Решение проблемы смерти. Чудо как факт

Для начала поговорим о том, какие способы решения предлагают сами герои. В пьесе «Вино отравлено» понятием «коммунизм» замещается понятие посмертного существования, неслучайно Сергей с таким отчаянием произносит свою последнюю реплику: «Я верю в это, верю, иначе незачем жить!» [107]. В «Родительском дне» Нина Александровна говорит, что «мы превратимся в птиц!» [157, с. 157]. В «Канотье» это забота и трепет о будущем поколении [192, с. 104], любовь к самой жизни. В «Царице ночи», как и в «Канотье» решением становится память, «портфельчик», в котором остаются важные мелочи.

В пьесе «Затмение» выход – вообще не рождаться: «лучше бы я умерла в утробе материной» [120, с. 220]. Бессмертие возможно было в детях, неслучайно Вторая сожалеет, что «гуляла и детей не родила».

В «Биноме Ньютона» Исаак предлагает такое решение проблемы смерти: «Вы – не умираете, когда умрёте, вы были или будете кем-то и придёте сюда снова. Вы пройдёте по кругу, станете всем, что есть на земле – и червяком, и букашкой, и яблоней, и кошкой – и потом: снова станете человеком…» [103, с. 288]. Но Лида понимает, что такой ответ не может устроить человека, которому необходимо личное бессмертие, такой ответ не придаст жизни смысла: «Мама была – зачем? Я была – зачем? Как сорняк? Жили и сгнили, как перегной, удобрение для будущих поколений? Сгнила и нету?» [Там же, с. 289].

Но, по крайней мере, это единственный выход, дающий хоть какую-то иллюзию на воскрешение. Неслучайно в конце Лида говорит: «Игорёша! Возьми меня взамуж! Ты даже и не знаешь, как хорошо со мной детей растить, гулять, жить, любить друг друга! Мы с тобой детей родим, а? Скажем, будет как сестра моя – Надежда Игоревна и как отец – Андрей Игоревич, двое, и тогда и сестра моя, и отец, и мама – недаром были, они тогда в них будут и с нами … Слышишь, Игорь?!» [Там же, с. 291]. Это попытка воскресить родителей, воспроизвести жизнь еще раз. В этом – надежда, что частица этих людей воплотится в будущих поколениях, а значит, и сами они не до конца мертвы.

Лида пытается ухватиться за эту призрачную надежду:

«А может, Надя апельсиновым деревом вот стала? Или яблоня эта – она? Или косточки её сгнили и всё? Или бабочка? Или кошка? А иначе нельзя, Игорь! А со мной что будет? Помру я – и что? Зачем я была? Я в детстве вот думала, стану великой, я стихи писала, Игорь! <…> Я думала, что уеду от нашего вонючего пруда и буду как великая, что характерно, возле моря жить! <…> Я бы великой обязательно стала, Игорь, я бы летать летала, я хотела летать! А толку-то что я хотела…» [Там же, с. 290–291].

Не вырваться из жизни, не стать великим и бессмертным. Очевидно, что автор хочет подарить этим людям бессмертие, хоть как-нибудь решить эту проблему.

Коляда по-разному хочет добиться бессмертия для своих героев. В некоторых пьесах это отчаянная попытка убедить всех и себя, что смерти попросту нет. Но самый действенный способ – художественными средствами сделать чудо реальным, создать его самому, а не просто говорить о нем.

В пьесе «Три китайца», где люди живут «на краю земли», пороговая ситуация разрешается автором так: ее просто нет, как оказывается. Выглядит это как отчаянная попытка самоубеждения. Среди остальных пьес эта выделяется стремлением задавить последний вопрос, а не ответить на него:

«И вдруг пошли из всех домов, из всех квартир люди, пошли цепочкой, по белому-белому снегу, пошли, пошли, пошли...

Все вышли вдруг, весь силикатный посёлок вышел <…> все вышли вдруг на улицу, на снег. Они в фуфайках, в каких-то старых пальто, с детьми, колясками, их так много, они идут и идут, идут через трассу, в степь... <…>

Потом вдруг побежали, побежали, что есть силы.

Подбежали туда, к краю земли, заглянули – а правда, что там? Правда там – пропасть, темнота, там нету ничего? Встали у края, заглядывают вниз.

Туман ушёл и видно стало, что – нет.

Нет там пропасти.

Там земля такая же, как везде, такая чёрная и хорошая, наша земля.

Там – земля. Там нету пропасти. Там пропасти нету. Там – пропасти нету, нету, нету, нету, нету, нету» [164].

Потому в пьесе появляется и умершая мать Тимофея: границы нет, смерти нет. «Три китайца» станут попыткой автора закрыть эту тему. Ответ на главный вопрос искать надоело и не получилось найти. Выход – убрать сам вопрос, не задаваться им. Иллюзия ответа на вопрос – есть та же жизнь, о которой мечтали те, кто умирал – из «Девушки…», «Сказки…» и т.п. Тема вроде как исчерпывается.

Гораздо действеннее оказываются «чудеса» в конце пьес. Чудо у Коляды закономерно. Оно реально возможно, его статус меняется с невоплотимого на вполне осуществимое. Раз мир не способен ничего дать людям, автор, как может, пытается это сделать за него. Чудо бессмертия, любви и лучшей жизни становится возможным благодаря усилиям автора. Поэтому мы видим в конце пьес, в «эпилогах», героев – ступающими по звездам, ангелочков – взлетающими, феникса – летящим:«Вон она летит, видите? Летит» [154]. Поэтому черепаха Маня в пьесе имени самой себя обращается к героям и просит их не ругаться и не разрушать свою жизнь. Поэтому в пьесе «Скрипка» (2013 г.) «над городом, как писали в советских пьесах в финале, встает радуга» [161]. Здесь уже, конечно, и самоирония, но и надежда, чтобы хоть что-то было у женщины, которой родная дочь подбросила своего ребенка.

Поэтому в «Биноме Ньютона» Исаак улетает в окно – взлететь можно, надежда всегда есть. В «Венском стуле» взлететь героев заставляет любовь, так же, как и ангелочков в пьесе «Америка России подарила пароход».

«Америка России…» – драма о любви, о редкой, какой не может быть на земле. Только в другой жизни. «Редко, но бывает» среди этого страшного мира, описываемого Колядой. А люди этого не видят, не хотят видеть или боятся этого, ведь «завтра на работу», «нету ничего этого».

В драме реализована известная метафора о людях-половинках. Единственная, кто верит в чудо и сохраняет способность любить – это Ирина: «А у нас над домом два ангела лепных... Они милуются сто лет друг с другом...У них крылышки отбиты, носы обломаны...Но я каждую ночь слышу шелест такой: свет везде погаснет и они взлетают! И улетают к звездам, Ромочка» [99].

Показывая, что такая любовь есть, автор дает ангелам взлететь из помойки на небо, где их любовь будет вечной. Чудо действительно происходит – даже выброшенные, разбитые, они все равно взлетают. Это одна из характерных особенностей драм Коляды – всегда оставлять надежду:

«Потом что-то зашумело, зашевелилось во дворе.

Ангелы выбрались из кучи мусора, отряхнулись, осмотрелись. У одного – крыло одно, у другого – крыло одно.

Не улетишь тут.

Трудно.

Пыхтят, трудно, но полетели.

С шумом, громом, скрежетом.

Летят.

Все равно летят» [Там же].

Коляда выбирает героями пьес тех, о ком бы и не знал никто, если бы не автор. На страницах его книг человек обретает бессмертие. Он утверждает право любого человека на вечную жизнь. Герои пьес живые, настоящие, а значит, и заслуживают вечно жить. Сами эти люди неспособны сделать что-то для своего бессмертия – они зачастую слишком поздно пробуждаются. Отсюда их желание (как у Риммы) – пусть кто-нибудь книгу о них напишет. Они понимают свое бессилие что-либо сделать. Трагедия – это не смерть, это невозможность оставить память о себе; трагедия – просто сгинуть, словно тебя и не существовало вовсе: «И вдруг выясняется, выходит так, что от моей смерти никому не будет ни хорошо, ни плохо. А будет просто – пустое место. Только кошке найдут другую хозяйку и всё, всё, всё. Потому что всё, что я делаю – не важно. <…> Ни для кого я была, пустое место я была. Жила, обуреваемая тремя старинными русскими страстями: смотреть телевизор, ходить в магазин, врать» («Сглаз», [158, с. 331]).

В эпилоге «Сказки о мертвой царевне» мы видим Ирку с ее собакой. Коляда хотя бы таким способом дарует человеку вечную жизнь.

«В белом, искрящемся платье ступает по звездам ИРКА ЛАПТЕВА.

Это она умерла, много лет назад.

Это она хотела, чтобы я написал про нее.

Это про нее я придумал эту историю. <…>

А рядом с ней, высунув горячий красный язык, бежит собака Ланка из Созвездия Гончих Псов.

Идут вместе – Ирка и Ланка.

Меньше, меньше...

Вот светящаяся точка на горизонте только.

Будто две звездочки.

Совсем исчезли.

Пропали.

Нет их больше» [160].

Автор выполнил свое обещание. Ни один человек, прочитавший «Сказку…», уже никогда не забудет Ирку Лаптеву.

В «Ключах от Лерраха» мечта также становится реальностью: «И вдруг стена из стеклянных кирпичей стала прозрачной и чистой – исчезло серое марево. Там, в саду, стоят желтые деревья, а за ними – черепичные крыши маленького городка, над которым синее вечное небо» [132]. Это, надо сказать, достаточно часто используемый автором прием – завершать пьесу на подобной ноте, завершать чудом.

В «Амиго»: «Нина подошла к нарисованной на стене двери, толкнула её, дверь открылась и – Нина исчезла» [100]. Так же, как в «Девушке…», вошла куда-то и оказалась, видимо, в том мире, о котором мечтала.

Таким образом, ставшие благодаря эффекту «документальности» реальными фактами чудеса оказываются действенным способом решения вопроса посмертного существования на уровне сюжета.

Дата добавления: 2015-11-14