|
Читайте также: |
Роран не ответил, но погладил дважды ее щеку своим большим пальцем. Она улыбнулась дрожа и положила руку на его, и затем возвратилась к корыту и начала стирать с новой энергией.
Роран смотрел на еду в течение долгого времени прежде, чем съел первую ложку; он устал, и сомневался, что мог переварить пищу. После нескольких кусков хлеба, все-таки его аппетит возвратился, и он начал с рвением поедать тушеное мясо.
Когда он поел, он положил миску на землю и сел, согревая руки над огнем и допивая последние глотки пива.
— Мы услышали грохот, когда ворота рухнули, — сказала Катрина, выжимая бинты. — Они не долго продержались.
— Нет...полезно иметь дракона в союзниках.
Роран смотрел на ее живот, пока она развешивала повязки на импровизированную веревку для белья, натянутую от верхушки их палатки и до верхушки соседней. Всякий раз, когда он думал о ребенке, которого она ждет, об их общем ребенке, он чувствовал необычайное чувство гордости, но в нем присутствовала и толика тревоги, потому что он не знал, как ему обеспечить безопасный дом ребенку. Кроме того, если война не закончится к тому времени, как она родит, она оставит его и пойдет в Сурду, где она сможет воспитать ребенка в относительной безопасности.
"Я не могу потерять её ещё раз."
Катрина погрузила другую повязку в ванну. — Городская битва, — спросила она, вспенивая воду. — Как она прошла?
— Мы должны были бороться за каждый метр. Даже Эрагону было тяжело.
— Раненый говорил о баллистах, движущихся на колёсах.
— Да. — Роран смочил горло пивом, а затем быстро описал, как вардены переехали через Белатону, и с какими трудностями они столкнулись на этом пути. — Мы потеряли слишком много людей сегодня, но могло быть и хуже. Гораздо хуже. Джормундур и капитан Мартленд хорошо планируют атаку.
— Их план не будет работать, если не будет тебя и Эрагона. Вы проявили себя наиболее мужественно.
Роран издал короткий смешок:
— Ха! А знаешь, почему? Я скажу тебе. Ни один человек из десяти на самом деле не готов напасть на врага. Эрагон не видит этого, он всегда на передовой, но это вижу я. Большинство мужчин пятятся, и не борются, если они не загнаны в угол. Или они машут руками, и создают много шума, но на самом деле не делают ничего.
Катрина посмотрела в ужасе.
— Как такое может быть? Неужели они все трусы?
— Я не знаю. Я думаю... Я думаю, что, может быть, они просто не могут заставить себя посмотреть человеку в лицо, и убить его, хотя кажется, для них достаточно легко убивать солдат, обращённых к ним спиной. Так они ждут, что другие сделают то, чего они не могут. Они ждут людей, подобных мне.
— Как ты думаешь, люди Гальбаторикса тоже идут в бой неохотно?
Роран пожал плечами.
— Может быть. Но у них нет выбора, кроме как подчиниться Гальбаториксу. Если он приказывает им сражаться, они сражаются.
— Насуада могла бы сделать то же самое. Она могла бы приказать своим магам сделать так, чтобы никто не уклонялся от своих обязанностей.
— Но какая тогда разница будет между ней и Гальбаториксом? В любом случае, вардены это не одобрят.
Катрина прекратила свою стирку, чтобы подойти и поцеловать его в лоб.
— Я рада, что ты можешь делать то, что делаешь, — прошептала она. Она вернулась к тазику и начала тереть другую полоску грязного белья о стиральную доску. — Я почувствовала что-то раньше... кольцо...Я подумала, что возможно что-то случилось с тобой.
— Я был в гуще сражения. И не удивительно, что ты ощущала эту боль время от времени.
Она остановилась, оставив свои руки в воде:
— Я не ощущала подобного раньше.
Он осушил кружку эля, стремясь отсрочить неизбежное. Он надеялся избавить ее от подробностей своей неудачи в замке, но было видно, что она не успокоится, пока не узнает правду. Попытка убедить ее привела бы к еще худшим событиям, чем те, которые произошли. Тем более, было бессмысленно о чем не рассказать, потому что новости скоро будут известны всем варденам.
Поэтому он сказал ей. Он рассказал ей о немногом, пытаясь сделать менее значительным крах стены, чуть не убившей его. Тем не менее, ему было трудно все это описать, и он говорил сбивчиво, пытаясь подобрать правильные слова. Когда он закончил, он замолчал, растревоженный воспоминанием.
— По крайней мере, ты не ранен, — сказала Катрина.
Он поранил губу кружкой. — Нет.
Шум выливаемой воды исчез, и он почувствовал ее тяжелый взгляд на себе.
—- Вы столкнулись с более большой опасностью, чем раньше.
— Да... я полагаю.
Ее голос смягчился. — Что произошло потом? — Когда он не ответил, она спросила, — Нет ничего такого, о чем ты мне не мог бы рассказать, Роран. Ты знаешь это.
Он поранил кончик правого большого пальца, когда снова взял кружку. Он потер раненый участок об указательный палец несколько раз. — Я думал, что умру, когда стена упала.
— Любой мог подумать.
— Да, но дело в том, что я не возражал. — Он посмотрел на нее мучительно. — Неужели ты не понимаешь? Я сдался. Когда я понял, что я не сбегу, я сдался так послушно, как ягненок, которого ведут на бойню, и я... — Замолчав, он уронил кружку и спрятал лицо в ладонях. Из-за отека в горле было трудно дышать. Потом он почувствовал легкое прикосновение рук Катрины на плече. — Я сдался, — прорычал он, испытывая ярость и отвращение к самому себе. — Я просто прекратил бороться... за тебя... за нашего ребенка. — Он подавился словами.
— Шшш, шшш, — прошептала она.
— Я никогда не сдавался прежде. Ни разу...даже, когда раззаки украли тебя.
— Я знаю, ты не сдался.
— Это битва должна закончиться. Это не может больше продолжаться...я не могу...я... — Он поднял голову и был напуган тем, что она тоже плачет. Стоя, он обнял ее и прижал к себе. — Мне жаль, —воскликнул он. — Мне жаль. Мне жаль. Мне жаль... этого больше не произойдет. Никогда. Я обещаю.
— Меня не волнует это, м сказала она, ее голоса было не разобрать из-за его плеча.
Ее ответ обжег его. — Я знаю, я был слаб, но мое слово по-прежнему должно что-то значить для тебя.
— Я не это имела ввиду! — воскликнула она, и отодвинулась дальше, чтобы осуждающе посмотреть на него. — Ты иногда такой идиот, Роран.
Он мягко улыбнулся. — Я знаю.
Она обняла его за шею. — Я никогда не буду думать о тебе хуже, независимо, что ты чувствовал, когда рухнула стена. Все что имеет значение, это то, что ты еще жив... Существовало ли что-то, что бы ты смог сделать, когда рухнула стена, а?
Он покачал головой.
— Тогда ты не должен стыдиться. Если ты смог бы остановить это, или у тебя была бы возможность сбежать, но ты не воспользовался ее, то ты потерял бы мое уважение. Но ты сделал все что смог, и когда ты ничего не смог сделать больше, ты примирился со своей судьбой, и ты не ругался с ней. Это мудрость, не слабость.
Он наклонился и поцеловал ее в бровь. — Спасибо.
— И, насколько мне известно, ты храбрейший, сильнейший, добрейший человек во всей Алагейзии.
На этот раз он поцеловал ее в губы. Потом, она засмеялась, коротким, быстрым освобождением от накопившегося напряжения, и они стояли, покачиваясь вместе, как будто танцуют под мелодию, которую только они могли слышать.
Затем Катрина игриво оттолкнула его и пошла закончить стирку, а он уселся на пенек, довольный в первый раз после битвы, не смотря на многочисленные ранения.
Роран наблюдал за воинами, лошадьми, случайным гномом или сильным ургалом проходящими мимо их палатки, отмечая их раны и состояние их оружия и брони. Он попытался измерить общее настроение варденов; единственный вывод, который он сделал, состоял в том, что все, кроме ургалов нуждались в хорошем сне и приличной еде, и что всех, особенно ургалов, нужно было отмывать с головы до пят щеткой для борова и ведрами мыльной воды.
Он также наблюдал за Катриной, и он видел, как она работала, ее сперва хорошее настроение постепенно исчезло, и она становилась все более раздражительной. Она продолжала тереть и тереть несколько пятен, но без особого успеха. Хмурясь, она начала что-то разочарованно бормотать.
Наконец, когда она бросила комок ткани на стиральную доску, расплескав пенистую воду на несколько футов в воздух, и облокотилась на корыто, сжав плотно губы, Роран поднялся с пня и подошел к ней.
— Давай я, — сказал он.
— Это будет не уместно, — пробормотала она.
— Ерунда. Пойди сядь, я закончу.
Она покачала головой. — Нет. Это ты должен отдыхать, а не я. Кроме того, это не мужская работа.
Он фыркнул от смеха.
— Это согласно чьему закону? Работа, мужская или женская, является потребностью любого человека, которую нужно сделать. Иди сядь, ты будешь чувствовать себя лучше если не будешь стоять на ногах.
— Роран, я в порядке.
— Не глупи. — Он нежно пытался оттолкнуть ее от корыта, но она отказалась сдвинуться с места.
— Это неправильно, — возразила она. — Что люди подумают? Она указала на мужчин спешащих по грязному переулку рядом с их палаткой.
— Они могут думать, что хотят. Я женился на тебе, а не они. Если они считают, что я менее мужественный из-за того, что помогаю тебе, то они дураки.
— Но...
— Но ничего. Иди. Уходи отсюда.
— Но...
— Я не собираюсь спорить. Если ты не сядешь, я отнесу тебя туда и привяжу к тому пню.
Ее ошеломленный вид сменился недовольством.
— Вот как?
— Да. Теперь иди! — зашумел он от раздражения, когда она неохотно уступила свое место у корыта. — Упрямая, не так ли?
— Говори за себя. Ты мог бы учить мула упорству.
— Не я. Я не упрям. — Расстегнув пояс, он снял кольчугу и повесил ее на передний столб палатки, затем стянул перчатки и засучил рукава рубахи. Воздух холодил его кожу, и белье было все еще холодным — так как лежало на стиральной доске — но он не возражал, потому что вода была теплой, и скоро ткань согрелась. Пенистые переливающиеся пузырки появились вокруг его запястий, поскольку он растянул ткань на всю длину доски.
Он огляделся и обрадовался, увидев, что Катрина отдыхает на пне, по крайней мере на столько, на сколько можно отдохнуть на столь твердом сидении.
— Хочешь ромашкового чая? — спросила она. — Гертруда принесла мне свежих ромашек сегодня. Я могу сделать чаю для нас обоих.
— С удовольствием.
Наступило дружелюбное молчание, когда Роран продолжил стирать оставшееся белье. Работа перевела его в хорошее настроение. Он любил делать что-то руками, не размахивая молотом, а близость Катрины создала для него чувство глубокого удовлетворения.
Он почти закончил выжимать последнюю вещь, а его недавно налитый чай ждал его рядом с Катриной, когда кто-то прокричал их имена. Рорану потребовалось время, чтобы понять, что это был Балдор, бегущий к ним через грязь, переплетающуюся между мужчинами и лошадями. Он носил изъеденный кожаный передник и тяжелые, перчатки длиной до локтя, которые были измазаны сажей и так изношены, что пальцы были столь же твердыми, гладкими и блестящими, как полированные раковины черепахи. Кусок оторванной кожи сдерживал его темные, косматые волосы, и хмурые морщинки на его лбу. Балдор был меньше чем его отец, Хорст, и его старший брат, Олбрих, но сравнивая с кем-то другим, он был крупным и хорошо мускулистым — результат того, что он провел детство, помогая Хорсту в его кузнице. Ни один из них троих не сражался в тот день — квалифицированные кузнецы были обычно слишком ценны, чтобы рисковать ими в сражении — хотя Рорану было жаль, что Насауда не позволила им сражаться, поскольку они были способными воинами, и Роран знал, что он мог рассчитывать на них даже при самых страшных обстоятельствах.
Роран положил белье, размышляя что могло случится. Катрина встала с пня, и подошла к нему.
Когда Балдор достиг их, они подождали несколько секунд пока он отдышится. После чего, в спешке, он сказал:
— Идите быстрее. У матери начались схватки и...
— Где она? — резко просила Катрина.
— В нашей палатке.
Она кивнула. — Мы будем там настолько быстро, насколько сможем.
С благодарностью на лице, Балдор повернулся и побежал прочь.
Как только Катрина вернулась в их палатку, Роран вылил содержимое тазика в огонь, затушив его. Поленья зашипели и затрещали от воды, и облако пара взметнулось, вместо дыма, наполняя воздух неприятным запахом.
Страх и волнение подстегивали Рорана, заставляя двигаться быстрее. — "Надеюсь, она не умрет." — думал он, вспоминая разговор среди женщин о слишком длинных сроках беременности в ее возрасте. Ведь Элайн всегда была добра и к нему, и к Эрагону.
— Ты готов? — Спросила Катрина, выходя из палатки и завязывая синий шарф вокруг головы и шеи.
Он схватил молот и засунул его за пояс.
— Готов. Пошли.
ЦЕНА ВЛАСТИ
— Я здесь, моя Госпожа. Вы больше не нуждаетесь в них. Я думаю так будет лучше.
С мягким шелестом последняя полоса ткани соскользнула с предплечий Насуады, когда ее служанка Фарика сняла повязки. Насауда носила бинты с того дня, когда она и военачальник Фадавар проверили храбрость друг друга в Испытании Длинных Ножей.
Насуада стояла и смотрела на длинные, рваные гобелены, усеянные отверстиями, в то время как Фарика проявляла внимание к ней. Потом она опустила свой взгляд. После Испытания Длинных Ножей она опасалась смотреть на свои руки, раны на них казались настолько ужасными когда были свежими, что она не могла их видеть пока их почти не залечили.
Шрамы были асимметричны: шесть лежали поперек её левого предплечья, три на правом. Каждый шрам был прямым 3-4 дюйма длиной, за исключением нижнего на правой руке, это случилось в тот момент, когда она потеряла самообладание, и её рука дрогнула, этот шрам был вдвое больше других. Кожа вокруг шрамов была розовой и сморщенной, в то время как сами шрамы были лишь немного светлее, чем остальная часть её тела, за что она была очень благодарна. Она боялась, что они могли бы в конечном итоге стать белыми или серебристыми, что сделало бы их более заметными. Шрамы поднялись над поверхностью её рук примерно на четверть дюйма, и выглядело это так, как будто ей вставили стальные стержни под кожу.
Насуада рассматривала шрамы с двойственными чувствами. Её отец обучил её обычаям её народа, когда она была маленькой, но она провела всю свою жизнь в окружении варденов и гномов. Единственные ритуалы кочевых племен, которые она наблюдала, были связаны с их религией. Она никогда не стремилась освоить Танец Барабана, ни участвовать в трудном Вызове Названий, ни (и это самое главное) в Испытание Длинных Ножей. И все же вот она, еще молодая, еще красивая, но уже носящая эти девять шрамов на предплечьях. Она, конечно, может приказать магам убрать эти шрамы, но тогда она лишится своей победы, и кочевые племена откажутся от неё как от своего правителя.
В то же время она сожалела, что ее руки больше не были гладкими и больше не будут привлекать восхищенные взгляды мужчин, но она также гордилась шрамами. Они были доказательством ее храбрости и видимым признаком ее преданности варденам. Любой, кто смотрел на нее, видел силу ее характера, и она решила, что это значит для нее больше, чем красота ее рук.
— О чем ты задумался? — спросила она, и протянула свои руки к королю Оррину, который стоял у открытого окна, изучая город внизу.
Оррин повернулся и нахмурился, под глазами залегли темные круги, лоб покрыт морщинами. Он сменил свою броню на красную тунику и плащ, отороченный белым горностаем. — Я считаю что неприятно смотреть на... — Продолжал он уже повернувшись лицом к городу, — человека в доспехах, мне кажется что это не очень подходит для высшего света.
Насуада смотрела на свои руки еще одно мгновение.
— Нет, я не думаю, что это так. — Сказала она, поправив кружевные манжеты на рукавах и отпустив Фарику. Затем пересекла роскошный сотканный гномами ковер в центре комнаты, чтобы присоединиться к Оррину в осмотре разрушенного сражением города, при котором она с радостью заметила, что все кроме двух пожаров вдоль западной стены были потушены. Тогда она перевела свой пристальный взгляд на короля.
За то короткое время, как вардены и жители Сурды начали свой завоевательный поход по землям Империи, Насуада следила за тем, как Оррин становился более серьезным, его оригинальность и эксцентричность сменялись мрачной внешностью. Сначала она приветствовала изменения, потому что она чувствовала, что он становится все более зрелым, но так как война затянулась, ей стало не хватать его причуд. Оглядываясь назад, она поняла, что они украшали её день, даже если иногда она находила их отягчающими. Более того, изменения сделали его более опасным, как конкурента, в его нынешнем настроении она легко может вообразить себе, как он сделает попытку сместить её с поста лидера варденов.
"Была бы я счастлива, если бы вышла за него?" — думала она. На Оррина приятно смотреть. У него был тонкий вздернутый нос, сильная мужественная челюсть, выразительный, тонко очерченный рот. Годы военного обучения обеспечили ему красивую фигуру. Не было сомнения в том, что он был умен, и по большей части его персона была подходящей. Однако если бы он не был королем Сурды, и не представлял для её положения предводителя варденов такую большую опасность, она бы даже не стала рассматривать его как кандидата. "Был бы он хорошим отцом?"
Оррин положил руки на узкий каменный подоконник и прислонился к нему. Не смотря на нее, он сказал, — Вы должны разорвать договор с ургалами.
Его заявление озадачивало ее. — И почему это?
— Потому что они наносят нам ущерб. Люди, которые бы в противном случае присоединились к нам, сейчас проклинают нас за союз с монстрами, и отказываются сложить оружие, когда мы приходим к их домам. Сопротивление Гальбаторикса кажется справедливым и разумным для них из-за нашего союза с ургалами. Обычный человек не понимает, почему мы воюем вместе с ними. Он не знает, что Гальбаторикс использовал ургалов, не знает, что Гальбаторикс обманом заставил их напасть на Тронджхайм под командованием Шейда. Это тонкости, которые вы не можете объяснить испуганному фермеру. Все, что он может понять, что существа, которых он боялся и ненавидел всю жизнь врываются к нему в дом во главе с огромным, рычащим драконом и Всадником, который больше похож на эльфа, чем на человека.
— Мы нуждаемся в поддержке ургалов, — сказала Насуада. — Сейчас у нас слишком мало воинов.
— Мы не нуждаемся в них, как бы всё ни было плохо. Вы уже знаете, что я говорю правду, иначе зачем Вы берегли ургалов при взятии Белатоны? Иначе зачем Вы приказал им не входить в город? Держать их вдали от поля боя не имеет смысла, Насуада. Молва о них до сих пор идёт по всей Алагейзии. Единственное, что можно сделать для улучшения ситуации — это положить конец этому злополучному плану, пока он не нанёс нам ещё больше вреда.
— Я не могу.
Оррин посмотрел на неё с искажённым от гнева лицом. — Люди умирают, потому что Вы решили принять помощь Гарцвога. Мои люди, Ваши люди, люди в империи... мертвы и похоронены. Этот союз не стоит этих жертв и моей жизни, я не могу понять, почему Вы продолжаете защищать их.
Она не смогла выдержать его пристальный взгляд, он напомнил ей о чувстве вины и взаимных обвинений, которые так часто тревожат ее, когда она пытается заснуть. Вместо этого, она уставилась на дым из башни на окраине города. Она медленно заговорила:
— Я защищаю их, потому что я надеюсь, что сохранение нашего союза с ургалами спасет больше жизней, чем будет стоить... Если мы хотим разгромить Гальбаторикса...
Из уст Оррина вырвался возглас недоверия.
— Нет никакой уверенности, — сказала она. — Я знаю. И мы должны учитывать эту возможность. Если мы победим его, то он припадет к нам, чтобы помочь нашей расе оправиться от этого конфликта, и построить новую страну из пепла Империи. И частью этого процесса будет обеспечение того, что через сто лет борьбы, мы, наконец, получим мир. И я не собираюсь свергать Гальбаторикса только, чтобы дать ургалам напасть на нас, когда мы будем слабы.
— Они могут напасть в любом случае. Так было всегда.
— Хорошо, что мы можем сделать? — спросила она раздраженно. — Мы должны попытаться приручить их. Чем сильнее мы привяжем их к своему делу, тем меньше шансов, что они нападут на нас.
— Я скажу Вам что делать, — прорычал он. — Изгнать их. Разорвать наш договор с Гарцвогом и отправить его и его баранов подальше. Если мы выиграем эту войну, то мы можем заключить новый договор с ними, и мы будем в состоянии диктовать любые условия. Или еще лучше — отправьте Эрагона и Сапфиру в Спайн с батальоном мужчин, чтобы уничтожить их раз и навсегда, как всадники должны были сделать много лет назад.
Насуада посмотрела на него с недоверием. — Если я разорву наш договор с ургалами, они, вероятно, будут так злы, что нападут на нас немедленно, и мы не сможем бороться с ними и с Империей одновременно. Если своей мудростью эльфы, драконы и Всадники — все решили мириться с существованием ургалов — хоть они и могли уничтожить их достаточно легко — то мы должны последовать их примеру. Они знали, что было бы неправильно убивать всех ургалов и, поэтому и мы не будем.
— Их мудрость — Ха! Как будто их мудрость помогла им! Замечательно, оставить в живых нескольких ургалов, но практически уничтожить их, чтобы они не посмели преследовать своих убийц в течение сотен лет!
Ярко выраженная боль в его голосе, и напряженные линии лица озадачили Насуаду. Она пристально всматривалась в него, пытаясь определить причину его недовольства. Через несколько секунд, объяснение стало очевидным.
— Кого вы потеряли? — спросила она.
Оррин сжал кулак и медленно опустил его на подоконник, как будто он хотел сделать это со всей силой, но не смел. Он ударил подоконник дважды, прежде чем сказать:
— Друг, с которым я рос в замке Борромео. Я не думаю, что ты когда-либо встречал его. Он был одним из лейтенантов в моей кавалерии.
— Как он умер?
— Как Вы могли бы ожидать. Мы только что прибыли к конюшне у западных ворот, что бы воспользоваться ими для своих нужд, когда один из мужчин выбежал из стойла и проткнул его вилами насквозь. Когда мы загнали его в угол, он продолжал кричать вздор об ургалах, и что он никогда не сдается... Я поразил его своей рукой.
— Я сожалею, — сказала Насуада.
Драгоценные камни в короне Оррина блеснули, когда он кивнул в подтверждение.
— Как бы ни было тяжело, Вы не можете позволить своему горю диктовать свои решения.... Это не легко, я знаю, очень хорошо знаю! Но вы должны казаться сильнее, чем на самом деле, на благо своего народа.
— Казаться сильнее, чем на самом деле, — повторил он с насмешкой.
— Да. С нас спрашивают больше, чем с большинства людей. Поэтому мы должны стремиться быть лучше, чем большинство, если мы хотим показать себя достойными этой ответственности... Ургалы убили моего отца, я это помню, но это не мешает мне ковать союз, который может помочь варденам. Я ничему не позволю мешать мне делать то, что лучше для них и для нашей армии в целом, насколько бы тяжело это ни было... — она подняла руки, еще раз показывая ему шрамы.
— Это Ваш ответ? Вы не будете разрывать союз с ургалами?
— Нет.
Оррин невозмутимо воспринял эту новость, чем удивил ее. Затем он схватил подоконник обеими руками и продолжил изучать город. Его пальцы были украшены четырьмя большими кольцами, одно из которых было с королевской печатью Сурды, высеченной на аметисте: рогатый олень с веточкой омелы между ног, над ним арфа, а под ним высокая, укрепленная башня.
— По крайней мере, — сказала Насуада, — мы не сталкивались солдатами, которые были заколдованы, чтобы не чувствовать боль.
— Ты имеешь ввиду "смеющийся мертвец", — пробормотал Оррин, используя термин, который она знала, был широко распространен среди варденов. — Да, и ни Муртаг, ни Торн не беспокоят меня.
Какое-то время ни один из них не говорил. Тогда она спросила, — Как пошел Ваш эксперимент вчера вечером? Успех был?
— Я слишком устал, чтобы проводить его. Вместо этого я пошел спать.
— Ах.
Немного времени спустя, они оба, по молчаливому соглашению, подошли к столу, придвинутому к одной стене. Горы листов, табличек, и свитков покрывали стол. Насуада осмотрела пугающий пейзаж и вздохнула. Всего лишь получасом ранее, стол был пуст, убранный ее помощниками.
Она сосредоточилась на слишком знакомом самом верхнем отчете, оценке числа заключенных, которых вардены взяли во время осады Белатоны, с именами важных людей, обведенными красными чернилами. Она и Оррин обсуждали числа, когда пришла Фарика, чтобы снять ее бандажи.
— Я не могу придумать выход из этой неразберихе, — признала она.
Мы могли бы набрать охранников среди здешних людей. Тогда нам не придется оставлять наших воинов.
Она подняла отчет. — Возможно, но людей, которым можно доверять, будет трудно найти, и наши маги уже опасно переутомлены …
— Дю Врангр Гата нашли способ разорвать клятву на древнем языке? — Когда она ответила отрицательно, он спросил: — Неужели они не добились никакого прогресса в этом?
— Нет, неизвестно будет ли это вообще возможно. Я даже спросила у эльфов, но они тоже ничего не добились за все эти долгие годы, как и мы за эти последние несколько дней.
— Если мы не решим эту проблему, то в скором времени, это может повлиять на исход этой войны,— заявил Оррин. — Это единственный вопрос, который надо решить побыстрее.
Она потерла виски.
— Я знаю. — Перед отъездом гномов из Фартхен Дура и Тронжхайма, она пыталась предвидеть все проблемы, с которыми вардены могут столкнуться, когда пойдут в наступление. Но те проблемы, с которыми они столкнулись сейчас, поймали ее врасплох.
Проблемы впервые проявились во время битвы на Пылающих равнинах, когда стало очевидно, что все офицеры в армии Гальбаторикса, и большинство простых солдат были вынуждены дать клятву Гальбаториксу на древнем языке. Она и Оррин, быстро поняли, что они никогда не смогут доверять этим людям, пока Гальбаторикс еще существует, и им возможно придется их всех уничтожить. В результате, они не могли позволить людям, которые хотели присоединиться к варденам, воевать против Империи плечом к плечу, так как клятва данная Гальбаториксу может заставить их пойти против них.
Насауда не была слишком озабочена этой ситуацией. По поводу заключенных во время войны она уже приняла решение с королем Оррином, и теперь их пленные шли назад в Сурду, где они станут служить общему делу: строительству дорог, работе на шахтах, созданию каналов, и выполнению других каторжных работ.
Только когда вардены захватили город Фейнстер, она поняла полный размер проблемы. Агенты Гальбаторикса заставили дать клятвы верности не только солдатам Фейнстера, но и дворянам, и многим чиновникам, которые служили ему, они не могли доверять даже случайным жителям города. То, что было им известно, приходилось держать под замком, чтобы правда не подорвала боевой дух варденов. Найти людей, которым они могут доверять, и тех, кто был готов работать на варденов, оказалось намного сложнее, чем Насауде когда-то представлялось.
Из-за всех тех людей, которые нуждаются в контроле, у нее не было другого выбора кроме как оставить в Фейнстере в два раза больше людей, чем она рассчитывала. Более того, такое количество заключенных фактически парализовало город, вынуждая ее отдавать столь необходимую варденам провизию, дабы уберечь население от голода. Они не могли вечно контролировать ситуацию, тем более все довольно сильно осложнялось тем, что они находились уже на территории Белатоны.
— Жаль гномы еще не приехали, — сказал Оррин. — Мы могли бы воспользоваться их помощью.
Насуада согласилась. На данный момент с ними было только несколько сотен гномов. Остальные вернулись в Фархтен Дур, чтобы похоронить царя Хротгара. Насуада проклинала, что соблюдение традиций, по которым вожди кланов должны были избрать нового царя, занимало слишком много времени. Она пыталась убедить гномов назначить регента на время войны, но они были тверды как камень, и настаивали на соблюдении своих вековых обрядов, что означало временный отказ от присоединения к варденам. В любом случае они, наконец, выбрали нового короля, им стал племянник Хротгара — Орик, который сразу выдвинулся со своим войском к варденам. Но даже в данный момент они были где-то к северу от Сурды.
Насуада задавалась вопросом, будут ли они способны вступить в войну. Несмотря на то, что гномы считались более выносливыми, чем люди, все же они большую часть последних двух месяцев шли пешком, что могло измотать даже самых сильных существ. — "Им должно быть надоело видеть один и тот же пейзаж снова и снова." — подумала она.
— У нас уже так много заключенных. И когда мы захватим Драс-Леону... — покачала она головой.
Оррин внезапно оживился: — А что если мы просто обойдем Драс-Леону? — Он перетасовывал бумаги на столе пока не нашел подробную, гномью карту Алагейзии, которую он набросал по административным записям. Разрушенные холмы придали земле необычную топографию: горные вершины на западе Дю Вельденвардена; глубокие горные долины у основания Беорских гор, каньоны и овраги по всей пустыне Хадарак; извилистый горный хребет на северной части Спайна. — Смотрите, — своим средним пальцем он показал путь от Белатоны до столицы Империи города Урубаена. — Если мы пройдем там, то мы не проедем в близости от Драс-Леоны. Будет трудно пройти весь участок сразу, но мы сможем.
Насуаде не нужно было обдумывать его предложение. Она уже рассмотрела эту возможность. — Риск слишком велик. Гальбаторикс все еще может напасть на нас своими солдатами, которых он разместил в Драс-Леоне — которых не мало, если верить нашим шпионам — и нам придется отбивать атаки с двух сторон. Быстрее способа проиграть и бой и войну я не знаю. У нас нет выбора — мы должны захватить Драс-Леону.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав