Язык пьес Н.В. Коляды

О чем действительно было много сказано, так это о языке пьес Н. Коляды. Практически все диссертации содержат пункт «о языке». Это исследования Е. Лазаревой [185, с. 154–162], Е. Старченко [258, с. 108–113] и О. Наумовой [227, с. 101–107]. Все исследователи сходятся в том, что герои очень изобретательны в языке, когда дело касается скандала, в том, что Коляда мастерски владеет словом, в том, что речь героев строится на контрастах и совмещает в себе брань и поэзию и т.п. Также отметим монографию Н. Лейдермана [192] и статьи Е. Сальниковой [245]. В языке пьес нас, как всегда, будет интересовать аспект фиксации жизни, на этот раз в речи героев, в том числе при помощи интертекста и каталога.

Возможно, будет лишним говорить о том очевидном факте, что речь является маркером социальной принадлежности. Тем не менее, об этом необходимо помнить, поскольку записывая «устную» речь, Коляда запечатлевает, документирует способы общения различных социальных слоев. Следующий, логичный и конечный шаг – verbatim (дословная запись чужой речи с последующим воспроизведением на сцене): «Один из способов поймать существо момента и отразить его в тексте – технология “вербатим”» – говорит М. Угаров [272]. Так что в этом отношении Коляду можно рассматривать как предшественника документального театра. Естественно, речь не идет о том, что документальный театр «вырос» из Коляды. Он как художник видит общее настроение и тенденции; обращение к документальности и вербатиму – это единственный способ не врать в произведении. Не стоит также забывать и о «магнитофонной» речи в драматургии Людмилы Петрушевской.

Разница (и притом большая) в том, что Коляда сам создает речевые конструкции, тогда как «доковцы» монтируют записанную чужую речь, таким способом добиваясь правды: «Мои герои в моих пьесах никогда не говорили и не говорят, как в жизни. У меня всегда выдуманный театральный язык. Я долго и нудно пишу каждую фразу, переставляю слова, “натягиваю” фразу, чтобы она звучала музыкально <…> но не так, как подслушано, а как-то иначе. Фраза моделируется, в нее вставляется подслушанное» – говорит о своем способе работы с речью сам Н. Коляда [90]. Он продолжает свою мысль: «Драматурги как раньше, так и теперь, бросаются из одной крайности в другую: либо пишут, “как в жизни” (магнитофонная речь), либо пишут безлико, чтоб были в диалогах “вопрос-ответ”, но мало кто понимает, что такое музыка речи, музыка фразы, что драматургия – это не низкий жанр, а прежде всего литература и литература высокая» [Там же]. Безусловно, в том, что касается музыкальности и выразительности фразы, Коляда преуспел.

Критики упрекали Н. Коляду за обращение к речи «низов». Но внимание автора к языку именно этих социальных слоев, по словам Д. Мамулии, возникает «не из особой какой-то любви к ним, а из особой чувствительности к языку. Часто даже бывает, что сам язык, занимаясь беспощадной селекцией, отбирает для себя такие подлинные точки, и произведения вроде бы лишенные таланта, вдруг оказываются по-настоящему значимыми, ибо они транслируют время. Они, возможно, не отвечают ни одному критерию, по которым судят произведение искусства, и все-таки в них таятся “силы”. Так бывает в пустые времена» [209]. Иначе говоря, Коляда фиксирует язык, на котором говорит современный человек. Это единственное живое, реальное явление, позволяющее ощутить вещественность жизни.

Дата добавления: 2015-11-14