Проблема смерти и попытки ее решения в пьесах Н.В. Коляды

Центральной проблемой всей драматургии Коляды, безусловно, является проблема смерти (об этом см. в монографии Н.Л. Лейдермана, [192, с. 64–88]). Она присутствует практически в каждой пьесе, независимо от ее жанровой принадлежности. Смерть понимается героями и как избавление, и как переход к другой жизни, лучшей, чем данная (об этом будет разговор ниже, в 3 главе), «настоящей» жизни. Структура работы вынуждает нас разделить эти неразделимые, в сущности, темы. Свяжем мы два пункта между собой словами В. Руднева, очень точно отражающими процесс осознания героями Н. Коляды своей смертности: «Жить в подлинном смысле – значит быть отстраненным от жизни. Открытие: “Вот я живу сейчас!” – это частичное отстранение от жизни, взгляд на нее со стороны: “Вот это сейчас моя жизнь, и я ее главный герой”, это осознание себя главным героем своей жизни чрезвычайно важно. В этот момент человек берет на себя ответственность за свою жизнь» [241, с. 5]; «для такого вторжения в жизнь необходима остро критическая ситуация или сенсорная депривация» [Там же, с. 6]. Для героев Коляды таким триггером становится осознание реальности своей конечности. Осознание – это качественный скачок, заставляющий их искать выход и думать. В ранних пьесах все это выражается через один большой эмоциональный монолог. Героям нужен ответ, нужно знать, что он прожили жизнь не зря. Что не зря была вся рутина жизни, мучения, страдания, ошибки. Они все, как Лида из «Бинома Ньютона», требуют: «Ответ – зачем?!».

Зачем жить, в чем смысл существования – таким вопросом начинают задаваться герои Коляды с определенного момента. Кто-то, испытав подлинное прозрение, уже никогда не будет прежним. Большинство же предпочтут замолчать, запить проблему или же вовсе никогда не задумаются всерьез:

«РИММА. А ты о ней никогда не думаешь?

МАКСИМ. О чем?

РИММА. О смерти? Никогда?

МАКСИМ. Мне – некогда. Я – живу. Плохо ли, хорошо ли – живу!» [160]

Вначале герои только заигрывают со смертью, у них есть интерес, в первую очередь, к поведению человека – см., например, пьесы «Игра в фанты» (1986 г.) и «Вино отравлено». «Прозрения» их еще не такие экспрессивные и объемные, тема еще не до конца отрефлектирована, но потребность в знании того, что будет по ту сторону, есть. В пьесе «Игра в фанты» этот вопрос вообще не рассматривается как серьезный. Врач легко находит ответ на вопрос существования: «Да ну ее, бабку эту! Все сразу загрустили, о смерти начали думать! О смысле жизни, да?.. Бросьте! Зачем я живу! Да? Вопрос века! Да живу, и все дела! Как все живут!» [122]. Пустой ответ человека, никогда об этом не задумывавшегося. Такие люди вечно откладывают «последний вопрос» на потом. Для них разговор на эту тему кажется смешным, и «трагедией» они называют это не иначе, как в шутку.

Первый же в своем роде монолог-озарение принадлежит Сане из «Безнадеги»:

«Зачем живем?! Для кого? Для чего?! Зачем?! Кто знает?! Кто?! Никто... Ливер и есть ливер... Ливером землю удобряем и все, все, все-о-о! Сдохнем, сгнием, прахом будем, золой и никто нас никогда не вспомнит... A что вспоминать-то? Что, что, что-о?! Жили такие-то, ходили гадить туда-то? На что наша жизнь уходит, на что? Куда?! Было и нету! <…> Оглянулся назад – мать твою так, а жизнь-то, жизнь – кончилась уже?! <…> Встал, поел, пошел на работу... Зачем? Пришел – снова спать. Новый год потом. Потом лето. Потом опять Новый год... Зачем я живу?! Господи, Господи, слава тебе, Господи, что у меня детей нету, слава тебе, слава, слава, Господи! Что бы я им показал? Что-о-о?! Вот это? Безнадегу? Ну, что бы они тут увидели? Что бы я им, сукам, показал бы? Как бы они жили? Как я? Не надо. Так – не надо. Лучше пусть не будет их!» [169].

Он же и предлагает решение: лучше вообще не рождаться, чем так жить. Все равно не будет никакой разницы, жил ты когда-то, или тебя вообще не было. Трагедия не столько в том, что придется умереть, сколько в том, что за жизнь человек не сделал ничего, чтобы придать ей смысл, оставить что-то после себя. Часто потому, что совсем уже поздно осознал себя живущим, когда изменить практически ничего нельзя.

Особенно пронзительно тема смерти звучит в пьесе «Сказка о мертвой царевне». Здесь главная героиня не только задается вопросом о собственной смерти, она пытается постичь ее сущность, узнать, как это происходит, откуда берется жизнь, и как получается, что в следующий миг ее уже нет.

Символически это отражено в переключении героями настольной лампы. Каждый из героев хотя бы по разу щелкает выключателем, и это, как правило, связано со смертью. Например, Виталий «несколько раз включил и выключил настольную лампу», когда рассказывал, как Римма «захерачила за бутылку в семь секунд» его больную кошку. Выключение же света перед озарением Максима – это имитация, репетиция смерти Риммы.

Для Риммы тайна электричества и тайна смерти равносильны, с той лишь разницей, что вопросы, которые она задает, противоположны: откуда берется электричество и куда девается жизнь: «Надо же… удивляюсь всегда… Как так: то светло, то темно? Откуда там внутри что берется, что светло становится?» [160].

Ровно наоборот она задает вопрос о смерти. И это тайна, которую она хочет разрешить:

«А я с детства только о смерти и думаю. Что это такое? Помню, возьму Божью коровку на руки, говорю ей: “Божья коровка, улети на небко, там твои детки, кушают конфетки, всем по одной, а тебе ни одной! Божья коровка, улети на небко принеси мне счастье!”. А она – не улетает. Я ее тогда раздавлю со злости. Одна жижа останется. Была – и нету. Были на спине ягодки черные, были крылышки коричневые, прозрачные – и их нету... Куда делось? Откуда пришло? Куда ушло? А сейчас ночью приходят собаки ко мне, без кожи, и люди – голые, как пупсики... Я им в башку – минус, в спину – плюс и они сразу мертвецами становятся... Мертвецами...» [Там же].

Своими неуклюжими словами о смерти она выражает смятенное состояние человека перед ее лицом, когда обычными фразами то, что чувствуешь, не опишешь. Коляда находит замечательную лексику и синтаксис, чтобы одновременно выразить всеобщее человеческое смятение и речевую неуклюжесть героини, неспособной адекватно выражать свои мысли. У Риммы выходит очень точный и сильный вопрос смерти – куда у них девается ихнее? – ведь только что существо было живым, а через мгновение оно мертво, и не существо уже. А внешне ничего не изменяется. Куда у них девается ихнее? Как она, смерть, происходит? Она не может этого понять, как и все мы.

Человек, думающий о смерти, живет совершенно по-другому, он способен на искреннее сострадание, как раз эта черта Риммы и не позволит другим героям забыть ее до конца своих дней.

Уходит из жизни Римма тем же способом, что и освобождала от мук животных; есть и очевидные параллельные ситуации гибели Ланки в конце первого действия и Риммы в конце второго. Тут подчеркивается не сходство человека с животным, а их духовное родство. Так электричество и смерть как две главные тайны сходятся в конце произведения.

Нужно отметить эпизод, где Римма просит, чтобы Максим поцеловал ее мертвую второго января, чтобы она ожила, как в сказке. Это ее надежда на чудо. Ниже (в п. 2.1.2) мы увидим, как автор пытается воплотить мечты героев о вечной жизни.

В пьесе «Царица ночи» представлено два взгляда на проблему смерти. Молодой человек, не сознающий собственной конечности, говорит: «Живи свободно, ни к чему не привязывайся, как я. Подохнем и всё» [168, с. 259]. У старика же есть портфельчик, оставленный ему соседкой, в котором хранятся воспоминания, всякие мелочи, из которых и складывается жизнь и по которым ее можно восстановить: «Монисто, веер, фотографии, фантик от конфеты “Ласточка”, платье с блестками, кусок блестящей ткани – шарф, наверное, ракушка, деньги, деньги, свечка, таблетки, салфетка цветная, театральная программка: “Любовь Яровая” <…> Ваза. Запаянная. Это – искусственные ресницы, накладные ногти, сберкнижка, паспорт, трудовая книжка, свидетельство о смерти мужа, свидетельство о смерти отца, свидетельство о смерти матери, свидетельство о смерти дочери, свидетельство о смерти сына, боа, какие-то пёрышки, золотинка от шоколадки, локон чей-то в целлофаном пакете, парик, письма, снова письма. Это – зубы. Запасные, видимо» [Там же, с. 257]. И смерть является частью этой жизни: наряду с другими предметами – несколько свидетельств о смерти, свидетельств об одиночестве – все родственники похоронены.

Есть у старика и свой портфель: «Там письма лежат, бубен от цыганки и тюбетейка от папы-узбека» [Там же, с. 259]. И в этом главное превосходство старика – память: «А у тебя что? – спрашивает он парня. – Портмоне есть? И что там? Бабки-бабульки? Калькулятор на солнечных батарейках, презерватив дешевенький, на всякий случай, вдруг да в кустах с кем придётся, так чтоб чистенько было бы всё, без следов, да жвачка – траханье это зажевать, так, да?» [Там же]. Портфельчик – метафора всего того, что нам дорого, как «Мой Мир», всего, из чего складывается наша жизнь. У кого портфель пуст, тот никогда и не жил.

Заговорив со стариком о памяти, парень впервые по-настоящему задумался о смерти. Он впадает в жуткое состояние. Монолог парня – это прикосновение к смерти, не видимое со стороны, в реальности он длится мгновение. Колядой очень точно показано, как мысль пронзает человека, как наступает реальное осознание собственной конечности. Длина монолога отражает фундаментальность этого события, которое становится поворотным в жизни многих людей. Спектр эмоций, не поддающийся описанию. Парень осознаёт. Потому он и спрашивает старика: «А твои кактусы правда увидят, что будет через триста лет?» [Там же, с. 266] – сознание относительности времени, в том числе времени собственной жизни. Мысль о смерти заставляет людей меняться. Теперь он понимает: «Не спрятаться, дядя» [Там же, с. 267].

Финальный монолог парня – это все вопросы «зачем?», которыми задавались герои предыдущих пьес:

«Зачем все?! Зачем всё это было?! Вся моя жизнь, все мои дела, мои заботы, моя головная боль, вот эта майка синяя зачем на мне, ботинки почему эти на мне, почему я такой, а не другой, зачем мама жила, зачем я маленький был, зачем мне солнце, зачем был дом мой, черепаха, черепаха моя зачем была, корова наша, крыша красная, степь зеленая весной и степь желтая осенью, зачем деревня моя у степи стоит, зачем там летом тёплый ветер, зимой холодный обжигает, зачем, зачем вечер и зачем ночь, зачем костры там на степи весной были, и яма возле дома, и утята на яме, зачем бабка моя, бабка Настюха, Настюха-горюха зачем жила, кладбище её и могилка заросла зачем, и вся жизнь и моя, и их, кто там, прахом, зачем всё это было, ты, Хоттабыч, останови время, великий Бог, или разверни его назад, верни мне все мое, у меня нет ничего, верни мне меня, спокойного и тихого, верни мне меня, чтобы я проснулся утром, а за окном сирень колышется, и ставни синие, и там в саду баня наша стоит, и всё с начала, и всё – назад, назад, назад, Хоттабыч, и я дочитаю тогда “Остров погибших кораблей”, и обязательно узнаю, что в конце сгорает остров, все сгорает, ничего не остаётся, все становится прахом, пеплом, помойкой, и тогда не буду жить, сразу не буду жить, ты, ты, ты, ты, ты, зачем, зачем, зачем???!!!» [Там же].

В данной пьесе процесс осознания совершается на наших глазах и показан очень точно. Сознание пытается зацепиться за что-нибудь, найти хоть какой-то смысл существования, пусть не своего, но хотя бы чьего-то, что все было не напрасно. Сознание стремится сохранить стабильность, оставить хоть какую-то систему координат, чтобы человек не потерялся в том хаосе, который открывается с осознанием неизбежности собственной смерти. Человек падает в бездонную пропасть и пытается хоть за что-нибудь ухватиться. Герои Коляды не придумывают искусственных препятствий падению типа идеи Бога или загробной жизни, более того, они могут обращаться к Богу, спрашивать его, но не видеть в нем средства к спасению от смерти. Они пытаются найти объяснение в реальном мире, не множа сущности. Часто единственным способом остаться в этой жизни для них является память – оставшиеся вещи, возможность оставить где-нибудь свое имя (например, в литературном произведении), в общем, что-то осязаемое, материальное. Им нужны реальные, а не воображаемые гарантии личного бессмертия. И, между прочим, героям, заглянувшим за порог, абсолютно чуждо циничное отношение к смерти.

Отношение к жизни перед лицом смерти, осознание того, что действительно важно – в полный голос эти темы звучали уже в пьесе «Канотье». Одним из способов решения последнего вопроса так же, как в «Царице ночи» (за 4 года до ее написания) становится память. Виктор сознателен, он дорожит всем, что было в его жизни, потому что именно это и делает ее жизнью. Виктор ценит любое событие, которое с ним происходило в течение его жизни. Ведь жизнь и складывается из событий. Не помнишь их – не помнишь и жизни. Виктория же не помнит самых важных вещей – она не осознает важности памяти для человека, чья жизнь конечна.

Смерть в этой пьесе становится основным врагом человека, перед лицом смерти все ничтожно – все тщеславные попытки себя увековечить или нажить богатство. «Вот он – общий враг, против которого должны объединяться Отец и Сын!» (Н. Лейдерман, [192, с. 104]). Есть любовь и есть человек рядом – вот что главное, говорит Виктор. Вот его способ если не преодоления, то сопротивления смерти. В «Канотье» появляется надежда на разрешение проблемы:

«Все прощают, мой мальчик! Все! Все нужно простить людям, все их слабости! Понять и простить! Стать выше этого на голову! <…> А ты говоришь: простил, не простил! Как можно думать об этом, если каждый день рядом ходит Смерть... Ходит по квартире, вокруг дома – каждый день! Сидит вон на лавочке, рассуждает о чем-то, караулит, ждет! Ходит и стережет нас, а мы – мы, глупцы! – будем в это время держать зло на другого, не будем кому-то что-то прощать – какие-то мелочные, ничтожные обиды, – и так и уйдем, не простив, в другой мир, в другой свет... Нет того Света! Нет того Света! Не будет другой жизни! Есть только эта жизнь и этот Свет, который внутри нас!.. И есть Смерть, которая ставит точку в череде длинных и прекрасных дней и ночей... Я потому ничего не делал всю жизнь, лежал, потому, что заглянул во все уголки души своей и спросил: что ты ищешь? И не нашел ответа. Спросил это же у Солнца, Ветра, Дождя, Неба и они ответили мне... Теперь я все знаю! Каждую секунду, каждое мгновение я чувствую ее рядом! Смерть. Ее шаги по коридору, по моей комнате... Слышишь?! Милый мой мальчик... Жизнь прекрасна, а Жизнь – это Любовь... Мы говорим с тобой, а Смерть ходит, ходит вокруг, я слышу ее шаги, слышу, слышу!!!!!!!..» [125, с. 329–330].

Смерть, ее осознание, придает жизни смысл, человек понимает, что действительно важно, а что не стоит внимания. Для Виктора самым важным становится любовь, любовь к «почти» сыну, к Кате, к самой жизни.

Следует обратить особое внимание на то, что смерть в этой пьесе показана осязаемой, телесной (в ремарке мы выделили курсивом слова об этом). Она везде. Все разговоры о ней, намеки на нее, и она словно слышит это и приходит, напоминает о себе. Виктор закрывает уши – настолько она реальна. Она наступает не когда-нибудь, она рядом всегда. «Зовут эту тетю "Тетя Ложь – тетя Смерть". И именно она-то и правит всем-всем в мире, милый...» – говорит Ирина Роману в пьесе «Америка России подарила пароход» [99]. Овеществление смерти – это и следствие эффекта «документальности» и «реальности» изображаемого, и отражение мироощущения автора и героев, живущих над бездной. Смерть реальна, как и все остальное, она обретает плоть. В пьесе «Америка России…» Ирина, одного возраста с Виктором из «Канотье», говорит те же самые вещи о близости смерти: «Смерть тут, Ромочка, в этом доме живет. Видишь, в окошко смотрит? Видишь, из кучи мусора выглядывает?.. Ты не видишь, а я вижу и слышу ее... Уезжай» [Там же]. Это, по сути, реализация метафоры о близости смерти – в пьесах Коляды она приближается к героям не во времени, а в пространстве.

Дата добавления: 2015-11-14