|
Читайте также: |
Когда они прибыли, он спрыгнул на землю и повел их меж палаток. В лагере было тихо, и все в нем чувствовалось медленным и сонным: от низких, протяжных разговоров воинов до вымпела, который висел неподвижно в раскаленном воздухе. Единственными живыми созданиями, невосприимчивыми к общей апатичности, были тощие, полудикие собаки, которые рыскали по лагерю в поисках выброшенных объедков. У нескольких собак на морде и на боку были царапины, появившееся в результате глупого, но вполне ожидаемого ошибочного мнения, что они могут преследовать и мучить зеленоглазых котов-оборотней как обычных кошек. Когда это произошло, их визг привлек внимание всего лагеря, а люди смеялись, видя как собаки улепетывают от котов-оборотней с поджатыми хвостами.
Осознавая, что он и Сапфира привлекли многие взгляды, Эрагон вздернул подбородок и расправил плечи, и попытался широким решительным шагом передать целеустремлённость и силу. Людям нужно было увидеть, что он все еще полон уверенности, и что он не позволит монотонности их затруднительного положения угнетать его.
"Если бы только Муртаг и Торн улетели", — подумал Эрагон. "Нам понадобилось бы не больше одного дня, чтобы захватить город."
Пока осада Драс-Леоны проходила исключительно без происшествий. Насуда отвергла штурм города, сказав Эрагону:— В последней Вашей встрече, Вам едва удалось победить Муртага — ты забыл, как он ранил тебя в бедро? — и он пообещал, что будет еще сильнее, когда вы встретитесь в следующий раз. Муртаг своеобразен, но я не склонна полагать, что он лжец.
— Сила не все, когда речь идет о борьбе между магами, — сказал Эрагон.
— Нет, но это не маловажно. Кроме того, у него теперь есть поддержка жрецов Хелгринда, из которых часть, я подозреваю, являются магами. Я не допущу, чтоб вы столкнулись с ними и Муртагом в лобовом бою, даже с заклинателями Блёдхгарма с нашей стороны. Пока мы не изобретем ловушку, чтобы заманить Муртага и Торна, или иным образом получить преимущество над ними, мы останемся здесь, и мы не выступим против Драс-Леоны.
Эрагон протестовал, утверждая, что это нецелесообразно тормозить их вторжение, и что если он не сможет победить Муртага, какие надежды она возлагала на победу над Гальбаториксом? Но Насуада оставалась непоколебимой.
Они — вместе с Арьей, Блёдхгармом и всеми магами Дю Врангр Гата — планировали, составляли и искали решения чтобы получить преимущество, о котором говорила Насуада. Но каждая стратегия по их мнению была недостаточна хороша, потому что требовала больше ресурсов и времени, чем было у варденов, или другое, поэтому в конце концов не удалось решить вопрос о том как убить, взять в плен или отогнать Муртага и Торна.
Насуада даже навестила Эльву и спросила у нее, будет ли та использовать свои способности, позволяющие ей чувствовать людскую боль, так же как любые страдания в ближайшем будущем, чтобы победить Муртага или чтобы тайно проникнуть в город. Серебряно-бровая девочка посмеялась над Насуадой и проводила ее насмешками, сказав: — Меня не связывает клятва верности ни с Вами, ни с кем-либо еще, Насуада. Найдите другого ребенка, чтобы выигрывал за Вас битвы. Я этого делать не собираюсь.
Так что вардены ждали.
День неумолимо шел за днем, Эрагон наблюдал растущее у людей угрюмость и недовольство, а Насуада становилась все более и более обеспокоенной. Как узнал вскоре Эрагон, армия была ненасытным голодным зверем, которое может умереть, если не будет получать достаточное количество еды. Когда они маршировали на новую территорию, добывание пропитания для армии не являлось сложным вопросом — они конфисковали продукты питания и другие предметы первой необходимости от людей, которых они победили, и использовали запасы окружающей сельской местности. Как саранча, вардены оставляли оставляли после себя на месте цветущего края голую пустыню.
Как только они перестали двигаться, они вскоре исчерпали запасы провизии, и были вынуждены существовать за счет поставок продуктов из Сурды и нескольких городов захваченных ими. Несмотря на щедрость жителей Сурды, и богатства побежденных городов, регулярных поставок товаров было недостаточно, чтобы поддерживать варденов гораздо дольше.
Хотя Эрагон знал, что воины преданы своему делу, он не сомневался, что, столкнувшись с перспективой медленной, мучительной смерти от голода, которая ничего не даст, и доставить Гальбаториксу удовлетворение над их поражением, большинство мужчин решат сбежать к отдаленном углу Алагейзии, где они смогут прожить всю оставшуюся жизнь в безопасности от Империи.
Этот момент еще не настал, но он быстро приближался.
Эрагон был уверен, именно этот страх за их судьбу не давал спать по ночам Насуаде, и поэтому она появлялась все более и более изможденной каждое утро, с мешками под глазами и грустно улыбающаяся.
Трудности, с которыми они столкнулись в Драс-Леоне порадовали Эрагона тем, что Роран избежал проблем в Эроузе и усилили гордость и восхищение за своего двоюродного брата, захватившего южный город. "Он намного храбрее меня." Эрагон был твердо убежден, что когда Роран вернется — а если все будет хорошо, то это произойдет через несколько дней — то Эрагон обеспечит его охраной, хоть это и не одобрит Насуада.
Он остановился, что бы дать пройти по дороге трем гномам. У гномов не было шлемов или знаков, но он точно знал, что они не принадлежали Дургмист Игнетиум, потому что их заплетённые бороды были украшены бусинами — мода не присуща Игнетиум. Предмет перебранки гномов был тайной для Эрагона — он не смог понять более пары слов этого гортанного языка — но очевидно разговор был очень важный, осуждаемый их громкими голосами, несдержанными жестами, острыми фразами, и их неспособностью заметить ни его, ни Сапфиру, стоящих на дороге.
Эрагон улыбнулся, когда они прошли, он счел их увлеченность разговором забавной, не смотря на очевидную серьезность темы. Армия гномов, возглавленная их новым королем Ориком, ставшая огромным облегчением для варденов, прибыла в Драс-Леону два дня назад. Это и победа Рорана в Эроузе — главные темы для разговоров в лагере. Гномы вдвое увеличили количество союзников варденов и теперь шансы варденов в захвате Урубаена и Гальбаторикса будут увеличены, если найдется благоприятное решение в тупике с Муртагом и Торном.
Пока Эрагон и Сапфира гуляли по лагерю, он заметил Катрину, сидящую снаружи палатки, он вязала одежду для своего будущего ребенка. Она поприветствовала его, подняв руку и крикнув: — Кузен!
Он мягко ответил, поскольку это вошло у него в привычку после свадьбы.
После того как он и Сапфира насладились неторопливым обедом, они удалились к участку мягкой освещенной солнцем травы,рядом с палаткой Эрагона. По приказу Насуады участок всегда оставляли открытым для Сапфиры — предписание которое вардены выполняли с религиозным рвением.
Там Сапфира свернулась калачиком, чтобы подремать на полуденном солнце, а Эрагон достал Домиа абр Вирда из седельных сумок, а потом забрался к ней под левое крыло, чтобы удобно устроиться в частично затененном углублении между изгибом ее шеи и мускулистой передней лапой. Свет, который просвечивал сквозь складки ее крыла и отражался от ее чешуек, окрашивал ее кожу в странный фиолетовый оттенок и покрывал страницы книги сетью сверкающих бликов, что существенно затрудняло чтение тонких, угловатых рун. Но он и не возражал, ведь удовольствие посидеть некоторое время рядом с Сапфирой было несравнимо ни с чем.
Они сидели вместе около часа или двух, до тех пор пока Сапфира не переварила свою еду, а Эрагон не устал от расшифровки запутанных текстов монаха Хесланта. Затем, заскучав, они бродили по лагерю, проверяя защиту и время от времени переговариваясь с часовыми, которые были размещены по периметру.
Около восточного края лагеря, где была расположена большая часть гномов, они столкнулись с гномом который сидел с засученными рукавами рядом с ведром воды. Его руки формировали шар грязи размером с кулак. Под ногами у него была лужа грязи и палки для размешивания.
Зрелище было настолько нелепо, что прошло несколько минут прежде, чем Эрагон понял, что этот гном был Орик.
— Дерундан, Эрагон... Сапфира,— сказал Орик не глядя.
— Дерундан, — поздоровался Эрагон, повторяя традиционное приветствие гномов, и присел на корточки на другой стороне лужи. Он смотрел как Орик продолжал совершенствовать контуры шара, разглаживая его и придавая ему нужную форму с помощью большого пальца его правой руки. Время от времени Орик наклонялся вниз, брал полную ладонь сухой грязи и сыпал ее на желтоватый шар земли, а затем стряхивал излишки.
— Я никогда не думал, что увижу короля гномов сидящего на земле, играя в грязи как ребенок,— сказал Эрагон
Орик раздраженно подул на свои усы. — И я никогда не думал, что дракон и всадник будут глазеть на меня, пока я делаю Эрокнур.
— А что это такое — Эрокнур?
— Сардсвергундзмал.
— Сардвер...? — Эрагон не смог запомнить не то, что выговорить это слово. — И это...?
— То, что представляется ни тем,что есть на самом деле, — Орик поднял шар грязи.
— Как например это. Это камень, сделанный из земли. По крайней мере он будет так выглядеть, когда я закончу.
— Камень из земли... Это магия?
— Нет, это мое собственное мастерство. Ничего больше
Когда Орик не смог объяснить подробнее, Эрагон спросил: — Как это делается?
— Если ты терпелив, ты увидишь. Затем, через некоторое время, Орик смягчился и сказал. — Для начала ты должен найти какую-нибудь грязь.
— Трудная это задача.
Орик кинул на него взгляд из-под густых бровей. — Некоторые виды грязи лучше других. К примеру, из песка ничего не получится. В грязи должны содержаться частицы разного размера, чтобы все соединилось как надо. Кроме того в ней должно содержаться немного глины, как здесь. Но самое важное состоит в том, как я это делаю, — и он провел рукой по полоске голой земли между островками примятой травы, — должно быть в этой грязи много пыли. Видишь? — он поднял руку, показывая Эрагону слой мелкого порошка, оставшегося на его ладони.
— Почему это так важно?
— Ах, — сказал Орик и почесал свой нос, оставляя на нем белые мазки. Он опять начал крутить сферу в руках, поворачивая ее так, чтобы она оставалась симметричной. — Как только найдешь подходящую грязь, намочи ее и смешай как муку с водой, пока она не станет достаточно густой, — он кивком указал на бассейн у его ног. — Из грязи ты лепишь шар, прям как этот, видишь? Затем сжимаешь его как можно сильней, чтобы выжать из него все до последней капли. А потом пытаешься сделать шар идеально круглым. Когда он становится липким, делай как я, посыпь его грязью, чтобы вытянуть изнутри оставшуюся влагу. И продолжай в том же духе, пока шар не станет достаточно сухим, чтобы держать форму, но не настолько сухим, чтобы потрескаться.
— Мой Эрокнур почти готов. Когда я его доделаю, то отнесу к своей палатке и на некоторое время оставлю на солнце. Свет и тепло вытянут еще больше влаги из центра, и тогда я опять полью шар грязью и опять очищу его. После трех-четырех раз, поверхность моего Эрокнура будет прочнее, чем шкура Нагры.
— И все это только для того, чтобы получить шарик из сухой грязи? — озадаченно произнес Эрагон. Сапфира разделяла его мысли.
Орик зачерпнул очередную горсть грязи. — Нет, поскольку на этом все не заканчивается. На следующем этапе необходима пыль. Я беру ее и покрываю ей поверхность Эрокнура, чтобы образовалась тонкая, гладкая оболочка. Потом я оставлю шар в покое и подожду пока влага не просочится на поверхность, потом почищу, потом опять подожду, потом почищу, подожду и так далее.
— И сколько времени это займет?
— Пока пыль больше не будет липнуть к Эрокнуру. Оболочка, которую она формирует, это то, что придает Эрокнуру его красоту. В течение дня, шар будет сверкать на солнце, как будто он сделан из полированного мрамора. Без всякой полировки, без всякой магии — только с помощью своего сердца, головы и рук — ты бы смог сделать камень из обычной земли...хрупкий, не отрицаю, но все же камень.
Несмотря на настойчивость Орика, Эрагону все еще было трудно полагать, что грязь в его ногах могла быть преобразована во то, что описывал Орик, ез использования магии.
"Почему ты занимаешься этим, Орик, король гномов? — спросила Сапфира. — Сейчас, когда ты возглавляешь свой народ, у тебя должна быть куча обязанностей."
Орик проворчал:— Нет ничего, что я должен сделать сейчас. Мои люди готовы к бою, но нет никакой битвы для нас и это плохо. Я не хочу суетиться над ними как курица-наседка, и в то же время я не хочу сидеть один в своей палатке наблюдая за ростом моей бороды...Вот и делаю Эрокнур.
Он замолчал, но Эрагону казалось,что Орика продолжает что-то беспокоить, так что он придержал язык и решил подождать, не скажет ли гном что-нибудь еще. Спустя минуту Орик прочистил горло и произнес: — Раньше я мог спокойно пить и играть в кости с членами своего клана, и то, что я был наследником Хротгара не имело ни малейшего значения. Мы все еще могли смеяться и разговаривать друг с другом, не чувствуя себя при этом неловко. Я ни от кого не просил особого отношения, как никому его и не оказывал. Но сейчас все иначе. Мои друзья не могут взять и забыть, что я их король, а я не могу не обращать внимания на то, как изменялось их отношение ко мне.
— Этого следовало ожидать, — посочувствовал Эрагон Орику, испытывающему то же, что и он сам, с момента становления Всадником.
— Может и так. Но от того, что я понимаю это, мне не легче, — раздраженно проворчал Орик. — Да уж, порой жизнь странная и жестокая штука...Я восхищался Хротгаром как королем, но порой мне казалось, что он слишком близко сходится с теми, с кем имеет дело, не имея на это ни малейшей причины. Теперь я лучше его понимаю, — Орик взял грязевой шар обеими руками и нахмурившись посмотрел на него. — Когда вы встретились с Гримстборитхом Ганнелом в Тарнаге, он не объяснил тебе значение Эрокнура?
— Он никогда не упоминал об этом.
— Что ж, наверное у вас и без этого было о чем поговорить...Однако, как один из членов клана Ингеитум и как посвященный гном, ты должен знать о важности и символичности Эрокнура. Это не просто способ сосредоточиться, скоротать время и смастерить забавный сувенир. Нет. Процесс создания камня из земли — это священный обряд. Этим мы подтверждаем свою веру во власть Хельцвога и отдаем ему дань. К этой задаче нужно подходить целенаправленно и с почтением. Создание Эрокнура, это что-то вроде способа поклонения, и боги неодобрительно смотрят на тех, кто подходит к этому легкомысленно...От камня к плоти, от плоти к земле и от земли снова к плоти. Жизнь продолжается, а мы видим лишь мимолетные итоги.
Только тогда Эрагон смог оценить глубину беспокойства Орика. — Ты должен был взять Хведру с собой, — сказал он. — Она не дала бы тебе стать таким мрачным. Я никогда не видел тебя таким счастливым как с ней в Бреган Холде.
Линии вокруг опущенных глаз Орика стали глубже, когда он улыбнулся. — О, да...но она — Гримсткарвлорс клана Ингеитум и не может оставить свои обязанности только из-за моей прихоти. Кроме того, я бы не смог спокойно спать, если бы она была всего в ста лигах от Муртага и Торна или, что еще хуже, Гальбаторикса с его проклятым черным драконом.
В попытке поднять Орику настроение, Эрагон сказал: —Ты напоминаешь мне одну загадку: Король гномов сидит на земле, делая камень из грязи. Не уверен насчет загадки, может что-то вроде:
— Сильный и крепкий с тринадцатью звездами над головой, Живой камень сидит и превращает мертвую землю в мертвый камень.
— Это не в рифму, но сейчас я все равно не смогу вспомнить правильную версию. Я бы предположил, что над этой загадкой многие бы поломали голову.
— Хммм, — сказал Орик. — Не для гнома. Даже наши дети могли бы ее решить так быстро, как пожелаешь.
"Дракон тоже", — сказала Сапфира.
— Думаю ты прав, — сказал Эрагон.
Затем он спросил Орика обо все, что произошло у гномов, после того, как он и Сапфира покинули Тронжхайм для второго визита в лес эльфов. Он не мог говорить в любое другое время, так как гномы прибыли в Драс-Леону, и он хотел послушать, что произошло с его другом с момента вступления на трон.
Казалось Орик не возражал против объяснения тонкостей политики гномов. Наоборот, пока он говорил, его лицо просветлело и он стал более оживленным. Он потратил почти час на рассказ о разногласиях и маневрировании, которые происходили в гномьих кланах, прежде чем они сформировали армию и выдвинулись на помощь варденам. Кланы были капризны, Эрагон это уже знал, и даже такому королю как Орик было трудно с ними управляться.
— Это походит на попытку пасти стаю гусей, — сказал Орик. — Они всегда пытаются уйти самостоятельно, они производят неприятный шум, и они укусят Вашу руку при первом шансе, который они получат.
Во время рассказа Орика, Эрагон подумывал спросить его о Вермунде. Ему всегда было интересно, что случилось с вождем гномов, который составил заговор против него. Он бы хотел знать, где находятся его враги, особенно такие опасные как Вермунд.
— Он возвратился к себе в Фельдараст, — сказал Орик. — Там, скорее всего, он сидит и пьет, и злится на то как все есть и как оно могло бы быть. Но сейчас его уже никто не слушает. Гномы из Аз Свелдн рак Ангуин горды и упрямы. В большинстве случаев, они бы остались верны Вермунду, в независимости от того, что могли бы сказать или сделать другие кланы, но попытка убить гостя — это непростительное преступление. И вовсе не все из Аз Свелдн рак Ангуин ненавидят тебя так же как Вермунд. Я ни за что не поверю, что они добровольно отрекутся от остатков своего народа только для того, чтобы защитить Гримстборитха, потерявшего остатки чести. Возможно это займет годы, но в конце концов они обернутся против него. Я уже слышал, что многие из клана избегают Вермунда, несмотря на то, что их самих тоже избегают.
— Как думаешь, что с ним будет?
— Он смирится с неизбежным и уйдет в отставку, иначе в один прекрасный день его отравят или воткнут кинжал между ребер. Так или иначе, он больше не угроза для тебя как лидер Аз Свелдн Рак Ангуин.
Они продолжали разговаривать, пока Орик не закончил первые несколько этапов создания своего Эрокнура и не был готов положить его сохнуть на свою палатку. Когда Орик поднялся на ноги и поднял свои ведро и палку, он сказал: — Я очень благодарен тебе за то, что выслушал меня, Эрагон. И ты тоже, Сапфира. Как бы странно это не звучало, но только с вами двумя я могу говорить откровенно. С остальными же..., — он пожал плечами. — Еще чего.
Эрагон тоже встал на ноги:
— Ты наш друг, Орик, будь ты королем гномов или нет. Мы всегда рады поговорить с тобой. И ты знаешь, ты не должен волноваться по поводу того, что говорят другие.
— Да, я знаю это, Эрагон,— Орик покосился на него. — Вы активно участвуете в происходящем в этом мире, но пока еще не улавливаете все те мелкие интриги вокруг вас.
— Меня это не интересует. К тому же, сейчас есть и куда более важные дела.
— Это хорошо. Всадник должен стоять в стороне от всех остальных. В противном случае, как ты можешь судить о вещах самостоятельно? Я никогда не ценил независимость Всадников, но теперь я буду, хотя бы для корыстных целей.
— Я не полностью независим, сказал Эрагон. Я поклялся и тебе и Насуаде.
Орик наклонил голову. — Правда. Но ты не в полной мере часть варденов или Ингиентум, если на то пошло. Как бы то ни было, я рад, что я могу доверять тебе.
Эрагон улыбнулся:
— Как и я.
— В конце концов мы названные братья, не так ли? И братья должны прикрывать спины друг друга.
"Вот, что они должны", — подумал Эрагон, хотя и не сказал это вслух. — Названные братья, — согласился он и хлопнул Орика по плечу.
ПУТЬ ПОЗНАНИЯ
Позже в этот день, когда казалось все менее вероятным, что Империя нападет на Драс-Леону за несколько оставшихся светлых часов, Эрагон и Сапфира отправились на тренировочное поле позади лагеря варденов.
Там Эрагон встретился с Арьей, как он это делал каждый день, начиная с прибытия в город. Он расспросил ее, и она в кратце рассказала, что застряла на утомительной конференции с Нусуадой и Орином еще до рассвета. Затем Эрагон выхватил меч и Арья сделала тоже самое, и они заняли позиции друг против друга. Для разнообразия, они заранее договорились использовать щиты, это было ближе к реальным боевым условиям, и представляло собой долгожданный элемент разнообразия в их поединках.
Они кружили друг с другом короткими, плавными шагами, двигаясь как танцоры по неровной земле, ощупывая путь ногами и никогда не смотря вниз, никогда не отрывая взгляд друг от друга.
Это была любимая часть Эрагона в их боях. Существовало что-то глубоко интимное во взгляде в спокойные, уверенные глаза Арьи, и в ее ответном взгляде на него с той же степенью внимания и силой. Это могло привести в замешательство, но ему доставляло удовольствие ощущение связи, возникшей между ними.
Арья вступила в бой первой, и в следующую секунду Эрагон сгорбился под неестественным углом, ее лезвие было приставлено к левой стороне его шеи. Было болезненно ощущать меч, прижатый к коже. Эрагон оставался неподвижным, пока Арья не прекратила напор и не позволила ему встать на ноги.
— Это было медленно, — сказала она.
— Как тебе удается быть лучше меня? — прорычал он, явно недовольный.
— Потому что, — ответила она, делая ложный выпад к его правому плечу, в результате чего он поднял щит и в страхе отпрыгнул. — У меня более сотни лет практики. Было бы странно, если я была не лучше тебя сейчас, не так ли? Ты должен гордиться тем, что вообще можешь противостоять мне. Мало кто может.
Брисингр засвистел в воздухе, когда Эрагон нанес удар по основанию ее бедра. Раздался громкий звон, когда она предотвратила удар своим щитом. Она ответила ему ловким крученым ударом, который пришелся на его запястье с мечом и вызвал пронизывающие иглы, взбирающиеся по его руке и плечу к основанию черепа.
Поморщившись, он прервал контакт, надеясь на кратковременную передышку. Одной из проблем борьбы с эльфами было то, что из-за их скорости и силы они могли нападать на противника и вступать в бой на расстояниях значительно больших, чем любой человек. Поэтому, чтобы быть в безопасности от Арьи, он был вынужден отойти от нее по крайней мере на сто футов.
Прежде чем он успел увеличить дистанцию между ними, Арья вскочила вслед за ним, сделав два летящих шага, ее волосы развивались позади нее. Эрагон замахнулся на нее, когда она была еще в воздухе, но она увернулась так, что его меч прошел мимо ее тела, так и не достигнув ее. Затем она проскользнула мимо щита под его руку и швырнула щит прочь, оставляя грудь совершенно беззащитной. Настолько быстро, насколько это возможно, она подняла свой меч и приставила его к шее Эрагона, на этот раз прямо под подбородком.
Она держала его в такой позиции, ее большие, широко поставленные глаза были всего в нескольких сантиметрах от него. В ее выражении были свирепость и пристальность, которые он не был уверен как интерперетировать, но это дало ему передышку.
Тени, казалось, порхают по лицу Арьи, она опустила меч и отошла.
Эрагон помассировал горло. — Если ты знаешь так много о фехтовании, — сказал он, — тогда почему бы тебе не научить меня драться лучше?
Ее изумрудные глаза загорелись еще с большей силой. — Я пытаюсь, — ответила она, — однако проблема не здесь. — Она постучала своим мечом по его правой руке. — Проблема здесь, — она постучала мечом по его шлему, звеня металлом об металл. — И я не знаю, как еще научить тебя тому, что ты должен знать, кроме того как снова и снова указывать тебе на твои ошибки, пока ты не прекратишь совершать их.
Она снова прикоснулась мечом к его шлему.
— Даже если это означает, что мне придется избить тебя до синяков, чтобы добиться этого.
То, что она продолжала побеждать его с такой регулярностью, задевало его гордость гораздо больше, чем он сам был готов признаться, даже Сапфире, и это заставляло его сомневаться, сможет ли он одержать победу над Гальбаториксом, над Муртагом, или над любым другим действительно грозным противником, будет ли он полным неудачником в единоборстве с ними без помощи Сапфиры или его магии.
Обойдя Арью, Эрагон отошел от нее примерно на десять ярдов.
— Ну? — сказал он сквозь сжатые зубы. — Давай же. — И он низко присел, приготовившись к к следующей атаке.
Арья сощурила глаза, что придало ее угловатому лицу злое выражение. — Ну хорошо.
Они бросились друг на друга, издавая боевые кличи, и по полю эхом раздавались звуки их яростной схватки. Раунд за раундом они бились, пока не устали, не вспотели и не покрылись пылью, и пока Эрагон не был исполосован болезненными рубцами. И все же они продолжали бросаться друг на друга с мрачным выражением лица, в их борьбе все еще была решимость. Ни один из них не просил прекратить этот жестокий, полный избиений, поединок, и ни один из них не предложил.
Сапфира наблюдала со стороны поля, где она лежала, развалившись на мягкой траве. В основном она держала свои мысли при себе, чтобы не отвлекать Эрагона, но время от времени делала замечания по поводу техники Арьи или его, эти наблюдения были весьма полезны для Эрагона. Так же, он подозревал, что она не раз вмешивалась, чтобы спасти его от опасных ударов, несколько раз ему показалось, что его руки и ноги передвигались быстрее, чем должны были, или даже немного раньше, чем он намеревался перенести их сам. Когда это случилось, он почувствовал легкое щекотание в своей душе, что означало, что это Сапфира вмешалась в часть его сознания.
Наконец он попросил ее остановиться. — "Я должен быть способен сделать это сам, Сапфира", - сказал он. "Ты не можешь помогать мне каждый раз, когда я в этом нуждаюсь".
"Я могу постараться".
"Я знаю. Я тоже чувствую это в тебе. Но это мне нужно взобраться на эту гору, не тебе."
Краешек ее губ вздернулся. "Зачем карабкаться, когда ты можешь взлететь? Ты ничего не добьешься, будучи на своих коротеньких ножках"
"Это не правда, и ты знаешь это. Кроме того, если бы я просто взлетел, это были бы не мои крылья, и я бы ничего не добился этим, разве что, получил бы мелочные острые ощущения от незаслуженной победы."
"Победа есть победа, а мертвые это мертвые, не смотря на то, как это вышло."
"Сапфира..." — сказал он предостерегающе.
"Малыш."
Все же, к его облегчению, она предоставила Эрагона самому себе, хотя продолжала смотреть на него очень внимательно.
Возле Сапфиры вдоль края поля собрались эльфы, которым было поручено охранять ее и Эрагона. Их присутствие было Эрагону неприятно, он не любил чтобы кто-то кроме Арьи и Сапфиры становились свидетелями его неудач, но он знал, что эльфы не согласятся разойтись по палаткам. В любом случае они служили еще одной полезной цели помимо защиты его и Сапфиры: другие войны не бродили по полю и не глазели на Всадника и эльфа, будто на молот и наковальню. Не то чтобы маги Блёдхгарма делали что-то конкретное чтобы отпугнуть зрителей, но само их присутствие было достаточным, чтобы исключить наличие случайных наблюдателей.
Чем дольше он сражался с Арьей, тем более сломленным казался Эрагон. Из всех поединков он выйграл два — еле-еле, неистово, с отчаянными уловками, которые основывались больше на удаче, чем умении, и которые он которые он никогда не будет использовать в реальном поединке, пока он не позаботится о собственной безопасности — но, за исключением тех безрассудных побед, Арья продолжала побеждать его с удручающей легкостью.
В конце концов чаша гнева и обиды Эрагона переполнилась, и рассудительность покинула его. Вдохновленный методами, которые обеспечили ему его незначительные успехи, Эрагон поднял правую руку и приготовился бросить Брисингр в Арью, словно это был боевой топор.
Но в этот момент чужое сознание коснулось сознания Эрагона, сознание, как сразу понял Эрагон, не принадлежало ни Арье, ни Сапфире, ни любому из остальных эльфов, это был явно мужчина, и это был явно дракон. Эрагон уклонился от контакта, стараясь закрыть свои мысли, опасаясь, что это могла быть атака Торна. Но прежде чем он смог это сделать, необъятный голос отразился эхом по теневым закоулкам его сознания, словно звук горы, сдвигающейся под собственным весом.
"Довольно", — сказал Глаэдр.
Эрагон замер и споткнулся на полушаге вперед, поднялся на носочки, чтобы остановить свой бросок Брисингра. Он видел или чувствовал, что Арья, Сапфира, и маги Блёдхгарма реагируют также, удивленно переглядываясь, и он знал, что все они тоже слышали Глаэдра.
Сознание дракона ощущалось также как прежде - старый, непостижимый и раздираемый горем. Но впервые после смерти Оромиса у Гиллида, Глаэдр, казалось, сильно хотел делать что-нибудь кроме того, чем все сильнее проваливаться во всепоглощающее болото своих собственных мук.
"Глаедр-элда!" — Одновременно воскликнули Сапфира и Эрагон.
Дата добавления: 2015-07-10; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав