Дьявол продал свою душу 6 страница

- Значит, уважаемый, - грозно начала старушка, поднимаясь с коряги, - ты все еще считаешь нас дикарями, а не жертвами этой вашей системы? Ты глуп, как и все остальные, кто наведывался сюда. Я говорила им то же самое, что и тебе, и они не верили мне, и пытались мне доказать, переубедить меня, что это дикие – звери, которых нужно уничтожать, а не вы – глупые городские жители!

- Э, бабушка, сядь. Я тебе не соврал! Я всего лишь сказал свое мнение, а ведь ты обязалась меня убить только тогда, когда я стану тебе лгать - про непереносимость чужого мнения разговора не было!

Бабушка задумчиво пожевала губами. Посмотрела на Киллиана. Вернулась на корягу в задумчивости, будто бы находясь в постоянной внутренней борьбе, подперла голову руками.

- Действительно. Это я погорячилась. Было бы лишнее, ненужное мне убийство, если бы ты меня не остановил. Итак, продолжай. Я забыла, зачем же ты приехал…и вообще, говорил ли ты мне об этом?

- Я уже говорил тебе, в начале разговора – но ты решила, что болтать об опасности этих двух систем важнее, чем просто выслушать меня. Повторяю. Мой отец возрождает хранилище реальных носителей. Я должен ему помогать, в том числе и делать так, чтобы наши клиенты были довольны. Для начала я обеспечил им доступ к их носителям, чтобы они смогли вернуть себе недостающие части личности, воспоминания, знания, определённые файлы, что-либо еще. Теперь я решил еще и заняться доставкой носителей на дом, тем, от кого на это поступала заявка. От вас поступала. От кого-то из дикарей, - презрительно добавил Киллиан. – Я и привез в Крейбирт этот жесткий диск. Распишитесь, попользуйтесь и верните обратно.

Бабка приняла смятый и грязный листочек, на котором корявым почерком Бублика было написано имя владельца и его адрес (листок был прикреплён к носителю только ради Киллиана – Бублик определял, кому и куда доставлять, играя на своей дудочке), и недовольно рассмотрела бумажку.

- Дэн Грейнжер, да? Тут написано его имя.

- Вас что-то смущает? – устало спросил Киллиан. – Имя вам, конечно же, тоже не нравится? Или не по душе оформление листочка? Или почерк? Что?

- Нет, все нормально. Это мой муж. И он давал заявку на доставку жёсткого диска двадцать лет назад!!!

- Прекрасно, радуйтесь, что я вам вообще его принес! – возопил Беннет, разводя руками. - А ведь вы первые, кому я доставил носитель вообще! Предыдущие начальники не делали и этого! Радуйтесь, хранилище наконец-то заработало как надо, в него вы можете прийти всегда, в нем вы можете делать все то же самое, что и при работе с общественными центрами доступа к серверам, и никогда, вы слышите, никогда не переходить границы редактирования себя! Всем людям необходима воля. Дикарей было бы меньше…

- Хамов было бы меньше, - парировала бабушка, - если бы вас с рождения воспитывали, как надо!

С воспитанием у Киллиана не совсем было все в порядке. Вернее, совсем не было в порядке. Нужное воспитание Беннет получал на улице, от своих приятелей, ныне обладающих сходными манерами с многоликим – они тоже были грубы, задиристы, упрямы. На улицах из года в год, что раньше, что сейчас, подрастало поколение хамов, неучей, невеж, и дети становились «выброшенными» из дома из-за частых случаев сумасшествия родителей, слишком увлекшихся редактированием души. Не было контроля, любви, заботы – получались соответствующие люди. Киллиана задел подобный ответ бабушки, и он на мгновение затих, скрестив руки на груди, и недовольно засопел, как паровоз, обдумывая какую-нибудь обидную для старушки фразу.

- А ведь вы еще и государственный служащий! Как же такого на работу взяли? – спросила старушка, поднимая с земли металлическую палку.

- Вы забываете, кто мой отец. Градоначальник. Он поступает так, как считает целесообразным. Мне иногда не понять его действий и шагов, пока я не окажусь в том самом будущем, к которому мы идем, и не увижу последствий всех его решений. Вероятно, он и сейчас что-то задумал…

- А… Ну и плохо, что тебя определили на эту должность. Ты на нее не подходишь. Твои качества не подходят. Может, изменить бы тебя, и тогда…

- Нет. Сам я никогда не воспользуюсь этими системами. Меня все в себе устраивает, а не будет устраивать – я всегда могу начать работать над собой.

- Начальник, не поддерживающий принцип изменения себя, но предлагающий заняться этим людям? Смех! Ведь ты увеличиваешь число безумцев, ты знаешь? Наряду с главой «Гармонии души».

- Я никого не призываю редактировать себя до такого состояния, нет. Напротив, я готов предупреждать каждого, когда стоит начинать эту процедуру, а когда следует оставить все, как есть. И я готов вернуть всем их утраченные воспоминания, части души, знания, прочее… Ради этого я здесь, поймите вы наконец! Я не злодей какой, а благодетель!

Это было самое последнее, что мог сказать Киллиан, дабы расположить к себе собеседника. Правда, обычно он упоминал о своей полезности в несколько иной, скрытой форме, но сейчас Беннет мало себя контролировал и был на той грани своего раздражения, после которой следует обычно физическое насилие над раздражающим многоликого лицом.

- Благодетель? – Бабушка хорошо показала удивление на своем лице – глаза же, зеркало души, остающиеся прежними даже с изменением своего образа, показывали, что дикарка не испытывала в тот момент никаких особенных чувств, кроме того же недовольства, сопровождавшего каждое ее слово. – А я сразу это как-то не поняла. Благодетели так себя обычно не ведут. Они вежливые, добрые, отзывчивые…

- А я – не такой? Да! Ты будешь права, бабушка, потому что я не могу для всех быть идеальным! Но, в отличие от вас, дикарей, меня некоторые хотя бы считают за человека, не стремятся уничтожить, каким бы я не был, а иные даже любят! Как вы вообще можете судить о людях, когда даже не состоите в их числе? А об идеальности? О благодетелях? В том-то и дело, что никак, ибо у вас свое понимание этих двух понятий! Безумное!

- Эх, - тяжело вздохнула старушка, передавая металлическую палку Киллиану. – Ты так ничего и не понял. Мы – дикие – умеем куда больше, чем вы, городские жители, и ты не почувствовал, что все это время был на прицеле у нескольких наших общинников – иначе почему я убрала в сторону оружие? Уж не из-за того ли, что стала доверять тебе? Нет! Дикие умеют манипулировать чужими чувствами ради достижения своих целей, и тебе было легко внушить, что я тебе доверяю, что ты находишься в безопасности. Да и не только это мы можем! Более того, мы уже достаточно давно живем среди вас, скрываемся, правда, но если бы мы захотели, или появилась такая необходимость, то нам ничего бы не стоило выдворить из города вас. Мы знаем больше вас, потому что малый набор личностных качеств не мешает нам обучаться чему-либо. Так что же? Все еще считаешь, что мы дикие звери?

Киллиан быстро поднялся, огляделся вокруг и пожал плечами. Старуха явно блефовала, говоря про свою охрану, ибо дно озера, то есть нынешняя пустыня, простиралась на несколько километров во все стороны, плоская, как блин, и никакой дикий тут спрятаться не смог бы, даже если бы очень постарался. А если кто-то и скрывался в горах, то у них должны были быть мощные винтовки с достаточно хорошим прицелом, что казалось не очень-то и возможным, учитывая, что дикарка, представшая пред ним, была вооружена деревянным луком и стрелой с каменным наконечником. О каких военных технологиях вообще могла идти речь, когда даже «парламентеров» от своей общины дикие вооружают столь слабым оружием?

Но тогда…

Как же дикие тогда могли давать отпор городским войскам, которые периодически устраивали против них крестовые походы, если солдаты были вооружены куда лучше, чем все эти безумцы? А как нападать на город? И почему их тогда никто не останавливал?

Заходя все дальше в своих рассуждениях, Киллиан все же решил, что угрозы старухи небезосновательны, так как столь уверенно вести себя можно лишь в ситуации, когда владеешь не меньше чем атомной бомбой.

- Берегись нас, городской, и пусть нас боятся все остальные, там всем и передай. Мы еще встретимся, - напутствовала бабушка, махая Беннету на прощание рукой. – И да, спасибо тебе за жесткий диск. Пусть и спустя столь много времени. Мы тебя не забудем…

«Угу, как же. Вы же злопамятные безумцы», - со страхом и ненавистью подумал Беннет, заводя свой мотоцикл. Обернувшись, Киллиан надеялся увидеть старушку, с облегчением провожающую его взглядом, но за спиной никого не оказалось. Зато над пустыней начали летать чьи-то голоса, зачастую лишенные всяческой интонации, и эти голоса говорили только о многоликом начальнике. Обсуждали его. Ругали его. Жалели. Киллиан слушал эти голоса пустыни внимательно, не упуская ни единого слова их коротких, порой бессмысленных диалогов, но поверить в реальность происходящего он не мог – в призраков заброшенных городов, а тем более, безумных людей он не верил, зато вполне хорошим объяснением казалось то, что ему за несколько часов нахождения под палящим солнцем напекло голову. Именно с такими мыслями он и отправился в путь, к хранилищу, а тысячи голосов провожали его, смеясь над каждым движением неловкого городского «дикаря».

Волны вполне привычных, но все же неприятных чувств захлестнули его тело, и состояли они из грязного потока самых отвратительных качеств всех людей на свете; потоки достаточно быстро утопили его разум, оставляя пространство лишь бескрайнему гневу. Ему было больно, жутко, одиноко, в таком состоянии он более напоминал зверя, нежели человека. Организм, отравленный не только душой, в нем находящейся, но и различными веществами, поначалу пытался сопротивляться сильнейшему воздействию, но тело слишком быстро привыкло к чужим качествам, и отдало человека во власть данных чувств.

Взвыв по-волчьи в последний раз, он поднялся с пола, и, нетвердой походкой направился к шкафу, где находились бутылки с различными видами алкоголя – взятки за оказание некоторых услуг. Рука потянулась к высокой и тяжелой бутыли с красноватой жидкостью внутри. Он поднял ее. Покачнулся на ногах. Открыл бутыль и хлебнул из нее, почти не чувствуя вкуса напитка.

Сегодня он играл роль, известную если не каждом, то многим. Он был тем, кого ненавидят, кого боятся, но кого все же любят, порой даже неизвестно за что. Он был кормильцем, и был мучителем, он был всем, и был никем. Сегодня ему отдали свои качества несколько чьих-то мужей, которые слишком много пили – безвольность, слабость, неуверенность, они дополнили их злостью, которую проявляли в состоянии опьянения, ненавистью, грубостью, пошлостью, ревностью, яростью, безудержным и бессмысленным весельем. Он был в таком состоянии, когда вышеперечисленные качества сменяли друг друга с поразительной скоростью, и человек чувствовал, что пора ему в этом заведении отыскать кого-нибудь, подходящего на роль временной супруги, которую можно было бы избить, поиздеваться над ней, после чего во всем раскаяться и клясться, что все это было в последний раз. На самом деле, сказать точно, будет ли это в последний раз, или все только начинается, он не мог: если люди и дальше продолжат отдавать ему подобные качества, сцены типа «пьяный муж приходит в дом» будут продолжаться.

Гений (а это был именно он) нетвердой походкой направился прямиком в спальню Логан, нарушив при этом множество существующих прав: право частной собственности, на личную жизнь, другие, не менее важные права, и все это после того, как он заглянул по пути почти во все двери подряд. Громко ругаясь, приставая к «персоналу» данного заведения, пугая клиентов, Гений-таки добрался до спальни женщины, и, перевернув там все вверх дном, в том числе и разбив окно, устроился у нее на кровати, хлебая из бутыли крепкий напиток.

Он ждал спокойно, удовлетворенный недавним погромом. Ждал терпеливо, как хищник, поджидающий жертву в засаде, и вскоре он увидел ту, ради которой прибыл в это здание вообще. Логан. Она вошла быстро, резко, слегка прихрамывая на левую ногу, и уставилась с некоторым недоумением и усталостью на беспорядок, торопливо наведенный в комнате Гением. Всплеснула руками, после чего раздраженно метнулась вперед, садясь на один из стульев. Ее глаза, холодные, как лед, безжалостные, как закаленная сталь острейшего клинка, пригвоздили Гения к одному месту, напугали его, но ненадолго. Чужие чувства подавили оригинальную личность, если такая, конечно, имелась, и бог продолжил быть тем, кем должен был быть сегодня – пьяным мужем, устраивающим сцены жене.

Гений поднялся с кровати, и, метнув почти полную бутылку в книжный шкаф, разбил стекла в дверцах, единственные целые до сих пор стекла во всем помещении.

- Эй, я тебя уже заждался! – пьяным голосом пропел Гений, пошатываясь, смешно икая и растягивая слова. – Где ты ходила, а? Изменяла мне? Я видел тебя с каким-то типом, я застал вас за этим делом! Проститутка!

- Ты!.. Ты понимаешь, что ты наделал? – плаксивым голосом начала Логан, но, осознав, что, делая вид жертвы, ничего нельзя будет добиться, а тем более, выдворить Гения из комнаты, взяла себя в руки и сменила тон: - Ладно, раньше ты иногда позволял себе лишнего, да, я еще могла тебя понять, но то, что ты сделал сейчас, не поддается объяснению вообще. Ради чего все это, дьявол? Кем ты себя возомнил?

- Бо…Ик! Божественным мужем! - пропел Гений. - Иного на свете нет! Я все делаю для тебя, я тебя содержу, я…твой бог! А что ты? Ты изменила мне! Мне, с каким-то отвратительным мужчиной, который вряд ли станет тебя для тебя всем, подобно мне! Он не твоя опора, он никто, а ты… ты тоже никто, если не можешь ценить меня и все, что я тебе давал! Стоило мне отвернуться, и уже такое…

Он возомнил себя мужем Мэрриган... Это было очень страшно, но еще страшнее было то, что он считал себя мужем пьяным (и ощущение опьянения было, скорее, психическим, выдуманным, нежели настоящим, несмотря даже на выпивку), желающим наказать свою «супругу» за несуществующую измену. На самом деле все было не так, это являлось лишь чужим вымыслом, принятым близко к сердцу богом, но Гению было на это плевать – чувства, данные ему какими-то людьми, требовали выхода.

Логан все это время наблюдала за Гением, не зная, чего от него можно ожидать. Так кардинально он еще не преображался, а тем более, никогда не был в образе пьяного мужа, и Мэрриган, зная понаслышке, что настоящие такие сцены обычно добром не заканчиваются из-за непредсказуемости пьяного супруга, старалась не провоцировать бога понапрасну, пытаясь выявить определенную линию поведения этого создания, дабы предсказать его дальнейшие действия.

Линии поведения не было. Гений бессмысленно метался по комнате, как осенний лист на ветру.

Мышление пьяных людей обычно отличается от нормального, и каждый раз оно изменяется, становясь совершенно новым, под воздействием каких-либо внешних факторов. Теперь этим внешним фактором послужила сама Логан, случайно пошевелившаяся на стуле. Бог коршуном кинулся к ней, схватил визжащую, плачущую женщину за одежду и волосы и медленно поволок ее к разбитому окну, приговаривая:

- Выкинуть бы тебя, неверную тварь, двуликую змею, на улицу, чтобы ты…если, конечно, ты бы осталась в живых после падения…чтобы ты прочувствовала на себе, что значит жить без мужа-покровителя, мужа-опоры… Пусть возлюбленный… Ик! Пусть он тебя ловит внизу, когда ты будешь лететь вниз!

Он дотащил извивающуюся и упирающуюся женщину до окна, приподнял ее и попытался вытолкнуть на улицу, но, получив отчаянное сопротивление, зарычал и опустил женщину на пол.

Логан недоуменно, но с нескрываемой благодарностью уставилась на своего «муженька».

- Эге, тварь, это еще не все! – злорадно пропел Гений, потирая руки.

И, схватив ее ладонь, протянул ее к острому осколку стекла, торчащему из оконной рамы. Установил руку точно над краем осколка. И…с силой надавил на нее, безжалостно, злобно, вымещая на Логан гнев всех пьяных мужчин, узнавших, что жена им изменяет.

Раздался треск стекла. Чудовищный крик боли, перемешанный с мольбами о пощаде. Вопль торжества, показывающий победу силы над слабостью, чувств над разумом, безумию и звероподобности над человечностью.

Кровь капала на пол, текла по руке, заливала осколки стекла.

Гений смеялся.

Но прошло мгновение, еще, и кто-то отдал виртуальному серверу новые качества, которые подавили нынешние чувства бога. Он неожиданно поменялся в лице, стал будто бы ниже ростом, засмущался, чего-то испугался, и появилась в его движениях заботливая торопливость, какая бывает обычно у действительно любящих друг друга супругов во время неприятных происшествий. Гений, полностью поменявшийся внутри, ощущающий себя совершенно другой личностью, схватил порезанную руку женщины и начал перевязывать ее грязным бинтом, извлеченным из кармана.

Женщина всхлипывала, стонала, ругала Гения, но тот тактично игнорировал все гадости про себя, показывая себя сейчас с наиболее выгодной для него стороны. В его памяти еще остались воспоминания о том, что он совершил, и ему хотелось сейчас загладить свою вину хотя бы таким проявлением заботливости. Исправлением своих ошибок в том числе.

- Тва-арь ты… - выругалась женщина, размазывая слезы по лицу. Рука болела нещадно. – Зачем ты вообще сюда пришел, дьявол? Зачем ты вообще начал все это?

- Я? Я, кажется, хотел сообщить тебе об изменении моего плана относительно «Гармонии души», - сказал Гений неожиданно изменившимся голосом, в котором не было больше характерных интонаций пьяного человек, с соблюдением всех норм языка. Бог еще раз придирчиво осмотрел перевязанную конечность, после чего уставился в окно, стараясь не смотреть в лицо Логан – что-то, похожее на совесть, все же заставляло его поступать подобным образом. – Я подумал, что если просто нам подрывать башни, надеясь, что Керт Шмидт испугается и передаст систему нам, то… Логан, нам, в таком случае, не хватит башен. Керт не так-то прост, как могло показаться сначала. Он предприимчив и осторожен, и каждое его действие, решение, даже слово – все нацелено на определенный результат, который он умеет предсказывать. Даже безжалостная эксплуатация «Гармонии души» имеет определенный для него смысл. И я подумал, что устранить одну компанию всегда можно с помощью другой – в результате конкуренции выживает сильнейший. Градоначальник возрождает хранилище реальных носителей, дабы люди имели право выбора в таком деле, как изменение себя. Я помогу этому хранилищу-конкуренту обогнать «Гармонию души», я сделаю все так, чтобы у Керта не оставалось иного выхода, кроме того, как уйти с поста главы этой организации. И потом…я верну тебе твою систему… И ты будешь иметь полное право распоряжаться «Гармонией души» так, как тебе заблагорассудится. Но я настоятельно советую тебе прекратить ее работу… Ах, мы же ее еще не захватили… Планы, планы…

- Мы преследуем противоположные цели, Гений, - промолвила Логан раздраженно, направляясь к своему столу за сигаретой. – Ты забываешь, что я хочу не просто вернуть себе «Гармонию души», но и сделать ее такой, какой она была в прежние времена. Я хочу, чтобы она работала на благо общества… и приносила мне деньги, конечно. Надоело существовать в таком состоянии, - женщина показала на себя руками, желая, чтобы на нее взглянули. Гений не посмотрел в ее сторону, по-прежнему его взор был прикован к чему-то, что находилось за окном. – А тебе необходимо, чтобы я вообще закрыла эту систему. Наши желания не совпадают. Зачем ты вообще связался со мной? Зачем, ответь мне?

Логан нервно закурила. Гений не смог сохранять равнодушное спокойствие, когда рядом кто-то курил, а тем более, без него, и как бы нехотя подошел к столу, беря сигарету. Бог молчал, не желая отвечать на последний вопрос Логан, но нескольких красноречивых взглядов хватило, чтобы Гений собрался и начал:

- Мне башни причиняют боль. Сервера, с каким связаны все башни, регулярно передают через меня тысячи осколков чужих душ, и мне, опять же, неприятно. Но я бессмертен. Я могу вечно страдать, окунаться в чужие качества, надеясь от этого умереть, но я все равно буду продолжать свое существование. А, вернув тебе «Гармонию души», я смогу наконец-то обрести покой. Меня породила система. Система может меня уничтожить, и я знаю один способ, в осуществлении которого мне поможешь ты. Только ты, и никто другой. Ибо в моем рождении, Логан, ты тоже принимала участие…

- То есть? – недоуменно спросила женщина, выдыхая дым к потолку. Логан чувствовала себя отвратительно, голова кружилась, сердце бешено стучало, во всем теле ощущалась слабость. Мысли путались.

- Я все тебе расскажу, обязательно. Знай пока, что ты мне нужна. Очень нужна… А еще мне нужно хранилище реальных носителей, и ты мне поможешь в осуществлении моего плана…

Бублик ждал возвращения своего начальника от диких с таким нетерпением и надеждой, как только может ждать жена моряка, дожидающаяся своего мужа из плавания. И, когда на горизонте казавшегося таким бескрайним Нижнего Города показался мотоциклист на серебристом байке, сверкавшего в лучах уходящего солнца, сортировщик радостно всплеснул руками и помчался навстречу своей судьбе, надеясь «перехватить» Киллиана где-нибудь по пути, но обязательно на приличном расстоянии от организации. Чем же будет начальник для Бублика сегодня, зависело только от слов и действий самого работника хранилища, и потому человечек заранее предпринял все возможное, чтобы показать себя в наиболее выгодном свете.

Киллиан двигался к месту своей работы, находясь в состоянии сильнейшего напряжения. Он не думал о том, что ждет его в хранилище, что там еще куча незавершенных дел, нет – занимало его совсем другое: дикие. Если все из того, что сказала дикарка, правда, тогда ему всерьез следует опасаться всех и каждого, даже ближнего своего. А что, если Бублик, самый странный сотрудник его хранилища, тоже дикий? Или Готтфрид? Или… а что, если и Лейтон работает на дикарей, находясь под их гнетом? Вопросы, вопросы и догадки терзали бедную душу Киллиана. И именно из-за загруженности мозга совершенно ненужной во время движения по дороге информацией, именно из-за задумчивости, но в тоже время слишком большого внимания к деталям, расположенным вдоль обочины, людям, Беннет пропустил тот момент, когда Бублик с радостным возгласом будто бы вырос из-под земли на пути Киллиана.

Бублик крикнул, Киллиан заорал не своим голосом, тормоза взвизгнули, система поддержания сжатого воздуха выключилась, а вместе с ней исчез и сам мотоцикл, превратившись в серебристую палку в руках испуганного Беннета. Начальник круглыми, как у совы, глазами уставился на Бублика, но тот ничем не смог объяснить свое поведение, в том числе и неожиданное возникновение на пути движения мотоцикла, и просто пожал плечами, приняв самый невинный вид, какой только мог.

- Ты это чего…самоубийца…под колеса кидаешься? – промолвил Киллиан, забыв про вежливое обращение «вы», часто вдыхая и выдыхая воздух, словно надеясь за пару минут перегнать его весь через свои легкие.

- Нет, никакой я не самоубийца, что вы! Я просто решил встретить вас лично, радуясь, что дикие не убили вас!

- На дороге…кинувшись под колеса мотоцикла… Хороший способ встретить начальника. Хотя… ты…вы же сами сказали, что сегодня прекрасный день, чтобы умереть. Я жив. Вопреки всему и всем. Так, вы меня встретили, что дальше? Вероятно, у вас была еще одна причина задержать меня недалеко от хранилища, не дав тем самым одному добраться до работы, не так ли? – Киллиан, наконец-то отдышавшись, прищурился и принял одну из тех небрежных поз, что символизировала важность и самоуверенность, и которая должна была показать собеседнику, что он ничтожен. Бублик почувствовал исходящую от Беннета ауру превосходства, и как-то поник, стал меньше в размерах, и радость подчиненного немного поутихла, переродившись в качественно новое чувство. Теперь это было что-то, похожее на деловой интерес, что вполне устраивало Киллиана, до этого хотевшего порадовать сортировщика последним выговором.

- Ну, я подумал, что не успею рассказать вам обо всех подробностях сегодняшнего рабочего дня…ведь…мое время теперь дорого. Я вновь работающий человек, со своим графиком работы («Ага, график-то он себе сам уже назначил», - раздраженно подумал Киллиан), и я не обязан говорить кому-либо о подробностях рабочего дня в то время, когда я отдыхаю. Мне остается еще полчаса до того момента, когда мне нельзя будет говорить о работе, и я решил не ждать вас в хранилище, но встретить где-нибудь на пути вашего следования, намереваясь теперь рассказать вам все.

Киллиан всплеснул руками, подняв глаза к небесам.

- Поздравляю, Бублик. Вы сэкономили примерно секунд двадцать, остановив меня раньше, чем следовало, но потратили около двух минут от вашего драгоценного времени, чтобы объяснить суть вашего поведения мне! Согласитесь, это, как минимум, нерационально! А тем более, это вызывает у меня некоторые подозрения, что с хранилищем что-то не в порядке, раз уж вы задерживаете меня здесь, вместо того, чтобы рассказывать все, как есть, все «подробности рабочего дня», и двигаться вперед.

- Я не знаю, поймете ли вы то, что случилось…

- Рассказывай уже. Пойму, - коварно ухмыльнулся Киллиан, сложив руки на груди. Серебристая палка с девизом была прислонена к телу Беннета, но находилась она в таком положении, что ее, при особом желании, можно было бы быстро схватить и использовать в качестве оружия. Киллиан, сверля взглядом свою возможную жертву-подчиненного, уже наметил несколько воображаемых точек на его теле, куда Беннет, в случае чего, будет бить, если ответ Бублика не удовлетворит его. По какой-то странной причине именно сортировщик был первым подозреваемым в том, что, возможно, случилось с хранилищем. Он же, вероятно, на диких работает, или диким является, так что с него взять?..

- Нет уж, пройдемте до хранилища. Я вам покажу и все подробно объясню. Постараюсь объяснить.

И Бублик бодрым шагом двинулся вперед, постепенно переходя на отчаянный бег, точно за ним гнался хищник. Вот только сам «хищник», а вернее, хищное подобие начальника не спешило за своей жертвой, оставаясь спокойным, провожая взглядом подчиненного. Выждав, пока Бублик скроется из виду, Киллиан завел мотоцикл и в одно мгновение домчался до хранилища, представ перед запыхавшимся сортировщиком и входом в здание.

Вот только входа-то и не было. Вернее, нормального человеческого входа, такого, через который цивилизованный человек мог бы войти внутрь здания. Зато была огромная дыра. Отверстие, пробоина, проем – то, что теперь осталось от двери, можно было характеризовать долго. Это как…проход в пещеру, огромную, высокую и светлую пещеру, ведущую к просторному гроту-главному залу. Это как…след от пушечного выстрела, причем стреляли явно изнутри, будто бы обороняясь от кого-то, - безжалостный снаряд, двигаясь по своей траектории, начисто снес половину одной стены холла, разрушив при этом все, что было в прилегающих к холлу комнатах, вынес дверь, разбив ее на миллион крошечных щепок, и зацепил еще и часть стены над дверью, разбив ее на кусочки. Киллиан, видя, что от входной двери ничего не осталось, а проход к главному залу превратился в полосу препятствий из-за всевозможных разрушений, сжал руки в кулаки до такой степени, что костяшки пальцев побелели, после чего уставился на Бублика так, точно это он сотворил подобное с почти вечным, крепким, неразрушимым зданием хранилища реальных носителей.

- Это мне еще как понимать? – прорычал Киллиан, замахиваясь на подчиненного металлической палкой. Голова начальника против воли повернулась в сторону угла здания, и торговец газетами, с перевязанным лицом, напуганный, усталый, едва только встретился взглядом с Беннетом, предпочел бежать прочь, бросив на асфальт свежий выпуск городских новостей.

- Это ваш робот! – пропищал Бублик, инстинктивно закрываясь рукой, едва заметил движение Киллиана, точно она могла спасти его от побоев. - Только он! Он сорвался с места, бросив обслуживание людей, и помчался куда-то в сторону выезда из города! Он выбежал из здания так целеустремлённо, так…красиво…да, сэр, это было красиво! Он выбежал, и ничто не смогло его остановить.

- Даже стены…

Дожди, ветра, даже землетрясения – все хранилищу было нипочём. Его разворовали, его превратили в свое пристанище ненужные обществу люди, но хранилище покорно выдерживало всех и все, находясь в постоянном ожидании лучших времен. Пока…пока в здании не объявился Отем. Робот, почувствовав, что Киллиан хочет уйти из-под его контроля, бросился столь рьяно исполнять приказ о постоянном сопровождении (где бы то ни было) своего подопечного, что крепкие стены здания, не пожелавшие расступиться перед Отемом из-за своей неразумной гордости (если, конечно, она у стен была), оказались пробитыми, разрушенными во время целеустремленного движения механического воина.

- И грохот во время всего этого был? Жуткий такой грохот, будто здание упало, да? – на всякий уточнил Киллиан, хотя и понимал бессмысленность своего вопроса, опуская палку на землю. Бублик тут не при чем. Бить его было бы бессмысленно.

- Был, да. Верное сравнение с грохотом падающего здания! Это был…жуткий рев, жуткий гул, будто бы земля разверзлась и…

- …показался настоящий ад. Так?

- Все верно, сэр! – радостно запищал человечек, стараясь в это время не смотреть на своего начальника.

Точно. Все совпало. Тогда, когда Киллиан в первый раз увидел Бублика, находясь на чердаке, Отем пробивал дорогу к Беннету с точно такими же разрушениями и точно таким же звуком. Звуком приходящего на эту землю ада.

Значит, и во время начала поездки к диким Беннет слышал точно такой же грохот, доносящийся из хранилища, грохот, неотрывно связанный с целеустремленным исполнением приказов, данных Отему.

Дата добавления: 2015-11-14