намеренно отказывается растолковать нам подобные вещи, ибо они не отно-

сятся к высшей цели (то есть к нашему спасению), то как можно утверждать, что необходимо

стоять на заданной позиции?"

Галилей также цитирует кардинала Барония: ≪Цель Святого Духа состоит в

том, чтобы указать нам путь на небеса, а не объяснить движение небес≫.

Касаясь космологических вопросов, он пишет, что авторы Библии должны

были ≪приспосабливаться к возможностям обычных людей≫ и поэтому они

≪использовали способ изложения, который был общепринят≫ в это время.

Подобное отношение можно рассматривать как один из вариантов того,

что я называю независимой моделью взаимоотношений науки и религии (гла-

ва 4). С этой точки зрения, богословие занимает нейтральную позицию по

отношению к космологии, а различные научные теории необходимо рас-

сматривать исключительно с позиций научных критериев. Если бы и Галилей,

и церковные власти придерживались такого разграничения, то не было бы

никакой почвы для конфликта, а научные теории и богословские учения пред-

ставлялись бы как разные сферы мысли.

2. Потенциальный конфликт. В других местах Галилей утверждает, что

метафорическая интерпретация Писания допустима лишь в тех случаях, ког-

да буквальная интерпретация вступает в противоречие с научной теорией,

которая может быть уверенно доказана. Научные теории, не подтвержден-

ные безошибочными доказательствами, следует отвергнуть в пользу букваль-

ной интерпретации Писания:

В отношении некоторых физических представлений вся человеческая наука и разум не могут

предложить ничего, кроме правдоподобных мнений и вероятных допущений вместо опреде-

ленного и доказуемого знания. Примером здесь может служить вопрос об одушевленности

звезд. Однако существуют и другие предположения, которые мы способны подтвердить (или

с уверенностью ожидать таких подтверждений) с помощью экспериментов, длительных на-

блюдений и строгих доказательств. В качестве примера можно привести вопросы о том, дви-

жутся ли Земля и небо или имеет ли небо сферическую форму. Что касается предположений

первого типа, то я не сомневаюсь, что в тех вопросах, на которые человеческий разум не в

состоянии найти ответ и где, соответственно, мы должны полагаться не на науку, а лишь на

мнения и на веру, необходимо благочестиво следовать буквальному смыслу Писания".

1 5 Galileo, ≪Letter to the Grand Duchess Christina≫ (1615), trans. Stillman Drake, in Discoveries and

Opinions of Galileo (New York: Doubleday, 1957), p. 185.

1 6 Galileo, in Discoveries and Opinions of Galileo, p. 197. См. обсуждение в работе: Егпап McMullin,

≪How Should Cosmology Relate toTheology?≫ in The Sciences ondTheo/ogy in theTwentieth Century, ed.

Arthur Peacocke (Notre Dame: Univ. of Notre Dame Press, 1981).

ГЛАВА ПЕРВАЯ I. _

ФИЗИКА И МЕТАФИЗИКА В XVII ВЕКЕ I 1 /

Однако Галилей преувеличивал силу доказательств, которые он способен

был получить, и среди астрономов оставалось заметное разногласие. Карди-

нал Беллармино предложил компромисс для спасения лица: Галилей мог пред-

ставить модель Коперника лишь удобным вычислительным инструментом для

корректировки наблюдений и составления прогнозов, не настаивая на том,

что она является истинным отражением действительности. Поначалу и папа-

Урбан VIII, и Галилей согласились рассматривать теорию Коперника как ≪ги-

потетическую≫. Однако в ≪Диалоге о двух главнейших системах мира≫ (1632)

убеждения Галилея были лишь слегка завуалированы. Защиту системы Птоле-

мея, в том числе, тех ее положений, которые развивал сам папа, Галилей вло-

жил в уста персонажа по имени Симпличо (Простак), которого нельзя было

воспринимать всерьез. Папа расценил это как личное оскорбление. Галилей

представил также ряд физических обоснований (аргумент о приливах, кото-

рый позднее был признан ошибочным), что нарушало договоренность об от-

ношении к теории Коперника исключительно как к математической модели.

Кроме того, на ход дискуссии оказали влияние борьба политических фракций

и личное соперничество среди церковных иерархов17.

Знаменитый суд над Галилеем, осуществлявшийся кардинальским жюри,

состоялся в 1633 г., и семью голосами против трех он был осужден за нару-

шение предъявленного ему в 1616 г. предписания ≪не придерживаться, не

пропагандировать и не отстаивать каким бы то ни было образом представ-

лений о том, что Земля движется≫. Галилей отрекся и провел остаток жизни

под домашним арестом. Ему было запрещено издавать свои труды, но в 1638 г.,

за четыре года до смерти, он все же сумел опубликовать в протестантской

Голландии ≪Лекции о двух новых науках≫. ≪Диалог≫ оставался в ≪Списке

запрещенных книг≫ вплоть до 1822 г. В 1984 г. комиссия, назначенная папой

Иоанном Павлом II для пересмотра этого дела, признала, что ≪церковные

власти заблуждались, осудив Галилея≫. В 1992 г. папа дал свою оценку реше-

ниям комиссии. Он сказал, что существуют ≪две области знания≫, и когда

богословы не могут их разграничить, это приводит ≪к перемещению в сферу

вероучения тех вопросов, которые, по сути, принадлежат к области научных

исследований≫18.

Дата добавления: 2015-11-14