|
Читайте также: |
Выбор доводов, которые мы используем в споре, зависит от задач, которые мы ставим, и от того, с кем мы спорим. Если мы хотим проверить истину, то для обоснования нашего тезиса мы стремимся привести наиболее сильный аргумент с нашей точки зрения. Желая убедить кого-то, мы скорее будем прибегать к аргументам, которые должны казаться наиболее убедительными ему. Скажем, споря с одним человеком, мы будем ссылаться на св. Игнатия Брянчанинова, а споря с другим – на о. Александра Меня.
Совершенно невозможно дать какие-либо общие правила нахождения доводов. Тут все зависит от наших знаний в данной области, от быстроты мышления, сообразительности и т.д. Но если тезис таков, что о нем приходится спорить часто, то полезно, а иногда и необходимо, собирать и запоминать все доводы за него и против. Так обыкновенно делают в важных случаях.
Тех, кто спорит “по должности” или “ради куска хлеба”, – “ натаскивают ” для таких споров. «К этому разряду относятся, напр., некоторые миссионеры, партийные рядовые агитаторы и т.д. Натасканный противник глубоко вопроса не изучил. Он только зазубривает все нужные доводы и где надо повторяет их как попугай или вроде того». И мы чувствуем, когда человек говорит “от себя”, а когда он просто что-то “зазубрил”.
Поварнин много разных рекомендаций дает. Каждый довод надо “ отработать вполне ”, выжать из него все, что возможно, а не бросать его на полдороги. С другой стороны, не надо “ размазывать” довод, останавливаться на нем дольше, чем нужно. Желательно удерживаться от слабых доводов, т.е. тех, против которых можно найти много возражений.
Доводы противника
Первое из необходимых условий умения спорить – это умение выслушать доводы противника и понять их. «Умение слушать (и умение “читать”) — умение трудное, но нечего обольщать себя: без него хороший спорщик немыслим», – говорит Поварнин.
Приведу связанные с этой темой фрагменты статьи классика философии ХХ века Г.-Г. Гадамера “Неспособность к разговору”.
«Оба феномена, и неслышание, и ложное слышание, восходят к одной и той же причине, заключающейся в самом человеке. Пропускает мимо ушей и неверно слышит тот, у кого уши, так сказать, постоянно забиты теми речами, с которыми он непрестанно обращается к самому себе, следуя своим влечениям, преследуя свои интересы, – до такой степени, что он не способен слышать другого».
«Тот, кто учит, полагает, что должен говорить; чем более последовательно и связно он говорит, тем более убеждается в том, что способен передавать другим свое учение. Такова всем известная опасность, которую таит в себе кафедра. Воспоминание моих студенческих лет – семинар, который вел Гуссерль. Известно, что такие семинары должны быть по возможности диалогами – обсуждением научных проблем, в крайнем случае беседой учителя с учениками. Гуссерль, в начале 20-х годов вдохновенный сознанием своей философской миссии, этот фрайбургский маэстро-феноменолог, помимо прочего занимался и преподавательской деятельностью, которая на деле была выдающейся. Но он не был мастером вести диалог. На упомянутом семинарском занятии он поставил в самом начале вопрос, получил на него краткий ответ и затем, разбирая этот ответ, проговорил без перерыва два часа. Выходя в конце заседания из аудитории, он заметил своему ассистенту Хайдеггеру: “Да, сегодня была увлекательная дискуссия”…»
А вот фрагмент из книги Дитриха Бонхеффера “Жить вместе” (в другом переводе, “Жизнь сообща”):
«Первое служение ближнему состоит в том, чтобы слушать его. <…> Христиане, особенно проповедники, зачастую думают, что они, всякий раз встречаясь с другими людьми, должны что-то “предлагать” – и это их единственное служение. Они забывают, что слушание может быть большим служением, чем говорение.
Многие люди хотят, чтобы их слушали, но не видят этого стремления у христиан, поскольку христиане говорят там, где должны были бы слушать. <…> Здесь начинается смерть духовной жизни, и в конце концов остается лишь духовная болтовня, высокомерное отношение к другим, перемежающееся набожными словами. Не умеющий долго и терпеливо выслушивать будет и говорить “мимо” своего собеседника, сам того не замечая».
В ответ на довод противника мы можем попытаться опровергнуть сам довод, а можем попытаться опровергнуть то, что из него следует нужный противнику тезис. Например, мы утверждаем, что "Х — человек недалекий". "Но ведь он очень крупный художник", — возражает наш противник. И теперь нам предстоит выбор: где искать ошибку возражения? Мы можем попытаться опровергнуть сам довод: “Нет, он вовсе не крупный художник”. А можем напасть на связь довода с тезисом противника: “А разве крупный художник не может быть недалеким человеком? Ум – одно, а талант художника – другое”.
Гораздо чаще, чем можно было бы ожидать, встречается, когда доводы, которые выдвигает противник, на самом деле говорят в пользу нашего, а не его тезиса. Иногда его довод просто разрушает его собственный тезис; тогда он называется “ самоубийственным ”.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 88 | Нарушение авторских прав