Точка отсчета

Вик. Яковлев

ЕСТЬ ЛИ БОГ НА СЦЕНЕ?

Опыт заинтересованного исследования*

Не говори: "отчего это прежние дни были лучше нынешних?" – потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом.

Екклесиаст, 7,10.

ТОЧКА ОТСЧЕТА

В московской театральной жизни, годовом ее круговороте есть ни на что не похожая удивительная пора, когда раскрываются двери столичных театральных школ и начинается весенний гон жаждущих посвятить себя и свои едва начавшиеся жизни служению искусству, сцене, артистической игре – высшим с точки зрения театрального абитуриента ценностям. От тура к туру, от "Щепки" к "Щуке", из ГИТИСа во МХАТ!.. В этих юных, ни на что не похожих майских стаях свои принцы крови и фавориты, шуты и философы, даже свои ветераны; здесь соседствуют первозданная робость и почти абсолютная самоуверенность, легко переходящая в наглость. Но всех объединяет готовность к служению идее театра, суть которой – игра и творчество.

– "Любите ли вы театр, как я люблю его, – вопрошал некогда, как глухарь на току, литературный мечтатель. – То есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которым только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного?.."

И кажется, именно к ней, театральной абитуре, обращен сей возвышенный возглас, и взволнованная душа мгновенно откликается:

– Да, я люблю, всеми силами, порывами и т.п.

– "Или, – токует дальше мечтатель, – можно ли не любить театра больше всего на свете"...

– Нельзя, нельзя!.. – Отзывается душа. А мечтатель продолжает:

– "Кроме блага и истины?.."

Но рвущаяся на сцену душа, не ведая подвоха в этом самом "кроме", на все безоговорочно и заранее соглашается, потому что театр, благо и истина слились для нее в одно волнующее триединство.

– "И в самом деле, – подхватывает мечтатель, – не сосредоточиваются ли в нем все чары, все обаяния, все обольщения изящных искусств?.." [1]

Было время, вышел и я на тропу вступительных театральных ристалищ и сполна испил чашу побед и поражений – одиннадцать туров за семь дней! – пока, наконец, фортуна не ударила перстом в грудь и я содрогнулся, услышав: "Этот!" Уж не знаю, родился в этот миг или умер, то ли родился и умер одновременно, знаю только, что и в голову тогда не приходило задаться вопросом: а богоугодно ли дело, коему вознамерился посвятить свою молодую жизнь? И приблизились в сей великий момент те самые Благо и Истина или же, отвернувшись от них, я делаю первый шаг в противоположную сторону? Пришел срок и вопрос этот, едва шевельнувшись на периферии сознания, поднял голову и потребовал недвусмысленного ответа: да или нет? Богоугодное ли дело – театр? Необходим был верный ответ и, в зависимости от него, соответствующий поступок.

Неисповедимы пути, которыми ведет к Себе человека Господь, и необъяснима воля Его, когда открывается Он внутреннему взору. Будучи верующим и вполне вошедшим в церковную жизнь, вглядываясь в начало приведшей в храм дороги, в события жизни – внешней и внутренней, – пытаюсь разглядеть, которые из них стали причиной обращения ко Христу и сопричастию Церкви Его. Путь этот сокровенен и для каждого свой, пытающийся рассказать его, потерпит неудачу хотя бы потому, что придется говорить о вещах, понятных и открытых только ему одному, ибо у каждого своя с Богом тайна. И еще потому, что последнее слово здесь все-таки за Господом и вера есть Его, Божий, дар тому, кто решился верить. Но и тогда, в самом начале, и теперь мне представляется, что если честно отвечать на прямо поставленные вопросы, приход к вере неизбежен. Направление же движения можно обозначить так: найди силу, создавшую тебя, и служи ей.

Для людей не церковных жизнь верующих есть способ решения проблем путем ухода от проблем. "Хорошо вам в церкви, – говорила мне одна актриса, – погрешил – покаялся, погрешил – покаялся..." На самом деле жизнь христианина есть обращение от проблем второстепенных к первостепенным, и одной из них, едва ли не самой важной, стала для меня проблема взаимоотношений Церкви и театра.

Я решил не отступать, пока не докопаюсь до истины, поставив себе условие: если пойму, что невозможно служить Богу, служа в театре, что Благо и Истина и впрямь несовместимы с театральной игрой и дышать воздухом кулис – все равно, что пить из копытца, – прочь от сцены, от воздуха, от духа ее, от всех обольщений, посулов и обмана – прочь сразу, не мешкая и – помня жену Лотову! – без оглядки.

Так началось мое исследование. И, как это часто бывает, стоило задеть тему за живое, как она обрушилась потоком неразрешимых вопросов, разноголосицей мнений; фактов, ловких доказательств и разрушительных опровержений. Стало ясно, что логическим сопоставлением точек зрения здесь не обойтись, что простые сокращения в числителе и знаменателе не годятся, что ответ с любым знаком не может быть окончательным и что, возможно, придется принять за ответ даже отсутствие такового. Но в любом случае путь должен быть пройден: возложивши руку на плуг, смотри вперед.

Прежде всего, били с ног, сводя все аргументы на "нет", высказывания о театре отцов Церкви, делающие невозможной любую дискуссию, – одно уничижительнее другого:

"Итак, нам должно уничтожить театр? О, если бы это было возможно! Впрочем, я не требую этого. Сделайте то, чтобы он и существуя, как бы и не существовал, это доставит вам большую похвалу, нежели разрушение его... Говорят, что варвары, услышав об этих беззаконных зрелищах и непристойных удовольствиях, произнесли весьма мудрое изречение, сказав: римляне выдумали эти удовольствия потому, что не имели жен и детей". [2]

Дата добавления: 2015-07-12