Дьявол продал свою душу 3 страница

Подняв с земли мокрую газету, он увидел, что на первой полосе издания была одна из тех новостей, какие обычно любят люди и ради которых покупают газеты вообще – известие о террористическом акте с главным героем в лице известной всем барышни по имени Логан Мэрриган. Киллиан прочитал заметку до конца, отмечая для себя и тут наиболее важные факты:

«Вчерашней ночью состоялся подрыв одной из башен связи с серверами великой системы «Гармония души», что вызвало перебои в работе общественных центров доступа к функции редактирования личности и личному виртуальному хранилищу. На данный момент выяснено, что в теракте участвовала известная всем Логан Мэрриган, наследница империи серверов. Объяснений своим действиям она не дает, точно так же, как и не раскрывает возможных сообщников, что дает обвинителям и свидетелям априори сделать вывод, что все было совершено исключительно как акт мести нынешним хозяевам башен и серверов. Логан была задержана и взята под стражу, после чего будет помещена в клинику «Андервуд», где пройдет обследование психики. Мэрриган во время задержания постоянно твердила про бога и про «божественное принуждение», про ложь некоего высшего существа, во что, впрочем, не поверили эксперты, предоставив разбираться с отклонением (если таковое имеется) другим специалистам. Суд пройдет сразу же после вынесения решения независимым экспертом врачебной комиссии».

И далее следовала фотография, которая очень понравилась Киллиану. Женщина, изображенная на ней, была средних лет, уже не молода, но и не стара, с увядающей красотой от долгой и тяжелой работы или от каких-то других факторов, внутренних, как телесных, так и душевных (такое бывает, если слишком часто редактировать свою душу). Рыжеволосая, с надменным выражением усталого лица, некрасивая, но все же притягательная именно своей несовершенностью, сосредоточенная, серьезная, какой и должна быть настоящая наследница империи серверов. Киллиан полюбовался портретом, после чего вырвал фотографию из мокрой газеты и положил ее в карман, медленно направившись назад, к зданию своей работы.

Робот к этому времени отковырял большую часть рекламы «Гармонии души» (теперь на месте надписи, сделанной краской, был все тот же слоган, состоящий из выдолбленных в стене букв), не отрываясь ни на секунду от контроля за каждым шагом Киллана. Беннет каждой клеточкой своего тела почувствовал, как надзор за ним ослабевает, едва только он приблизился к двери хранилища, но расслабляться человек не спешил. Надвинув на глаза солнцезащитные очки, он пинком раскрыл дверь здания (не забыв посмотреть на реакцию бдительного робота), и, пригибая голову, точно это могло ее спасти от падения какого-нибудь «злого» кирпича с потолка, вошел внутрь, чувствуя себя едва ли не первооткрывателем. Впрочем, так оно, наверное, и было – судя по тому, что предстало его глазам, нога человека здесь не ступала очень давно.

Запустение, пыль, грязь… Длинный коридор, наполненный обломками дерева, мусором и битым стеклом вел в просторное и светлое многоэтажное помещение, служившее когда-то главным залом хранилища переносных жёстких дисков. Если судить по рассказам отца, здесь когда-то кипела жизнь («Происходила сортировка, выдача жёстких дисков, да, - ты только представь, что там когда-то было много посетителей, море сотрудников (улыбчивого и доброго персонала), и попробуй воплотить в жизнь все сказанное мной!»), но теперь об этом ничего, совсем ничего не напоминало. Стеклянный купол развалился от времени, и теперь пыльные осколки лежали везде, напоминая выпавший, но не растаявший снег. На полу, когда-то застеленным квадратными плитками, теперь было видно бетонное основание, на котором еще оставались керамические квадраты кремового цвета, не оторванных запасливыми местными жителями по причине слишком хорошего клея. Вперемешку с осколками, везде, почти на каждом метре свободного пространства, лежали неаккуратно сложенные стопки черных, когда-то глянцевых переносных жестких дисков, и местами эти черные башни были выше, чем Киллиан, и потому человек ощущал себя рядом с этими колоннами неполноценно и несколько униженно. Беннет подошел к одной из наиболее, на первый взгляд, непрочных башен, и попытался вытащить один из дисков из середины стоки, надеясь опрокинуть все сооружение. Гадкое чувство разрушения в минуты раздражения не было удовлетворено, так как башня вопреки всем законам логики и физики продолжала стоять, даже не покачнувшись.

- Черт! Ну как мне их отсюда убирать, когда я даже сломать эти конструкции не могу! – крикнул Киллиан. Эхо, потревоженное его голосом, прокатилось по зданию, и Беннет, прислушиваясь к отголоскам своей фразы, застрявшей где-то в бесконечных коридорах хранилища, совершенно упустил из виду приближение к нему со спины незнакомца. Тот, в свою очередь, не прятался и шел совершенно открыто, держа на виду руки, показывая тем самым свои добрые намерения.

- Ты их и не должен ломать. Если ты это начнешь делать, повредишь жесткие диски, а это порча имущества людей, - прогремел громовой голос незнакомца над ухом.

Киллиан вздрогнул, подскочил и совершенно неожиданно для себя закричал. На крик, отчаянный зов испугавшегося человека, тотчас примчался робот, и, представ перед незнакомцем как металлический бог, вынужденный существовать на земле, бесцеремонно схватил его за мощное тело, поднимая над полом. Незнакомец не испугался робота, более того, он флегматично смотрел на Отема, и даже не побоялся произнести эту фразу:

- Ты должен живо поставить меня на пол, или я пожалуюсь твоему хозяину! – после чего робот, будто бы смущенный чем-то, поспешно вернул высокого незнакомца на землю.

Киллиан продолжал орать, пока человек не вернул его в реальность несколькими пощечинами. Такой наглости Беннет явно не ожидал, и уже хотел возмутиться, а то и вовлечь незнакомца в драку, но тот, высокий, сильный, мощный, мускулистый, выставляющий напоказ свое превосходство, похожий на языческого идола, которому непременно нужно поклоняться, подарил Киллиану один лишь взгляд, после которого весь пыл нового начальника, накопленный за несколько секунд, растворился бесследно.

Идол, темнокожий человек с множеством косичек на голове, серьгой в носу и множеством подобных украшений в ушах, весь покрытый жуткими татуировками, хмуро, исподлобья смотрел на мир, точно не был доволен своей жизнью. При виде этого человека хотелось непременно спрятаться, лишь бы только не видеть его, лишь бы только его всепроникающий взгляд не настиг вас. Человек внушал страх, и своей энергетикой, чем-то схожей с аурой робота, подавлял собеседника, внушал ему, что тот ничтожество. Двигался человек мало, неспешно, будучи уверенным в каждом своем дальнейшем действии и шаге, и уже одним этим внушал уважение и безоговорочное доверие, несмотря даже на его внешний вид. Было что-то в его манерах, что красноречиво говорило – незнакомец не предаст, незнакомец не соврет, незнакомец всегда поможет. Это было странное сочетание несочетаемых вещей. Человек казался настоящим начальником.

- Готтфрид, к вашим услугам, - громко представился человек, протягивая руку.

Киллиан ничего не смог сказать в ответ и просто промычал что-то невразумительное, пожав сильную ладонь человека.

- Н-начальник вы, да? Управляющий здесь? – промямлил Киллиан, со страхом взирая на языческого идола.

- Я бы и врагу не пожелал такой работы, - ухмыльнулся верзила. – Я всего лишь сторож, и весьма доволен своей должностью.

Сторож! Он всего лишь сторож! Да с его «пробивной», всепоглощающей энергетикой он мог бы быть кем угодно, а он остался на месте охранника этого никому не нужного места!

- Я Киллиан Беннет, ваш нынешний управляющий…твой нынешний управляющий, - спешно переправился новый начальник, ощущая себя некомфортно перед Готтфридом.

- Отчего же только мой? Помимо меня, в хранилище работает еще и главный сортировщик, вот кто главный знаток своего дела… Великий работник, такого на свете больше нет. Это он соорудил башни из дисков. Как говорит он, это лучше, чем если бы носители были просто бы разбросаны по полу, где их может раздавить или украсть один из людей с улицы, вечно заглядывающих сюда в поисках еще чего-нибудь на продажу, - мрачно ответил Готтфрид, медленно разворачиваясь и уходя куда-то вглубь необъятного здания, которое Киллиан совсем не знал. Удивление на лице Беннета сменилось растерянностью, он протянул вперед руку, как это делают дети, когда видят удаляющихся от них родителей, и сторож, будто бы почувствовав это движение каким-то своим, божественным чутьем, обернулся и буркнул: - Если хочешь попасть к Бублику, поспеши за мной, и не отставай, ибо искать тебя в лабиринте из дисков я не буду.

- Бублик? Почему этот высокоуважаемый работник носит это прозвище? – недоуменно спросил Киллиан, но Готтфрид не стал отвечать, махнув на Беннета рукой, что можно было растолковать и как «Ты сам все поймёшь», и как «Я не считаю тебе нужным отвечать, сколь бы важным начальником ты не являлся».

Послушно двинувшись за сторожем, Киллиан то и дело поражался, насколько могут преобразовать скучное здание высокие стопки дисков. Готтфрид вел его одному ему известными путями, поднимаясь вверх, спускаясь, поворачивая, пролезая через узкие щели и низкие проходы, образованные сотнями тысяч носителей. Если судить по ощущениям, провожатый вел куда-то на верхние этажи здания, и, чем выше становился этаж, тем больше было колонн из дисков, тем запутаннее становился лабиринт, и если бы сейчас Готтфрид оставил за очередным поворотом окончательно запутавшегося Киллиана, тот бы ни в жизнь не нашел дорогу вниз. Но сторож не мог так поступить, ибо по нему было видно, что, сделай он этот ужасающий поступок, совесть загрызла бы бедного языческого идола до такого состояния, что тому придется искать Киллиана в лабиринте самому.

Неожиданно темные и тесные коридоры расступились, приведя в просторное помещение под треугольной крышей, располагавшееся как раз возле фасада здания. Еще дальше, в нескольких метрах от попутчиков, находилась стеклянная стена, через которую можно было наблюдать железный остов разбитого купола и, непосредственно, главный зал. В этой комнате, невысокой, но широкой, тоже были стопки дисков, но стояли они достаточно далеко друг от друга, и, как заметил Киллиан, превратились в определенные формы предметов мебели – стол со стоящей на ней старой настольной лампой, книжную полку, низкий и широкий табурет. Восседал на табурете невысокий (по сравнению с Готтфридом) мужчина слишком обыкновенной наружности, чтобы его внешность можно было запомнить. У него все было «средним» - средних размеров тело, средняя голова, глаза, рот; говорил он как-то обыкновенно и ничем не привлекал к себе внимание. Правда, в его внешности существовала пара деталей, которые немного отличали его от других «людей средних» - это были его нос, длиннее и прямее, чем положено иметь людям обычным и непримечательным, и предмет в руках, который он постоянно вертел – это была небольшая, коричневая, глянцевая дудочка.

Человек поднялся со своего самодельного табурета и радушно улыбнулся, подавая вперед руку:

- Очень приятно вас видеть. Вы новый начальник, да?

Киллиан схватил руку и с силой ее пожал, надеясь, что человечек среагирует на это как-то по-другому, нежели все обыкновенные люди. Но он не отошел от своего образа, и слабо возмутился (как и все прочие средние личности), попытавшись отстраниться от Беннета.

- Новый? А я, наивный, думал, что я один такой, уникальный, назначенный на эту должность… И где они теперь? Что с ними? – спросил Киллиан.

- Я не знаю. Все они пропали без вести, и мы считаем, что их похитил…Призрак Хранилища.

- Как Призрак Оперы, только здесь? – На лице Киллиана расползлась подленькая улыбочка.

Человек понизил голос до шепота:

- Да! Ведите себя подобающим образом, и он вас не тронет! Это величайшее, разумное привидение за всю историю существования нашей организации, убирающее того, кто недостоин находиться на посту управляющего!

- А, дай угадаю: это из-за него здесь наступил упадок, и это именно он не дает этому организационному «фениксу» подняться из пепла, убирая всех начальников из-за их «профнепригодности»?

- Молчите! – воскликнул человечек, закрывая Киллиану рот рукой, как это когда-то сделал сам Беннет со своим отцом. Оказалось, это не совсем приятно по отношению к тому, на кого направленно действие, и даже когда рука среднего человека была убрана, на лице осталось ощущение, будто к нему прикоснулись чем-то грязным. Киллиан, наплевав на приличия, стал вытирать рот своей одеждой. – Вы станете очередной жертвой Призрака, - пригрозил человек торжественно, подняв для весомости своих утверждений палец, - если позволите себе такие речи!

- Бублик! – возмущенно воскликнул Киллиан, оборачиваясь к не умеющему врать Готтфриду, дабы тот подтвердил или опровергнул слова этого сотрудника хранилища, но идола уже и след простыл. В душе Киллиана шевельнулось опасение за свою жизнь, ибо выйти из этого лабиринта в одиночку он не смог бы, а если двигаться вперед, к стеклянной стене… то рискуешь встретиться с этим странным человеком, почти маньяком, со странным прозвищем Бублик. Время на спасение или спасительный план явно не хватало, а Бублик приближался к начальнику все ближе, махая в воздухе своей дудкой, как волшебной палочкой, И ничего не оставалось Беннету в данной ситуации, кроме как (задев при этом свое самолюбие) громко позвать свое наказание и ужас, крикнув: - Отем!!!

Раздался грохот. Здание задрожало, будто от землетрясения, покачнулись башни из дисков, не смог удержаться на ногах Бублик, грохнувшись на пол, задребезжало стекло, по которому вскоре начала расползаться трещина. Было полное ощущение, что где-то внизу разверзлась земля, ад распахнул свои объятья, и двоим насмерть перепуганным людям казалось, что они даже слышат, как шумят неведомые механизмы, терзающие людей-грешников, как ревут адские топки, и, как быстро, даже стремительно, навстречу двум очередным грешным душам движется настоящий дьявол.

Стеклянная стена разбилась, осыпавшись вниз, в главный зал, добавив к тому мусору, что там был, еще немного осколков. Башни из носителей, с такой заботой выстроенные для определённых целей, с треском и грохотом (не без некоторой торжественности) рухнули на пол, рассыпавшись сотнями тысяч переносных жестких дисков. Бублик был в ярости, ведь его шедевры, созданные из носителей, падали вниз, разрушались, Бублик был напуган, ведь он уже предвидел, что с ним может сделать этот дьявол по имени Отем, но бежать он не мог, ведь ноги отказали ему в самый неподходящий момент. Сердце Бублика быстро заколотилось, дыхание участилось, он уставился на выход из самодельного лабиринта, ожидая чудовище со смиренностью слабой, загнанной в угол жертвы. Киллиан выглядел не лучше, тоже не мог говорить, тоже боялся возможных последствий своего зова (ведь непредсказуемый робот мог наказать (или припугнуть) вместо Бублика самого Беннета (в числе уважаемых роботом людей последний явно не значился), но он хотя бы имел возможность ходить, почему и отошел подальше от выхода.

Лабиринт взорвался, но от удара кулаком, а не от выстрела или бомбы, и людей засыпало жесткими дисками, которые нанесли на их тело несколько дополнительных синяков. Во внезапно расширившемся дверном проеме показался огромный робот, готовый ко всему. Киллиан кивнул головой на почти что безжизненное тело погребенного под толстым слоем жёстких дисков Бублика, и Отем вытащил работника хранилища своим традиционным способом, за одну ногу. Подняв его на уровне своей головы, Отем извлек из наспинных ножен длинный меч и приставил лезвие к горлу человечка.

Киллиан, видя, что угроза расправы от робота ему не угрожает, принял наглый вид (хотя получилось это у него не очень хорошо, он все еще был в том же напряженном состоянии, что и пару минут назад) и подошел к висящему вниз головой Бублику, щелкнув того по носу.

- Во-первых, - грозно начал Беннет, приосанившись, - я не верю ни в каких призраков. Даже в тех, что обитают в таких вот хранилищах и операх. Во-вторых, я сам буду решать, что мне стоит сказать, а что – нет. В-третьих… вы наказаны, Бублик! Вы не поздоровались, не представились, не спросили моего имени, повысили голос на начальника, прикоснулись к нему (то есть ко мне) своими грязными руками, вы в наш век технологий и атеизма вещаете что-то про несуществующих духов… Ладно, последнее я не стану включать в ваш выговор, но все остальное непременно оставлю. Что ж, добро пожаловать в этот жестокий мир новых начальников!

Бублик надулся от злости, как воздушный шарик.

Киллиан отвернулся от своего подчиненного и застыл, всматриваясь туда, где недавно прошел целеустремленный робот.

Впереди был тоннель, почти прямой, очень высокий и широкий. Тоннель, пробитый в толще слежавшихся носителей, будто бы в горной толще, тоннель, ведущий прямиком на первый этаж, без ответвлений и тупиков. Тоннель, в котором просто невозможно заблудиться.

Вокруг валялось множество погнутых, испорченных от долгих воздействий внешней среды, расплющенных от чудовищного давления жестких дисков, и Бублик, вновь обретя способность говорить, сказал лишь одно, что было весьма предсказуемо:

- Это же порча имущества людей!

Киллиан усмехнулся в лицо Бублика и пошел прочь, оставив его наедине с роботом.

Наградив всех заданиями (в категорию «всех» включался Бублик и Отем; Готтфрид спокойно, но настойчиво отвергнул любые приказы, данные ему начальником), Киллиан сидел в маленькой, тесной, вонючей комнатушке с маленьким окном под потолком, с облупленными, некогда голубыми стенами, с несколькими деревянными строениями с одной стороны помещения. Эта комната, как можно было догадаться, когда-то служила уборной, но за долгие годы без ремонта канализация окончательно отказала, и потому это помещение использовали не по назначению, а как рабочий кабинет. Перед Беннетом стоял старый, давно не крашеный стол, грязный, с неприличными надписями на столешнице, и лежала кипа желтоватых бумаг, с которой новому начальнику следовало разобраться в первую очередь. Занятие было скучным, утомительным и совершенно не нравилось Киллиану. Но уснуть прямо за столом, уткнувшись в гору пыльных бумаг, многоликому не давало несколько не совсем приятных факторов.

Звук. Звук окружал Киллиана повсюду, проникал во все уголки души начальника, царапал по мозгам ржавым гвоздем, чуть ли не выдирал глаза и уши (это ощущение было почти реальным). За стеной, в соседнем неработающем туалете, гремели раскаты тяжелого рока, которыми наслаждался Готтфрид, а за дверью скрежетала и стонала мебель, которая протестовала не только против передвижения, но и против того, чтобы ее двигал непосредственно сортировщик Бублик. Это являлось одним из заданий Бублика – выкинуть из здания всю непригодную мебель, вывезти испорченные жесткие диски, разобрать свои башни, прибраться в главном зале, обустроить его для приема посетителей, рассортировать целые носители информации, начать их разносить тем людям, кто на это давал заявку, и прочее, прочее, на что Бублик возразил (правда, всего один раз – другой встречи с роботом он не желал): «Я же не управлюсь с этим и до старости!».

- А тебе есть куда спешить? – флегматично возразил Киллиан, прячась в одной из туалетных кабинок.

- Еще бы! – обижено возразил Бублик. – Я не планировал, чтобы моя жизнь окончилась так ужасно, чтобы я умер от скуки, погруженный в ненужные мне и людям заботы! Ох, лучше бы вас забрал Призрак, - зло процедил сортировщик, быстро скрываясь за дверью, и рулон туалетной бумаги, брошенный в подчинённого, ударился не о спину человека, а о неожиданно возникшую преграду.

Призрак. Призрак не давал покоя Киллиану, правда, пока в виде образа в голове и сочетания нескольких тревожных высказываний Бублика. Просмотрев некоторые бумаги, статистику работы организации за последний год, Беннет точно узнал, сколько начальников переменилось за это время. Их было девять. Если этот Призрак сочтет его «непригодным» для этой работы, то Киллиан станет десятым несчастным. Поэтому, где-то в глубине души веря во все эти сказки о привидениях, человек предпочел работать как надо, а не отлынивать от данного ему задания, лишь бы только не стать жертвой этого неуловимого покровителя-убийцы хранилища. Несмотря на то, что перебирание бумаг навевало сон, Киллиан упорно продолжал сортировку, ощущая каким-то первобытным чутьем, что опасность постоянно находится рядом, зависла над его головой подобно дамоклову мечу.

Работа. Киллиан просто утонул в работе. Он прекрасно понимал, что за свою неэффективность на должности управляющего он может быстро оказаться в своей могиле, и виноват в этом будет не только мифический Призрак, но и он сам, забывший все предостережения Лейтона.

Робот. Несмотря на то, то Киллиан дал Отему множество заданий, чем-то сходных с задачами Бублика, Беннет каждую минуту чувствовал, что робот может к нему заглянуть, и именно так обычно и случалось: каким-то неведомым образом Отем всегда появлялся в уборной именно в тот момент, когда многоликий больше всего не желал этого. Горящие адским светом глаза внимательно сканировали Киллиана, его комнатку, после чего робот всегда уходил прочь, но лишь для того, чтобы потом вернуться снова. Однако претензий к исполнению заданий, данных Отему, не было: хотя механическое существо слишком часто отвлекалось на то, чтобы проконтролировать неразумного Киллиана, работа всегда была сделана, и сделана хорошо.

Когда в очередной раз за стенкой взвыло что-то непомерно кошмарное, но доставляющее радость Готтфриду, Киллиан громко взмолился всем несуществующим для него божествам, после чего быстро и раздраженно направился в соседнюю комнатку, дабы раз и навсегда сломать то устройство, что производит на свет столь чудовищные звуки. Но, распахнув дверь в соседнюю комнату, маска злости сползла с лица Беннета, оставив лишь странную, блуждающую улыбку идиота, предвестие того, что скоро грянет смех. И смех грянул. Готтфрид, мрачно взглянув на бедного, сумасшедшего, жалкого Киллиана, отвернулся от входа в свою обитель и продолжил самозабвенно заниматься своим делом.

Громила, этот языческий идол, казавшийся таким неприступным, грозным, но недалеким, медленно и бережно помещал разноцветную бабочку под стекло. Огромные пальцы проворно сновали над хрупким насекомым, то изменяя его положение под стеклом, то меняя цвет подушечки, на которой оно должно было находиться, то заново пронзая его булавкой, чтобы бабочка находилась на одном, определенном Готтфридом месте. Гремел рок. Сотни бабочек дрожали крыльями под стеклом своих коробочек от вибраций, производимых огромных размеров музыкальным центром.

- Бабочки? – ошарашенно спросил Киллиан, когда ему удалось просмеяться. – Ты коллекционируешь бабочек, да?

Готтфрид медленно, будто рождающаяся из недр земли гора, поднялся со стула, отложив свое занятие, и подарил Киллиану очередной взгляд из серии «Ты полное ничтожество, хотя и считаешь себя умнее и лучше всех». В его глазах сверкали молнии, плыли тучи, делая взгляд особенно мрачным, был виден даже ливень, шедший где-то в глубинах души. Великан выключил музыкальный центр, после чего голова начальника взорвалась от неожиданно нахлынувшей тишины.

- В этом нет ничего плохого. Бабочки – красивы. Красивее людей. Их жизнь коротка, но прекрасна, люди же живут совсем не так. Люди живут долго, и каждый день проносит им мучения.

- О… - только и пробормотал Киллиан, присаживаясь на стоящий возле стены табурет.

Тактику срочно следовало менять. Сторож, как и предполагал Беннет, оказался не так уж и прост, и один из его секретов – коллекционирование бабочек. Киллиан не без восторга смотрел на огромный стенд с идеально ровными, одинаковыми по размеру стеклянными коробочками, в которых навеки застыло воплощение красоты и свободы. Бабочек было много, очень много для такого маленького помещения, и смотрелись они в хранилище (а тем более, в бывшем туалете) более чем неуместно.

- Готтфрид? – слабо позвал Киллиан, натягивая на нос солнцезащитные очки, дабы громила не видел его глаз.

Тот, до этого сверливший Киллиана взглядом как железобетонную стену, без жалости, немного смягчил мысленный напор на Беннета, выражавшийся через глаза, и снизошел до тупого начальника, каким он считал многоликого с самых первых его слов.

- Да, сэр.

- Ты живешь здесь? В хранилище, да? Как и этот Бублик?

- Живу, сэр, - тяжело вздохнул Готтфрид, опускаясь обратно на свой стул, но к занятию более не возвращаясь. В каждом его действии появилась неловкость, точно Киллиан стеснял великана своим присутствием. – И Бублик живет. Нет у нас дома. И жизни за пределами хранилища тоже нет.

В голове многоликого появилась новая «папка», куда он занес несколько очередных полезных мыслей, и называлась она «Странности здешнего сторожа». Выявление новых подробностей о сегодняшнем существовании Готтфрида и о его прошлом помогло бы Киллиану обойтись простым, словесным воздействием на языческого идола, не привлекая к принуждению робота, которого, к слову, сторож даже не боится.

- Но почему один из вас живет на крыше, а второй в бывшем туалете? Хранилище – огромно! Здесь сотня комнат, а вы жили в таких помещениях, как это. – Беннет брезгливо указал на туалетные кабинки возле одной стены, хотя в его собственном кабинете было точно так же, - разница заключалась лишь в том, что к своему туалетному уголку он сумел привыкнуть за пару часов, а к комнате Готтфрида – еще нет.

- В остальных – носители информации, что может быть большей преградой к житью там?

- Но, мне кажется, эта комната для всей твоей коллекции маловата, не так ли?

Киллиан понял, что задел верзилу за живое. Места самому Готтфриду явно было мало, что уж говорить про то, что большую часть его комнаты занимали полки с огромной коллекцией разноцветных бабочек. Туча ушла из взгляда великана, взамен появилось что-то, очень напоминающее мрачную, тяжелую, сырую погоду, как во время моросящего осеннего дождя. Его душа всегда была сокрыта «тучами» каких-то ужасных, почти нестерпимых мыслей, что показалось Киллиану весьма странным.

- Да, вы правы, сэр, - нехотя согласился Готтфрид, застыв на стуле в одной позе, точно изваяние древнего, забытого всеми бога.

- Тогда…у меня есть к тебе дельное предложение: ты помогаешь мне освобождать соседние комнаты от жестких дисков, а я даю тебе на выбор любую комнату из числа тех, что будут очищены нами! – радостно воскликнул Киллиан и даже приподнялся с табурета, чувствуя, что его предложение не будет отвергнуто. На лице Беннета появилась самая приятная из его улыбок, после которой все, даже самые неприступные, злые, скептически настроенные по отношению к нему личности, поверив каждому слову многоликого, отправились бы с ним куда угодно, даже искать край мира, зная даже, что им за это не заплатят. Но то были другие, обыкновенные люди, души которых Киллиан мог прочесть, как раскрытую книгу, как бы хорошо они не скрывали свою суть – ведь Беннет, прожив в окружении самых разных людей достаточно долгое время, определил для себя, что загадочных людей для него нет – все одинаковы в своих поступках. Преградой стал для него Лейтон, бывший неприступным даже для своего сына, и этот самый Готтфрид, прореагировавший на предложение своего начальника своим, весьма своеобразным способом.

Готтфрид неожиданно поднялся на ноги, в один шаг оказался возле маленького Киллиана, навис над ним, подобно скале над водой, и резко поднял начальника с табурета, вцепившись, как клещами, своими грубыми ладонями в худые плечи человека. Беннет понял, что сопротивляться бесполезно, так же, как и звать робота – Отем ничего не сможет сделать великану, послушавшись одного его приказа.

- Я не знаю, кем вы себя возомнили, - прорычал Готтфрид, встряхивая Киллиана, - но я никогда не буду работать, что бы мне там не обещали взамен!

- И отчего же ты такой особенный? – крикнул Киллиан, но из-за постоянной тряски фраза прозвучала невнятно и не имела грозного эффекта.

- Особенный? – удивленно рыкнул Готтфрид, бросая начальника вниз. Тот больно приземлился на две ноги, ударившись о табурет, и произнес несколько нецензурных проклятий в адрес ставшего спокойным, как удав, великана. Идол резко развернулся и быстро оказался возле своего рабочего места, но садиться тот не стал, в отличие от покалеченного и униженного Киллиана. Великан начал говорить медленно, будто бы с трудом, словно принося в наш мир звуки откуда-то издалека. – Особенный… Сэр, я всю свою жизнь работал, с самого того дня, как сошел с конвейера.

Конвейер? Киллиан недоверчиво покачал головой, думая, что ослышался.

- Так уж заложено в нашей «природе» – работать, пока ты можешь двигаться, работать, пока ты можешь кому-то служить, пока ты кому-то нужен. Когда ты становишься бесполезен, тебя утилизируют. Все просто. Я тоже однажды стал не нужен моему хозяину, но к тому времени я успел накопить некоторую сумму денег, которой хватило бы на выкуп себя из этого многолетнего рабства. Так я стал свободным гражданином. И я имею полное право за свои же деньги отдохнуть от любой работы, это во-первых, и вы не вправе меня принуждать к чему-либо, потому что я не нанимался к вам, и это во-вторых.

Повисла напряженная тишина. Готтфрид тяжело осел на свой стул, как разрушающаяся гора, но, хотя в его движениях читалась тяжелая тоска, терзавшеая его существо, и некоторая обида, на лице не отражалось никаких эмоций, кроме флегматичного, почти самоуверенного спокойствия.

Звук передвигающейся мебели разорвал тишину. Бублик, будучи уверенным, что начальник его не слышит, ругал того такими словами, что Киллиан осознал бедность своего словарного запаса в этой части. К тому же, сортировщик никак не выглядел грозным монстром с наплевательским отношением к начальникам, и Киллиану захотелось срочно посмотреть, каков Бублик в гневе, а то и попросить вновь продиктовать все его ругательства, чтобы Беннет успел их записать.

Дата добавления: 2015-11-14