Псков, 19 февраля 1996 г.

В 95-м, в начале весны, в театре началась работа над спектаклем “Не в силе Бог, но в правде” (драматургическая основа – пьеса М.Варфоломеева "Александр Невский"), в котором мне предстояло сыграть роль архиепископа Новгородского Спиридона. Спектакль ставился под открытым небом – на Вечевой площади Псковского кремля под стенами Троицкого собора. *

Давно я не относился к назначению на роль с таким трепетом. Сам по себе момент, когда актер узнает о распределении, – едва ли не самый интересный в работе над ролью: когда звенит сигнальный колокол, когда пущены часы, сдвигается маятник и – сразу полным ходом начинается самая главная часть работы – подсознательная. И хотя между первым моментом и окончательным результатом всегда пропасть, которую предстоит преодолеть всякий раз новым способом, все последующее соитие с окончательным образом – лишь развитие первого – глаза в глаза – мгновения встречи с ролью.

В случае с архиепископом Спиридоном открылась уникальная возможность попытаться практически соединить два своих главных устремления – в храм и на сцену. С одной стороны предстояло быть предельно достоверным, чтобы не оказаться вне рамок церковно-исторического контекста, с другой – стать органической частью спектакля, как художественного произведения. Ради достоверности церковной, о которой современные авторы если и заботятся, то далеко не в первую очередь, пришлось пойти даже на текстовые коррективы (поддержанные, впрочем, режиссером).

Репетиции шли для меня на одном дыхании, единым осознанным порывом. Пожалуй, никогда я не относился к своей профессии с такой серьезностью и верой в высокое ее предназначение. Вопросов возникало несчетно. Искал ответы в книгах, в летописных сводах, очерках Истории Русской Церкви. Важнейшей оказалась встреча с архимандритом Зиноном-иконописцем, к которому, пользуясь небольшим личным знакомством, явился я со своими вопросами.

Запомнились слова, сказанные им когда-то в одной из бесед об отличии художника светского от церковного:

– У светского художника на первом месте индивидуальность, собственное "я". Чем интереснее индивидуальность – тем интересней людям результаты его трудов. В церковной живописи все наоборот: иконописец должен свести себя на "нет", чтобы в нем было как можно меньше от него самого и как можно больше от Бога, должен стать максимально прозрачным, чтобы не заслонять собой Господа.

Зная, что отец Зинон ориентируется в ХIII веке, как в собственной мастерской, я сильно надеялся, что его рекомендации помогут оживить образ человека, произволением Божиим поставленного семь столетий назад Предстоятелем огромной по тем временам Новгородской епархии, в которую входил и Псков. Постоянные внешние угрозы, княжеские междоусобицы, своенравное, иногда доходящее до самодурства Новгородское вече, - далеко не полный перечень обстоятельств, с которыми приходилось считаться Владыке.

Отец Зинон встретил меня вполне участливо, рассказал о бытовых подробностях, особенностях церковного уклада тех времен, монашеском облачении, архиерейских атрибутах. А главное о том, что тогда, в набиравшем силу русском Православии, составляло основу церковной власти и авторитета архиерея: истовость веры и готовность к самопожертвованию. Стало ясно: вот оно, «зерно» роли, та печка, от которой и надобно пускаться во все актерские поиски образа Владыки Спиридона.

Должен признаться, не меньшее впечатление, чем слова о. Зинона, произвел сам он. Я, кажется, видел перед собой действительно свободного человека, по образу евангельскому: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными" /Ин. 8, 32./, – когда истина превыше любой условности, любой формы общения; когда она – сама себе форма и вольно переливается из одного предмета в другой, открывая его новый, подлинный смысл, не испытывая при этом никаких неловкостей и неудобств, не теряя своего голоса и света. Если человек руководствуется Истиной к служит Ей, пропадает боязнь всяческих табу, исчезает сковывающая забота о приличиях, опаска обидеть собеседника, ибо Истина – если она Истина – никого обидеть не может.

Сказал я о. Зинону и о своих попытках разобраться в проблеме отношений Церкви и театра.

– А вы не разберетесь, у вас ничего не выйдет и ни у кого не выйдет. Этот вопрос, как и многие другие, должен быть решен Церковью соборно, только такое определение можно считать верным, все остальное – частные мнения. Даже мнения святых далеко не всегда совпадают с точкой зрения Церкви. Например, святой Иоанн Кронштадский говорил, что надо благодарить Бога, что родился русским, – что за глупость. Это как у мусульман и иудеев есть молитва, в которой благодарят, что не родился женщиной. На Западе Церковь высказывается соборно по всем вопросам, вызывающим у людей споры, будь то аборты, эфтаназия, театр или что-либо еще. Наша Церковь молчит, хотя вопросов, нуждающихся в общецерковной оценке, набралось множество, как внутрицерковных, так и общественных... Если говорить обо мне, я – монах, театра не знаю и не могу его ни казнить, ни миловать.

Не верить о. Зинону трудно, он случайностей не говорит. Но и ждать решения Поместного Собора для решения собственной участи тоже не годилось. Как бы там ни было, повода бросить свое разбирательство в рассуждениях о. Зинона я не усмотрел. Вопрос поставлен и письмо в дороге.

Дата добавления: 2015-07-12