Ну и наконец все использованные герои, места действия, реплики и характеры принадлежат их создателям, мне, пожалуй, только Ханна. 9 страница

Сэм не знал, как это произошло. Все, что он успел почувствовать – чужое сердцебиение напротив своего сердца. Он даже не был уверен, что он расслышал тихий шепот Габриэля за секунду до того, как комнату озарила яркая вспышка. Сэм ничего не мог разглядеть, ослепленный ярким золотом, но все еще мог чувствовать, как дрожит Габриэль.

Когда перед его глазами перестали плясать яркие точки, и очертания комнаты снова вернулись на свои места, он удивленно посмотрел на огромное полупрозрачное сияние, которое… совершенно точно повторяло очертание огромных крыльев, едва поместившихся в спальне. Габриэль тяжело дышал, отказываясь открывать глаза.

- Это значит, что ты снова ангел? – тихо спросил Сэм, изучив взглядом сперва одно, а затем второе крыло. Даже полупрозрачные, они без особого труда разорвали повязку.

- Это значит, что я первый, - покачал головой Габриэль, помедлив с ответом. – Первый, чью любовь признал и принял смертный.

«А если ты небо, то я буду маем,

Безоблачным маем, что любит тебя.»

Иногда, если уж ты наделал ошибок, находясь в состоянии аффекта, следует как можно быстрее либо наделать еще больше, чтобы никто вообще не вспомнил, с чего это началось, либо успеть доказать себе, что это не ошибки, и без аффекта ты наоборот никогда бы не решился. Другое дело, если на тебя давят обстоятельства, и в один прекрасный миг ты просто берешь и говоришь, что с тебя хватит, и ты более не намерен подстраиваться под окружающие тебя рамки, и пусть происходящее будет непривычно, ты будешь знать, что оно должно быть именно таким.

Сэм спал беспокойным сном. В дымке его сновидения он бесконечно бежал сперва от кого-то, затем за кем-то, ничего не имея в качестве оружия. Во сне он хотел лишь одного догнать, но как это всегда бывает, догоняя, он словно просыпался и нырял обратно. Гонка начиналась снова, и вымотанный подобным поиском ответа мозг в конце концов заставил его открыть глаза. Может быть, это был способ подсознания сообщить ему, что главное – не догнать и остановить, а успеть понять, почему он так этого желает и что будет после этого делать. Он лежал в темноте комнаты, но темнота это была ленивая и словно бы таяла на глазах. Должно быть, он проснулся в ранний час, оттого без света трудно различить, что за предмет встал на его пути. Но даже эта серость не мешала ему понять, что в постели он один. Эта мысль помогла ему буквально подскочить на кровати и проснуться до конца, чтобы затем, сбежав по лестнице, он принялся обшаривать кухню-гостиную-столовую. Он тут же нашел архангела, склонившегося над столом и смотревшего вникуда. Он не шевельнулся, хотя Сэм, очевидно, не был самым легким из спускавшихся по этой лестнице. Тогда Сэм подумал, что, может быть, если для него свершившееся никогда не оставляло вопросов, то для Габриэля, вероятно, это было поводом для бесконечных размышлений. Решить, стоило ли ему разделять эти размышления или нет, сходу Сэм не мог. Он вообще смутно помнил, что произошло в эти долгие два дня и всерьез подумывал, не мог ли это быть только сон, разве что тогда он может называть еще большим извращенцем, чем раньше. Под властью момента поцеловать близкого человека – это одно, но думать о том, чтобы это сделать – это совершенно другое. Постойте, близкого человека? Он не помнил, чтобы приходил к подобному умозаключению несколько часов назад. Впору было встать рядом с Габриэлем и точно так же пилить взглядом стол, надеясь понять, что произошло. Точнее, в том, что произошло, глупо было искать причину – всегда раздражает, когда из одного поступка делают фейерверк вопросов и домыслов. Следовало крепко подумать, не сделал ли он ошибки, когда решался.

Вздохнув, Сэм забросил эти мысли. Еще раз повторить безумный ход собственных мыслей той ночью он бы не решился, да и не повторил. Многое он, безусловно, уже подтвердил, и не в характере Винчестеров было бегать от себя. Винчестеры больше любили думать, в самом ли деле они – это они. С таким количеством сверхъестественной твари и ее пагубного влияния этот вопрос приобретал актуальность.

Поставив себе новую стенку и поморщившись от подобного образа – стенок ему хватало в своей голове, Сэм без труда перешел к новому вопросу – как ему теперь вести себя с Габриэлем, потому что все его поведение разительно отличалось от любой реакции, которую Сэм мог представить, но и Габриэль больше не был тем, кого Сэм раньше знал. Нового Габриэля он только начал узнавать, как, наверное, и сам архангел, поэтому даже если Габриэль и сам не знал, как нужно поступить, то ошибаться вполне можно было вместе.

Но стоило ему сделать два шага вперед, как Габриэль заговорил.

- Они заберут Ханну одной из первых. За исключением физической слепоты она абсолютно здоровый и нормальный ребенок, поэтому ее нетрудно будет пристроить, - он как будто и не говорил вовсе Сэму, скорее, самому себе, и Сэм был готов провалиться перед самим собой сквозь пол. Как он мог забыть, что для этого… человека все отходит на задний план, как только он думает о маленькой девочке, к которой так привязался. Но несмотря на это, дышать Сэму стало легче, и он даже смог задать вопрос:

- Когда?

Габриэль пожал плечами.

- Да хоть завтра. До Рождества всего ничего, чем больше детей развезут до праздника, тем меньше работы останется после. Никому же не хочется думать о том, что дети хотят провести праздник с теми, кого знают, - он не казался расстроенным. Просто так мог говорить только тот, кто окончательно сдался. А этого Сэм вынести не мог.

- Так просто отпустишь? – с грубым вызовом произнес он, надеясь получить ответ.

- Если у меня не получилось удержать ее раз, может, я не могу пробовать второй? – и Сэм своего добился, по крайней мере, теперь Габриэля можно было назвать очень и очень злым. – А если она достанется нормальной семье, где ее полюбят, которая без проблем ответит ей на все вопросы о своем прошлом. А что могу сказать я? Я не могу ей соврать. Такой ребенок, как она, поймет с первого же слова, что я вру. И она навсегда потеряла бы ко мне доверие.

- Откуда ты можешь знать, что для нее лучше, если ты ни разу не спросил ее о том, чего хочет она сама? – этот вопрос всегда мог оборвать на корню любые сомнения, но сомнения бывшего архангела подавить было сложнее.

- Откуда может знать она, если она еще так мало знает обо всем этом мире? – взорвался наконец Габриэль и выпрямился, смотря на него со взрывоопасной смесью чувств. – Если я все равно рано или поздно умру, возможно, даже скорее, чем я думаю, как я могу заставить ее пережить потерю того, кого она любит, еще раз?
- Почему ты должен умирать? – и вот теперь они вышли на тонкий лед. Если для Сэма, немногое знавшего о том, почему именно он спас архангела, остальное было не очень важно, то Габриэль, видимо, считал, что и за него он тоже может решить.

- Потому что произошедшее было ошибкой, и тебе тоже было бы лучше так думать, - это звучало как угроза, но Сэм с мысленной улыбкой подумал, что угроз он без оружия теперь не понимает. Издержки профессии. – Что, черт возьми, такого веселого я говорю?

- А мы по кругу ходим, - пожав плечами, заметил Сэм. – Или ты ходишь. Для меня все на данный момент отлично ясно, - оказалось, он не сдержался и улыбнулся по-настоящему.

- Тогда ты сумасшедший или явно не понимаешь, - покачал головой Габриэль и отступил. – Или это моя вина. Это неважно, потому что пути дальше не может быть. Если никто из нас не хочет однажды осознать совершенную ошибку, но будет уже слишком поздно.

- А что тебя, в конце концов, смущает? Это, наверное, меня смущать должно, если неожиданно выясняется, что я не собираюсь зваться тебе просто другом, - надоело стоять в стороне Сэму. – Если уж и будешь решать, то не делай этого без меня. У меня с недавних пор аллергия на всех, кто считает себя умнее остальных.

- Но ведь если ты не понимаешь, что это невозможно, - вновь вернулся к своей пластинке Габриэль, и Сэму это порядком надоело. С каждой новой фразой он только уверялся в том, что все сделал правильно, но ссора эта казалась ему настолько естественной, что любое раздражение тут же глушилось ощущением, что так и надо. Что теперь все на своих местах. Только как заразить этим чувством другого, он пока не представлял. Но ведь если обычно пронимают действием, то у них оказалось все наоборот, и пока один не скажет другому, дальше они не пойдут.

- А вчерашнее мне приснилось, - и чего Сэм не ожидал, так это того, что Габриэль покраснеет и отвернется от него. Это было настолько забавным и неожиданным зрелищем, что Сэм вконец растерял всю свою серьезность и едва не фыркнул от смеха.

- Что опять? – яростно обернулся к нему Габриэль.

- Ты.. Краснееешь, - и Сэм махнул рукой, не в силах объяснить дальнейшее. – Вот это невозможно.

- Если у меня нет возможности прибить тебя за то, что ты такой упрямый, только это и остается, чтобы не лопнуть от злости, - неожиданно миролюбиво объявил Габриэль и сел наконец на стул. – Допустим, вот только допустим, что это все правда. Зачем мне вообще это допускать?

- Затем, что это решит проблему с Ханной, - неожиданно для самого себя заключил Сэм. Он и сам с трудом представлял, как, но определенно знал, что на его участие архангел может рассчитывать. – Почему бы тебе самому не поехать и не спросить ее, хочет ли она, чтобы ты сражался за право забрать ее?

- Чтобы лишний раз почувствовать себя виноватым? Это слишком больно, снова оставлять ее там, - собирался отказаться Габриэль.

- Я буду рядом, - все, что мог пообещать Сэм. Бывший архангел как-то странно посмотрел на него и, вздохнув, отправился собираться.

***

В такой ранний час, приличный для открытия дома, но непривычный для посещения, они шли по заваленной снегом тропинке к главному входу, который под белоснежным слоем было не узнать. Очевидно, что дом не мог позволить себе содержать еще и дворника, потому весь снег убирался во время игры теми детьми, кто был на это способен, и в тоге прокапывались рвы вокруг замков, строились мосты и дороги, по которым потом было удобно ходить и без того редким посетителям. Толкнув массивную дубовую дверь, они сразу же оказались в теплом коридоре. Хотя после того, как побелел Габриэль, выйдя на морозную улицу, Сэм заключил, что столь ранний выход был не самым разумным решением, но разве теперь отговоришь упрямого архангела. Вероятно, Габриэль потерял слишком много крови, и теперь все силы уходили на восстановление, а не обогрев организма, поэтому даже в такси он продолжал кутаться в свое пальто и натягивать шарф до носа. На этот раз Сэм не стремился ему помогать. Он предоставлял исключительно моральную поддержку. Это решение Габриэль должен был принять сам. В остальном у Сэма было достаточно сомнений, чтобы в это время подумать о другом. Например, если бы у него неожиданно нарисовалась обычная жизнь, насколько это вообще у него возможно, неважно, присутствовали там Габриэль и Ханна или нет, он бы определенно желал закончить Стэнфорд. Вовремя поймав тот момент, когда он почувствовал себя готовым к предстоящим изменениям, теперь ему многое было понятно. Стоит сделать лишь первый шаг, самый трудный, и он понял, что сделал его вовремя. Теперь он без труда понимал, о чем Габриэль говорил ему всего несколько дней назад. Почувствуй себя готовым. Вот Сэм без сомнений знал, что он готов. Больше ждать не имело смысла. И оставалось лишь подождать, когда будущее подскажет ему, к чему именно он оказался готов.

Стоило им зайти в пустую еще игровую комнату, где весело потрескивал камин, обнесенный высоким ограждением, чтобы детям было не добраться, как девочка вместо того, чтобы броситься им навстречу, только сильнее свернулась клубочком на диване и, казалось, плакала.

- Я говорил, что это будет напрасно, - с болью в голосе бросил Габриэль Сэму и первым направился к девочке. Но Ханна не хотела открывать глаз и всячески избегала прикосновений.

- Послушай, я… - начал Габриэль, но девочка перебила его, мгновенно подскочив. От гнева она покраснела, а слезы капали с подбородка прямо на светлую кофточку.

- Зачем ты снова пришел? – сказала она так твердо, как говорят только взрослые. – Я бы справилась. Я бы не плакала. Директор сказал, я не должна плакать, когда меня заберут. Завтра я должна быть хорошей девочкой, и тогда, он сказал, мне будет лучше. Он сказал, я должна не плакать. А теперь я не смогу.

- Как будто я смогу, - проворчал в ответ Габриэль, и Сэм решил, что сейчас не самый лучший момент даже наблюдать за этим. Но ему было нужно понять, к чему он готов, поэтому он оставался там, где стоял.
- Но ведь так несправедливо, - девочка наконец позволила Габриэлю взять себя на руки. – Ведь у меня есть папа, почему я должна уехать? – она стиснула его шею маленькими ручками и твердо вознамерилась его не отпускать.

- Есть… папа? – пробормотал едва слышно Габриэль, послушно обнимая девочку и пытаясь понять услышанное. – Но…

- Конечно, папа, - сообщила ему Ханна так, словно это было самым понятным в мире. – Я тебя жалела, между прочим, и не называла, но раз ты папа, ты не сможешь от меня убежать. Если тебе не нравится быть папой, то это твои проблемы.

- Да почему не нравится, - бессилен был перед уверенной и властной девочкой Габриэль. – Почему ты никогда раньше мне не говорила этого? – спросил он растерянно.

- Папам полагается все знать, быть сильными и уверенными, - объяснила ему девочка и стянула с него черную шапку, чтобы затем пригладить волосы Габриэля. – А ты такой только недавно стал. Вот теперь могу назвать. А раньше нет.

- И как это интересно я недавно стал, - взял себя в руки Габриэль и улыбнулся девочке, поняв, что она в буквальном смысле из него может веревки вить.

- Как только Сэм пришел, - безапелляционно ответила девочка и удобно устроилась на его коленях. Слезы высохли, и теперь только покрасневшие глаза выдавали ее горе. Перед своим отцом она не могла плакать и казаться слабой девочкой, это Сэм видел отлично. Но вид растерянного Габриэля был таким забавным, что Сэм против воли улыбнулся. Всего-то стоило дать девочке все сказать за него, и любые сомнения Габриэля должны были отпасть. Ну же, еще немного, и все решиться само собой.

- Зачем мне перед Сэмом быть… - начал спрашивать Габриэль, а потом удивленно посмотрел на Ханну. – О, - только и сказал он, не подумав испытывать неловкость в этом открытии перед самим Сэмом. – Ты слишком умная, - шутливо сдался он. – Однажды станешь президентом, я уверен.

- Зачем мне быть президентом, - отмахнулась девочка. – Президента все не любят. Я хочу только остаться здесь. Почему я должна уезжать, если я не хочу? – снова спросила девочка Габриэля, и тот снова не мог ей ответить. – Я думала, ты можешь все, - вздохнула Ханна и перед таким папой все-таки решила расплакаться.

Этого Габриэль вынести не мог.

- Ты никуда не поедешь, - сообщил он девочке, набираясь уверенности на глазах. Тут же Ханна подпрыгнула и бросилась обнимать его, не желая отпускать ни на секунду. Она улыбалась так широко, как только способен самый честный и самый счастливый ребенок, и стена из вынужденного равнодушия Габриэля разлетелась в пыль. Он обнимал ее так крепко, как только мог, закрыв глаза. Если подобные слова и могли что-то изменить, то только их Сэм и ждал. Оставалось только подтвердить искреннее желание Габриэля сделать все возможное, чтобы оставить Ханну при себе. Сэм был уверен, что девочка оставалась настолько неповторимой только рядом с приемным папой, но стоило ей оказаться у чужих людей, и никто не заставил бы ее говорить.

- И тогда спальня будет совсем-совсем моя? – уточнила девочка, на секунду отстранившись на расстояние вытянутых ручек. – Потому что иначе я не играю.

- Да кто же там еще то будет жить, - фыркнул Габриэль, в свою очередь убирая ее распущенные волосы за ушки. – Никакой другой девочке наглости не хватит.

- Ну ты же говорил, что наглость иногда полезна, - трудно было смутить девочку, но в наказание за такие неправильно подслушанные мысли Габриэль без труда поднял ее на руки, и она счастливо завопила, требуя поставить ее обратно на пол. Она была слишком легкой, поэтому даже для не вполне выздоровевшего Габриэля не составляло труда крутить ее на весу, как какую-нибудь куклу.

- Неужели мне стоит оформлять бумаги, - вежливо кашлянули с порога. Пожилой мужчина, опираясь на трость, смотрел на них с непроницаемым выражением лица, но Сэм, пожалуй, мог сказать, что он доволен этой сценой. – В кои-то веки я могу сплавить этого настырного юнца, - потыкал тростью в сторону Габриэля он и посмотрел на Сэма. – Может ты и не такой пропащий, как я думал.

Все трое удивленно воззрились на старика, и тот снова покряхтел.

- А, поторопился, - он отмахнулся и скрылся в коридоре.

- Это он к чему вообще? – поинтересовался Габриэль у Сэма так, словно тот мог знать ответ.

- К единственному способу забрать отсюда девочку? – предположил Сэм, чувствуя благодарность к тяжелому на характер директору. – Нам стоит кое-куда заглянуть.

- Если мы оставим тебя здесь, ты больше не будешь плакать? – спросил Ханну Габриэль, и та с деланно-оскорбленным видом покачала головой, как будто она в жизни не плакала, и подобное предположение ее унижает. – Мне стоит поговорить с … ним, я скорое вернусь, - это он уже сказал Сэму, и тот запоздало кивнул. Габриэль уже исчез из комнаты.

- Никогда не видел таких хитрых девочек, - с этими словами Сэм сел на то же место рядом с девочкой, деловито роящейся в карманах светлого сарафана. – Мне и месяца не хватило бы, чтобы взять его на слабо.

- Что такое взять на слабо? – бесхитростно спросила девочка, доставая из кармана растянутую резиночку. – Завяжи, пожалуйста.

Сэм удивленно посмотрел на резинку, которую вложила ему в ладонь девочка, а потом на красивые светлые кудряшки, которые волной спускались до коротких плеч. Расчески ему не дали, поэтому оставалось неловко пользоваться собственными руками. В конце концов, когда он затянул резинку последний раз, он нашел свое творение более ли менее удовлетворительным.

- Да, с таким бы папой я бы пропала, - девочка посмотрелась в зеркальное отражение журнального столика. – Зато ты высокий.

- Это, наверное, мне комплимент, - сам себе прокомментировал Сэм, не совсем понимая, как ему себя вести с такой девочкой. Всем своим видом она бросала вызов окружающим, и, несмотря на закрытые глаза, всегда могла добиться чего хочет, хотя и не взглядом. Но при этом она могла судить чрезвычайно здраво для ребенка, но в целом подобное противоречие казалось Сэму знакомым. В его голове мелькнула мысль, но он не успел ее обдумать. Громкий хлопок двери отвлек его внимание.

- Чтоб я еще раз… - с этими злыми словами Габриэль вернулся в игровую комнату. Глубоко вздохнув и избегая смотреть на Сэма, он обратился к девочке:

- Почему бы мне тебя просто взять и не утащить тебя, как похищенное сокровище? – девочка фыркнула и в ответ попросила его перевязать ей косичку, которую Сэм слишком туго и с петухами только что попробовал сотворить.

- Потому что красть – это плохо, - непреклонно заметила девочка, подлезая к Габриэлю.

- Тогда что же мне делать? – спросил вслух Габриэль уже у всех присутствующих, лишь бы ему ответили. – Тем более до завтрашнего дня трудно успеть, даже если я придумаю, как.

- Не изобретай велосипед, - оборвал его Сэм. – Поехали.

***

Город Сэм знал плохо. Он не был уверен, что точно знает, куда ему нужно, поэтому он просто попросил водителя отвезти их в тот самый центр, где он когда-то встретил впервые Габриэля. Габриэль завалил его бесконечными вопросами о том, что же он собирается сделать, но если бы Сэм ответил ему, то бывший архангел на ходу открыл дверь и немедленно вышел, потому что с таким трудно примириться для такого, как он. Для Сэма это было таким же трудным решением в целом, но сделал он его крайне легко. Он просто знал, что другого выбора у него не будет. Что теперь это его ответственность. Для него больше не было загадкой состояние Габриэля, ровно как и свое в нем участие. И хотя со всеми раскрытыми картами Сэм не знал, что следует делать, ему хотя бы хватило смелости во всем себе признаться. Кто знает, когда это случилось. В самом деле, может еще тогда, когда трикстер столкнул его с братом. Может, и Габриэль знал о том же еще тогда, когда отчаянно пытался отучить его от привычки всегда следовать за своим братом. Знал ли он, что однажды у него это получиться, и что возвращения Дина Сэм сейчас желал меньше всего? Сейчас он был как нельзя далек от того Сэма, с которым так долго не мог расстаться. Каждый раз, когда он находился рядом с Дином, он не мог избавиться от мысли, что в глазах брата он был настолько по уши в грязи сверхъестественной нечисти, что волей-неволей ловил сомнение в глазах старшего брата. Он излишне доверял различным существам и не всегда считал их плохими, ему было проще признать, что им нужна помощь. Вероятно, Дин не мог простить ему не только то, что он пил демонскую кровь, но и то, что однажды открыто просил его обратиться к трикстеру. Возможно, Габриэль уже тогда был виноват в начале пути, который привел бы Сэма к его нынешнему состоянию. И Сэм был благодарен ему в первую очередь, что ни говори, а во вторую было сложнее. Вспоминая то, на что он решился, собираясь спасти Габриэля, как бы глупо не звучало в его мыслях то, как простыми словами можно было объяснить ту ситуацию, он понимал, что они все еще не нашли в себе силы сказать это вслух. Не то, что дойти до того, что предлагал Сэм. Пока можно было обозначить это как необходимость, но каждый из них отлично понимал, что такая необходимость не была лишь на чувстве долга и обязанностей. Говорить, что Сэм остался равнодушен, когда Габриэль оказался так близко к нему, было бы ложью. Габриэль был ему совершенным контрастом, практически во всем. Если Сэм был похвастаться высоким ростом, то бывший архангел, наоборот, едва ли доставал ему до плеча. Если многочисленные тренировки, охоты и драчливый старший брат позволили Сэму развить довольно мощную мускулатуру, которая при его росте производила еще больше впечатления, то рельеф мышц Габриэля можно было проследить тогда, когда он был чрезвычайно напряжен. Именно таким он сдался Сэму – напряженным. Желание снять это напряжение, разбить недоверчивость, завоевать разом – это лишь маленькая часть того, что испытал Сэм, когда Габриэль ответил на его поцелуй.

Скорее, это было просто то, в чем он так нуждался.

И то, в чем нуждался сам Габриэль. Потребность была именно той силой, что заставляла их снова и снова возвращаться к поцелую, когда они отстранялись, чтобы вспомнить, как дышать. И если Сэм смотрел на него с ясным представлением будущего, то Габриэль скорее корил сам себя за происходящее.

Единственное, в чем Сэм был в тот момент уверен, так это в том, что если бы не огромная сила воли, он бы с трудом высидел в такси рядом с растерянным Габриэлем и не сорвался, чтобы не показать ему, где конкретно ошибается. Если он думал, что Сэм сомневается в правильности происходящего между ними, то младший Винчестер с некоторого мгновения буквально горел желанием ему это доказать. Габриэль был нужен ему с тех пор, как они впервые встретились, нужен и сейчас, чтобы двигаться дальше. Но если он был идеальным собеседником, с которым можно было бы говорить обо всем, что трудно охватить единой мыслью, в шутливом тоне, спорить, пререкаться и видеть, что удовольствие от подобного взаимно, то это было далеко не все. Ему не приходилось жаловаться на отсутствие физического контакта, недаром Дин был его старшим братом, и способность находить себе девушек тогда, когда это нужно, не миновала и Сэма, но он не помнил никого, с кем был бы после Джесс. Она казалась ему тогда смыслом всей его жизни, но воспоминания о ней постепенно стерлись, замарались участием демонов, да и если бы она была бы жива, он никогда не посмел бы вернуться к ней. И не смог. И не хотел бы. По отношению к возможно живой девушке он испытывал все то, что говорил Габриэль, когда объяснял, почему не сможет найти себе пару, чтобы удочерить Ханну. Никто не поймет того, что случилось, в лучшем случае позволит записаться к психологу, и все это лишь плотнее однажды замкнет хамут на его горле, и Сэм не выдержит. Если Дин, казалось бы, Дин, однажды смог бы уйти от всего этого, то Сэм был обречен с рождения. В нем все еще текла демонская кровь, и только это уже резало все желание завести собственную семью – он никогда не испортил бы жизнь своему ребенку. Но без семьи никто не способен прожить хотя бы половину жизни, и на удивление, семьей для него за каких-то несколько дней стали Габриэль и его маленькая приемная дочка. И если сначала была благодарность, то теперь Сэму становилось все труднее списывать на невозможность другой семьи. Он ее просто не хотел.

- Я все еще не знаю, как выполнить обещание так, чтобы никто нас больше не трогал, - в отчаянии наконец сказал Габриэль, надеясь выпытать у Сэма ответ. Он побледнел от холода и напряжения, но Сэм знал, что стоит им доехать до места назначения, и бывший архангел разом забудет все проблемы. Или он убьет Сэма на месте, без лишних слов осознав, почему Сэм так поступает, или по крайней мере просто уйдет, сочтя это шуткой. Только шуткой это больше не было. Даже если бы трикстер и оценил ее, в Габриэле не осталось ничего он жестокого циника. Но вместе с тем он сохранил свою независимость и свою обособленность. Можно было бы без сомнения сказать, что такому, как он, хорошо одному, но он уже пустил Сэма в свое личное пространство. И Сэм не собирался уходить просто так.

- Если для этого потребуется что-то, что покажется тебе невероятным, сделаешь? – поинтересовался Сэм, едва удерживаясь от того, чтобы не доказать упрямцу, почему любое его предположение о невероятности коренным образом неправильно. При каждом новом воспоминании о том, как в сумраке спальне он скользил ладонями по проступавшим мышцам спины и целовал теплеющие губы, становилось жарко.

- Сделаю, - без тени сомнения ответил Габриэль. – Невероятно уже то, что я после всего остался жив.

- Когда-нибудь и про это расскажешь, - хмыкнул Сэм и посмотрел в окно. Он почувствовал на себе все тот же странный взгляд, но на этот раз бывший архангел и не думал его прятать. Встретившись с ним взглядами, Сэм без труда выдержал этот бой. Наконец Габриэль сдался и отвернулся. Это было для Сэма удобнее всего – они почти доехали, и он не смог бы ответить на еще один неудобный вопрос. Он уже настроил себя.

- Сэм, боюсь, я не совсем понимаю, - начал Габриэль, едва выйдя из машины. – Мне ничего не нужно покупать.

Сэм вздохнул, но не остановился. Даже когда Габриэль задержался, и Сэм первым зашел в первый попавшийся ювелирный магазин, бывший архангел никак не мог взять в толк, что происходит. Он смотрел на Сэма таким же непонимающим и растерянным взглядом, каким на него самого смотрела Ханна, и после этого догадка девочки не казалась уже такой странной. Если Габриэль оставался собой только тогда, когда ничего не мог противопоставить больше Сэму, то у Сэма тем более не было выбора. К тому же, каждый из бывших архангелов был прав – он уже его сделал. Оставалось только подвести черту, после которой он не сможет вернуться. И если завтра он проснется и осознает с тяжелой головой, как после похмелья, что сделал, он не станет думать почему. Возможно, он просто сделает шаг вперед.

- Объясни мне, Сэм, пожалуйста, - наконец тихо попросил его Габриэль, и Сэму не нужно было видеть выражение его лица, чтобы узнать – Габриэль если не догадывается, то смутно понимает, но не хочет признавать это сам.

Прошло мгновение, но за это время Сэм успел подумать о тысяче различных вариантов того, что неизбежно должно было произойти. Он пробовал подобрать слова, но не был уверен, что сейчас Габриэль будет способен понять их, даже если с утра все было наоборот. Ему не казалось, что все это происходит слишком поспешно – после всего, что с Сэмом произошло, любой его поступок был бы оправдан. Они знакомы не те пару дней, что Сэм гостит в его жизни, но почти несколько лет, пусть никогда до этого Сэм не видел Габриэля таким. Произошедшее объединяет их больше, чем друзей с детства. Ошибки роднят сильнее, чем братьев. А их совместное желание прожить хотя бы часть жизни нормальными обещает оправдать все, что сейчас сделает Сэм. И если на следующее утро каждый из них снова сделает в ужасе два шага назад, они как-нибудь справятся. Оставалось объяснить это Габриэлю. То, что сказанное его братьями не могло быть не услышанным. То, что рожденное сияние не могло врать. То, что Габриэль уходил, как любой другой ангел, лишившийся всего на Земле и оставленный одной лишь надеждой, и Сэм остановил его, поклявшись, что нуждается в нем сильнее, чем Смерть.

Но когда он посмотрел на Габриэля, он увидел протест. Протест ранний, когда архангел еще не понимал и не хотел понимать принятого Сэмом решения. Если бы Сэм спросил его прямо сейчас, Габриэль ответил бы отрицательно, и даже если на самом деле он теоретически был бы не против по тем же причинам, он сделал бы это потому, что был уверен – Сэм не понимает. Получался дурацкий замкнутый круг, и как из него выйти, Сэм не имел представления.

Он сделал два шага вперед, приблизившись к Габриэлю. Тот молчал и смотрел на него снизу вверх без малейшего сопротивления, какое возникло бы рефлекторно у любого, кто настолько отличался в росте, после проникновения в лично пространство. Он был упрям, но и Сэм отличался тем же самым свойством характера. Он был самодостаточен, но Сэм готов был признать первым, что нуждается в нем. Он не был обычным человеком, и Сэм с успехом мог возразить ему. Недостаточно было избрать подобный способ, чтобы убедить Габриэля. Вероятно, в различных личинах его не раз пытались удивить таким способом. Или он удивлял. Но нужно было обязательно показать все то, что стояло бы за этим действием. Если бы Сэм только знал, как сделать это. Никто и никогда не требовал от него доказательства привязанности, подобного глубиной, как нужно было Габриэлю. Но лучшего Сэм все равно не мог придумать. К тому же он хотел этого с самого утра, и если тогда он был слишком занят, осваиваясь в своем желании, то сейчас был готов потребовать это. Так поступает ребенок, недоверчиво пробующий что-то новое и что не нравится ему своим видом, но стоит ему попробовать, и оно ему понравится, как он начинает требовать еще и еще. Так и Сэму нужно было сделать это как можно скорее.

Дата добавления: 2015-11-16