Любовь», семья и Любовь

Тема семьи для Толстого, выросшего без материнской заботы, имела огромное значение. Толстого удивляло, что большинство романов кончается женитьбой героев, а вся остальная жизнь остается вне поля зрения писателей.

Свои мечты о семье молодой Толстой выразил в романе «Семейное счастье». Но почти сразу же после публикации первой части произведения, он пишет родственнице А.А.Толстой: «Как я приехал в деревню и перечел,.. оказалась такая постыдная гадость, что я не могу опомниться от сраму»(2-18,с.527). [1-60,с.295]

Такая же оценка в письме В.П.Боткину от 3 мая 1859: «Это мерзкое сочинение»(2-18,с.527). И все же в «Войне и мире» писатель вернулся к теме семейного счастья (Пьер Безухов и Наташа, Николай Ростов и княжна Марья). И в «Анне Карениной» наряду с темой неотвратимости наказания за супружескую измену (об этом говорит взятое эпиграфом библейское изречение «Мне отомщение, и Аз воздам»), Толстой пытается показать семью Константина Левина и Кити как оплот мира и счастья: «Его понятия о женитьбе не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которого зависело все ее счастье»(2-8,с.109). Но «счастливый семьянин, здоровый человек, Левин был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься на нем, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться»(2-9,с.386). Причины мрачного душевного состояния Левина станут нам ясны, когда мы обратимся к почти дословно повторяющим вышеприведенный отрывок строкам «Исповеди» Толстого, а пока отметим, что в 1883 году на вопрос Г.Л.Русанова «когда Вы писали `Анну Каренину’, вы уже перешли к нынешним воззрениям?» писатель ответил: «Нет еще»(24,с.33).

26 января 1891 года Толстой сделал в дневнике запись: «Первые, прежние мои романы были бессознательное творчество. С «Анны Карениной», кажется, больше 10 лет, я расчленял, разделял, анализировал; теперь я знаю, что могу все смешать опять и работать в этом смешанном»(6,с.519). А в 1889 он писал Н.Н.Страхову о «Крейцеровой сонате»: «Знаю верно, что то, что там написано, не то что небесполезно, а наверное очень полезно людям»(6,с.430).

Вслед за Пушкиным, отмечавшим, что «порок любезен в романе», Толстой в трактате «Что такое искусство?» констатирует: «Прелюбодеяние есть не только любимая, но и единственная тема всех романов». Если в своих «бессознательных романах» писатель, не боясь прослыть старомодным, отстаивал идеал супружеской верности, то в «Крейцеровой сонате» он идет дальше: считая ненормальным положение когда «женщины — это винт, на котором все вертится» (Анна Каренина/2-8,с.50), выдвигает идеал воздержания от брака. В «Смерти Ивана Ильича» Толстой отметил, что «супружеская жизнь, представляя некоторые удобства в жизни, в сущности есть очень сложное и тяжелое дело»(2-12,с.68). В «Крейцеровой сонате» Толстой обличает похоть, на которой основана совместная жизнь мужчины и женщины («есть два совершенно чуждые друг другу эгоиста, желающие получить себе как можно больше удовольствия один через другого»(2-12,с.149)), тогда как истинные браки «существовали и существуют у тех людей, которые в браке видят нечто таинственное, таинство, которое обязывает перед Богом»(2-12,с.131). В целом «Крейцерову сонату» можно рассматривать как прекрасную иллюстрацию стихов 2.62-63 и 3.36-37 Бхагавад-гиты. В Гите слово «вожделение» почти всегда встречается в сочетании со словом «гнев» (кама-кродха). Познышев замечает: «Периоды злобы возникали во мне совершенно правильно и равномерно, соответственно периодам того, что мы называли любовью. Период любви — период злобы; энергический период любви — длинный период злобы, более слабое проявление любви — короткий период злобы. Тогда мы не понимали, что эта любовь и злоба были то же самое животное чувство, только с разных концов»(2-12,с.162).

Еще в одном из ранних своих произведений Толстой заявил: «Любовь, самоотвержение — вот одно истинное, независимое от случая счастие!» (Утро помещика/2-2,с.366). А вот тоже любовь, — Оленина к Марьянке в «Казаках» — но какой контраст: «Самоотвержение — это все вздор, дичь… Жить для других, делать добро! Зачем? когда в душе моей одна любовь к себе и одно желание — любить ее и жить с нею».

Дело в том что русским словом «любовь» обозначаются совершенно разные понятия: вожделение, то, что Веды называют «кама «, причем оно имеет как грубую (греческое «эрос»), так и утонченную формы (греч. «филео»), и божественную любовь — «према-бхакти» (греч. «агапе»). В последнем своем романе «Воскресение» Толстой, по его словам, «хотел изобразить несколько родов любви: возвышенную, плотскую и любовь еще высшего сорта, облагораживающую человека; в ней-то — в этой последней любви — и есть воскресение»(14,с.143). Любовь к Богу изначально присуща душе, но в материальном мире она извращенно проявляется в виде похоти. «Первая ступень, — говорит Толстой — удовлетворение похоти. Но ведь похоть такова, что чем больше удовлетворяешь, тем больше она развивается, и тем меньше представляется возможности удовлетворить ее. Вторая ступень — слава: в стремлении к ней похоть отступает на задний план, удовлетворяется попутно. Наконец, третья ступень — это сознание исполненного долга, то есть то, что я называю служением Богу и исполнением его воли. Третья ступень – высшая ступень; тогда уже стремление к удовлетворению жажды славы отступает на задний план перед исполнением своего долга. В самом деле, не для того же я родился на свет, чтоб меня хвалили. Возвышение до сознания исполнения воли Бога — вот истинное удовлетворение»(14,с.147).

Толстой развенчивает романтическое отношение к вожделению, как к предмету, достойному поэзии: «Отвратительна животность зверя в человеке, но когда она в чистом виде, ты с высоты своей духовной жизни видишь и презираешь ее, пал ли, или устоял, ты остаешься тем, чем был; но когда это животное скрывается под мнимо эстетической, поэтической оболочкой и требует перед собой поклонения, тогда, обоготворяя животное, ты весь уходишь в него, не различая уже хорошего от дурного» (Воскресение/2-13,с.312).

Бхагавад-гита называет вожделение «греховным всепожирающим врагом» людей. Для разумного человека естественно желание не подвергать себя ненужной опасности: «И прежде мне всегда бывало неловко, жутко, когда я видал разряженную даму в бальном платье, но теперь мне прямо страшно, я прямо вижу нечто опасное для людей и противозаконное, и хочется крикнуть полицейского, звать защиту против опасности, потребовать того, чтобы убрали, устранили опасный предмет… Отчего азартная игра запрещена, а женщины в проституточных, вызывающих чувственность нарядах не запрещены? Они опаснее в тысячу раз!»(Крейцерова соната/2-12,с.143)

Если человек не способен полностью совладать с вожделением, он должен вступить в брак, который, однако, не является разрешением на безудержное удовлетворение похоти («если человек еще думал о воздержании, будучи холостым, то женившись, всякий считает, что теперь воздержание уже не нужно»(2-12,с.148)). Толстой говорил о ведическом идеале, согласно которому половая жизнь супругами должна вестись только для рождения детей.

Дата добавления: 2015-10-21