Дьявол продал свою душу 14 страница

- Знаешь, - громко, стараясь перекричать вопящих нечеловеческими, жуткими, пронзительными голосами призраков Шмидта, сказал Роберт, привлекая к себе внимание только одного человека (этот человек знал о том, что обращаются именно к нему – самовлюбленность и тут сыграла свою роль) – оригинального Керта, - я тут подумал, приняв во внимание все твои слова, и понял, что все, что происходит сейчас с «Гармонией души» - не во вред нам, или другим людям, но служит тебе наказанием и уроком. Я могу понять и Гения, которому, если верить чужим словам, больно от усиленной эксплуатации системы редактирования, я могу понять и диких, что негодуют по поводу пополнения своих рядов, невозможности вернуть себе утраченную личность, плохим обращением с собой. Все они пытаются тебя остановить… Остановить твою бессмысленную месть… Ты уже и сам забыл, кому и за что мстишь. Тех людей, обижавших Волка, уже нет на свете – они изменились, стали другими, но никто из них не остался прежним. Те люди уже давно отредактировали себя и стали дикими, безумцами. Так зачем же и другим людям жизнь портить?

- Ах, дикие! – заорал Керт, будто бы внезапно что-то вспомнив, поднимая вверх палец, ступая вперед, пытаясь протиснуться сквозь призрачные ряды своих копий, но они, увидев движение оригинального Шмидта, разом всполошились и дружно ополчились против него, притеснив его обратно к стенке. Гений неприятно усмехался, видя Керта и его бесполезные телодвижения. – Эти дикие мне мешают жить! Эти дикие…

- …Которых твоя система «плодит», не забывай, - ядовито бросил Роберт.

- Да! – поспешно, с запальчивостью согласился Керт, не совсем понимая, на что он соглашается. Когда это понимание к нему пришло, было уже поздно – как известно, те первые слова, что являются нашим ответом, подсознание выдает как «единственно правильные», как то, что человек принимает как должное. Шмидт где-то в глубине души понимал свою неправоту, но согласиться с ней он мог бы только, оказавшись на краю своей могилы, - и сейчас, похоже, этот момент случайно настал. Вернее, подсознание решило, что настал. – Нет! – переправился Керт, но все уже слышали первый ответ, и не приняли этот как правдивый. – Нет, они появляются сами! Эти безголовые людишки редактируют себя до того состояния, когда они уже становятся животными – так разве ж я не пытаюсь их научить, показать, так сказать, на чужом примере, что искать гармонию души через безумие не рекомендуется?

- Поскорее бы тебя остановили. Я лично буду платить всем террористам, которые подрывают твои башни, я соберу группу хулиганов, которые будут регулярно ломать общественные центры доступа к виртуальным серверам… - пробормотал Роберт, закрывая лицо руками. Керт, похоже, его слова не услышал – или сделал вид, что не услышал. Некоторое время он подумал, стоит ли ему отвечать и обижаться на слова собеседника, но ничего так и не решил, просто продолжив уже изрядно поднадоевшую всем тему, никак не связанную с замечанием Мэрригана:

- Во всем виноваты сами люди! И в том, что диких становится больше, тоже! И даже то, как люди относятся к диким, является желанием или необходимостью городских жителей, их страхами, предрассудками…

- Скажи, а как тогда тебе вообще могли помешать жить дикие, если ты их изгнал из города? – задал вопрос Роберт, вернувшись к предыдущим фразам Керта, немного удививших его непробиваемостью своей странной логики, вновь чувствуя поднимающееся в себе раздражение.

- Изгнал? – глухо спросил Гений, слегка улыбнувшись. Призраки, услышав голос своего создателя, на мгновение замерли, повернувшись к самозваному богу. – Насколько мне известно, Киллиан Беннет пригласил диких к себе на работу, хотя назвать работой это можно с трудом – дикари ведь работают не за деньги, а за идею – им важно предотвратить появление новых безумцев.

- Все против тебя, Керт, - подытожил Роберт, протискиваясь к Шмидту сквозь толпу призраков.

И в этот момент, когда призраки послушно расступились перед Робертом, когда Керт опять увидел в руках того револьвер (отчего-то раньше он не казался столь внушительным!), когда с кровати поднялась Логан, медленно, с гордостью двинувшись вперед, к выходу, в голову Шмидта наконец-то пришла нужная мысль. Он связал воедино все свои неудачи, связанные с «Гармонией души», проблемы с террористами, подпольную деятельность Логан, мешавших ему дикарей, и неожиданно осознал, что во всех его проблемах виноват даже не Роберт, который его создал, а, как ни парадоксально, Киллиан Беннет.

Керт вообще считал, что когда в обыденной жизни никто из живущих/работающих рядом с ним не виноват в чем-либо, то это означало полное отсутствие какой-либо деятельности. Керт наивно полагал, что огромная компания держится только на его плечах, не развалилась только благодаря ему, что только его подчиненные-раздолбаи могут совершать ошибки, а потому эти люди, которые, по существу, и знали реальное положение дел в системе редактирования (то есть знали про изношенность башен, огромную нагрузку на малое число общественных центров доступа, пытались устранить проблемы с серверами), постоянно были в чем-нибудь виноваты. Отремонтировали крышу главной городской башни, так главный ремонтник был виноват в том, что крыша после установки стала протекать, и никого не волновало то, что на ремонт были выделены сущие копейки – жадность Керта и тут сыграла свою роль. Отключилось разом несколько серверов – так виноваты люди, которые одновременно пожелали отредактировать себя; Шмидт отчего-то забыл, что они отключаются из-за огромной нагрузки на них - остальные сервера, дополнительные, никто не ремонтировал, надеясь, вероятно, на божье чудо, которое приведет в порядок все части системы. Испортили хулиганы оборудование – так виноваты не детишки, которым нечего делать, а их родители, не воспитавшие своих детей, не уследившие за ними. Взрывают террористы башни – так виноват, конечно же, Киллиан Беннет, которому это очень выгодно – из-за поломки башен в его хранилище шло больше народу, а, соответственно, и вся прибыль плыла мимо кармана Керта – но прямиком в карман многоликого. Как же просто был устроен мир, в котором кто-то и что-то действует, но при этом постоянно кто-то и в чем-то виноват!

А значит, если следовать такой логике, то…

Киллиана необходимо убить. Нет Киллиана, этого чертового сынка градоначальника, которому Лейтон наверняка помогал поднимать хранилище из руин - нет и проблем. Нет конкурента – нет проблем. Нет хранилища реальных носителей – нет проблем. Каким-то невероятным образом Керту пришлось бы не только уничтожить Беннета, этого почти святого человека в глазах ничего не сведущего народа, но и доказать людям, что «Гармония души», несмотря на все ее явные недостатки и опасность в использовании, все же лучше, чем какое-то там устаревшее хранилище. Но последнее – объект уже других размышлений, и Керт отложил данный пунктик в воображаемую папку «Важное». Глаза монополиста загорелись, и свет этот являлся отблеском горящей в голове очередной безумной идеи; и на изменение лица, на странную, непривычную молчаливость Керта, погруженного в свои мысли, занявшегося отыскиванием приятных для себя похвальный слов, обратили внимание все, и раздраженная, напряженная Логан, и Роберт, немного уставший от всей этой суеты, производимой призраками прошлого в комнате, недовольный невозможностью продолжить свою работу, и Гений, которому надоело вызывать новые картины из головы Мэрригана. Керт, отвесив шутовской поклон всему тому хаосу, что был устроен из-за него, посмотрел внимательно и почти серьезно в глаза Роберту:

- Я передумал брать Логан замуж, - со счастливой улыбкой идиота вымолвил Шмидт.

Гений взмахнул руками, и его магия убрала из комнаты всех призраков, оставив в ней лишь живых людей – это действие отозвалось неприятным потрескиванием в голове и сильнейшей вибрацией в каждом персональном компьютере присутствующих здесь. Комната показалась неожиданно пустой, заброшенной, нежилой – призраки создавали в ней иллюзию жизни и движения, а люди уже успели к ним привыкнуть.

- Но еще недавно ты хотел это сделать! – возразил Роберт, проходя через комнату к своему, почти что готовому, роботу, продолжая свою работу, но не выпуская из рук револьвера.

Ну как, как же объяснить этому тупому человеку (пускай он и являлся его Богом, а Керт – его Адамом), что теперь Шмидт не видел смысла в установлении постоянного контроля над Логан – она во всей этой истории с террористами играла не совсем главную роль, а делать своей женой Киллиана (вот уж кто главный виновник во всех неудачах Керта и проблем с его компанией!) не разрешает государство? Ну как объяснить то, что желание жениться захватило его только на короткий промежуток времени – и теперь прошло? Ну как объяснить Роберту, что эта бредовая идея была еще одним тараканом в голове, необыкновенно живучим по сравнению с другими особями (других в свое время одолевали новые, хорошие мысли), которого не сумел оттуда выдуть ветер, бушевавший там же? Шмидт подумал, подумал недолго, и пришел к выводу, что лучше ничего не объяснять, а уйти из красного особняка как можно быстрее (правда, он все же допускал возможность заглянуть по пути к какому-нибудь падшему, но соблазнительному созданию, за встречу с которым заплатил деньги).

- И все же, Керт? Что такого творится в твоей голове, что и речь твоя наполнена странными оборотами, и фразы какие-то необдуманные, и мысли незрелые? Что случилось, а? Я тебя не таким создавал… когда-то ты был лучше… - грустно промолвил Роберт, прекращая крутить гайки. Логан посмотрела на отца, потом на Шмидта, и увидела то, что она запомнила потом на всю жизнь.

Глаза… Какие были у Роберта глаза! В них было столько отеческой заботы, в них было столько сожаления, сострадания к Керту, что Логан неожиданно почувствовала себя ненужной. Никто и никогда (кроме Гения) не знал мыслей Роберта, и, разумеется, никто не мог догадаться, что Мэрриган полюбил свое творение гораздо сильнее своей дочери – ибо Логан, хоть он и изменил ее при помощи «Гармонии», все же сохранила в себе ту суть, основу души, которую он не всегда любил, но Шмидт стал для него тем экспериментом по созданию идеального человека, на который он возлагал определенные надежды, и Роберт все еще ждал, пока блудный сын вернется к нему, одумается, исправив все свои жизненные ошибки. Женщина почувствовала неприятный осадок после этого укоризненного отцовского взгляда, направленного не на нее, а на врага ее семьи, точно тот был сыном Роберта. Отвернулась, стоически задерживая слезы. Выглянула в окно, чтобы хоть как-то отвлечься от сильнейшей боли в груди, причинённой этим странным оружием – чувствами к другому человеку. За окном полыхал Нижний Город, олицетворение ада, куда скоро, вероятно, отправятся жить Логан и Роберт – денег едва хватало, чтобы содержать бордель, что уж говорить о нормальном существовании! К краю обрыва, спустя столько минут после первых прогремевших взрывов, бежали многочисленные родственники, друзья и приятели монополистов, не найдя себе другого развлечения, кроме как смотреть на чужую беду, на сотворенный Гением и его приспешниками хаос – но не шли к обрыву сами монополисты: те продолжали сидеть в своих домах, имея другие, более важные занятия. Видя смеющихся, совершенно счастливых зрителей – жителей Верхнего Города, видя зарево десятков пожаров, превративших ночь в день, прекрасно осознавая, что сейчас горит, уничтожается наследие Роберта, то, что по праву должно принадлежать Логан, чувствуя на своем теле грязь этого растерзанного мира, что проник в эту комнатушку, не видя выхода из сложившейся жизненной ситуации, ощущая свое одиночество во вселенной, женщина не смогла сдержаться, и рухнула на кровать, уткнувшись лицом в подушку, громко зарыдав.

- Иди прочь, Керт, пока я тебя не убил, - медленно, с расстановкой произнес Роберт, прицеливаясь в голову Шмидта.

Тот в притворном ужасе закрыл глаза руками.

- Убьешь…любя? – громко выдохнул тот, безумно улыбаясь с обаянием Чеширского Кота.

- Если потребуется, то да. Переступлю через себя. Иди, пока не поздно.

Роберт, понимая, что необходимо проявить к Логан хоть какую-то заботливость, подошел к кровати и провел ладонью по ее спутанным огненно-рыжим волосам. От рыданий содрогалось тело, голова металась по подушке, и было полное ощущение, что в комнате, на смятой, грязной постели разгорался маленький костер – настолько яркими были волосы женщины; костер этот, казалось, был способен отчистить этот мир от всего скверного, что накопилось в нем после того, как бог отправил Адама и Еву жить на землю, изгнав из Рая. Но ласки женщина не принимала: ее рыдания усиливались с каждым прикосновением Роберта к ней и позже переросли в истерику.

- Ты еще здесь? – грозно окрикнул Керта Роберт, не оборачиваясь, чувствуя его присутствие.

- Эй, Роберт! Я, вообще-то, помимо моего предложения, едва не ставшим моей ошибкой, пришел сюда не для того, чтобы уходить по первому твоему требованию! Когда-то здесь располагалась организация «Механические рыцари», и, насколько я знаю, она до сих пор работает, даже несмотря на официальное закрытие – иначе для кого все эти роботы, которые, в общем-то, уже устарели?

- Закрытие? – неподдельно удивился Роберт, широко раскрыв глаза. Логан, если и слышала речь Керта, что было маловероятно, никак на это не отреагировала, в том числе и со своим замечанием по поводу того, что о закрытии она сказала одному лишь Киллиану, с которым, как известно, Шмидт враждует. Предположить, что Керт мог узнать об этом от Беннета, было невозможно, но также невозможным казалось то, что монополист узнал об этом от самой Логан – выслушав ее саму или установив тут подслушивающие устройства. Роберт впервые с начала разговора осмотрел комнату на предмет подозрительных предметов, так или иначе указывающих на подслушивающее устройство (или в поисках таблички «Оно спрятано здесь!»), но разобраться в существующем хаосе, что здесь было раньше, а что появилось после прихода Шмидта, не представлялось возможным.

- Ну, да… - пожав плечами, согласился Шмидт. - Роберт, дочь говорит тебе не все о себе и своей деятельности! Ух, что я про нее знаю! Но это пусть останется на потом, пусть этот компромат окончательно разорит вашу семейку. А я пришел сюда за роботом. Только мне не нужен робот-рабочий, те, что обычно работают в шахтах и в охране – я хочу летающего робота, послушного, быстрого, мощного…жестокого.

- Тебе нужен Ангел. Модель под кодовым названием «Ангел-361», прекрасного робота, хорошо исполняющего роль летающего воина. Его еще называют Синей Смертью, тебе знакомо это название?

- Слишком хорошо знакомо – я ведь когда-то работал с тобой… - отчего-то грустно согласился Шмидт. - Я знаю, чего я хочу, знаю, на что соглашаюсь, и – Роберт, если тебя интересует денежный вопрос – я в состоянии заплатить за робота. Мне как раз нужен летающий воин. Как раз. Пришли мне его в мой особняк посылкой, курьером доставь, но будет лучше, чтобы он сам прилетел ко мне. Так я проверю его работоспособность…

Роберт, отвлекшись от Керта, легонько потряс Логан за плечо:

- Хватит, прошу тебя. Перестань. – В голове отца не слышалось заботы – ничего не слышалось, никаких эмоций, точно человека в тот момент подменили самым настоящим роботом, одним из тех, что семья Мэрриган прежде производила в огромном количестве. Он сказал это таким будничным голосом, точно то, что творилось в душе Логан, не особо его интересовало, хотя это было не совсем так – интересовало, да, но гораздо меньше, чем то, что происходило с Кертом. – Вставай, у нас еще много работы… Логан… Прекрати ты это…

Грязный, серый, мертвый мир сомкнулся над головой Логан с этими последними словами отца.

Керт, опять поклонившись, вышел в коридор, кинув последний, презрительный взгляд на стоящего возле окна Гения. Роберт, услышав звук закрывшейся двери, внимательно посмотрел на то место, где недавно стоял Шмидт, отыскивая тайные или явные следы человека, подтверждающие, что он только что был здесь и не являлся коллективной галлюцинацией. Но ничего не отыскивалось, никаких следов; творение Роберта, пришедшее сюда, когда ему что-то понадобилось от творца, пришедшее, дабы взглянуть в лицо своего создателя, опять отвернулось от него, получив необходимое, уйдя куда-то прочь, в бездуховный грешный мир. И бог ничуть не обиделся, видя поведение своего ребенка – бог все равно любил всех своих детей, хотя и имел привычку выделять среди них особенно любимых.

Киллиан теперь получал удовольствие от всех дней, проведенных в таких непростых, но безумно увлекательных заботах о хранилище. Народ стабильно шел к нему; как Беннет понял, читая ежедневные свои газеты, приносимые торговцем с угла (разумеется, бесплатно), все это (успех, невиданная доселе популярность, много другое) могло продолжаться до бесконечности, и закончиться могло только тогда, когда Керт Шмидт соизволит выделить огромную сумму денег на полный ремонт всех частей системы редактирования – но все понимали, что это невозможно, отчего бесконечность процветания хранилища была очевидным фактом. Главное, Киллиан понимал, что от его грамотных решений зависит слишком уж многое, и теперь он не выходил из своей комнаты-кабинета-уборной, пока план на день не был составлен. План теперь служил основой всей его деятельности, и он приучал точно такие же планы составлять всех – и дикарей, которые ими уже не являлись, и людей, которые хотели улучшить свою душу. План помогал жить, план дарил ощущение стабильности – и Беннет действительно осознавал, что в его жизни наступило что-то, очень на нее (то есть на стабильность) похожее. В этом были свои преимущества: ничего противозаконного, чтобы заработать себе на кусок хлеба, придумывать не надо было, никто на Киллиана не покушался, никто не пытался его сжечь за некоторые речи (святым позволялось говорить и делать все!), не приходилось куда-то убегать, прятаться, чего-то бояться, не приходилось ночевать под открытым небом, не зная, что может быть завтра. Была хорошая работа, был стабильный заработок, Киллиана окружали приятные, в общем-то, люди, которых он более не боялся, которым доверял, как себе – что может быть лучше?

Конечно, часть натуры Беннета, та самая, что еще не отказалась от своего уличного прошлого, от свободы, реальной и мнимой, от духа приключений, которым были пропитаны его дни, от ощущения опасности, постоянно зависающей над головой, вызывающей выброс адреналина, от постоянной мозговой деятельности, направленной на придумывание новых способов отобрать деньги у наивных горожан, протестовала против спокойствия, уюта, комфорта, но… Киллиан постоянно искал минусы и плюсы в своей прежней жизни, недостатки жизни нынешней, и понимал, что гораздо правильнее жить так, как он живет сейчас. Хотелось бежать, да. Хотелось скрываться. Хотелось что-то делать и придумывать. Но все это, скорее всего, было делом многолетней привычки. Какой смысл был в той жизни, если он просто выживал, когда с успехом, а когда нет? А теперь же он жил, жил так, как подобало настоящему сыну градоначальника, жил достаточно богато, что, впрочем, не могло изменить сущность Беннета. Его многоликость душевную при отсутствии многоликости физической. Его противоречивость. Киллиан боролся с собой, но эти регулярные войны, что происходили у него в душе, никто не мог видеть – для людей он по-прежнему оставался тем же ярким, сияющим, харизматичным святым, уверенным в себе, в завтрашнем дне.

Бежать?

Или остаться здесь?

Обидеться на ограничение свободы и правила?

Или принять их, включившись в игру, навязанную Лейтоном?

Вечные вопросы… Неутихающая душевная борьба…

Киллиан, принимая солнечные ванны, прижавшись к желтой стенке хранилища, напряженно раздумывал о своей судьбе, пока не вспомнил, что у него в прошлой жизни осталась приличная, накопленная долгим и честным трудом сумма денег, спрятанная в одной из заброшенных шахт. Глаза Беннета расширились от ужаса, в груди что-то напряглось и упало вниз, по спине побежали мурашки – если бы он полностью и официально, со всеми соответствующими документами и подписями, в рабочем кабинете тирана отказался от своего прошлого, эти деньги пришлось бы отдавать Лейтону, чтобы тот вернул их жертвам многоликого – или, что еще хуже, отдал бы нуждающимся. Его деньги – и каким-то там людям!

«В новую жизнь – с чистой совестью», так бы сказал градоначальник.

«Убьем же себя прежнего, все то, что было раньше, чтобы освободить дорогу новому», - так тоже любил поговаривать Лейтон, но это больше звучало как революционный призыв. В общем, если бы Киллиан принял эту свою «новую жизнь» как данность, а не как навязанную необходимость, пришлось бы выдавать все свои тайники. Это совершенно не нравилось всем частям конфликтной личности Беннета. Это было то, что могло объединить даже давних врагов. Это удерживало Беннета от того, чтобы кинуться с головой в богатство и безопасность.

Светило солнце. На небе не было ни облачка, и свет нещадно палил землю, плавил асфальт, растворял в себе людей, каждого заставлял желать только одного – воды. Нижний Город, распластавшийся возле отвесных высоких скал, сероватые многоэтажные дома, прилипшие к скалам, к маленьким горизонтальным площадкам, которые были вырублены в темном, потемневшем от времени камне древних, сильно разрушенных гор, маленькие усталые человечки, снующие туда-сюда по улицам города, дети, не отходящие от неглубокой, но бурной горной речки, разделяющей местность на две части - все, что видел в данный момент Беннета, казалось опаленным солнечными лучами. Все будто бы стремилось куда-то спрятаться, но спрятаться по той или иной причине не могло, и приходилось всему Нижнему Городу терпеть эту жуткую огненную пытку.

Ветра не было. Воздух казался таким густым, что его можно было резать ножом. Люди двигались куда-нибудь замедленно, с трудом, будто бы встречая чудовищное сопротивление, будто бы увязнув в несуществующем кленовом сиропе, как мухи, но отчаянно стремясь из него выбраться. Но внимание Беннета привлек единственный человек в этом душном дне, что шагал вперед без какого-либо промедления, целеустремленно сокращая расстояние, как бы рассекая впереди себя воздух невидимым ножом, - или воздух сам разжижался, соприкасаясь с необыкновенной энергетикой этой личности.

Логан Мэрриган. Земля должна была дрожать от каждого ее уверенного, твёрдого шага, а сама она, производящая впечатление настоящей железной леди, должна была громыхать и поскрипывать металлическими суставами во время движения и соприкосновения с асфальтом. Но она шагала совершенно бесшумно, даже несмотря на свою металлическую ногу, что делала ее походку немного неуклюжей, наклоняла ее тело на одну сторону, а ее металлическая рука, полностью заменяющая биологическую конечность, не скрипела, вообще не двигалась при ходьбе, точно вопросы равновесия во время движения Логан совершенно не волновали. («Равновесие? Кому нужно это равновесие?») Не двигалась и живая рука. Все это и другие детали, замеченные за доли секунды Киллианом, производили в совокупности странное впечатление, создавали какой-то склеенный образ этой женщины – основательность, горделивость, величественность в осанке, печать усталости, лежащая на лице, надменность в слабом движении бровей, совершенная неподвижность рук, что выдавало ее слабохарактерность, какая-то странная походка, из-за чего Логан иногда напоминала пьяного моряка, злой, дикий взгляд, костер рыжих волос, толпа роботов – десяток копий Отема, бесшумно вышагивающих за ее спиной, будто свита какой-то забытой всеми королевы…

И еще она много курила. Чудовищно много. Дымила во время каждого своего шага, оставляя за своей спиной клубы дыма, и за время своего шествия до хранилища она нервно выкурила несколько сигарет. Киллиан не смог подсчитать точно, сколько, сбился еще на пятой – в то время Логан еще шагала внизу улицы, находясь около достаточно крутого подъема в гору. Она из-за протеза кренилась на одну сторону, по этой причине дым постоянно летел за спину через одно плечо, точно где-то там находилась выхлопная труба, и из-за этого казалось, что Мэрриган – киборг девятнадцатого века, когда еще в ходу были паровые технологии.

Когда Мэрриган подошла к Киллиану, он заметил, что жестокое солнце не пощадило и ее: в темном, тесном, длинном, неудобном платье, поверх которого еще и был туго затянут корсет, Логан явно было слишком жарко, и она то и дело хватала себя за ворот своей живой рукой (механической она как-то неохотно пользовалась – явно не привыкла к ней) и дергала его, надеясь, что свежий воздух попадет на раскаленную кожу и принесет хотя бы немного облегчения. Беннет бы с радостью предложил бы ей надеть что-нибудь другое (правда, с условием, что новое платье он даст только после того, как Логан разденется в его комнате-кабинете-уборной, чтобы совершить известный всем акт физической близости), но, вспомнив о том, что натура женщины – вовсе не «распутническая», а вполне себе добропорядочная, быстро изгнал подобные мысли из своей головы, обрекая, тем самым, женщину на вечные страдания от жары.

- А, это вы! Вы, как всегда, выглядите столь же очаровательно, как и первые паровозы, - сделал комплимент Киллиан, поклонившись.

- А вы все такой же хам. Некоторые люди не меняются совершенно… - раздраженно парировала Логан, стряхивая на землю пепел.

- Это ведь вы и себя имели в виду, да?

В душе женщины что-то шевельнулось, что-то, похожее на подозрение. Складывалось впечатление, что подслушивающие и подсматривающие устройства были установлены в ее комнате не только Кертом, но и Киллианом. Иначе откуда он мог знать, или догадаться, с чем связано мироощущение Логан, чтобы задать столь точный вопрос?

- А какая вам разница?

- О, нет, никакой, вы правы. Это ведь ваша жизнь, а у нас в стране, вроде бы, закон действует о личной жизни… А я смотрю, на мои советы вы тоже никак не отреагировали, посчитав, что до этого мне нет дела – нет «никакой разницы». Руку-то вам заменили, хотя ранее ее еще можно было бы попытаться спасти, а курить вы меньше не стали – отчего слегка пожелтели, приобретя оттенок старой бумаги. Что ж, в этом есть особое очарование… Да, шарм веков ушедших, в особенности, века девятнадцатого. Женщина-киборг, женщина, которую не заботит свое здоровье и здоровье окружающих, женщина, которая год от года становится все более прекрасной, более желтой, сморщенной, иссушенной, женщина, отнимающая у себя годы и здоровые органы целенаправленно, чтобы потом заменить все части своего тела на механические, чтобы жить…вечно! Вечно, как живут и до сих пор некоторые паровые машины. Например, поезда для шахтеров…

Каким же идиотом был этот Киллиан! Откуда он мог знать всего, что происходило в их семье? Откуда он мог знать про их финансовое положение? Килли, ты никогда не жил в красном особняке рядом с изобретателем Робертом, ты никогда не получал травму руки, тебе никогда не приходилось ждать того момента, пока руку можно будет отнять полностью (но не кисть ее, или часть предплечья, или иное поврежденное место – таких деталей у Роберта не было и придумывать он их не собирался – механическим рыцарям было проще заменить руку целиком, не начиная мелкого ремонта, так как это было дешевле), дабы поменять ее на конечность робота, сразу готовую к эксплуатации. Ты никогда не встречал таких проблем, какие сейчас имею я – проблемы неразрешимые, вечные, медленно убивающие меня и мое достоинство. Ты – это ты, ты здесь, у тебя своя жизнь, относительно нормальная (деньги есть, спокойствие есть, слава есть – что еще надо для счастья?), у тебя отец – градоначальник Лейтон… У тебя нет причин, чтобы нервничать, чтобы начать успокаивать себя курением, потому что слова в таких ситуациях уже не помогают, потому что они – пустой звук, растерявший некогда свою былую силу.

Что ты вообще обо мне знаешь? И отчего ты лезешь в мою жизнь?

Женщина, успокоив бушевавшую в душе бурю, указала механической рукой на строй одинаковых, блестящих новеньким металлом роботов с красными огоньками одинаковых равнодушных глаз.

- Ваши роботы. Забирайте их. Все они отлично работают, уже проверены в деле, и все, как я вам и обещала, имеют прекрасный характер.

- А вы знаете, - промолвил Киллиан после некоторого молчания, - роботы мне уже не нужны…

- Как? – удивилась женщина, отходя от Беннета на шаг. – Неужели и вам… тоже они не нужны?

- Что значит «тоже»? – неприятно поморщившись, спросил Киллиан. – Необходимость в них пропала сразу после того, как я осознал, что в диких нет ничего плохого. Они адекватные люди, совсем не безумные, а теперь еще и прекрасные помощники, работающие на благо народа – вы знаете, что после их прихода в город количество человек, отредактировавших себя до состояния животных, сократилось до минимума – их теперь не более десяти за одну неделю? Дикие оказались совсем не такими, какими я их себе представлял, и роботы мне для защиты своей персоны теперь не нужны. А что необходимо делать с никому не нужными роботами? Они либо сами себя выкупают (на что я надеюсь), либо остаются у хозяина, выполняя его поручения до тех пор, пока не сломаются, пока не настанет пора переплавлять их на что-нибудь более полезное, - например, скрепки. В принципе, вы можете роботов оставить здесь, но я не обижусь, если вы их заберете с собой.

- Нет! Они ваши! – нервно взвизгнула женщина, оборачиваясь к строю одинаковых механических рыцарей. Складывалось ощущение, что если бы Логан провела бы еще один день рядом с этими роботами, она бы сошла с ума, поэтому она сейчас так стремилась поскорее от них избавиться. – А возвращаясь к моему высказыванию, слово «тоже» означало то, что теперь в ходу новые технологии, роботы-образы, роботы, состоящие из сжатого воздуха, роботы, способные принимать любую форму по желанию хозяина. Эти достаточно прибыльные для кого-то технологии, не требующие ресурсов, убили целую отрасль производства слуг человечества …

Дата добавления: 2015-11-14