Дьявол продал свою душу 19 страница

- Бежим отсюда! – завопил кто-то, и люди, суетясь, толкаясь, напоминая более мышей, прячущихся во все щели, которых хозяйка дома разгоняет их метлой, полезли в дыру, спешно покидая помещение. Полез и Бублик, сжимая в руках блокнот со своими ценными идеями, надеясь, что в общей суете его побег никто не заметит, но Ангел, все это время внимательно следивший за сортировщиком, в одно мгновение оказался рядом с человечком, схватил его за шкирку, как котенка, и, выстрелив в потолок, проделав в нем новую дыру, вылетел через нее вместе со своим пленником, ввинчиваясь в воздух. Голова сортировщика закружилась, ненадолго, но, когда они все же замерли в небе, мир прекратил безумное вращение, а ясная, четкая, простая и понятная мысль вкралась в голову Бублика, и против нее нельзя было ничего поставить – это голый, неприятный факт.

Хранилища больше не существовало. То, что находилось внизу, представляло собой горы строительного мусора: битого кирпича, желтой, покрашенной с одной стороны штукатурки, какая раньше покрывала все здание, разбитых стекол, вывернутых под немыслимым углом металлических рам окон, всевозможных дверей, разломанных с особой ненавистью, фрагментов оплавленных стен, покореженных носителей информации… Все это не могло быть хранилищем, нет! Все это по какой-то нелепой случайности находилось на месте хранилища, а самого здания не было (его, вероятно, тоже унесло в Канзас, как и домик Элли, во время страшной бури), того самого желтого дома, целого, нерушимого, в который несколько часов назад зашел Бублик вместе с группой интеллигентов! Внутри сортировщика, этого вечного хранителя духа желтого здания, стража порядка, покоя и неизменности, что-то окончательно оборвалось, что-то, что не давало покоя с тех самых пор, когда дикие без его позволения сделали ремонт в хранилище. Конечно, приятно было видеть, что этот проклятый ремонт, так сильно расстроивший Бублика, больше не существует, приятно было осознавать, что уже никаких других реформ, больно ранящих сердце чувствительного сортировщика, Киллиан больше не проведет – негде их проводить, но некоторые преимущества не могли перекрыть всего ужаса положения – этот оплот вечности, храм постоянства лежит теперь в руинах, и разрушил его Ангел, эта металлическая женщина, в поисках Киллиана осмелившаяся уничтожить хранилище, его дом, его смысл жизни!

Негодованию сортировщика не было предела. Справедливый гнев заполнил его душу до краев, и необходим был только повод, чтобы он выплеснулся.

Повод появился скоро. Ангел, решивший, видимо, предоставить сортировщику последний шанс на исправление с последующим возвращением ему права на жизнь, перенес его через все руины к одиноко торчащей угловатой башенке, сложенной из кирпича – части стены хранилища, посадив Бублика на плоской площадке наверху сооружения – когда-то это было кусочком, фрагментом пола третьего этажа. Отлетев немного назад, изящно перекувыркнувшись в воздухе, женщина вновь наставила пушку на сортировщика, балансирующего наверху, чтобы задать ему единственный вопрос:

- Где Киллиан Беннет?

Прячась за руинами, вокруг башенки стояло много зрителей, интеллигентов, с горящими от интереса глазами наблюдавших за происходящим в воздухе. Они не делали никаких попыток вызволить того, кто на время дал им пристанище, не пытались отвлечь Ангела от своего допроса, дабы Бублик мог как-нибудь спастись, но зато радостно и возбужденно обсуждали происходящее, делая ставки на то, через сколько же секунд останется от Бублика…хм, только дырка.

- Где? Киллиан? Беннет? – повторила женщина, отчеканив каждое слово, махая своей пушкой так быстро, что невозможно было предсказать, куда мог попасть плазменный заряд в случае выстрела: в ноги Бублика или в его голову. На это тоже стали делаться ставки.

Сортировщик пожал плечами. Будь что будет! Все-таки, он не обязан был знать, где находится начальник хранилища. Он – сортировщик, ответственный за жесткие диски граждан города, а не помощник Киллиана, замещающий того во время его отсутствия!

Он – сортировщик!

Сортировщик хранилища, которого теперь не существует!

Ангел ринулся на Бублика, намереваясь столкнуть его с башенки, дабы тот разбился об острые края лежащих внизу осколков окон (такое развитие событий никто из интеллигентов не мог предвидеть), но человечек, напрягшись, встав в более удобную и выгодную для отражения атаки позицию, сжав до боли в руке блокнот со своими мыслями, размахнулся, и, когда робот был в нескольких сантиметрах от тела сортировщика, Бублика ударил кулаком ему по голове.

- Это тебе за хранилище! Мое хранилище!

Призрака Хранилища, ревностно следящего за порядком в желтом доме, никогда не существовало. Им был только Бублик.

Разумеется, удар сортировщика не мог остановить разогнавшегося Ангела, но зато сумел сбить его с курса (теперь он летел несколько левее, в сторону горы битого кирпича, а не осколков стекла) и немного (совсем немного) озадачить. Эта букашка, этот ничтожный человечек, да еще и оказывает сопротивление! Бублик, потеряв равновесие, наклонившись над пропастью до той степени, после которой следует неизбежное падение, стараясь спастись, инстинктивно схватился за пролетающего мимо него робота, и эта пара – человек и механическая воительница – кувыркаясь, мотаясь из стороны в стороны, полетели куда-то вниз. Ангел, невыносимо, оглушительно, злобно вереща, неистово дрыгался, как бык, стремящийся стряхнуть с себя смелого ковбоя, пытаясь заставить человечка разжать руки и упасть вниз.

- Ты не смеешь прикасаться ко мне! Это против Кодекса!

Но, увлекшись этим маленькими родео, робот не заметил, когда на пути его странного движения вырос очередной фрагмент стены, совершенно неожиданный, и Ангел, попытавшись вывернуться в самым последний момент, не сумел это сделать – инерцией понесло его вперед, и он, отбросив Бублика в сторону, как ставшую ненужной игрушку, с громким взрывом, последним, завершившим этот тяжелый день, врезался в преграду.

Высота была небольшая. Бублик, упав на кирпичи, не покалечился, но очень сильно испугался, чувствуя, как у него перехватило дух после неожиданного полета. Над ним быстро плыли, играли, взмывали в небо языки пламени, а рядом, в непосредственной близости от сортировщика, с небес упала черная, закопченная, покорёженная голова. Голова странного Ангела, который не хотел (или не умел) подчиняться приказам Лейтона, который хотел действовать по-своему, как и многие женщины. Слишком очеловечившийся…

Гений недаром взял себе это прозвище. Конечно, велик был соблазн назвать себя Всадником Хаоса, Воином Тени, Воплощением Зла и прочими, не менее громкими, но ничего в себе не несущими сочетаниями, но это создание, самозваный бог, недолго думая, решило назвать себя именно из-за своей необычной и редкой супергеройской способности – умения придумывать поистине гениальные планы, которые всегда срабатывали. Сработал и последний план бога, самый обширный, весьма сложный, результатом которого явилась отвоеванная на несколько часов из рук врага система редактирования души.

И сколько же надо было сделать шагов, чтобы всего лишь оказаться здесь, в просторных помещениях главного центра «Гармонии души»! Для начала следовало внушить (это было легко – Гений имел власть над практически всеми пользователями системы редактирования) Керту Шмидту, что все неудачи происходят именно из-за Килллиана, его хранилища и диких, работающих там. Монополист, что логично, переключит внимание на хранилище, на события, в нем происходящие, разыскивая врагов именно там, связывая подрывы башен и прочие хулиганские выходки революционных романтиков Гения с тайной деятельностью Беннета и его дикарей. Окончательно уверившись (теперь уже самостоятельно, без помощи самозваного бога) в том, что во всем виноват исключительно конкурент, Керт Шмидт предпримет ряд отчаянных мер, направленных против хранилища и дикарей (в том числе и набег фальшивой орды на город – это тоже было спланировано и организовано исключительно Гением, который и управлял всеми этими переодетыми людьми, который в любой момент мог остановить нападение). И вот, когда все будет совершено, когда назад уже ничего нельзя будет воротить, когда Лейтон получит возможность узнать правду (и он ее получил, целых два раза – недаром Гений приказал нескольких «дикарям» забраться в Верхний Город, а потом еще, после поимки основной части орды, «позволил» сказать только заготовленные им слова), когда Керт будет праздновать ложную победу (не зная еще, чем это может обернуться), «Гармония души», оставленная без должного внимания, фактически окажется в руках Логан.

Так и вышло.

Что из этого огромного перечня важных шагов не было осуществлено? Гениальный план и воплотился в жизнь гениально, за что самозваный бог не раз себя хвалил и пару раз вешал себе на шею воображаемые медали.

Он был Гением, простым Гением…

Далее все зависело только от самой Мэрриган и ее некоторых поступков.

- Я помню это место… - волнуясь, как бы все еще не веря в свое счастье, в то, что она наконец-то чего-то достигла, что черная полоса в ее жизни закончилась, медленно сказала Логан, слабо улыбаясь, проводя пальцами живой руки по шершавой поверхности колонны – главного сервера всей системы, по сути, воплощения души Гения, души этого самого Дьявола. Сущности «Гармонии души». – Отец привел меня сюда, когда я была маленькой, он посадил меня в это кресло, - женщина осторожно провела механической рукой по кожаной спинке кресла, - сказав при этом, что мне может быть чуточку больно, ведь с даже самой ненужной частью нашей личности тело не желает расставаться. И мне действительно было немного больно, но это того стоило: я перестала бояться машин.

- И тогда, в те самые секунды, когда тебе было больно – гораздо больнее, чем тебе хотелось бы думать, родился я, - дополнил Гений, жестом приглашая Логан сесть в кресло.

Логан устало покачала головой, прикрыв глаза. Она слишком устала от тайн, от того, что Гений постоянно откладывает на потом разговор с ней по душам, от того, что она слишком многого не знает, не понимает, из-за чего бог был непредсказуемым, слишком странным и необъяснимым, устала от всех чудес и чудачеств своего мучителя и благодетеля, что настал в ее жизни такой момент, когда она вообще стала равнодушна к этому существу и его душе. В любое другое время она, может быть, удивилась подобной фразе Гения, начала расспросы с непременным требованием ответов на все вопросы, но сейчас ей было все равно, последуют ли дальше страшные откровения, или вновь воцарится вынужденное молчание. Логан насмешливо посмотрела в лицо лохматому, длинному, нескладному существу.

Тишина. Никакой реакции на ее многозначительные взгляды. Никаких лишних откровений, как и предполагала Мэрриган.

Женщина, пригладив растрепавшуюся огненную гриву, поправив платье, присела на самый край сиденья.

- Но зачем мне необходимо сейчас что-то себе возвращать? Неужели я, как глава огромной компании, буду неполноценна, если в моей душе не будет самого главного кусочка – страха? Фактически система моя. Уже моя. И я могу управлять ей, как управлял мой отец! Я уже могу…отредактировать этого Керта Шмидта, возвратив его вновь в то безумное состояние, в каком он был с самого рождения. А почему бы и нет? – запальчиво предложила Логан, постоянно жестикулируя, дергаясь, намереваясь встать от переполняющих ее душу эмоций, но Гений, щелкающий какими-то датчиками на панели управления главным сервером, напряженно всматриваясь в мелькавшие на огромном экране цифры, рассказывающие о состоянии всей системы в целом, заметив движение Логан, почувствовав ее намерение, оказался рядом с ней и привязал ее ремнями к креслу.

- Я верю в твои способности, Логан, - тихо промолвил Гений, тряся лохматой головой. – Я отлично знаю, что ты можешь, а что нет, что является простой бравадой. Но, поверь, будет лучше, если я верну тебе этот маленький осколочек твоей души, лучше для твоего будущего, для тебя, когда ты будешь управлять огромной компанией. Человек должен бояться чего-то. Если он не боится ничего, он либо глупец, либо больной, а я знаю, что ты не являешься ни первым, ни вторым. Любой уважающий себя глава компании, начальник, хозяин, принимая некоторые решения, должен опираться на свои страхи, на то, чтобы их обойти, предотвратить, чтобы потом не стало еще хуже. Логан, так будет лучше…

Надевая на голову женщине металлический, блестящий шлем с многочисленными датчиками, Гений внимательно посмотрел в ее глаза, впервые сняв со своего лица старомодные прозрачные очки, выполняющие функцию встраиваемых в тело компьютеров – дополняли реальность. Логан, которая никогда не могла определить, какого же цвета глаза у Гения, только сегодня поняла, что они вообще не имеют определенного цвета – в определённые минуты и под определенным углом зрения они кажутся то серыми, то зелеными, то желтоватыми, как у кошки.

- Все говорят, что мне так будет лучше. Но почему все решают за меня, как лучше будет мне? Почему не спрашивают меня об этом? То эксперимент надо мной (я знаю, что это был эксперимент), когда отец взял да и забрал у меня мой страх, то возвращение мне того же страха, объясняя это какой-то необходимостью... Но я не верю в вашу искреннюю заботу обо мне, все это выглядит слишком уж неправдоподобно. Скажи мне правду, Гений – зачем это тебе? – особенно напирая на слово «тебе», спросила Логан, прищурившись.

- Честно? – нахмурился Гений. – Тебе вряд ли понравится ответ.

- Скажи уже, - нетерпеливо сказала Логан, внимательно следя за всеми странными манипуляциями самозваного бога с множеством кнопок, датчиков и экранов – было полное ощущение, что Гений практически каждый день бывает в этом помещении, работая со всем этим оборудованием, а не видит его сегодня впервые. – Я жду, и я не обижусь на правду…

- Я… Только ты меня можешь убить. И ты должна меня убить. Прошу тебя, убей меня! Это так называемый замковый камень всей системы, Логан, замковый камень моей жизни, моя смерть – этот твой страх, отданный сюда. Забери его, да я уже спокойно умру! Забери его! Забери! – почти закричал Гений, хватаясь длинными грязными пальцами за плечи женщины, хорошенько ее встряхивая. – Замковый камень… убрав его, обрушишь всю «Гармонию души». Твой страх был настолько силен, что был способен удержать целую систему редактирования воедино. Забери его! Пусть «Гармонии», этого зла, не станет! Поверь, это неизбежно, «Гармония» должна была когда-нибудь рухнуть, уйти в прошлое… Никому не дано редактировать людей, кроме богов! Никому не дано вмешиваться в личность! Никому не дано создать идеального человека на земле, так как понятия об идеальности у каждого разные, неточные, а иногда и совершенно неправильные.

Логан слушала, не перебивая. Потом, когда словесный поток иссяк, она осмелилась задать один лишь вопрос, поначалу поставивший Гения в тупик:

- А «Гармония» - это зло для человечества или для тебя? Я тоже имею право выбора, не так ли, и я могу этот «замковый камень» и не убирать, потому что мне (мне!) невыгодно его убирать. Система моя! И она несла для людей благо, пока не оказалась в руках Керта…

- Зло… - скривился Гений, оскалившись. – Да она с самого первого дня существования несла зло! И да, ты права, хуже всего было не людям, которые становились дикарями, изгнанниками, а мне, которому существование в этом мире доставляло много боли! Вы, люди, слишком грязные существа, и никакие системы не смогут отчистить вас от многочисленных недостатков. Вы пытались от этих качеств избавиться, отдавая их серверам, отдавая их мне, душе системы, сущности ее, но, в конце концов, все имеет свойства возвращаться. Да вернем же это зло людям! Да разрушим же систему «Гармонии души»! Да взорвем вселенную!

- А что будет со мной, с моей душой? А с людьми, к которым вернутся все их недостатки? А с моей семьей, которая лишится того, что принадлежит ей по праву – системы редактирования, которая может приносить огромные деньги? Того, с помощью чего можно управлять тупыми людьми?

Гений пожал плечами.

- Я не знаю. Я не провидец, я просто Гений. Обычный Гений этого времени, Бог и Дьявол, желающий умереть. Желающий продать душу, чтобы обрести хоть маленькую часть того спокойствия, что имеете вы, люди.

- Продать душу другому Дьяволу?

- Да. Тебе, - зло бросил Гений, оскалившись, и, с усилием, не без некоторой ненависти, точно это действие было ему не по душе, точно прикасаться к любой части огромной системы было для него чем-то неприятным, нажимая на рычаг, включающий режим возвращения человеку всех вырезанных качеств.

Логан выгнулась, застонала, запрокинула голову, смотря вперед совершенно безумными, пустыми, мёртвыми глазами в потолок. Раздался громкий крик, переросший в животный рев. Одновременно с женщиной, почувствовав сильнейшее воздействие на тело, упал на пол и Гений, сжав голову руками, точно она могла взорваться.

Что ощущает человек, когда к нему возвращается ненужное качество? А бог, пусть и самозваный?

Боль?

А что он видит?

Тьму? Или наоборот, просветление, так как разом открылись дальнейшие пути совершенствования души, пускай и с этой отрицательной чертой?

Что видела, чувствовала Мэрриган в тот момент, когда вырезанный страх, давно забытый, ставший непривычным, неприятный, как венец из терна, вновь вернулся в ее душу, никто не знает, не знает даже Гений, знаток чужих личностей, знакомый с каждой чертой характера не понаслышке. Но то, что с организмами человека и бога происходило что-то не совсем хорошее, то, что явно началась какая-то внутренняя борьба, позднее переросшая в своеобразную перестройку (полученное качество становилось неотъемлемой частью душ и тела) было понятно и так. Впрочем, примерно такие же чувства испытывала и половина города, регулярно пользовавшаяся системой «Гармонии души», а также другие люди, всех возрастов, чинов, профессий, живущие далеко за пределами мегаполиса.

Боль?

На самом деле человек в такой ситуации может чувствовать страх. Ненависть. А еще сильнейшую злобу – ведь в душу, которая уже имела некоторую фальшивую «гармонию», данную системой редактирования, которая долгие годы служила самоутешением («У меня все хорошо, я идеален») личности, влилось ставшее чужим качество.

Двух корчившихся рядом друг с другом людей неожиданно поглотила тьма – в помещении выключился свет. Свет погас не только в просторных помещениях этого здания, но по всему городу, а вместе с ним, тихо, без лишних шумовых и световых эффектов, от сильнейшей перегрузки, от извлеченного «замкового камня» системы, ушла в прошлое «Гармония души», более не подлежащая восстановлению.

Много лет дьяволы этого мира, по какой-то странной ошибке именуемые людьми, отдавали весь свой душевный мусор виртуальным серверам, чтобы, в конечном счете, продать душу, личность полностью, получив при этом гармонию сомнительного качества. У каждого пользователя системой редактирования сложилась определенная зависимость от ежедневного вмешательства в свои качества, знания, воспоминания, сродни той, что имеют наркоманы, и, разумеется, логично было предположить, что каждый человек, озлобленный, разраженный, с утра, даже еще не проснувшись толком, не одевшись даже (в одной лишь пижаме) первым делом, побежит к общественным центрам доступа, чтобы вновь отдать (или присвоить себе) что-нибудь, дабы почувствовать удовлетворение, спокойствие.

Тревога, мучившая людей со вчерашнего дня, после того, как многие из них побывали в ужасных подвалах дома Лейтона (это была даже не тревога, а последствия возращения людям их вырезанных качеств), усилилась, и теперь она практически не скрывалась, превратив все лица в жуткие маски.

Общественные центры доступа к серверам были темны, мертвы – просто отключены, и ничего более. Этот маленький, незначительный для масштабов всей страны факт что-то перевернул в людях, зависимых от системы, и они, плача, кидаясь от одного устройства к другому, надеялись хоть где-то найти вход в такую желанную виртуальную реальность. Но все центры не работали, как выяснилось потом, спустя несколько часов напряженной беготни по всему городу. Не было и привычных, висящих в воздухе компьютерных указателей, показывающих, что именно здесь будет хоть один рабочий центр доступа к серверам, кабинету и редактированию души. Не работали и сами встроенные в тела компьютеры.

Это была настоящая катастрофа.

Люди разделились: одни направились колонной к хранилищу виртуальных носителей, а другие, строча на ходу красочные, высочайшие по своей художественной ценности описания своей беды, двинулись к Лейтону, даже несмотря на то, что вчера он практически на каждого горожанина навесил огромный штраф, которые люди должны были регулярно платить семьям пострадавшим и самому городу – на восстановление его. На станциях канатных дорог вновь образовались огромные очереди, и старушки-билетерши, то есть работающие там молодые и не очень женщины, которых станция автоматически старила, не успевали обслуживать всех клиентов: к несчастью их, было много «зайцев-безбилетников», что означало только одно – прибыль уходит (про перегруз вагонов из-за неучтенных пассажиров, из-за чего металлические коробки могли сорваться с ржавого троса в пропасть, разговора даже не было). А участники первой колонны, шедшие через город, понуро опустив головы, добравшись до того места, где должно было быть хранилище, остановились там, окружили руины, тупо, безучастно смотря на горы строительного мусора. Рухнуло всего лишь хранилище, но для них рухнула последняя надежда на то, что сегодня им вновь удастся отредактировать себя – а потом и, через несколько минут напряженного созерцания кирпичей и штукатурки, во время которого ничего волшебным образом само не восстанавливалось, а люди-дикари, работники хранилища, отчего-то не спешили начинать стройку (где они были вообще, после всех событий?), рухнул и их мир, выстроенный на основе сильнейшей зависимости от некоторых действий.

Бублик, находясь на образовавшемся во время обрушения хранилища бетонном постаменте, плясал вместе со своей дудочкой, пытаясь найти жесткие диски некоторых людей. Из обломков мусора он то и дело с ловкостью фокусника доставал носители информации, но они, даже несмотря на то, что чудом уцелели во время поисков Ангела, теперь уже были никому не нужны – подключить их к неработающему компьютеру было возможно, но сие было бы совершенно бессмысленно. Сортировщик, чувствуя свое призвание в те мгновения особенно остро, в особенности, когда его взор касался рухнувших стен, когда его сердце сжималось от тоски по чему-то прежнему, безвозвратно ушедшему, отчаянно пытался хоть чем-то заглушить горе людей, совершая много суетливых действий. Люди по-прежнему были злы, напряжены, раздражены; они прекрасно понимали, что ремонт системы редактирования и хранилища будет долгим, а в течение этого времени изменить себя не удастся, и потому на Бублика реагировали странно, но вполне ожидаемо: сначала пытались не обращать внимания, отмахивались от любезно поданных им дисков, косо смотрели на вырастающие то тут, то там корявые темные башенки, сложенные из носителей, потом стали громко, дружно, хором орать всяческие неприличные слова, способные остановить и успокоить любого интеллигентного и чувствительного человека, в том числе и сортировщика. Бублик слушал и плясал, пока было терпение; терпения хватило, ровным счетом, на несколько дополнительных минут, после которых отчаяние затопило работника несуществующего хранилища с головы до ног, и он, накрыв голову руками, сел на бетонную плиту и закачался, бормоча одни и те же слова, как заклинание.

«Пусть будет все, как было! Пусть все вернется!».

Киллиана рядом с хранилищем не было – непосредственно рядом, возле самих руин, среди раздраженной толпы, но зато он сидел в пивной напротив, за грязным липким столиком возле окна, заливая в себя одну кружку крепкого напитка за другой. Он то и дело выглядывал в годами не вытиравшееся окно, и там он видел все тот же удручающий пейзаж, который не могли исправить ни многочисленные люди – клиенты хранилища, ни усиленно работающий Бублик (позже также опустивший руки). Передать словами то, что сейчас творилось в душе у многоликого, было невозможным: для этого пришлось бы написать огромнейшую книгу с подробными описаниями и многочисленными рассуждениями. Все было настолько плохо, что это чувство нельзя было даже утопить в пиве или вине. Начальник несуществующего более хранилища много пил, надеясь достигнуть состояния полного отупения, равнодушия, но оно никак не приходило, зато уже начинала побаливать печень. Киллиан, громко и тоскливо вздохнув, привлекая этим к себе и к своему горю внимание (которого сейчас было чертовки мало: по причине того, что Беннет больше не был богачом, а его организация была разорена самым варварским образом, многоликого перестали считать за человека вовсе – деньги всегда облагораживали посетителей в глазах хозяев и начальников всех заведений), схватился за стол, и, громко икнув, подняв вверх одну руку, торжественно проговорил:

- Запиши еще одну кружку на мой счет, Барри!

- У тебя нет более счета, Киллиан, - недовольно ответил бармен по имени Барри, плюнув в кружку, после чего принявшись ожесточенно ее вытирать. – Ты теперь беден, как церковная мышь – и теперь ты не имеешь права выпивать тут что-либо в долг! Ты еще за предыдущие приходы не заплатил нам! Деньги вперед, Киллиан, или вылетишь отсюда. Терпение мое и моего начальника на исходе.

Беннет поднял палец вверх, многозначительно взглянув в бычьи глаза огромного бармена:

- Меркантильные вы все твари! Я столько сделал для вашего города, а вы…жалеете для меня одной лишь кружечки пива!

- Вон!!! – проорал Барри так, что зазвенели стаканы, стоящие на большой полке.

Все посетители, которые с самого раннего утра еще не были пьяны в той степени, когда человек более напоминает неразумное животное, увлеченно посмотрели на Киллиана Беннета, вспомнив, как он часто пользовался своим положением уважаемого всеми человека в городе, многие вещи получая бесплатно, обозлились на него, позавидовали его успехам, порадовались его неудачам. Из двери, располагавшейся радом с длинной барной стойкой, вышел огромный (даже по сравнению с, в общем-то, немаленьким Барри) охранник, мощный, квадратный, какой-то грубый на вид, как старинный шкаф, величественно направившийся к Киллиану, и, схватив того за одежду, без лишних церемоний подтащил его к двери и выкинул на улицу. Начальник несуществующего хранилища, к величайшему своему позору, тяжело упал на твердый, неприветливый, уже грязный, пахнущий мочой и рвотой асфальт, больно ударившись коленом, под всеобщий хохот, еще несколько минут сотрясающий воздух, пивную, руины, весь мир.

Был рассвет.

Перед многоликим стояла толпа. Рядом уродливыми холмами, стенами и башнями находились ничуть не изменившиеся за несколько минут обломки его жизни, с любовью выстроенной империи зарабатывания денег, и в душе Беннета вновь что-то неприятно кольнуло, какая-то маленькая иголочка грусти. Киллиану стало жалко себя. Схватившись за ворот своей одежды, потянув его, точно рубашка сильно сжимала его грудь, Киллиан с земли поднялся на колени, задыхаясь, проливая горячие слезы, страдая. Последние люди из толпы, обернувшись лишь однажды к начальнику хранилища (во всяком случае, в его сторону), бросили вскользь на него равнодушные, холодные взгляды, точно был Беннет не человеком, а всего лишь никому не нужным предметом; зато немного подольше остановились они, безучастные теперь ко всему, на обновленной, написанной мелом на темно-зеленой доске, корявой надписи, сказав после этому кому-то:

- Сегодня день скидок на все виды пива. Сходим потом?

- А-а-а!!! – заорал Беннет, дергая себя за ворот, смотря в последние на небосклоне звезды, тающие в розовых лучах рассвета. – А-а-а-а!!!

Эхо подхватило этот крик, разнеся его по округе. На него среагировали все, кто не находился здесь, возле руин, то есть, учитывая ранее время, на него не среагировал практически никто. Счастливые люди, те, что были свободны от всяческих систем, все еще лежали в своих кроватях – выходной был день. Спала половина города, будучи не в состоянии даже разлепить глаза. Другой, находящейся здесь, половине было решительно наплевать на какие-то там душевные муки и терзания какого-то там начальника какого-то там хранилища, которого уже нет. Ну и что, что ему плохо? А нам что, весело? Нет, сегодня всем должно быть плохо, сегодня день скорби…

Начали бегать продавцы газет, радостно размахивающие свежими, пахнущими краской газетами, выкрикивающие названия заголовков, как обычно, очень громких, огромных, красивых, призванных заинтересовать. Газеты покупали весьма охотно, ибо в них было несколько статей, посвященных, в том числе, и недавнему набегу фальшивых дикарей, но людей, бывших его участниками, главным образом, интересовали не подробности, но лишь одно имя – имя того, кто все это затеял, из-за кого они пошли на все это, кто их вынудил, не используя никаких силовых методов, кроме неведомого волшебства (о том, что мысль о нападении была внушена всем через виртуальные сервера, никто и не догадывался), из-за чего они теперь все имеют чужую кровь на руках и огромные штрафы. Многие журналисты, не зная точных данных, высказывали только лишь предположения, умело (и не очень) скрывая отсутствие информации множеством всяких специальных слов и изысканных фраз. Но лишь в одной газете была статья самого Лейтона, который рассказал все, как оно было на самом деле, ничего не приукрашая и не скрывая, не делая фальшивых утешений, не пытаясь всех подбодрить – подобная манера изложения одних лишь фактов была вполне в духе градоначальника.

Дата добавления: 2015-11-14