Смерть живого существа

Еще один ведический принцип, хорошо известный из жизни Толстого — вегетарианство. Проповедь вегетарианства — отдельная тема, но и в работах Толстого, не посвященных напрямую отказу от мясоедения, встречается тема вегетарианства. В «Войне и мире» князь Андрей с сарказом говорит о чувствительности барыни, «с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом»(3-2,с.208). В «Воскресении» появляется политический заключенный Симонсон «в гуттаперчевой куртке и резиновых калошах, укрепленных сверх шерстяных чулок бечевками (он был вегетарианец и не употреблял шкур убитых животных)» (2-13,с.376). Каждое существо имеет право на жизнь, и не следует поступать с другими так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой: «Ему ясно стало, что он нисколько не русский дворянин, член московского общества, друг и родня того-то и того-то, а просто такой же комар, или такой же фазан или олень, как те, которые живут теперь вокруг него»(Казаки/2-3,с.227).

Все живые существа рождаются, некоторое время живут, а затем умирают, но только человеческая форма жизни предоставляет возможность осознать неизбежность смерти и осмыслить свое отношение к ней: «Я живу, жил, я должен жить, и вдруг смерть, уничтожение всего. Зачем же жизнь?» (Записки {374} сумасшедшего/2-12,с.50).

Можно стараться отогнать мысли о смерти, но это лишь откладывает решение проблемы. Пьер Безухов, которого засосала светская жизнь, с недоумением по нескольку раз в день спрашивал себя: «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?..» Только под влиянием вина он говорил себе: `Это ничего. Это я распутаю — вот у меня готово объяснение. Но теперь некогда, — я после обдумаю все это!’ Но это ПОСЛЕ никогда не приходило… Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того, чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. `Нет ни ничтожного, ни важного, все равно; только бы спастись от нее, как умею! — думал Пьер. — Только бы не видеть ЕЕ, эту страшную ЕЕ’»(3-1,с.633).

Страшась смерти, люди пытаются отрицать тот очевидный факт, что через ее врата придется пройти всем [В мае 1886 г. Толстой писал Л.Е.Оболенскому: "Мой брат смеясь говорит мне, прочтя одну критику на Ивана Ильича: "Тебя хвалят за то, что ты открыл то, что люди умирают"(1-63,с.357)].: «Петр Иванович успокоился и стал расспрашивать подробности о кончине Ивана Ильича, как будто смерть была такое приключение, которое свойственно только Ивану Ильичу, но совсем не свойственно ему»(2-12,с.60). В глубине души каждый чувствует свое бессмертие и не верит в прекращение личного существования.

Герои Толстого часто задают вопросы: «Что же будет, когда меня не будет?»(Божеское и человеческое/2-14,с.262); «Так где же я буду, когда меня не будет?»(Смерть Ивана Ильича/2-12,с.85). Приговоренный к повешению революционер Светлогуб «все не верил, что должен умереть. Несколько раз он, опять задавая себе вопрос, не спит ли он, тщетно старался проснуться. И эта мысль навела его на другую: о том, что и вся жизнь в этом мире, не есть ли сон, пробуждение от которого будет смерть. А если это так, то сознание жизни в этом мире, не есть ли только пробуждение от сна предшествующей жизни, подробности завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его»(3-2,с.451).

Мысль о смерти, как о переходе в иную форму существования, как о возможности выхода из самсары придает жизни совершенно иную перспективу и направленность. В неоконченных «Посмертных записках старца Федора Кузмича» мы встречаем следующие рассуждения: «Прежде много раз думал, что человек не может не желать… Вся жизнь в этом. И мне пришло в голову, что если вся жизнь в зарождении желаний и радость жизни в исполнении их, то нет ли такого желания, которое свойственно бы было человеку, всякому человеку, всегда, и всегда исполнялось бы им, скорее, приближалось бы к исполнению? И мне ясно стало, что это было бы так для человека, который желал бы смерти. Вся жизнь его была бы приближением к исполнению этого желания; и желание это наверное исполнилось бы… Желание не в смерти, не в самой смерти, а в том движении жизни, которое ведет к смерти. Движение это есть освобождение от страстей и соблазнов того духовного начала, которое живет в каждом человеке. Я чувствую это теперь, освободившись от большей части того, что скрывало от меня сущность моей души, ее единство с Богом, скрывало от меня Бога… Если бы я поставил своим высшим благом… освобождение от страстей, приближение к Богу, то все, что придвигало бы меня к смерти: старость, болезни, было бы исполнением моего единого и главного желания»(17,с.160).

Дата добавления: 2015-10-21