Рефлексивность как интегральное психическое свойство

Сколь бы своеобразной, а отчасти – и парадоксальной ни была современная ситуация по проблеме рефлексии в контексте категории психических процессов, она еще отнюдь не раскрывает всего истинного своеобразия и даже – уникальности этой проблемы. Последняя в наибольшей мере проявляется в тех отношениях, которые сложились к настоящему времени между понятием рефлексии и общепсихологической категорией «психические свойства». Кратко суть сложившейся ситуации можно охарактеризовать следующим образом. Общепринято, что, наряду с рефлексией как психическим процессом (о чем шла речь выше), существует рефлексивность как некоторое психическое свойство, как особая качественная характеристика субъекта и его психики. Рефлексивность – это именно качество, точнее – психическое свойство, подпадающее тем самым под действие общих категорий «психическое свойства», «индивидуальные качества». Вместе с тем, столь же естественно и не требует особых доказательств и то, что рефлексивность – отнюдь не «рядовое» качество, свойство психики и личности. Это – свойство уникальное для человека; причем – в прямом, непосредственном смысле («единственно присущее только ему»). Именно оно выделяет человека среди всех иных живых существ, придает специфику и исключительность человеческой психике. Причем, «степень уникальности» данного качества такова, а его отличия от других – «субъектных качеств», следовательно, столь велики, что с точки зрения традиционных подходов оно вообще не рассматривается (хотя и декларируется). Будучи, без сомнения, психическим свойством, рефлексивность не является до сих пор органической составной частью общей категории «психическое свойство»; не изучается в рамках парадигмы свойств и способностей. То же самое можно сказать и в отношении связи (точнее – ее отсутствия) между понятием рефлексивности и категории «индивидуальные качества». Во избежание недоразумений подчеркнем еще раз, что специфика сложившейся ситуации состоит отнюдь не в том, что рефлексивность является психическим свойством, индивидуальным качеством субъекта, но не трактуется и не изучается именно как таковое. Такой подход был бы и упрощенным и просто – фактически неверным, некорректным. Рефлексивность в действительности трактуется именно как свойство, качество, но все это происходит вне должной и конструктивной реальной связи с конкретными исследованиями свойств, способностей, индивидуальных качеств. Имеет место привычный и обычный для психологии рефлексии разрыв конкретно-научного и абстрактно-философского уровней исследования.

Вместе с тем, настоятельная необходимость понимания рефлексивности именно как психического свойства, индивидуального качества, оказывающего существенное влияние на те или иные поведенческие и деятельностные проявления, все отчетливее дает о себе знать. Особенно ощущается это в прикладных исследованиях таких сложных – «субъект-субъектных» видов деятельности, где рефлексивность является важнейшим условием их эффективности. И, разумеется, в первую очередь, это относится к деятельности руководителя, к управленческой деятельности.

Анализ рефлексии в контексте основной проблематики психологии управления и в целом и в плане организации управленческой деятельности, в особенности, а тем самым – перевод данного понятия на уровень конкретно-научного исследования со всей очевидностью вскрывает следующее – несложное, но важно обстоятельство. Рефлексивность руководителя, без сомнения, является одним из главных факторов эффективности управленческой деятельности. Это – одна из главных детерминант, вообще делающих возможной данную деятельность, поскольку именно на ней базируются межличностные отношения, достигается результативность любого контактного взаимодействия, а тем более – целенаправленного воздействия одного субъекта на других. Но в этом случае рефлексивность должна быть рассмотрена как профессионально-важное качество (ПВК) руководителя; причем, оно, по-видимому, является не «одним из» такого рода качеств - не рядовым, а одним из наиболее значимых свойств.

Далее, как и любое иное ПВК, рефлексивность объективно базируется на определенной психической реальности - на какой-либо способности. Понятие ПВК – это и есть, по существу, «деятельностное измерение» способностей как таковых (разных типов, видов, «рангов»). Тем самым мы приходим к выводу о необходимости трактовки рефлексивности именно как способности личности (хотя, быть может, и несколько отличной от тех, которые рассматриваются сегодня в психологии способностей). Помимо того, что за счет этого уже достигается определенное расширение представлений о способностях в целом, такая трактовка обязывает сделать и следующий логический шаг.

Если рассматривать рефлексию в функции способности, то следует признать у нее (как у всякой иной способности) различия в индивидуальной мере выраженности - диапазон, в котором варьирует уровень ее развития. Отсюда следует, что свойство рефлексивности (и рефлексия как процесс, на котором оно основано), должны быть поняты как имеющие различия в мере своей выраженности, развития. Рефлексивность, а, возможно, и более общее качество – осознаваемости отнюдь не дискретны, а континуальны. Причем, они континуальны не только в плане известных различий в существовании «уровней сознания» как состояния, а именно в надситуативном плане – в плане стойких индивидуальных различий меры развития данного свойства. Вообще говоря, представляется несколько странным и даже парадоксальным, что до сих пор психодиагностика «обходит вниманием» и соответствующими психометрическими процедурами то свойство (свойство рефлексивности и шире - сознания), которое объективно является не просто наиболее значимым, но и, по существу, - уникальным для человека. Мы считаем, что рефлексивность как одна из форм функционирования сознания и само оно в целом принципиально континуальны. Они не подчиняются закону «все или ничего» (то есть «сознание в данный момент либо есть, либо нет»), хотя именно последний факт несомненен с феноменологической точки зрения. Действительно, даже самому человеку, «находящемуся в состоянии сознания», обычно не даны различия в мере его выраженности, не говоря уже об их презентации «внешнему наблюдателю». Сознание феноменологически презентировано субъекту «все и сразу» – целостно и интегративно, в чем и состоит его специфика.

Однако, если сознание в целом и рефлексивность, в частности, континуальны, то, не исключено, что они могут быть и квантифицируемы. Сама же квантификация – это и есть измерение объективно существующих различий индивидуальных в уровне развития того или иного свойства. Данное заключение имеет два следствия – методическое и методологическое.

Во-первых, оно уже не только позволяет, но и требует поставить вопрос о создании соответствующей психодиагностической методики, направленной на измерение индивидуальных различий в мере выраженности рефлексивности. Это – методика диагностики уровня рефлексивности субъекта – как индивидуального качества, как способности, как профессионально-важного качества для управленческой деятельности.

Во-вторых, доказательство принципиальной континуальности и вариативности рефлексивности имеет довольно далеко идущие методологические последствия. Дело в том, что принципиальная континуальность и квантифицируемость рефлексивности делают возможным ее рассмотрение как новой и очень важной независимой переменной в психологических исследованиях, в том числе – и экспериментальных; ее трактовку как количественно измеримого «аргумента» в установлении новых функциональных зависимостей и связей. Например, открывается возможность для поиска и измерения количественных характеристик связи меры рефлексивности и эффективности управленческой деятельности; для определения корреляционных связей уровня рефлексивности и меры развития всех иных личностных и субъектных качеств, а тем самым – и для определения места рефлексивности в структуре личности (в том числе – и личности руководителя). Фактически, признание континуальности и квантифицируемости рефлексивности позволяет реализовать по отношению к ней и ко всем проблемам, возникающим в связи с ней, тот же самый аппарат психологического исследования, который сложился в отношении всех иных личностных качеств. Тем самым рефлексия как предмет научного исследования, не переставая, разумеется, быть объектом абстратно-философского изучения, становится и реальным объектом конкретно-научного исследования, в частности – психологического. Через доказательство континуальности и квантифицируемости рефлексивности к ней становится применим, по существу, весь арсенал методов психологического исследования; открываются возможности переноса на ее изучение традиций и процедур собственно экспериментального и квазиэкспериментального планов (в частности, факторного, корреляционного и др.).

Развитая выше трактовка рефлексивности именно как психического свойства, индивидуального качества, имеющего, как и все иные качества, индивидуальную меру выраженности, а также разработанная на этой основе конкретная психодиагностическя методика определения данного уровня были положены нами в основу достаточно обширного цикла исследований, обобщенных в монографии «Психология рефлексивных механизмов управления» [101], на материалы которой мы будем опираться в ходе дальнейшего анализа. Полученные в ней данные способствуют, на наш взгляд, более полному пониманию психологической природы рефлексивности, ее роли и функций в организации деятельности и поведения, ее связей с иными психическими процессами, явлениями, структурами. Далее мы остановимся на некоторых из этих результатов, а затем на основе их интерпретации попытаемся сформулировать заключения, направленные на раскрытие психологической специфики рефлексивности как психического свойства, индивидуального качества.

Так, в одном из исследований [101] было установлено, что между рефлексивностью и традиционным континуумом общеуправленческих стилей (авторитаризма – либерализма) существует прямая зависимость. Лица с наименьшими значениями рефлексивности при прочих равных условиях более склонны предпочитать «жесткие» стили, хотя часто такое предпочтение устанавливается не посредством определенных методик, а в процессе психологического анализа реальной деятельности. И напротив, лица с наибольшими значениями рефлексивности устойчиво склонны к предпочтению «мягких» стилей управления ими, а в особенности – партисипативного.

При этом наиболее показательным в плане обсуждаемой здесь проблемы является то, что функцией меры развития рефлексии является также и величина вариативности стилевых предпочтений. Это значит, что по мере повышения уровня рефлексивности диапазон различий в стилевых предпочтениях в целом возрастает. Лица с относительно менее развитой рефлексивностью более склонны к предпочтению авторитарного стиля, а их различия в этом плане относительно не выражены. Лица же с высокоразвитой рефлексивностью, хотя в целом более склонны к предпочтению «мягких» стилей, но их различия в этих предпочтениях существенно более значительны.

Данный результат, на наш взгляд, требует и несколько иной интерпретации. Он, наряду с указанной закономерностью, содержит в себе и еще одну зависимость – то есть «зависимость второго порядка». Дело в том, что в описанных данных, помимо зависимости стилевых предпочтений от меры развития рефлексивности как таковой, фактически содержится еще одна закономерность. Она состоит во влиянии уровня развития рефлексивности на связь между самим этим уровнем и стилевыми предпочтениями. Повышения уровня рефлексивности ведет к возрастанию диапазона различий, их «разброса» и, следовательно, к определенному «смазыванию» – нивелировке данной зависимости. Таким образом, рефлексивность, выступая аргументом определенной функциональной зависимости, одновременно является и фактором, могущим – при известных его значениях – ингибировать саму эту зависимость. В целом мера рефлексивности является фактором, вносящим «возмущения» и отклонения в указанную зависимость.

Кроме того, был выявлен еще один показательный факт. Он состоит в том, что очень часто (в среднем по выборке – более чем в половине случаев) испытуемые рассматривают в качестве субъективно предпочитаемого стиля управления собой тот стиль, который противоположен, или же – значимо отличен от стиля, с которым они реально сталкиваются в своей организации. Иными словами имеет место своего рода феномен «зеркального стиля». Он, однако, выражен с разной степенью опять-таки в зависимости от меры развития рефлексивности. У относительно низкорефлексивных лиц он менее выражен, то есть они «более удовлетворены» руководством существующим стилем. Расхождение «реального» и «идеального» стилей у них относительно меньше (имеют место в 28% случаев). У относительно высокорефлексивных лиц данный феномен выражен значительно более отчетливо; расхождения «реального» и «идеального» стилей зафиксированы в 76% случаев. Таким образом, уровень рефлексивности выступает также и фактором диверсификации существующей закономерности, в том числе – и фактором «автодиверсификации» закономерности, аргументом в которой является сам этот уровень.

В исследовании [101] было установлено, что то или иное сочетание меры рефлексивности руководителей и подчиненных характеризуется прямым соответствием с одним из основных общеуправленческих стилей.

ИСПОЛНИТЕЛИ	РУКОВОДИТЕЛЬ
РФ^-	АВТОРИТАРНЫЙ	ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ
РФ^+	ПОПУСТИТЕЛЬСКИЙ	ПАРТИСИПАТИВНЫЙ

Рис. 2.1. Обобщенное соотношение доминирующих стилей управления от сочетания степени рефлексивности руководителя и исполнителей

Так, сочетание низкой рефлексивности у руководителя и подчиненных, как правило, является детерминантой доминирования авторитарных, автократических стилей управления. Сочетание высокой рефлексивности руководителя и относительно низкой рефлексивности подчиненных - одна из важных предпосылок демократического стиля, а при очень явных различиях в мере рефлексивности – и для «манипулятивных» тенденций в реализации демократического стиля. Оно при этом ведет к известному «квазидемократическому» стилю («игра в демократию»). Противоположное сочетание, характеризующееся низкой рефлексивностью руководителя и относительно высокой рефлексивностью подчиненных, - мощный фактор формирования попустительского стиля управления. Наконец, сочетание высокой рефлексивности у руководителя и подчиненных – этот фактор - одна из главных детерминант и даже – объективное условие для возможности партисипативного стиля управления.

Вместе с тем, наиболее показательной в плане анализируемой здесь проблемы является еще одна особенность полученных результатов. Дело в том, что то или иное сочетание уровней рефлексивности руководителя и подчиненных является, хотя и очень важным, но все же – «одним из» факторов формирования общеуправленческого стиля. Уже в ходе описанного исследования обнаруживались факты невыполнения данной зависимости, «исключения» из нее. И это естественно: стиль – явление многофакторное, полидетерминированное, а сочетание рефлексивности руководителя и подчиненных – мощный, но отнюдь не единственный детерминирующий фактор. При этом оказалось, далее, что наибольшее количество такого рода «исключений», «отходов» от установленной зависимости было выявлено в сочетании, в котором присутствует максимальная мера рефлексивности руководителя (демократический и партисипативный стили). Это вновь указывает на уже отмеченный выше факт. Рефлексия является причиной диверсификации – повышения меры разнообразия той или иной зависимости; детерминантой, обусловливающей ее дисперсию. В данном случае диверсификационная функция соотносится, однако, лишь с мерой рефлексивности руководителя. Последнее также вполне объяснимо, поскольку ведущими (но, повторяем, - не единственными) детерминантами общеуправленческих стилей являются характеристики именно руководителя.

Наряду с рассмотренными, в исследованиях обнаруживаются и иные зависимости между мерой рефлексивности исполнителей и различными аспектами их организационного поведения [89, 92, 93, 95, 97, 101]. Так, высокорефлексивные индивиды гораздо более сензитивны к параметру так называемых «добровольных – навязанных» целей, нежели низкорефлексивные. «Добровольная» – иначе говоря, самостоятельно выработанная (или принятая) цель (или же цель, кажущаяся таковой) обусловливает значительно более высокое качество деятельности по сравнению с «принудительной», навязанной целью. Эти различия по параметру «добровольности – принудительности» целей у высокорефлексивных индивидов значительно выраженнее, чем у низкорефлексивных индивидов. Более того, последние часто вообще предпочитают именно принудительно поставленные цели и дают при этом бóльшую эффективность, чем в случае добровольных – «своих» целей. Кроме того, добровольные цели у высокорефлексивных индивидов отличаются существенно бóльшим мотивационным потенциалом, нежели принудительные; а сами эти различия в мотивационном потенциале двух типов целей значительно выше в группе высокорефлексивных индивидов.

Обратим внимание и на тот факт, что в данном результате проявляется и еще одна – своего рода «метазависимость» (о которой уже было сказано выше). Роль рефлексии состоит не только, а часто – и не столько в том, что она сама является детерминантой какой-либо зависимости (хотя это также имеет место). Специфичной для рефлексии является роль своего рода модератора, обусловливающего фасилитацию или ингибицию (или даже – блокаду) какой-либо иной, причем – общей зависимости. Обычно это модерирующее влияние не учитывается в психологических исследованиях, что и приводит часто к «непонятности» обнаруживаемых противоречий в получаемых результатах. И наоборот, обнаружение и осознание этой важнейшей и специфичной функции рефлексии позволяет придать концептуальную упорядоченность многим фактам противоречий в эмпирических результатах.

Сложный характер влияния параметра рефлексивности проявляется и еще в одном плане. В ряде проведенных нами исследований обнаружено явление, обозначенное как феномен «рефлексивно-обусловленного расслоения выборки». Его суть состоит в том, что какая-либо зависимость, закономерность, не обнаруживаясь на выборке в целом, может проявляться в ней же, но при условии ее дифференциации по параметру рефлексивности. Проще говоря, если на какой-либо выборке зависимость не обнаруживается или является статистически незначимой, но затем эту же выборку дифференцировать на подгруппы высоко- и низкорефлексивных индивидов, то закономерность может проявиться внутри образовавшихся подгрупп. Приведем лишь два из многочисленных примеров данного феномена.

Так, показано, что на общей выборке не существует значимой связи между мерой конформности членов группы и эффективностью совместной (групповой) деятельности. Однако, если произвести «расслоение» выборки и дифференцировать группы по параметру рефлексивности на высоко- и низкорефлексивных индивидов, то оказывается, что, как правило, во второй из этих подгрупп начинает проявляться значимая отрицательная корреляция между указанными параметрами.

Далее, установлен факт, согласно которому не существует значимой и статистически достоверной связи между параметрами интеллекта и совместимости членов группы (которая, в свою очередь, влияет и на эффективность совместной деятельности). Эта связь сложна, многофакторна и очень опоосредствованнна, что, собственно, и обусловливает трудности ее установления в исследованиях. Одним из опосредствующих факторов как раз и является мера рефлексивности членов группы. Это означает, что, если произвести расслоение группы на высоко- и низкорефлексивных индивидов, то связь уровня интеллекта с совместимостью проявится как значимая и достаточно сильная. В подгруппе низкорефлексивных индивидов она, как правило, остается незначимой, хотя и имеет тенденцию к негативной направленности [101].

Таким образом, можно видеть, что в первом из рассмотренных случаев рефлексивный фактор эксплицирует наличие скрытой в общей выборке отрицательной связи, а во втором – ведет к аналогичной экспликации положительной связи. Наряду с этим, в исследованиях обнаруживается и как бы противоположный случай. Наличие какой-либо закономерности на общей выборке в целом отнюдь необязательно означает, что она будет сохраняться при расслоении выборки на «высоко»- и «низкорефлексивную» подгруппы. Проще говоря, то, что характерно для выборки в целом, не всегда является типичным для ее частей, выделенных по параметру рефлексивности.

Во всех отмеченных случаях проявляется, однако, общая особенность самого характера детерминационной роли рефлексивности. Этот фактор, помимо того, что он сам является одной из детерминант поведения и деятельности, выполняет еще более важные и общие функции. Их можно обозначить как функции модератора, диверсификатора и экспликатора иных факторов. Первая состоит в регулировании меры проявления многих иных закономерностей, меры влияния иных детерминант. Вторая функция состоит в усилении степени вариативности их проявления и даже – вариативности форм их существования. Третья заключается в выявлении скрытых – имплицитных закономерностей и феноменов. Кроме того, очевиден и как бы «вторичный» характер самих детерминационных влияний параметра рефлексивности: он опосредствует проявления и формы существования многих иных – в том числе и базовых закономерностей.

Итак, можно видеть, что во всех описанных выше (а также других – см. в [93, 101]) результатах отчетливо проявляются некоторые общие закономерности и в особенности свойства рефлексивности. Так, параметр рефлексивности достаточно часто является фактором диверсификации иных закономерностей. Чем выше рефлексивность, тем больше разброс (дисперсия) экспериментальных и эмпирических данных; тем менее отчетливыми и менее однозначными становятся те или иные закономерности. Рефлексивность выступает тем самым фактором, «смазывающим» иные зависимости, своего рода дополнительной – «побочной» переменной исследований. Если она не учитывается, то возникают «непонятности» и противоречия в данных; если же она учитывается (и должна учитываться!), то зависимости предстают просто как более сложные и опосредствованные. Тем самым, рефлексивность, модерируя многие иные закономерности, затрудняет их раскрытие; однако одновременно она же придает им реальную сложность, естественный и «экологичный» вид. Отчасти именно поэтому многие закономерности рефлексивной регуляции деятельности имеют вид не столько строгих «причинно-следственных», количественно измеримых зависимостей, сколько характер тенденций – качественных закономерностей.

При этом общая совокупность закономерностей рефлексивной регуляции включает две их основные категории. Первая – те, которые содержат в качестве своего «аргумента» именно параметр рефлексивности; это зависимости поведенческих, деятельностных, личностных характеристик от параметра рефлексивности как такового. Вторая – те, которые формируются в результате модерирующего влияния параметра рефлексивности на какие-либо иные закономерности; это – своего рода метазакономерности; закономерности «второго порядка». Их, по-видимому, существенно больше, а их роль в общей организации поведения и деятельности поэтому выше, нежели закономерностей первой категории.

На основе сделанного заключения уже во вполне естественном свете предстает одна из главных особенностей психологии рефлексии. Его смысл состоит в следующем. Действительно, параметр рефлексивности в целом является не просто «очень важным» в плане обеспечения деятельности и поведения, но, фактически, - основным и наиболее специфическим. Именно он придает сложность, многогранность, противоречивость и, в конечном итоге, - уникальность тому, что обычно обозначается понятием «осознанная, произвольная регуляция деятельности». Следовательно, исходя из значимости и уникальности данного параметра, можно было бы ожидать и аналогичного – комплексного и всеобъемлющего его проявления в системе закономерностей организации деятельности, поведения, структуры личности. Этого, однако, не происходит, и современная психология (как общая, социальная, так и управленческая) располагает непропорционально малым объемом конкретных закономерностей, обусловленных параметром рефлексивности, с иными характеристиками деятельности, поведения, личности. Очень многие связи между базовыми характеристиками деятельности и рефлексивности, личности и рефлексивности отсутствуют в их непосредственном виде. Но в таком случае и возникает резонный вопрос: почему же, несмотря на свою огромную и уникальную роль, рефлексия как процесс и рефлексивность как личностное свойство так скупо и фрагментарно проявляется в системе известных сегодня закономерностей? Означает ли это, что такого рода закономерностей, действительно, мало? Или же рефлексивно-обусловленные закономерности все же многочисленны и существенны, но сами они – «иные», чем те, которые описаны в традиционном эмпирическом базисе общей и социальной психологии?.

На наш взгляд, можно предложить следующее решение сформулированных вопросов. По всей вероятности, многие (а не исключено – и подавляющее большинство) закономерностей психики оказываются «представленными дважды» в ее целостной организации – проходят два этапа своего функционального генезиса. Они принимают две формы своего существования и проявления. С одной стороны, они, разумеется, существуют, проявляются и выявляются «сами по себе» – в их объективном бытии, как атрибуты психического и вне зависимости от рефлексивной, осознанной регуляции как таковой, вне связи с ней, то есть – именно объективно (а не «субъективно» - в смысле «произвольно»). Но с другой стороны, эти же закономерности «улавливаются» субъектом как нечто повторяющееся, стабильное, устойчивое в его «внутренней жизни»; как нечто такое, что может способствовать организации им своего поведения, а в результате – повышению меры его адаптивности, эффективности Объективные – «первичные» закономерности сами становятся предметом их «отражения», восприятия субъектом, что и обеспечивается рефлексией как таковой, вообще – составляет ее суть (а, возможно, - и главное предназначение). Но в этом случае открывается принципиальная возможность не только рефлексивной фиксации действия тех или иных закономерностей, но и активного воздействия на них, возможность для регулирования меры их выраженности.

Субъект (повторяем – именно благодаря свойству рефлексивности) оказывается в состоянии частично управлять самими закономерностями своего функционирования, или, по крайней мере, влиять на них. Это, собственно, и есть механизм того, что традиционно обозначается понятием «произвольной регуляции деятельности». Понятно, однако, что характер такого рефлексивного («произвольного») влияния будет уже принципиально иным по сравнению с «первичными» – объективными закономерностями. Он будет именно субъективным, а еще точнее – субъектным. Это – «вторичные», субъектные закономерности, составляющие систему собственно рефлексивных закономерностей. Им присущи две основные особенности. Во-первых, это – именно «вторичные закономерности» – «закономерности трансформации иных – исходных закономерностей». Они как бы «накладываются» на другие – «первичные», базовые закономерности и видоизменяют их[4]. Во-вторых, это – субъектные, а потому – субъективизированные закономерности; они характеризуются, в силу этого, значительно меньшей стабильностью, строгостью, формализованностью. Отсюда, в частности, следует объяснение существенно большей «размытости», менее строго характера рефлексивных закономерностей.

Вместе с тем, мы считаем необходимым подчеркнуть, что «вторичные» – субъектные закономерности, к каковым принадлежат и рефлексивно-детерминированные закономерности, не являются субъективными в прямом смысле. Они объективны, но в более сложном смысле – в том плане, что «прошли опосредствование субъектом», преломились через систему его рефлексивных механизмов. Более того, эти «вторичные» – субъектные закономерности можно рассматривать и как высшее проявление объективных закономерностей, поскольку они наиболее специфичны и адекватны сложнейшему из всех существующих объектов познания – человеку, а вне их установления и понимания его познание просто невозможно. Эти закономерности, механизмом формирования которых является генеративная, трансформационная функция рефлексии, и есть содержание субъектности как таковой. Это – и есть субъект в его функционировании, в его «процессуальном» бытии.

Рассмотренная проблема имеет, разумеется, и более общее – фактически, гносеологическое, философское содержание. Речь при этом идет о соотношении, взаимодействии в функционировании одной и той же системы (здесь – психики) двух категорий законов – объективных и субъективных. Развитые выше представления способствуют ее решению, по крайней мере, в двух планах.

Так, свойство рефлексивности и процессы рефлексии должны быть поняты как своего рода «мост» между двумя типами закономерностей. В своей генетической и трансформационной функции рефлексия детерминирует генезис субъективных закономерностей на базе объективных. Но в своей регулятивной функции рефлексия выступает как средство субъектной координации меры проявления объективных закономерностей.

Далее, становится совершенно понятным, почему благодаря именно рефлексии, сознанию в целом поведение человека так «непохоже» на «объективно-детерминированное» функционирование многих иных систем; почему оно так непредсказуемо, противоречиво, а часто – и иррационально, «непонятно». Дело в том, что в структуре психики, фактически, тесно переплетаются две системы механизмов ее функциональной организации – объективная и субъективная. Причем, вторая может в известных пределах регулировать первую. Содержанием этой второй системы и выступают собственно рефлексивные процессы и механизмы. Чем более развита рефлексивность, тем в большей степени доминирует «вторая система» регуляции; тем в большей степени поведение субъекта приобретает опосредствованный, «непредсказуемый» характер. Все это эмпирически проявляется в свойстве произвольности поведения и деятельности. Вторая система может не только регулировать меру проявления закономерностей первой, но и «открывать» их для возможного произвольного «использования» («человек открывает в себе неожиданные стороны»). Это – одна из граней генеративно-порождающей функции рефлексии.

Наконец, с этих же позиций наполняется конкретным психологическим содержанием известное методологическое положение С.Л. Рубинштейна, согласно которому «…с возникновением нового уровня сущего во всех нижележащих уровнях выявляются новые свойства» [170]. Новый и высший тип закономерностей организации психики – рефлексивный (и тем самым – субъектный по определению) – по-новому раскрывает закономерности нижележащих уровней (объективные). Более того, последние становятся при этом принципиально управляемыми; они выступают в инструментальной роли. Субъект «оказывается в состоянии» – через рефлексию – управлять не только своим поведением, но и частично самими закономерностями, по которым строится поведение.

Отсюда, в частности, следует достаточно естественное объяснение отмеченного выше парадокса, согласно которому степень важности проблемы рефлексии совершенно несоизмерима с тем эмпирическим базисом закономерностей, которые установлены в психологии по отношению к ней. Малое число конкретных закономерностей, описанных в психологии по отношению к рефлексии, не означает, что их на самом деле мало и они поэтому малозначимы. Дело в другом: сами закономерности рефлексивных процессов – это «другие» закономерности. Это – закономерности, в основном, «вторичные» (а не «первичные»), субъектные (а не объектные). Их суть в значительной мере как раз и состоит в том, что через них субъект регулирует, а частично – и порождает («раскрывает в себе») иные – базовые, объективные закономерности. В рефлексивных закономерностях поэтому интегрируются и синтезируются, "«сталкиваются"» многие иные закономерности. Рефлексивные закономерности носят поэтому не локальный, а интегративный характер. Они не проявляются непосредственно и не действуют прямо – по принципу «фактор (причина) – результат (следствие)». Их действие существенно более опосредствованно, а сами они должны быть интерпретированы в плане их общего статуса как интегративные закономерности.

В свете сказанного можно уточнить и содержание самого понятия «уровень рефлексивности». Во-первых, с этих позиций рефлексия раскрывается не только как процесс, но и как свойство субъекта. Но как таковое оно может выступать и реально выступает и в функции способности. На основе рефлексии как процесса формируется рефлексивность как способность и как личностное свойство. Оно, будучи, разумеется, предельно своеобразным и даже – уникальным, все же подчиняется наиболее общему закону – имеет индивидуальную меру выраженности. Причем, как показано выше, эта мера принципиально квантифицируема, то есть может быть диагносцирована и количественно определена. Свойство рефлексивности отнюдь не «дискретно», а, подобно всем иным психическим качествам, континуально.

Вывод о существовании различий в индивидуальной мере выраженности, то есть, фактически, о наличии свойства континуальности у рефлексии имеет, на наш взгляд, и важное собственно методологическое значение. Отметим два наиболее существенных в этом плане положения.

Во-первых, лишь благодаря наличию некоторого диапазона вариативности, некоторого континуума изменений оказывается возможным использовать параметр рефлексивности в конкретных экспериментальных исследованиях в качестве своеобразной независимой переменной. Она тем самым выступает в качестве своего рода «аргумента» в ходе поиска тех или иных функциональных зависимостей. Это могут быть самые разные типы зависимостей – статистические, факторные, корреляционные и др. Все они, однако, принципиально выявляемы лишь при условии квантифицируемости рефлексивности.

Во-вторых, следует обязательно учитывать и тот общепринятый факт, что самом свойство рефлексивности является максимально обобщенным, интегративным психическим качеством. Оно однопорядково по сложности феномену сознания в целом. В связи с этим очевидно, что качество рефлексивности должно быть отнесено к разряду максимально сложных – системных качеств психики. Однако, если оно имеет индивидуальную меру выраженности, если оно континуально и варьирует в определенном диапазоне, то можно уточнить и общеметодологические представления о системных качествах как таковых. С этой точки зрения оказывается, что сами системные качества как третья основная категория качеств (наряду с материальными и функциональными) также могут быть континуальными. Они не подчиняются закону «все или ничего» (либо их нет, либо они есть). Они могут присутствовать у системы с разной степенью выраженности. Более того, эта мера может, вероятно, изменяться в ходе генезиса систем, а изменение меры выраженности указанных качеств – это и есть суть системогенеза как такового.

Разумеется, содержание понятия «уровень рефлексивности» не исчерпывается лишь отмеченными выше факторами, не сводится лишь к доминированию одной условно дифференцированной системы над другой. Важным при раскрытии содержания данного понятия является вопрос о типах, качественных вариантах воздействия рефлексивных регуляторов на меру и характер тех или иных базовых закономерностей. Выше нами уже были проанализированы некоторые из такого рода типов. Вместе с тем, базируясь на результатах комплекса проведенных в этом плане исследований, мы считаем возможным предложить и один из вариантов общего решения данной проблемы. Суть такого решения состоит в том, что существует определенная и вполне закономерная таксономия трансформаций базовых (и описанных как в общей, так и в социальной психологии) закономерностей под детерминирующим воздействием рефлексивных факторов. Основными вариантами – типами такого рода трансформаций являются следующие.

1. Ослабление меры выраженности – своего рода ингибиция тех или иных закономерностей, зависимостей. Например, широко известный феномен психической компенсации есть не что иное как одно из проявлений данного варианта[5]. Примеры «смягчающего» влияния рефлексии на проявление негативных личностных черт и недостаточный уровень развития способностей многочисленны и широко известны[6]. Отметим, например, позитивную роль рефлексии в выборе и фиксации таких общеуправленческих стилей, которые наиболее адекватны личностному симптомокомплексу руководителя. Вместе с тем, ингибирующее влияние рефлексии не всегда, конечно, является позитивным. Оно будет таковым, если ингибиции подвергается какая-либо негативная черта. Однако известно, что рефлексивность может и отрицательно влиять, например, на проявление интеллектуальных способностей в деятельности, в особенности – управленческой. В этом случае она ингибирует позитивное влияние интеллекта и является тем самым негативным фактором.

2. Усиление – гипертрофия закономерностей, их своеобразный «катализ». Известно, например, что эффективность индивидуальной деятельности в общем случае связана с мерой нейротизма личности отрицательной зависимостью. Эта связь, вместе с тем, является не прямой, а опосредствованной; она опосредствуется многими иными «промежуточными переменными», которые либо фасилитируют, либо ингибируют ее. Одним из факторов собственно фасилитирующего плана, усиливающих негативное воздействие нейротизма на эффективность индивидуальной (в том числе, разумеется, и исполнительской) деятельности как раз и является рефлексивность. В наших исследованиях было показано, что степень негативного влияния нейротизма на различные показатели деятельности зависит от меры рефлексивности [92]. Высокорефлексивные индивиды характеризуются бóльшим негативным влиянием нейротизма. Аналогичное по смыслу, но противоположное по направленности влияние рефлексивного фактора рассмотрено выше в отношении влияния интеллекта на совместимость. Фактор рефлексии стимулирует – фасилитирует позитивное влияние фактор интеллекта на срабатываемость участников совместной деятельности.

3. В тех случаях, когда два рассмотренных типа трансформаций (ингибирующий и фасилитирующий) выражены в своем предельном виде, возникают новые типы изменений. Одним из них является полная блокада действия тех или иных закономерностей, приводящая к их редукции.

4. Инверсия, то есть обретение закономерностями и (или) феноменами вида, обратного по отношению к тому, в котором они были установлены и тадиционно интерпретируются. Это – один из наиболее показательных и своего рода «эксклюзивных» типов трансформационной функции рефлексивных процессов. Он, фактически, свидетельствует о том, что под их воздействием те или иные закономерности и феномены могут достаточно радикально менять форму своего существования и выступать уже не только в своей прямой, но и в превращенной форме. Феноменологические проявления указанной функции достаточно многообразны. Ограничимся здесь лишь двумя иллюстрациями.

Так, одним из наиболее простых и в то же время – показательных случаев является известный и экспериментально доказанный факт подверженности большей части феноменов теории решений в целом и теории управленческих решений, в частности, рефлексивному – произвольному контролю. Суть данного явления состоит в том, что уже само по себе осознание того или иного феномена, «знание о его существовании» может менять и, как правило, меняет характер его действия. Причем, эти изменения могут носить кардинальный характер – вплоть до «переворачивания» исходных феноменов, то есть до их инверсии. Например, широко известный феномен «первого впечатления» у лиц с высокоразвитой рефлексивностью может вначале ослабевать, а затем – и трансформироваться в обратный феномен – в явление «недоверия первому впечатлению».

Аналогичным трансформациям подвержено и другое – также широко известное явление – «феномен Ирвина»[7]. Знание о нем, то есть, фактически «рефлексия по его поводу», приводит чаще всего именно к его «оборачиванию», то есть к инверсии.

Еще один пример – фундаментальное общепсхологическое явление оперативности отражения. Как известно, функциональный генезис произвольной регуляции деятельности приводит на достаточно высоком уровне профессионализации к формированию особых – интегративных образований – оперативных образов. Подчеркнем, что одну из главных ролей в этом генезисе играет именно произвольная регуляция, а также те рефлексивные процессы и механизмы, на которых она строится. Формирующийся оперативный образ обладает, однако, рядом свойств, которые должны быть поняты как следствие инверсионного влияния рефлексии. Например, это свойство «функциональной деформации»: одни – деятельностно-значимые фрагменты образа могут приобретать гипертрофированную представленность, тогда как другие (не значимые) становятся, фактически, субъективно игнорируемыми. При этом часто из образа «выпадает» именно то, что с чисто объективной, «физической» точки зрения является наиболее важным, заслуживающим восприятия[8].

5. Возникновение новых закономерностей под влиянием фактора рефлексии и различий в мере его выраженности. Вопрос об этом типе детерминации рефлексивных процессов наиболее сложен. Дело в том, что в структурно-функциональной организации психики чрезвычайно трудно или даже вообще невозможно разделить «рефлексивно-детерминированные» и «нерефлексивно-детерминированные» закономерности, явления, процессы, механизмы. В нормально функционирующей психике, в состоянии сознания эти два ряда закономерностей и процессов слиты воедино, и лишь благодаря этому синтезу достигается самоё нормальное фунционирование психики. Поэтому можно считать, что подавляющее большинство закономерностей и механизмов так или иначе опосредствуется указанными детерминантами, как бы «порождается» ими – по крайней мере, в том виде, в каком они представлены на произвольной, то есть рефлексивной регуляции деятельности и поведения.

Вместе с тем, на наш взгляд, следует провести и дифференциацию такого рода закономерностей. При этом можно, по-видимому, выделить следующие их основные группы. Во-первых, это те спецификации, которым подвергается большинство иных закономерностей под влиянием рефлексивной детерминации. Наиболее общим и показательным примером такого рода влияний выступают глубокие и множественные различия в протекании психических процессов на осознаваемом и неосознаваемом уровнях; при произвольной регуляции за ними и без таковой. В этом плане очень характерны, например, различия так называемых произвольной и непроизвольной памяти. Во-вторых, это – все более частные, специфические типы влияния рефлексивного фактора и меры его выраженности, проявляющиеся в тех или иных трансформациях закономерностей. Они указаны выше и составляют собой содержание 1-4 групп трансформаций. В-третьих, это – собственные, как бы «внутренние» законы рефлексивной регуляции как таковой; то, что и составляет специфический предмет психологии рефлексии. По отношению к деятельности и поведению эти закономерности обретают, например, статус закономерностей произвольной регуляции»; они изучаются в соответствующих разделах общей и прикладной психологии. По отношению к психологии интеллекта они же обычно рассматриваются как особенности метакогнитивной регуляции интеллектуальной активности. Наконец, специфически рефлексивные закономерности могут приводить и к формированию определенных структур – регуляторов деятельности, поведения и общения. В качестве характерного примера такого рода структур можно указать на феномен «Я-зеркального» в деятельности руководителя.

Обобщая сказанное, можно заключить, что рефлексии присуща особая функция – трансформационная. В своем ситуативном проявлении она видоизменяет характер действия многих иных закономерностей и феноменов. Ее наличие – это одновременно и своеобразный «отход от строгой объективности» в действии психических закономерностей, и повышение меры субъектности регуляции деятельности, поведения, общения. Данная функция есть некоторое «поле субъектности» развертывания закономерностей регуляции деятельности и поведения, возможность субъектного влияния на них.

Однако эта же функция может иметь и надситуативные проявления. И тогда она выступает основой для иной – собственно генеративной функции. Рефлексия «над деятельностью», «над собой», «над своим положением в социальной среде» и т.д. – это, конечно, не только и не столько констатация чего-либо, а средство развития деятельности и личности, изменения ее статуса. Рефлексивные паузы, моменты «отстранения» от ситуации, «усилия, направленные на то, чтобы разобраться в себе» и все иные, однородные с ними феномены, выполняют функцию генезиса, развития. Поэтому личность (и все формы ее взаимодействия с миром), проявляясь в рефлексии, в рефлексии же и формируются – точно так же как через это развиваются формы ее взаимодействия с действительностью.

Таким образом, подытоживая материалы проведенного анализа, можно, по-видимому, сделать два основных заключения. Во-первых, рефлексивность как психическое свойство и как индивидуальное качество должна реально, а не декларативно рассматриваться и изучаться именно как таковое - как свойство и качество, то есть в соответствующей психологической парадигме, в том числе – и в психодиагностике, в прикладной психологии. С одной стороны, это – решающий шаг на пути перехода от абстрактно-философского изучения рефлексивности к конкретно-научному ее исследованию. Но, с другой стороны, это – реалное и существенное обогащение того направления психологии, которое разрабатывает проблемы психических свойств, индивидуальных качеств, психологии способностей в целом. Во-вторых, сказанное отнюдь не означает сведения рефлексивности только к традиционному пониманию психических свойств, индивидуальных качеств, способностей. Она, имея общий статус свойства, качества и споосбности по своим механизмам и уровню интеграции обладает явной специфичностью. Выявление этой специфики, более того – уникальности рефлексивности и выступает основной задачей дальнейших исследований.

Точно так же, как в процессуальном аспекте рефлексивность – это процесс иного, более всокого уровня интеграции по отношению ко всем иным – известным сегодня процессам, в аспекте рефлексивности как свойства она предстает как образование иного – более высокого уровня интегрированности, структурированности, системности. Привлекая известную в психологии «метафору пирамиды свойств», можно сказать, что рефлексивность – это и есть ее «верхняя точка»; это – «фокус», в котором интегрируются все иные свойства и качества и которые существуют благодаря именно их интегрированности.

Дата добавления: 2015-07-10